Тайна жаворонка
– Доброе утро, Лекси. И Дейзи – вы только гляньте на эти розовые щёчки! Какие вы молодцы, что дышите свежим воздухом. Детишкам куда лучше тут, чем в городе, да, Дейзи? Я как раз хотела сходить за молоком, так что составлю вам компанию. Сейчас, подождите, только сумочку возьму.
Я тихо вздыхаю, понимая, что путь будет долгим, потому что ей нужно задать мне множество вопросов обо всём на свете, от состояния домика смотрителя до того, где отец Дейзи (у Бриди Макдональд нет ни малейшего представления о личных границах). Я понимаю и то, что эта пытка будет то и дело прерываться, потому что, стоит ей встретить ещё кого-нибудь, начнется долгий обмен местными новостями. Вы слышали, Марджори на следующей неделе оперируют? Да ужас, как затянули. И как назло, в Пулу дорогу чинят. Будут пробки, так что, если туда собрались, рассчитайте время как следует. Неужто Йен спустил лодку на воду? И сегодня уже уплыл? За гребешками, нет? Скажите, если наловит, я возьму штучек шесть. Вы же знаете Лекси Гордон, верно? Да, она вернулась домой – наконец-то на своём месте. А это малютка Дейзи – ну разве она не прелесть?
В том, как Бриди всё это говорит, есть что-то собственническое. Я чувствую, как слегка ощетиниваюсь, и напоминаю себе, что она была одной из самых старых маминых подруг, душой компании. Это нормально, и она ничего плохого не имеет в виду. Но всё же, несмотря на мою ответную улыбку, я внутренне отгораживаюсь стеной, за которую никому нет хода.
Мы идем дальше по дороге, ведущей к заливу.
– Так что, Лекси, скоро к вам приедет папа Дейзи?
– Нет, – отвечаю я. – У него в Лондоне много работы.
Уж хоть это я могу сказать честно.
– Ох, как жалко. Вы, конечно, без него скучаете.
Её взгляд вновь притягивают пальцы моей левой руки, на которых нет ни одного кольца, ни помолвочного, ни обручального. Я решаю прояснить ситуацию. По крайней мере, так я положу конец расспросам Бриди.
– Если честно, мы больше не вместе. Оказалось, что он не готов к семье. Мы расстались ещё до того, как родилась Дейзи.
Какое-то время Бриди молчит, переваривая новость. Я готовлюсь к новым вопросам, но она говорит лишь:
– Очень жаль слышать. Трудно растить малышку одной. Бедная Флора, конечно, хорошо это знала.
Уловив долгожданный момент, я наконец задаю Бриди свой собственный вопрос.
– Вот что я давно хочу узнать, – говорю я. – Вы, конечно, помните годы войны и то, как познакомились мои родители. Всё, что было. Мама никогда не рассказывала об отце. Я знаю, что папа служил на военно-морском флоте и погиб на войне, но на этом всё. Есть ещё фото на каминной полке и могильная плита, но сами понимаете, этого мало. Вы не могли бы мне что-нибудь о нем рассказать, Бриди?
Она молчит. Может быть, мне так кажется, но выражение её лица, обычно открытое, теперь сменяется замкнутым. Я замечаю мимолётную настороженность в её взгляде, который она переводит на холмы над заливом. Что-то в нём напоминает взгляд мамы, когда я задавала ей вопросы об отце. Но она собирается с мыслями.
– Конечно, милая. Как-нибудь приходи ко мне с Дейзи, выпьем чаю, поболтаем. Я буду рада рассказать тебе об Алеке и Флоре. Они были такой чудесной парой! Ой, а вот и пристань – вы с Дейзи ведь хотели посмотреть на лодки, да? А мне пора.
Я смотрю, как она идёт к магазину. Оглядывается, машет нам рукой и скрывается за дверью.
Это игра воображения, или, когда я попросила её рассказать мне о моих родителях, она в самом деле уж слишком тщательно подбирала слова? Её напряжения – и повисшего перед этим неловкого молчания – оказалось достаточно, чтобы я насторожилась. С моим прошлым что-то не так?
Сложно сказать точно, но как бы это ни было странно, я уверена – Бриди Макдональд мне чего-то не расскажет.
Флора, 1939
Корабли военно-морского флота в Лох-Ю прибывали и убывали по мере того, как приближалась зима. Струйки торфяного дыма поднимались из труб маленьких белых домиков, выстроенных вдоль берега. И знакомый мягкий запах смешивался с резким запахом мазута от танкеров, пополнивших серые глыбы на воде.
Было ясное тихое утро. Хотя декабрьское солнце висело в небе очень низко, ему все же удалось на несколько драгоценных часов залить озеро светом. Флора старалась взять от хорошей погоды как можно больше, активно трудясь на участке сада возле домика смотрителя. Вилы легко входили в тёмную почву. Несколько поколений Гордонов обрабатывали её и обогащали морскими водорослями с берега и старым навозом из конюшен, и земля в ответ обеспечивала их хорошим запасом овощей. Флора выкапывала картофелины и складывала их, покрытые порошком черного суглинка, в ведро. Они грохотали о жестяные стенки ведра, быстро наполняя его. Потом Флора отнесла ведро в сарай за домом и вывалила в большой деревянный ящик, где урожай будет храниться всю зиму. Руарид предлагал переделать сарай в убежище Андерсона, как это сделали некоторые другие фермеры на случай воздушных налетов, но отец только пожал плечами и сказал, что не стоит возиться. В тот тихий зимний день, глядя на серую гладь воды, Флора с ним согласилась. Казалось, что война ещё очень далеко. В конце концов, поскольку именно залив Лох-Ю находился в таком уединённом месте, его и выбрали в качестве мирной гавани.[2]
Выкопав грядку, Флора выпрямилась, потянулась, откинула со лба прядь волос. По дороге шли два маленьких мальчика, и когда они приблизились, она им помахала.
– Привет! Это вы, Стюарт и Дэвид? Как поживаете?
Одежда на них была на размер, а то и два больше – рукава рубашек закатаны, шорты свисали ниже колен на тощих ножках, обтянутых толстыми шерстяными чулками. Мойра Кармайкл, по-видимому, одела их в старые вещи своих сыновей. Вещи плохо сидели, зато были хорошего качества и намного теплее отрепьев, в которых мальчики приехали из Глазго.
Две пары круглых серо-голубых глаз серьезно посмотрели на нее.
– Здравствуйте, мисс, – сказал Стюарт, старший из двоих. – Нам велели пойти погулять и перестать надоедать миссис Кармайкл.
Флора улыбнулась в ответ на эту дословно повторённую фразу.
– Что ж, день самый подходящий. Не поможете выкопать картошку? А я угощу вас молоком и, может быть, найду для вас пару лепёшек.
Две головы кивнули, и мальчишки направились туда, где стояла Флора.
– Ты умеешь управляться с вилами, Стюарт? Копай вот так, видишь? И поворачивай, а мы с Дэвидом будем собирать картошку в ведро.
Она не смогла сдержать улыбки при виде их изумления, когда Стюарт насадил на вилы сразу несколько картофелин.
– Подними их наверх, вот и всё. И не стряхивай землю, так они лучше удержатся.
С такими помощниками она быстро справилась. Щёки мальчишек раскраснелись от усилий и свежести морского воздуха. Несколько картофелин и пару брюкв Флора отнесла на кухню, чтобы сварить и подать на стол с олениной, которая медленно тушилась на плите к приходу отца.
Она проводила мальчиков в домик.
– Ботинки оставьте у двери. И как следует смойте с рук грязь.
Сев за кухонный стол, мальчишки немного расслабились. Она поставила перед ними чашки с молоком.
– Заслужили, – сказала она, густо смазав овсяные лепёшки маслом и ежевичным вареньем и протягивая мальчишкам. Стюарт откусил лепёшку и запил молоком.
– Ммм, как вкусно! Наша мама иногда пекла лепёшки. А миссис Кармайкл кормит нас хлебом с салом.
– Вы хорошо устроились? Для вас, наверное, такое событие – уехать из города.
– Дэйви не любит темноту. Дом ужасно большой, а по ночам бывает шумно. Но зато тут хорошая школа. Мы все в одном классе, поэтому я могу присматривать за ним и следить за тем, чтобы другие мальчишки его не обижали.
– Они вас обижают? – забеспокоилась Флора.
– Да нет, не особо. В старой школе было хуже. Но проще было прогулять, потому что никто особо не обращал на это внимания. Однажды мы и тут пытались удрать с уроков, но мистер Кармайкл расклеивал объявления о том, что делать, если сработают сирены воздушной тревоги, и он увидел, как мы ловим рыбу у пристани, и нам влетело. Пришлось вернуться в школу и извиниться перед мисс Андерсон.
Пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, Флора сказала:
– Ну, в школу ходить надо. Мой брат тоже больше любил рыбалку, но знал, что рыбачить нужно в свободное время, по выходным и праздникам.
– А где сейчас ваш брат, мисс?
– Он во флоте. На одном из этих больших кораблей, – отвечала она, на самом деле не имея никакого понятия о том, где сейчас Руарид. Она надеялась, что он благополучно пришвартовался, и старалась не думать о том, как он патрулирует враждебные северные воды, в глубине которых скрывались невидимые подводные лодки.
– Я тоже хочу пойти на флот, когда вырасту, – сказал Стюарт. – И Дэйви хочет. Мы будем на одном корабле.
– Очень может быть. Если вы, конечно, будете учиться. Нужно много всего знать и уметь, чтобы служить во флоте.
Она отрезала им ещё по кусочку лепёшки и вновь наполнила чашки молоком, вспоминая, как Руарид и Алек в детские годы точно так же сидели за столом и жадно поглощали еду, прежде чем вновь рвануть навстречу приключениям дня. Она как раз тянулась к горшку с вареньем, когда раздался грохот, и все трое повернулись к окну.
– Что это было? – спросил ошарашенный Дэйви, наконец совладав с голосом.
– Это бомба, мисс? Немцы наступают?
Флора взглянула на залив, но не увидела признаков взрыва. Но пока она смотрела, над островом поднялось облако тёмного дыма, и несколько кораблей изменили курс, направившись в сторону устья озера.
– Не думаю. Но что-то происходит. Не бойтесь, – добавила она, увидев испуганное выражение лица Дэйви. – Мы под защитой куда более надёжной, чем все остальные. Флот будет нас искать. Давайте-ка обувайтесь и пойдём посмотрим, что там случилось. Лепёшки можете взять с собой и доесть по дороге. Только не перебейте аппетит, а то достанется мне от миссис Кармайкл!
Вокруг залива развернулась бурная деятельность, но понять, что происходит, казалось невозможным. Основное внимание, судя по всему, было сосредоточено на точке за устьем озера, скрытой за островом. Флора и мальчишки пошли к пристани, а мимо них в том же направлении промчались несколько военных машин.
У пристани собралась небольшая толпа. Флора заметила Бриди и Майри.
– Что стряслось? – спросила она.
– Говорят, «Нельсон» подорвался на мине.
Флору бросило в дрожь. Корабль Алека.
– И затонул?
– Не думаю, – пожала плечами Бриди. – Но в нём пробоина. Понадобится время, чтобы его починить.
Флора побледнела, увидев, как по дороге от лагеря несётся целая вереница машин скорой помощи. Машины остановились в конце пристани, из них выскочили несколько человек в униформе, которые стали бросать в ожидавшую лодку чемоданы с медикаментами и оборудование. Потом сошли в лодку по лестнице у стены гавани, расселись, и лодка помчалась в залив.
– Видимо, всё плохо, – нахмурилась Майри. Флора в отчаянии заламывала руки, не зная, что делать, не зная, может ли Алек оказаться среди раненых.
– Расступитесь! Расходитесь по домам! Все, кто не имеет отношения к флоту, немедленно покиньте эту территорию! – мистер Кармайкл уверенными шагами шёл вперёд, и шлем ПВО подчёркивал его важность. Неожиданно он заметил двух мальчишек, переминавшихся с ноги на ногу, взволнованных драмой на воде. – Стюарт и Дэвид Лавроки, вы что тут делаете? – взревел он. – Идите домой сейчас же!
Флора сочувственно улыбнулась им и кивнула.
– Лучше вам и правда идти домой. Миссис Кармайкл будет волноваться. И скоро обед, – напомнила она и повела их в дом возле пристани.
Потом они с Майри и Бриди дошли до дома Макдональдов, постояли у ворот, глядя на озеро. Ужасно медленно, тяжело наклоняясь в сторону, в поле их зрения показался «Нельсон» в окружении двух эсминцев, направлявшийся к гавани.
– Знаете, надо и нам вступить в ряды армии, – сказала Бриди. – Я тут общалась с одним моряком, он сказал, что они как раз набирают девушек. Им сейчас очень нужны водители.
– Но мы же не умеем водить, – заметила Флора. Бриди сердито отмахнулась.
– Научимся. И там наверняка требуется ещё много чего, что мы умеем.
Майри кивнула:
– Она права. В конце концов, нельзя же просто сидеть и смотреть, как у нас под носом взрываются корабли.
Флора подумала о машинах скорой помощи, которые неслись к пристани. Если Руариду или Алеку понадобится помощь, она может первой её оказать. Её сердце вновь подпрыгнуло, и она взмолилась про себя, чтобы Алека не оказалось в числе пострадавших на судне, ползущем к берегу. Мысль о раненых решила всё.
– Хорошо. Давайте сегодня этим и займёмся. Зайдите за мной после обеда, сходим в лагерь и спросим.
Лекси, 1978
Всё свободное место в маминой гостиной заставлено фотографиями в рамках. До нашествия урагана «Дейзи» их компанию разбавляли стада фарфоровых животных и отряды стеклянных безделушек, но теперь они, упакованные, лежат в надёжном месте. Дейзи овладела искусством невероятно быстро ползать по-пластунски и способностью подниматься на ноги, если есть за что держаться, так что всё ценное и хрупкое было переставлено с нижних полок и чайного столика повыше и подальше от её деловитых пальцев.
Я оставила лишь одну фарфоровую фигурку – крошечную белую лошадку, которую мама особенно любила. Беру её в руки и нежно глажу указательным пальцем длинную гриву, прежде чем спрятать лошадку между двумя рамками.
На многих фотографиях я, на разных этапах развития – сначала своего собственного, а потом моей сценической карьеры. Я показываю их Дейзи, и она вежливо их разглядывает.
– Вот я с ведёрком и лопаткой на пляже у залива Слагган. Мы с тобой как-нибудь устроим там пикник, да? А вот твоя мамочка на школьном концерте, поёт соло. Одно из моих первых сценических выступлений. Это, похоже, «Карусель» – тут я в роли Луизы Бигелоу. А это твои мама и бабушка в Лондоне, видишь?
– Мама? – спрашивает Дейзи, указывая на фото.
– Да, правильно. Это мама. А это твоя бабушка, Флора, – поразительно, но мы могли бы сойти за сестёр. На этом фото мама кажется такой юной. У нас обеих золотисто-рыжие волосы, её, чуть выгоревшие, заплетены в аккуратную косу, мои рассыпаны по плечам. Мы стоим у Королевского театра на Друри-лейн, позируем у афиши постановки Пирса «Кордебалет», где я только что получила роль. Если приглядеться, можно разобрать моё имя, на которое указывает мама. Моё сценическое, лондонское имя. Уроки танцев меня убивают – в те месяцы у меня так болели ноги. Но оно стоило той боли. Моя карьера шла вверх. Мне давали большие роли, мой репертуар расширялся.
На этой фотографии я вся свечусь. Моя радость, конечно, связана с новой постановкой. Связана с тем, что мама приехала в гости, а я всегда обожала показывать ей Лондон, делиться подробностями своей новой жизни, которая была в тысяче миль – в прямом и переносном смысле – от домика смотрителя на побережье Лох-Ю. Но больше всего я была счастлива из-за того, что совсем недавно встретила Пирса.
Глядя на собственное лицо на фотографии, я чувствую жалость к этой девочке, которой когда-то была. Она чувствовала себя особенной, неповторимой, выбранной из множества других певиц и актрис. Она понятия не имела, как больно ей будет падать.
Шоу стало хитом. На первые заработанные деньги я купила великолепную замшевую куртку, о которой так мечтала, каждый день по дороге на работу заглядываясь на неё в окне бутика. Надев её, я ощутила себя настоящей звездой. Человеком, который добился успеха, который сбросил, как старую одежду, свой прежний образ и стал кем-то совершенно другим. А теперь она висит в шкафу, совершенно бесполезная и совершенно неподходящая для этого места, мятая, грязная, отслужившая своё, как её владелица. По-хорошему надо бы сдать её в химчистку, но для этого придётся потратить день на поездку в Инвернесс и ещё один на то, чтобы её забрать; мысли о том, сколько понадобится бензина, денег и усилий, чтобы затолкать Дейзи в машину, вынуждают отказаться от этой затеи.
Я вздыхаю и ставлю фото на место, на буфет. Дейзи ёрзает у меня на руках, словно чувствуя, что моё настроение упало. Беру другое – на нём мама в тёмной униформе Ренов. Строгость этой формы резко контрастирует с непринуждённой позой: мама прислонилась к капоту военного джипа, её волосы развеваются на ветру. Полагаю, на фото ей лет двадцать. Но больше всего меня изумляет выражение её глаз. Как и мои на предыдущей фотографии, они сияют, излучают чистейшую радость, когда она смотрит на того, кто делает снимок. Я тяжело сглатываю, слёзы вот-вот закапают на золотистые кудри Дейзи. Мама выглядит такой беззаботной, хотя это были годы войны, тяжёлые времена. Я почти уверена, что её фотографировал мой отец, хотя я так мало о нем знаю. Я вспоминаю недавний разговор с Бриди Макдональд и снова задаюсь вопросом, какой секрет она так не хочет мне раскрывать. В следующий раз, проходя мимо её дома, я зайду и выпытаю у неё этот секрет. Ведь это моя история, история моих родителей.[3]
Я обвожу кончиком пальца лицо матери, контур её улыбки.
Да, я думаю, по ту сторону камеры – мой отец. И я понимаю, как сильно она его любила. Вряд ли кто-то другой мог вызвать у неё такую улыбку.
Флора, 1939
– Аккуратно сними ногу со сцепления и одновременно нажми на педаль акселератора другой ногой.
Грузовик накренился вперёд, повалив две бочки с маслом, поставленные, чтобы отметить курс движения.
– Ой, простите, – жизнерадостно пропела Бриди.
Лейтенант на пассажирском сиденье глубоко вздохнул и схватился за ручной тормоз, чтобы остановить машину, прежде чем юная водительница нанесёт ей ещё больший ущерб.
– Эта работа должна оплачиваться как опасная, – проворчал он. – По мне, так учить вас, девчонок, водить грузовик – куда хуже, чем управлять кораблём в восьмибалльный шторм.
Сзади Флора и Майри цеплялись за край скамейки и старались справиться со смехом и волнением.
– Хорошо, давай заново. Вспомни, как это сделали твои подруги. Медленно и аккуратно. Я сказал, МЕДЛЕННО!
На этот раз, громко заревев, грузовик рванул к сборным баракам у края плаца и свернул как раз вовремя, чтобы не задавить коменданта лагеря, который вышел понаблюдать за происходящим.
– Ой, кажется, я разобралась с этой штукой с двойным выключением сцепления, – высказалась Бриди, перекрикивая рёв мотора, и наступила обеими ногами на педали. – Просто дайте мне ещё раз попробовать!
Лейтенант вновь вздохнул. Предстоял новый долгий день.
– Давайте сделаем перерыв, – сказал он и повернулся к Флоре и Майри. – Вы двое можете пойти и сообщить, что сдали, – заверил он, расписался в нижней части двух бланков и передал их девушкам. – Отдайте их офицеру за столом. Он сообщит вам, что делать дальше. А теперь, – сказал он, упираясь рукой в приборную панель и снова поворачиваясь к Бриди, – попробуем ещё раз…
В крошечной стальной палатке было темно, самодельный стол стоял у маленького окна, сквозь квадрат которого проникал зимний свет. Флоре и Майри потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к такому освещению. Девушки подошли к столу, протянули бланки дежурному за столом. Не сказав ни слова, он заполнил бланки и, лишь закончив, поднял глаза на девушек.
– Мисс Гордон, мисс Маклауд. Идите в восьмую палатку. Там вам выдадут униформу. Вам будут поручены водительские обязанности на повседневной основе и оказание первой помощи при необходимости. Добро пожаловать в Рены!
Выходя обратно на свет и моргая, Майри улыбнулась Флоре:
– Мы это сделали!
Они посмотрели на плац, где Бриди, кажется, успешно продвигалась вперёд, объезжая бочки с маслом и уже не разбрасывая их по сторонам.
– Похоже, скоро она к нам присоединится. А нам, видимо, сюда, – подметила Майри и указала на блестящие палатки у края маленькой бухты.
Услышав гудок, они обернулись. В лагерь въехала машина, и человек в униформе махал им рукой, чтобы привлечь их внимание.
– Алек! – воскликнула Флора, и её лицо засияло, как солнечный свет на воде.
Он выбежал из машины и рванул к ним, раскинув руки.
– Флора, Майри, вы теперь Рены? Какая чудесная новость! Я рад, что встретил вас, потому что мне тоже есть что вам рассказать. Меня распределили сюда, я помогаю сдавать порт в эксплуатацию. Ещё нам нужен хороший связист, и я предложил Руарида, потому что он знает местность и залив как свои пять пальцев. Пока это ещё неясно, но я надеюсь, его сюда переведут.
Ощущение надежды нахлынуло с такой силой, что Флора не могла вымолвить ни слова. Алек улыбнулся ей.
– Это будет что-то! Мы все вновь соберёмся вместе, прямо как в старые добрые времена! Может, его даже отпустят домой на Рождество.
– Это будет настоящее чудо, – ответила Флора, наконец справившись с собой. – Если Руарид будет рядом. И ты тоже, Алекс. Какое же счастье, что вы не пострадали, когда подорвался «Нельсон»!
Её лицо, казалось, светилось на фоне серой воды и неба над ней. Алек разглядывал носки своих ботинок, внезапно смутившись и не ощущая обычной уверенности в себе. Потом поднял на неё глаза и сказал, набравшись смелости:
– На Хогманай в зале будут танцы. Вы придёте? Могу заехать за вами, если хотите.[4]
Флора замялась.
– Диана тоже придёт? – спросила она, надеясь, что её голос звучит непринуждённо и жизнерадостно. Алек вновь опустил взгляд, чуть покраснел и покачал головой.
– Увы, должен вам сообщить, что мисс Кингсли-Скотт разорвала нашу помолвку. Она встретила в Лондоне, видимо, кого-то получше простого младшего лейтенанта из захолустья.
Флора заправила выбившуюся светлую прядь обратно в косу.
– Мне очень жаль.
Слова были ложью – она ощутила острое облегчение и даже сама удивилась силе этого облегчения, но объяснила это себе тем, что Алек, конечно, заслужил более теплого отношения. Они с Майри переглянулись, и Майри кивнула.
– Танцы – это замечательно. Спасибо. И, Алек… – Флора осеклась, подбирая слова; на неё вновь нахлынули чувства. – Спасибо, что предложил перевести сюда Руарида. Будет чудесно, если вы оба останетесь здесь, в безопасности.
Он отдал им честь, повернулся на каблуках и направился к своему командиру, лишь один раз обернувшись и через плечо взглянув на девушек, переходивших на другую сторону лагеря, чтобы забрать свою униформу.
$Зал быстро заполнялся – мужчины заходили в бар на пару пинт, шумно здоровались, хлопали товарищей по спине. Некоторые были знакомы Флоре по лагерю, но большинство – незнакомцы, тоже служившие на кораблях.
Алек, как всегда галантный, заехал за Флорой, Майри и Бриди и привёз их сюда, так что погода не испортила их тщательно уложенные причёски и как следует выглаженные юбки. Он принёс им стулья, заказал напитки, представил своим друзьям-офицерам. В дальнем конце зала начал готовиться небольшой оркестр, над шумом голосов зазвучали ноты скрипки.
Флора просияла, увидев брата, входившего в зал под руку с девушкой. Так вот где он пропадал! Должно быть, они пришли из гостиницы, где располагалась таверна, недавно получившая новое название «Банка варенья» и очень популярная у военно-морского персонала. Упомянутые банки из-под варенья были задействованы, когда в гостинице закончились стаканы, и солдаты с моряками, жаждавшие пива, стали вместо них подставлять всё, что попадалось под руку.
Руарид рассказал ей, что одному особенно предприимчивому младшему лейтенанту удалось уговорить мисс Кэмерон, почтальона, расстаться с большущей банкой из-под конфет, пустовавшей с тех пор, как сахар был нормирован. В банку входило несколько пинт пива – отличный вариант для того, кому не досталось другого сосуда!
Когда Руарид и его спутница приблизились, Алек не спеша поднялся и явно с достоинством пожал ему руку.
– Привет, Алек, Майри, Бриди, – Руарид кивнул девушкам. – Это Венди. А это моя сестра Флора. Венди тоже в рядах Ренов.
– Рада знакомству, – просияла Венди. – Я много о тебе слышала.
Флора задумалась, когда они нашли время для таких разговоров. Руарид в последнее время был очень занят на сигнальной станции на холме за фермой Турне, в любое время суток передавая информацию маневрировавшим кораблям.
– Венди – метеоролог, – пояснил он. – Она снимает показания приборов на сигнальной станции. Вот где мы и познакомились.
Флора улыбнулась. Теперь всё стало ясно. Заиграл оркестр, и Алек протянул руку Флоре.
– Не откажете мне в первом танце, мисс Гордон?
– Буду счастлива, лейтенант Маккензи-Грант, – согласилась Флора и рассмеялась, смущённая таким официозом.
Они вышли в середину зала, где уже кружились пары. Флора улыбнулась Майри и Бриди, танцевавшим с офицерами. Проследив за её взглядом, Алек наклонился к её уху и прошептал:
– Отлично! Теперь мне не придётся приглашать и их. Я хотел бы танцевать только с тобой.
Флора надеялась, что её щёки горят от жары и танцев в душном зале. В последнее время она слишком много думала об Алеке, высматривала его в лагере, привозя и отвозя пассажиров и надеясь, что однажды ей доведётся ехать с ним. Ей тоже не хотелось танцевать ни с кем другим. Он чуть крепче сжал её руку, и танец унёс их.