Она зомби
Будто собираясь сыграть в игру «кто первым сожрет бородача», эти оба моментально накинулась на мужчину, который за неимением другого какого-либо оружия только и смог сделать, что сжал кулаки, выставил их перед собой, встав в стойку боксера.
Рыжебородый больше уже не смеялся, понимая, что, вероятнее всего, это финал, отчего побледнел просто как полотно. Ударить первым он не спешил, так как знал, что любой укус или даже царапина может привести к заражению.
Примеряясь к тому, кому первому из зомбаков необходимо нанести удар, рыжебородый отступил еще немного назад и едва не потерял равновесие по той самой причине, что Лика едва не зацепила его рукой.
Притаившегося в углу ребенка трупаки не замечали, все их внимание было нацелено на более крупную, маячившую перед ними добычу.
Наконец один из них сорвался с места и кинулся на здоровяка, которому ничего другого уже не оставалось, как врезать со всей силы голым кулаком по скуле нападавшего, пусть даже и с опасной перспективой попасть при этом костяшками пальцев по ощерившимся зубам ходячего трупа. Хотя, особого смысла в этом ударе, конечно же, не было вовсе. Для трупака этот удар был будто игрушечным, оглушить его таким образом было никак невозможно. И все же от удара военный отклонился немного назад, зато другой мертвяк тут же перешел в нападение и, тоже получив от рыжебородого удар в челюсть, отлетел в сторону.
– Ну, пиздец! – скривившись от боли в руке и запрыгав на одной ноге, сделал для себя крайне неутешительный вывод мужчина.
Ребенок этот его вскрик не услышал. Зажмурившись и зажав уши руками, он в крайней степени ужаса, не шевелясь, сидел в углу.
Понимая, что более рассчитывать на силу собственных кулаков уже в общем-то нет никакого смысла, бородач тем не менее не без некоторой доли иронии сообщил себе:
– Вот и пришел тебе, Вова, полный капец.
А трупаки тем временем снова пошли в атаку.
Они снова накинулась на бородача, мгновенно повалив его, хрипящего от боли, совместными усилиями на стеллаж в целенаправленных попытках дотянуться до шеи зубами.
Здоровяк все еще мутузил их слабеющими руками. Один из трупаков в какой-то момент поймал его руку и впился зубами в предплечье, буквально вырвав кусок мяса и учинив при этом фонтан кровавых брызг.
Владимир взвыл от боли и отчаяния, но сопротивляться не перестал. Окровавленными кулаками он лупил по мордам трупаков и всячески пытался скинуть их с себя.
В какой-то момент ударом колена ему удалось скинуть с себя одного из нападавших, после чего он сумел-таки с силой приложить башку другого к торчащей металлической ножке стеллажа, с хрустом проломив ему переносицу. В брызгах серого вещества и крови трупак соскользнул с металла и медленно завалился в сторону.
От этого удара, стеллаж сдвинулся в сторону, отчего у бывшей дамы сердца бородача появилось куда больше возможности сучить по бетонному полу руками с обломанными ногтями.
– Ну не пидар ли ты после этого, а? – прохрипел бородач накинувшемуся на него другому трупаку, и, сделав финт ногой из последних сил врезал ему по корпусу.
Зомбак от этого удара снова отлетел в сторону, а рыжебородый, воспользовавшись возникшей паузой, с тревогой уставился на свои искусанные руки и, видимо, сделав для себя крайне неутешительные выводы, в агрессивной злости вскочил и снова приготовился обороняться. Вероятно, именно осознание этого самого полного пиздеца выбросило в его кровь новую порцию адреналина, дав еще один заряд энергии и сил, пусть и не такой мощный, да и, судя по всему, ненадолго. Силы улетучивались словно дым.
Поверженный зомбак тем временем поднялся и снова перешел в нападение, и снова получил удар ногой по башке, который, от переполнившей Владимира отчаянной злости получился не в пример мощнее. Ботинок бородача просто-таки проломил черепную коробку нападавшего в районе виска и разнес ее в хлам.
– Уходим, – раздосадовано осматривая свои искусанные руки, прохрипел Владимир мальчику.
– Уходим! – в истерике много громче повторил он, так как ребенок, все еще зажимая уши руками, его не услышал.
И как только мальчик выскочил в коридор, Владимир тут же последовал за ним, на мгновение, правда, задержавшись в дверном проеме и оглянувшись на поднимающуюся с пола Лику. Надо сказать, что было в этом его коротком взгляде нечто совсем иное, нежели прежде, пьяное показушное презрение сменилось на искреннее сожаление или даже настоящее, не рисованное, а вполне реальное сочувствие к бывшей.
2.
Бенз был на нуле и с этим определенно нужно было что-то делать.
Мотя остановился.
Вроде бы было тихо, только где-то в лесополосе неподалеку от станции технического обслуживания автомобилей время от времени трещали птицы, и, судя по всему, это были сороки.
В общем, не очень хороший знак, но выбора, как говорится, не было.
Мотя напялил на переносицу очки, надел на голову объемную вязаную шапку с крупным помпоном, вооружился складным зонтом, пластиковым тазиком, молотком и отверткой, после чего потихоньку покинул автомобиль. Он даже дверцей хлопать не стал, а прикрыл ее максимально тихо и осторожно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, после чего, мелкими перебежками от дерева к дереву, направился к автомобильной парковке.
И даже не смотря на всю осторожность, птицы сразу же заметили его. Треск их стал совсем другим, более дельным что ли, будто они и в самом деле общались между собой, предупреждая друг друга о появлении незнакомца.
Наконец одна из них спикировала на задержавшегося на пару мгновений в укрытии парня сзади и клюнула в помпон, после чего резко взяла вверх и уселась на ближайшем обесточенном проводе электропередачи.
Вот все-таки хорошо, что Мотя додумался надеть эту вязаную шапку, а то получил бы сейчас достаточно ощутимый удар клювом по темени.
Но все равно ощущение было не из приятных.
Даже не смотря на то, что в общем-то ничего особенного не произошло, по спине Моти пробежала волна холодка. Он прекрасно понимал, что со стороны птицы это было чем-то вроде разведки. И он тут же вперил взгляд в огромных как блюдца круглых очках на сидевшую на проводе птицу. Мотя давно уже заметил, что пернатые странным образом не переносят стекла на глазах людей и ведут себя в такой ситуации совсем по-другому, не так как обычно.
Вообще-то никогда прежде Мотя очки не носил, не было в этом никакой необходимости, да и были эти очки вовсе без диоптрий, только лишь для того чтобы отпугивать птиц.
И, в самом деле, сорока нервно снялась с провода и, тряся хвостом, отлетела чуть дальше. Правда к ней тут же присоединилась другая птица и обе они стали следить за человеком, время от времени обмениваясь короткими трескучими вскриками.
Чтобы дать понять, что он настроен крайне решительно, Мотя пару раз бесшумно раскрыл и закрыл зонт, представляя себе при этом, что стреляет по птицам из космического лазерного бластера.
Он даже губами звук стрельбы изобразил:
– Пф, пф, пф.
Пусть, как говорится, видят, что у него есть мощное по психологическому воздействию средство.
Мотя знал, что птиц в самом деле почему-то жутко пугали направленные на них неожиданно раскрывающиеся автоматические или даже простые механические складные зонты.
Одна из сидевших на проводе птиц при виде раскрытого зонта коротко вскрикнула, но, судя по всему, не очень-то сильно испугалась, во всяком случае с места не снялась и никуда не улетела. Но насторожилась это уж точно.
После этого обе птицы просто молча сидели на проводе и внимательно следили за человеком какое-то время.
Мотя вспомнил, насколько неприятной была первая его встреча с пернатыми.
Раньше он даже и предположить себе не мог, что страдает орнитофобией, да и не страдал он ею никогда, вообще не обращал ранее никакого внимания на голубей или там на воробьев, или еще на каких других птиц, а разного рода скворечники и кормушки считал делом полезным и нужным, но только, конечно же уже не теперь.
После того, как мир перевернулся с ног на голову, птиц развелось почему-то не пример много больше и сделались они все по отношению к людям крайне агрессивными.
В самый первый раз, когда стая наглых сорок напала на ничего не подозревающего Мотю и едва не выклевала ему глаза, во всякому случае именно так ему в тот момент и показалось, все это было крайне неприятно и чудовищно страшно. И именно после того случая Мотя вдруг начал понимать насколько птицы с их маленькими злобными глазками и черными коготками на кожистых лапках, а также с их острыми клювами и грязными перьями в которых живут разного рода микробы и паразиты, просто до тошнотворности омерзительны.
Причем нападали сороки почему-то всегда именно на людей, а, к примеру, не на зомбаков, вероятно, таким образом мстя человечеству за многовековое издевательство над природой и варварское истребление животного мира.
Впрочем, как-то раз видел Мотя и то, как стая крупных жирных белых чаек кружила и клевала толпу зомбаков на какой-то проселочной дороге, но это была уже совсем другая, как говорится, история и, наверное, скорее исключение из общего правила. Просто в том случае чайки тупо повелись на падаль, а может и была какая-то другая причина такого их поведения. Чаек и ранее всегда можно было встретить, к примеру, на городских свалках. А вообще Мотя слышал от кого-то что животные чаще всего вообще никак не реагируют на зомбаков и даже бродячие собаки никогда на них не нападают, видимо, чувствуя инфекцию на расстоянии. А вот что касается нападения сорок на людей, так это стало уже совершенно обычным делом. Хотя, опять же, особо сравнивать Моте было не с чем. До всего этого бардака, как уже было сказано чуть ранее, общения с птицами он никогда не имел, поведением их в дикой природе не интересовался и вообще никогда не обращал на пернатых никакого особенного внимания.
Когда-то давно, в детстве, на Мотю в деревне напал петух и это было неприятно. Конечно, этот случай почти сразу же забылся и вспомнился только теперь. А в остальном всегда было принято считать, что птицы на людей не нападают, а повсеместно боятся их.
Кстати, по разговорам, некоторые виды гриппа и прочих болезней произошли именно от птиц, что также не делало пернатым в этой части никакой особой чести. И очень даже может быть, что и в этом, поразившем планету новом смертельном вирусе тоже виноваты именно птицы. Ведь кто их знает на самом деле, этих птиц?!
Мотя подкрался к ближайшему, грязному от пыли и с проколотыми шинами джипу, еще раз прислушался и огляделся по сторонам.
Зомбаков нигде поблизости не было видно.
И даже не смотря на это, чувство тревожной опасности, с которым он жил уже достаточно длительное время после того как мир окончательно переменился и стал совсем не таким, каким был прежде, не отпускало и сильно давило на психику. Причем давило так, что от этого напряжения в организме присутствовал не только постоянный мелкий тремор в конечностях, но случались и разного рода расстройства, и в том числе и в части пищеварения.
Вот и сейчас Моте срочно захотелось в туалет, как говорится, по большому.
В этой связи он с надеждой уставился в сторону бетонной со стеклом коробки станции технического обслуживания автомобилей и подумал, что там, внутри, в зоне отдыха посетителей непременно должен быть комфортный сортир с унитазами, персональными кабинками и даже может быть туалетной бумагой в автоматических аппаратах.
Поборов очередной позыв к дефекации, Мотя спешно лег на асфальт, забрался под джип, поставил таз и, приложив отвертку острым концом к баку автомобиля, пару раз ударил по другой ее стороне молотком.
После того, как в бензобаке была проделана дыра и в таз полилось горючее, Мотя нервно чертыхнулся и таз из-под струи убрал. Это было дизельное топливо, которое ему вообще было ни к чему.
Мотя выполз из-под джипа, огляделся по сторонам, бросил внимательный взгляд на все еще сидевших на проводе электропередачи птиц, которых стало не в пример больше и направился к другому автомобилю, после чего проделал все то же самое.
На этот раз ему повезло гораздо больше и это был именно бензин, правда вытекло его из бака не очень много, вероятно по той самой причине, что кто-то еще ранее с помощью шланга слил горючее почти подчистую.
Но и даже этой небольшой добыче Мотя был несказанно рад. Потому, что автомобилей на парковке было еще очень много и даже если с каждого автомобиля слить по чуть-чуть, то на полную заправку вполне хватит.
Воодушевленный добычей Мотя вылез из-под машины и хотел было переместиться к другому автомобилю, но кинул взгляд на линию электропередачи.
Птиц там уже не было.
Ни одной.
Мотя слегка нахмурился, после чего поспешил забраться под другой автомобиль, японский крузак с разбитыми стеклами и напрочь убитым дождем и ветрами салоном, после чего снова прислушался.
И все-таки было немного странно, что птицы так неожиданно быстро покинули свой наблюдательный пост. Хотя, кто их в самом деле вообще поймет, этих птиц?!
Мотя придвинул таз ближе, приложил отвертку к бензобаку и приготовился ударить по ней молотком, но помедлил, снова прислушавшись.
Было тихо.
И это было более всего подозрительно.
Мотя огляделся по сторонам.
Среди месива колес на автомобильной площадке никого не было видно. И дорога к офису станции технического обслуживания, где располагался комфортный туалет с унитазами была свободна.
Мотя сдержал очередной позыв в животе, после чего собрался с духом и ударил молотком по отвертке, отчего крузак тут же отозвался воплем сигнализации. Надо сказать, что вой этот был не особо громким, а скорее на издыхании, видимо по той причине, что сила аккумулятора была на нуле. Но, тем не менее звук этот для Моти все равно был лишним и показался прямо-таки оглушительным.
– Вот, черт, – одними губами произнес он и ударил по отвертке еще раз, потому что с первого раза пробить бензобак не удалось.
И в животе от волнения скрутило еще сильнее и срочно потянуло искать сортир или другое какое место, где можно было бы облегчиться.
Просто трясущимися уже от напряжения руками Мотя все же доделал дело, бак пробил и тут же заткнул образовавшуюся дыру пальцем. И все потому, что заметил рядом с крузаком пару перепачканных гнилой кровью ботинок, которые сто процентов принадлежали какому-то притащившемуся на вой автомобильной сигнализации зомбаку.
Стараясь не шуметь и не убирая палец от дырки в бензобаке Мотя осторожно подтянул под днище автомобиля ноги, после чего, скрючившись, притих.
Автомобильная сигнализация продолжала кричать.
Зомбак постоял немного у крузака и двинулся было дальше, но, сделав буквально пару шагов, остановился.
Живот Моти скрутило уже просто невыносимо и вдобавок внутри что-то предательски забулькало.
Именно в этом испанском стыде за свою ебанутую пищеварительную систему Мотя закрыл глаза и лоб рукой.
Другая рука уже устала держать палец на дырке в бензобаке и, кроме того, некоторое количество топлива протекло по запястью и скатилось в рукав, промочив куртку до самого локтя, что также не доставляло Моте теперь совершенно никакого удовольствия, а зомбак все не уходил.
Наконец, зомбак сдвинулся с места и ушел куда-то, после чего Мотя сразу же подставил под дыру в бензобаке таз и, оглядываясь по сторонам, стал ждать пока бензин не сбежит туда весь до последней капли.
Желание посетить туалет было уже настолько сильным, что, наверное, где-то уже даже заглушало боязнь разгуливающих поблизости трупов.
В просто-таки лихорадочном состоянии от срочного желания посетить туалет, Мотя решил пока что оставить таз с бензином под днищем автомобиля, здесь же он бросил зонт, отвертку и молоток, после чего спешно выполз из-под автомобиля и снова огляделся.
Тот самый зомбак, который совсем еще недавно терся у воющего сигнализацией автомобиля, уперся куда-то в сторону лесополосы.
Мотя визуально смерил расстояние до станции технического обслуживания и, неимоверным усилием воли сдержав очередной мощный позыв обосраться, кинулся к стеклянной двери входа.
Он даже и не проверил наличие поблизости, на проводах или на деревьях, тех самых птиц, которые совсем еще недавно следили за ним, вот до чего нестерпимым было желание как можно скорее найти место, где можно было бы сесть и сделать все необходимые дела. В этот самый момент мозг парня будто бы отключился, сконцентрировавшись только лишь на желании отыскать место, где можно сесть и спокойно посрать.
Можно было бы, конечно, все это сделать прямо здесь, около машин, но Моте все же захотелось некоего комфорта, а также относительного спокойствия и безопасности, обеспечить которые по идее могла только кабинка сортира.
Дверь станции технического обслуживания автомобилей была не заперта.
Мотя бесшумно влетел в нее, огляделся по сторонам и по указателю направился к месту отдыха посетителей с располагавшейся там разграбленной барной стойкой и пыльными кожаными диванами.
Он без особого труда нашел и сортир, предварительно проверив все кабинки на предмет отсутствия монстров, после чего заперся в одной из них и, спустив штаны, с внутренним моральным облегчением сел на холодный пластик сиденья.
Он даже не позаботился о туалетной бумаге, просто в этот самый момент уже невозможно было отвлекаться на что-то иное.
Да и бог с ней, с туалетной бумагой!
Как же все-таки хорошо было сидеть на унитазе, а не где-нибудь в колючей траве под деревом. Даже не смотря на то, что в унитазе не было воды и немного воняло говном.
В сортире было светло, из располагавшихся под самым потолком узких окон лился свет.
В запертой изнутри кабинке Мотя расслабился и приготовился сделать все то, что и планировал, но в самый последний миг неимоверным усилием воли сдержался и в напряжении замер. И все потому, что в туалете прозвучали шаркающие шаги.
– Блять, вот только этого мне и не хватало, – даже и не сказал, а подумал Мотя, стиснув зубы и зажмурившись, просто неимоверными уже усилиями сдерживая позыв сходить в туалет, чтобы не наделать лишнего шума.
А шаги прозвучали уже совсем близко.
Мотя даже уже видел ноги зомбака, те самые, перепачканные засохшей кровью пыльные ботинки в зазоре между полом и стенкой кабинки с нарисованными на ней непристойностями и черкашами.
В голове Моти от напряжения зашумело.
И следом за этими шагами прозвучали еще одни. Зомбаков было как минимум двое, а может даже и трое. Или даже их было еще больше, Мотя этого не видел, но вполне отчетливо это предполагал.
И откуда они только взялись здесь все?!
Все еще не желая устраивать шум, Мотя так и сидел на унитазе в этой своей дурацкой вязаной шапке с помпоном и в огромных комичных очках без диоптрий, максимально зажавшись, зажмурившись и прижав кулаки к стиснутым до боли зубам.
В этот критический момент Моте почему-то вдруг вспомнилась та прежняя, еще до апокалипсиса жизнь, в которой точно также как и сейчас вечно нужно было куда-то спешить и еще вкалывать, вкалывать, вкалывать с утра до вечера, как говорится, до усёру ради погашения разнообразных кредитов на новый телефон и на очередной отпуск, а также траты на вечно дорожающие коммунальные расходы и продукты питания, и прочее, прочее, прочее, с одной только лишь разницей, что в той прежней жизни вместо зомбаков выступали разного рода начальники и чиновники, которые безостановочно и безжалостно сосали кровь из каждого работника и каждого самого обычного человечка.
«Короче, в общем, с тех пор почти ничего по большому счету-то и не изменилось!»
От этой простой и совершенно неожиданной мысли на Мотю вдруг напал просто-таки нестерпимый гомерический смех, от которого, как говорится, хоть за живот хватайся.
В итоге физиология взяла верх и в сломанный, без воды унитаз с характерным пердящим звуком тут же полетело все, что Мотя просто какими-то неимоверными усилиями воли буквально только что сдерживал в себе.
И тотчас же под все эти знакомые каждому человеку звуки кабинку унитаза сотрясли удары оживившихся в предвкушении обеда зомбаков. Они уже в полной мере осознали, что внутри кабинки прячется живой и теперь искали возможность добраться до него.
От замешанного на крайнем отчаянии и страхе стремительного облегчения, а также совершенно ни к месту пробравшем его диком истерическом смехе Мотя тихо застонал.
И сверху, через край туалетной кабинки на него буквально как из жопы тут же повалились зомбаки, сначала один, потом второй, третий…
В общем, в номинации «самая позорная смерть в зомби-апокалипсисе» сегодня побеждает Матвей Дериглазов, который очень боялся птиц и погиб от нападения зомбаков, делая свои дела на неработающем унитазе станции технического обслуживания автомобилей.
Складной его зонтик, таз с небольшим количеством бензина, молоток и отвертка так и остались лежать на автомобильной парковке под крузаком с разбитыми стеклами и напрочь убитым дождями и ветром салоном.
Ну и хватит об этом.
Забудем об этом самом обычном человечке ныне, присно и во веки веков.
Аминь.
3.
– Ну и что дальше?
– В смысле?
– Ну, мы так и будем до самой ночи целиться друг в друга?
Небольшое молчание с обеих сторон и потом вопрос:
– И что ты предлагаешь?
– Предлагаю совместными усилиями вскрыть эту консервную банку с бычками в томатном соусе и разделить добычу пополам, если она там есть, конечно.
– Вообще-то я первый нашел этот ресторан. Почему я должен с кем-то делиться?! Это неправильно!
– Ну, жизнь вообще крайне несправедлива, я тебе скажу. Только подумай, еще совсем недавно мы жили не тужили, ездили на общественном транспорте, разогревали еду в микроволновках, пользовались айфонами с вайфаями, а теперь по сути своей превратились в бездомных голодранцев, замороченных только лишь на каждодневном поиске еды. И при этом сами в любой момент готовы стать едой. Такая вот ирония и такой вот круговорот еды в природе.
Мужчина добродушно рассмеялся, потом продолжил:
– Что правильно, а что неправильно, мы и сами порой не знаем. Слишком тонка эта грань. Это я тебе как человек много старше говорю. Так сказать, с высоты своего возраста и приобретенного жизненного опыта.
Нервно кусая губу, парень помолчал, потом дерзко буркнул:
– Что мне твой жизненный опыт? На хер себе я его не клал.
– А вот и не угадал, – снова рассмеялся мужчина. – Жизненный опыт вещь крайне полезная и необходимая. И сейчас я докажу тебе это. Через пару минут ты опустишь свою пушку и будешь делать то, что я тебе скажу. И именно я сегодня буду решать, делить нам эту консерву пополам, или же все ее содержимое будет только моим.
– Почему это? – все также дерзко, хотя и не без доли некоторого уже опасения спросил парень.
– Потому, что ты не выстрелишь в меня.
– Почему это? – снова был дерзкий вопрос.
– Потому что тебе нечем стрелять. В твоем стволе нет ни единого патрона.
– С чего ты это взял? – усмехнулся парень и попытался изобразить наглый смех.
– Ибо, если бы ты мог выстрелить, то давно бы уже сделал это. И никакие рассуждения о честности и справедливости в этот самый волшебный момент даже и не возникли бы в твоей замечательной молодой башке, как впрочем, не появились бы они и много позже того момента, как ты замочил бы меня.
Все также нервно кусая губу, парень промолчал.
– А вот я в отличие от тебя могу выстрелить. И не один раз. Патронов у меня предостаточно, – сказал мужчина.
– И чего тогда не стреляешь? – хмуро спросил парень.
– Не поверишь, – гоготнул мужчина. – Мой жизненный опыт подсказывает мне не делать этого.
Он помолчал немного, потом сказал:
– Короче, пора уже завязывать с этим балаганом.
В самом деле все происходящее в данный момент на проезжей части тихой улочки с разграбленными припаркованными у обочины автомобилями напоминало некий американский вестерн или даже шоу какого-нибудь Буффало Билла, наподобие циркового представления под открытым небом, в котором двое, один старше, другой моложе достаточно продолжительное уже время стояли и старательно целились друг в друга.
При этом зрителями всего этого действа были зомби, которые будто бы в волнительном ожидании развязки буквально прилипли к стеклянной витрине ресторана и заворожено следили за двумя живыми, застывшими на проезжей части.
На стекле витрины красовалось изображение двух лебедей, а также надпись «совет да любовь». Ресторан был тематический и, конечно же, среди его посетителей были жених и невеста, пышное платье которой было вымарано кровью, а также свидетели с измазанными кровью лентами наискось, разряженные гости, повара, официанты и толстая тамада в сверкающем пайетками обтягивающем тесном платье и с пафосной прической из салона красоты.