– Все для моей первой клиентки! – весело заявил он. – Значит, договорились. Купим кольцо, отправим уведомление в газеты и оповестим членов семьи. И пусть Рыжий обкусает себе все ногти, а Роберту придется оставить попытки побыть сводней. Так мы выйдем, по крайней мере, из одного неловкого положения. А когда настанет время, ты сможешь променять меня на другого мужчину, или же мы вдрызг рассоримся с тобой по поводу, например, балета, что станет самым утонченным предметом для крупной размолвки. А пока твердо держись своей истории. Это очень важно.
Фрэнсис спросила после паузы:
– А вы никого не сделаете несчастной своим поступком? Какую-то другую женщину?
– Я? Разумеется, нет! Я свободен, ни с кем не связан, никем не любим. – Дэвид рассмеялся. – Ты единственная, кому я оказываю великую честь, доверяя свою вольную жизнь. Надеюсь, ты понимаешь и ценишь это! Я ни разу не был помолвлен. Старый холостяк может вести себя ужасающе грубо и всегда бежит из-под венца в самый последний момент. Ни одному объекту моего восхищения так и не удалось подцепить меня на крючок.
– Почему? Всегда причиной являлись деньги?
Он нахмурился.
– Что? А, да, деньги. Хотя и многое другое тоже. Пойдем! К твоим глазам очень подойдет кольцо с аквамарином.
Выйдя на улицу, оба уже весело смеялись. Разыгравшийся ветер задувал в рукава и бросал им в лица казавшиеся теплыми и мягкими капли дождя, словно отчаянно стремясь привлечь к себе их внимание. Позднее оба вспоминали об этом. Когда на ум приходил каждый эпизод того судьбоносного дня, мотив порывистого ветра неизменно звучал тревожным сигналом, но в тот момент Фрэнсис и Филд оставались глухи к нему и шли предначертанным провидением путем, ни о чем не подозревая.
Глава 4
– Где они сейчас? В зимнем саду? Фрэнсис, как ты могла сделать нечто подобное? Как только осмелилась?
Филлида Мадригал лежала на кушетке среди кружевных подушек и рыдала, глядя на огонь в камине.
– Для меня это стресс. Невыносимый стресс, – шептала она. – Самый слабый звук доставляет мне приступ боли по всему телу. Мало мне пришлось испытать унижения от невероятной сцены с Габриэллой, так и тебе нужно было ворваться в дом, чтобы устроить еще одну с Робертом и Дэвидом Филдом!
Фрэнсис стояла перед камином, в комнате со стенами, обшитыми белыми панелями. «Насколько типично для Филлиды вести себя так после ссоры, не имевшей к ней никакого отношения», – подумала она.
– Я понятия не имела, что бабушка приехала сюда, не говоря уже о том, что она до сих пор здесь, – сказала Фрэнсис, вращая на пальце новое кольцо. – Мне и в голову не приходило ожидать приезда Габриэллы, которая к тому же устроит ссору с Робертом. Она уже совсем одряхлела и вряд ли поняла хоть что-то из того, о чем я с ней говорила сегодня днем.
– Она все прекрасно поняла! – От злости Филлида Мадригал забыла про слезы. – До сих пор сильна, как лошадь, и упряма, как ослица. Боже, до чего же мне хотелось бы обладать ее силой! Стоило ей войти сюда, держась за руку старой Доротеи, как она словно завладела всем домом. Роберт выжил из ума, нагрубив ей. Чистейшее тупоумие с его стороны. Я стояла там, и сердце вырывалось из груди, а это значит, что завтра слягу. Габриэлла выслушала его, позволила выплеснуть свою злобу, говорить с собой в самых непростительных выражениях, а потом спокойно села и велела Доротее подготовить для нее спальню Мейрика. Ясное дело, это вызвало протест у Роберта. Я и сама возмутилась. Какое она имеет право ночевать там? Разве разумно так поступать? Но Габриэлла даже в споры вступать не пожелала. Заявила, что та комната принадлежала ей целых тридцать лет, а потому именно в ней она ляжет сегодня спать. Нам сказать-то было нечего. Я думала, Роберта удар хватит. Наконец Доротея проводила ее наверх. На Роберта Габриэлла вообще никак не реагировала. Просто смотрела сквозь него. Зато хорошо слышала его слова. Она опасна, Фрэнсис. Жесткая, эгоистичная, гордая старуха. И она в нашем доме. Это твоя вина. А сейчас тебе не кажется, что ты должна спуститься вниз?
Филлида села на кровати. Мягкое освещение щадило ее внешность, сглаживая капризные морщины в уголках рта, делая темнее тени под глазами, отливая цветом меди в ее гладко зачесанных волосах.
– Спускайся вниз к тем двоим, Фрэнсис!
– Зачем? Роберт дал понять, что хочет поговорить с Дэвидом наедине. И он выразился недвусмысленно.
Филлида встала и прошлась по комнате, ее кружевная накидка волочилась за ней по темному ковру.
– Фрэнсис, – внезапно произнесла она с такой мощью в голосе, что та вздрогнула. – Тебе никогда не казалось, что Роберт сошел с ума?
Вопрос прозвучал ошеломляюще, поскольку исходил от Филлиды и касался душевного здоровья кого-то, помимо ее самой. А в темноте спальни с тускло мерцавшими в камине углями и с завывавшим за стенами дома ветром его прямота холодом ударила Фрэнсис в грудь.
– Что заставляет тебя об этом спрашивать?
– Ничего конкретного. Я изнервничалась. Больна. Напугана. Ненавижу этот невыносимый дом. Я ведь замужем за Робертом два года, Фрэнсис. Он всегда отличался странным и сложным характером, а в последнее время все стало еще хуже. Он следит за мной, за тобой. Не разговаривает ни с кем, кроме Лукара. И вбил себе в голову, будто ты должна выйти замуж за Лукара.
– В таком случае, дорогая, боюсь, его ждет разочарование.
Филлида хранила молчание несколько минут, а когда наконец открыла рот, ее фраза оказалась совершенно неожиданной:
– Ты знала, что Дэвид Филд однажды вдрызг разругался с Габриэллой из-за меня? Разумеется, это случилось несколько лет назад, задолго до того, как он стал знаменитым. – Она рассмеялась и продолжила: – Ах, и зачем только я вышла замуж за Роберта? Почему, как ты думаешь, из них всех я предпочла Роберта? Я была втайне от всех обручена с Долли Годольфином, когда они отправились в ту свою мерзкую экспедицию. Вскоре бедняга Долли пропал, а мне с моим разбитым сердцем подвернулся под руку Роберт. Я тогда буквально рехнулась. Фрэнсис, выбирай будущего мужа с большой осторожностью!
Филлида вернулась на кушетку, повалившись на нее всем телом, и начала плакать так тихо, что Фрэнсис не слышала ни звука. Она смотрела на угли в камине. Значит, это Филда Габриэлла назвала охотником за приданым, вызвав в нем дьявольские чувства и намерения. Очень похоже на него – не поделиться такой важной подробностью.
Течение ее мыслей нарушил сдавленный голос Филлиды с тем же настойчивым требованием:
– Ради бога, спустись к ним! Что они делают там одни так долго? Оба обладают необузданными темпераментами. Спустись и проверь.
– Да, наверно, так будет лучше, – отозвалась Фрэнсис, тяжело вздохнув.
За дверью она столкнулась с Доротеей, престарелой горничной Габриэллы. Низкорослая толстушка побледнела от волнения и поспешила ухватиться за руку Фрэнсис.
– Ничего не могу с ней поделать, – сказала она тем больничным шепотом, каким неизменно пользовалась, если приходилось разговаривать о хозяйке. – Не хочет лечь в постель и принять капли. Сидит в кресле, разглядывает комнату и все вспоминает покойного хозяина и мистера Мейрика. Он не должен был говорить ей такое. Она не потерпела бы этого от ровни себе, а от него и подавно. Она гневается, вот в чем дело. Я видела ее такой рассерженной всего два раза в жизни. Сначала, когда первая жена мистера Мейрика, мать Филлиды, сбежала и бросила его, а потом был еще случай. Она крепко поругалась с одним молодым человеком, явившимся к нам в дом. Она в гневе тоже очень стара и мрачна. Я даже подумала, не послать ли за доктором.
– Не вижу, чем доктор мог бы ей помочь, – возразила Фрэнсис. – Боюсь, во всем виновата я, Доротея. Мне жаль.
Пожилая служанка посмотрела на нее оценивающе, с тем здравомыслием во взоре, которое свойственно людям ее круга.
– Что верно, то верно, ничего хорошего из этого не получилось, мисс, – заметила она. – Я немного подожду, а потом снова проведаю ее. Скоро спущусь вниз за горячим молоком. Может, она хоть выпьет его и ляжет спать. Очень уж он расстроил ее. Кто-то должен сделать ему выговор, вправить мозги. Он мог просто убить ее. Меня бесят такие нервные мужчины. Что-то в этом доме пошло вкривь и вкось. Уж я-то это поняла, не знаю, как вы. Нечто плохое творится.
Доротея поковыляла дальше по коридору – коренастая старуха, которой помешали выполнять привычные обязанности, что вызвало у нее недовольство. Фрэнсис начала спускаться по лестнице. Дом погрузился в тишину и в темноту.
Зимний сад располагался в самом конце коридора, где рядом находились две двери: одна непосредственно в сад, а вторая – на площадку железной лестницы, которая вела на вымощенный брусчаткой двор. Единственный кусочек пышного розария восемнадцатого века, оставленный наступавшим со всех сторон Лондоном.
При входе в коридор Фрэнсис в нерешительности остановилась. К ней поспешно приближался какой-то мужчина. К своему удивлению, она узнала Лукара. Ее так поразило присутствие этого человека в доме в столь поздний час, что она замерла, пока он не подошел к ней вплотную. Фрэнсис сразу заметила происшедшую в нем перемену. Его трясло от ярости, лицо покраснело, и белые пятна проступали на нем лишь там, где напряженно натянувшиеся лицевые мышцы разогнали кровь. Но при этом он улыбался. Лукар ничего не говорил, просто стоял и смотрел на Фрэнсис. Тогда она попыталась пройти мимо, пробормотав какую-то ничего не значащую фразу. Однако он резко вытянул руку, ухватил ее за локоть и заставил снова развернуться к себе. Фрэнсис удивила та сила, которую он вложил в это действие. Ей всегда представлялось, что если этот человек мал ростом, то и физически слаб, но хватка Лукара оказалась на редкость мощной, парализующей, заставившей ее потерять равновесие и покачнуться. Лукар приподнял ее руку и разглядел на ней кольцо. Он оттолкнул Фрэнсис от себя и быстро удалился в темноту портика при входе в дом.
Девушка пыталась успокоиться, с огорчением отметив, что вся дрожит. Придя в себя, она пошла дальше по коридору, хотя и ощущая слабость в коленях. Перед дверью зимнего сада она остановилась. Внутри царила зловещая тишина. Фрэнсис хотела войти, но передумала. Отругав себя за нерешительность, повернулась к другой двери и вышла на металлическую лестницу. Двор внизу напоминал темный колодец. Здесь ветер, весь день свободно гулявший по улицам города, словно угодил в тюрьму и метался, напоминая живое существо, пытающееся вырваться из застенка. Ветер раздувал юбку Фрэнсис, заставлял волосы падать на глаза, поймав ее в самый центр вихря.
Она неслышно спустилась по лестнице и сделала пару шагов по камням бывшего сада. Смутные очертания предметов окружали ее, чуть заметные при скудном свете луны, пробивавшемся сюда сквозь пелену стремительно мчавшихся по небу облаков. Контейнер с одной из покупок Мейрика, прибывший из Китая, стоял позади Фрэнсис, напоминая в темноте пушечный лафет, а еще дальше располагался небольшой сарай, где хранились доски для изготовления ящиков для нужд галереи. Она посмотрела вверх на громаду дома. Все окна, кроме одного, были погружены во тьму. Портьеры в зимнем саду оставались раздвинутыми, и Фрэнсис заметила Дэвида. Он стоял позади стола, опершись на него и глядя вниз. Вся сцена носила почти нереальный характер, точно происходила на театральных подмостках. Он ничего не говорил, но, вероятно, мог кого-то слушать или просто смотреть на стол ничего не видящим взором.
Именно необычная пустота в выражении его глаз сразу испугала девушку, настолько несвойственной она казалась. Обычной вальяжной улыбки Дэвида будто никогда не существовало, взгляд был жестким. Мгновения тянулись невыносимо долго, и когда Фрэнсис уже набралась храбрости, чтобы войти в комнату, раздался звук. Едва слышное шевеление, тихое шуршание, к которому ветер не мог иметь никакого отношения, донеслось у нее из-за спины. Узкая полоса света из окна пересекала двор и падала на дверь сарая, разрезая ее пополам и освещая засов. Фрэнсис резко повернулась и могла бы поклясться, что заметила, как дверная ручка повернулась, а дверь с легким скрипом закрылась.
Неожиданно ее охватил ужас, и девушка побежала вверх по железным ступеням. Миновала коридор, пересекла вестибюль, поднялась по главной лестнице дома и не замедляла шага, пока не оказалась на верхней площадке, а потом в своей комнате. Она все еще сидела на краю стула рядом с туалетным столиком, стараясь успокоиться и прогнать страх, заставивший ее почти обезуметь, когда Дэвид постучал и просунул голову в дверь.
– Слава богу, я не ошибся комнатой, – сказал он, подходя к Фрэнсис. – Что ж, дорогая моя, мы по-прежнему помолвлены.
Эти слова должны были приободрить ее, но произнес он их с такой необычайной резкостью, что она вздрогнула.
– В чем дело? Что произошло?
– Ничего, – Дэвид слишком поторопился с ответом, а потому рассмеялся, чтобы скрыть неловкость. – Мне просто захотелось увидеться с тобой перед уходом и сообщить, что все в порядке, вопреки невыносимым манерам Роберта. Между прочим, он собрался на прогулку. Не самая плохая идея. Ночной воздух немного охладит его темперамент.
– Что он сказал?
Дэвид старался не встречаться взглядом с Фрэнсис и смотрел куда-то поверх ее головы, на слегка покачивавшиеся портьеры.
– Примерно то, что ты ожидала бы услышать от него, – наконец ответил он. – Забудь обо всем. Главное – мы обручены. Спокойной ночи.
Она подумала, что Дэвид сейчас поцелует ее, но он лишь прикоснулся к ее руке и вышел, закрыв за собой дверь. Поддавшись внезапному импульсу, Фрэнсис последовала за ним на верхнюю лестничную площадку. В почти полной темноте и тишине она осторожно пробралась вперед и перегнулась через перила балюстрады. Холл внизу представлялся отсюда черной ямой, а потому звук закрывшейся входной двери заставил ее вздрогнуть. Она подождала, но так и не увидела ни проблеска света, не услышала нового хлопка двери, как если бы наружу выходил слуга, и решила, что из дома в тот момент вышел именно Дэвид.
