Ветер в ивах

Глава вторая

На широкой дороге

– Рэтти, – сказал Крот однажды ясным летним утром, – я хочу тебя о чём-то попросить, можно?

Дядюшка Рэт сидел на берегу реки и напевал песенку. Он только что её сам сочинил, и она, надо сказать, очень ему нравилась. Он не обращал внимания ни на Крота, ни на кого бы то ни было вообще. Он с раннего утра досыта наплавался в реке вместе со своими друзьями-утками. Когда вдруг утки неожиданно становились в воде вниз головой, как это свойственно уткам, он тут же нырял и щекотал им шейки, как раз в том месте, где мог оказаться подбородок, если бы он у них был, до тех пор щекотал, пока им не приходилось торопливо выныривать на поверхность. Они выныривали, разбрызгивая воду, сердясь и топорща на него свои пёрышки, потому что невозможно сказать всё, что ты о ком-то думаешь, когда у тебя голова под водой. Под конец они уже просто взмолились и попросили его заняться своими собственными делами и оставить их в покое. Ну вот, дядюшка Рэт и отстал от них, и уселся на бережке на солнышке, и сочинил про них песенку, которую он назвал

– Мне что-то не очень, Рэтти, – заметил Крот осторожно. Сам он не был поэтом, стихи ему были как-то безразличны, он этого не скрывал и говорил всегда искренне.

– И уткам тоже не очень, – бодро заметил дядюшка Рэт. – Они говорят: «И почему это нельзя оставить других в покое, чтобы они делали как хотят, что хотят и когда хотят, а надо вместо того рассиживать на берегах, и отпускать всякие там замечания, и сочинять про них разные стишки, и всё такое прочее? Это довольно-таки глупо». Вот что говорят утки.

– Так оно и есть, так оно и есть! – горячо поддержал уток Крот.

– Вот как раз и нет! – возмутился дядюшка Рэт.

– Ну, нет так нет, – примирительно отозвался Крот. – Я вот о чём хотел тебя попросить: не сходим ли мы с тобою в Тоуд-Холл? Я столько слышал: «Жаба – мистер Тоуд – то, да мистер Тоуд – сё», а до сих пор с ним не познакомился.

– Ну, разумеется, – тут же согласился добрый дядюшка Рэт и выкинул на сегодня поэзию из головы. – Выводи лодку, и мы туда быстренько доплюхаем. К нему когда ни появись, всё будет вовремя. Утром ли, вечером ли, он всегда одинаковый. Всегда в хорошем настроении, всегда рад тебя видеть, и каждый раз ему жаль тебя отпускать.

– Мистер Тоуд, наверно, очень хороший зверь, – заметил Крот, садясь в лодку и берясь за вёсла, в то время как дядюшка Рэт устраивался поудобнее на корме.

– Он действительно просто замечательный зверь, – ответил дядюшка Рэт. – Такой простой и привязчивый и с хорошим характером. Ну может, он не так уж умён, но все же не могут быть гениями, и правда он немножечко хвастун и зазнайка. Но всё равно у него много превосходных качеств, у нашего мистера Тоуда, в самом деле, много превосходных качеств.

Миновав излучину, они увидели красивый и внушительный, построенный из ярко-красного кирпича старинный дом, окружённый хорошо ухоженными лужайками, спускающимися к самой реке.

– Вот и Тоуд-Холл, – сказал дядюшка Рэт. – Видишь слева бухточку, где на столбике объявление: «Частная собственность. Не чалиться», там как раз его лодочный сарай, там мы и оставим свою лодку. Справа – конюшни. А это, куда ты смотришь, банкетный зал. Самое старое строение из всех. Мистер Тоуд довольно богат, и у него, пожалуй, самый хороший дом в наших краях. Только мы при нём это особенно не подчёркиваем.

Легко скользя, лодка пересекла бухту, и в следующий момент Крот стал сушить вёсла, потому что они уже въезжали в тень большого лодочного сарая. В сарае было много хорошеньких лодочек, подвешенных к поперечным балкам при помощи канатов или поднятых на стапеля. Ни одной лодки не было спущено на воду, и вообще здесь всё выглядело как-то заброшенно и неуютно, и казалось, что сюда уже давно никто не заглядывал.

Дядюшка Рэт поглядел вокруг.

– Понимаю, – сказал он. – С лодочным спортом покончено. Ему надоело, он наигрался. Интересно, какая новая причуда теперь им овладела? Пошли поищем, где он. Очень скоро мы сами всё это услышим, не беспокойся.

Они сошли на берег и двинулись наискосок через весёлые цветущие лужайки на поиски хозяина, на которого вскорости и наткнулись, найдя его сидящим в плетёном кресле с очень сосредоточенным выражением лица. Огромная карта была расстелена у него на коленях.

– Ура! – закричал он, вскакивая, лишь только завидел их. – Это замечательно!

Он горячо пожал лапы обоим, не дожидаясь, пока ему представят Крота.

– Как это мило с вашей стороны! – выплясывал он возле гостей. – Я только что собирался послать кого-нибудь в лодке за тобой, Рэтти, и дать строгий наказ немедленно тебя привезти, как бы ты там ни был занят. Вы мне очень нужны оба. Ну, чем вас угостить? Войдите в дом, перекусите немножечко. Вы даже не представляете себе, как здорово, что вы появились именно сейчас!

– Давай-ка посидим тихонько хоть минутку, Тоуд, – сказал дядюшка Рэт, усаживаясь в кресло, в то время как Крот занял другое, бормоча учтивые слова насчёт «прелестной резиденции».

– Самый прекрасный дом на всей реке! – воскликнул мистер Тоуд хвастливо. – На всей реке и вообще где бы то ни было, если хотите, – добавил он.

Дядюшка Рэт легонько толкнул Крота. К сожалению, мистер Тоуд заметил это и страшно покраснел. Наступило неловкое молчание. Потом мистер Тоуд расхохотался:

– Да ладно, Рэтти. Ну, у меня такой характер, ты же знаешь. И на самом-то деле это ведь не такой уж плохой дом, правда? Признайся, что тебе он тоже нравится. А теперь послушай. Будем благоразумны. Вы как раз те, кто мне нужен. Вы должны мне помочь. Это чрезвычайно важно.

– Полагаю, это связано с греблей, – заметил дядюшка Рэт с невинным видом. – Ты делаешь большие успехи, хоть и поднимаешь брызги чуть-чуть больше, чем надо. Но если ты проявишь терпение и поупражняешься как следует, то ты…

– Вот ещё, лодки! – перебил его мистер Тоуд с отвращением в голосе. – Глупые мальчишеские забавы! Я уже давным-давно это оставил. Пустая трата времени, вот что я вам скажу. Мне просто до слёз вас жалко, когда я вижу, как вы тратите столько драгоценной энергии на это бессмысленное занятие. Нет, я наконец-то нашёл стоящее дело, истинное занятие на всю жизнь. Я хочу посвятить этому остаток своей жизни и могу только скорбеть о зря потраченных годах, выброшенных на пустяки. Пойдёмте со мной, Рэтти, ты и твой доброжелательный друг, если он будет так любезен, здесь недалеко идти, всего лишь до конюшни. Там вы кое-что увидите.

Он пошёл вперёд, указывая им путь в сторону конюшенного двора, а следом за ним двинулся дядюшка Рэт с выражением крайнего сомнения на лице. И что же они увидели? Во дворе стояла выкаченная из каретного сарая новёхонькая цыганская повозка канареечно-жёлтого цвета, окаймлённая зелёным, и с красными колёсами!

– Ну! – воскликнул мистер Тоуд, покачиваясь на широко расставленных лапах и раздуваясь от важности. – Вот вам истинная жизнь, воплощённая в этой небольшой повозочке. Широкие просёлки, пыльные большаки, вересковые пустоши, равнины, аллеи между живыми изгородями, спуски, подъёмы! Ночёвки на воздухе, деревеньки, сёла, города! Сегодня здесь, а завтра – подхватились – и уже совсем в другом месте! Путешествия, перемены, новые впечатления – восторг! Весь мир – перед вами, и горизонт, который всякий раз иной! И заметьте, это самый прекрасный экипаж в таком роде, свет не видал более прекрасного экипажа. Войдите внутрь и посмотрите, как всё оборудовано. Всё в соответствии с моим собственным проектом!

Кроту было необыкновенно любопытно поглядеть, и он торопливо поднялся на подножку и полез внутрь повозки. Дядюшка Рэт только фыркнул и остался стоять, где стоял.

Всё было сделано действительно очень разумно и удобно. Маленькие коечки, столик, который складывался и приставлялся к стене, печечка, рундучки, книжные полочки, клетка с птичкой и ещё – чайники, кастрюльки, кувшинчики, сковородки всяких видов и размеров.

– Полный набор всего, чего хочешь! – победоносно заявил мистер Тоуд, откидывая крышку одного из рундучков. – Видишь, печенье, консервированные раки, сардины – словом, всё, чего ты только можешь пожелать. Здесь – содовая, там – табачок, почтовая бумага и конверты, бекон, варенье, карты, домино, вот ты увидишь, – говорил он, пока они спускались на землю, – ты увидишь, что ничего, решительно ничего не забыто, ты это оценишь, когда мы сегодня после обеда тронемся в путь.

– Я прошу прощения, – сказал дядюшка Рэт с расстановкой, жуя сухую соломинку, – мне показалось или я в самом деле услышал что-то такое насчёт «мы» и «тронемся в путь» и «после обеда»?

– Ну милый, ну хороший, ну старый друг Рэтти, ну не начинай разговаривать в такой холодной и фыркучей манере, ну ты же знаешь, ты просто должен со мной поехать! Я просто никак не могу без тебя обойтись, ты уж, пожалуйста, считай, что мы уговорились. И не спорь со мной – это единственное, чего я совершенно не выношу. Не собираешься же ты всю жизнь сидеть в своей старой, скучной тухлой речке, жить в прибрежной норе и только и знать, что плавать на лодке? Я хочу показать тебе мир! Я хочу сделать из тебя зверя, как говорится, с большой буквы, дружочек ты мой!

– Мне наплевать! – сказал дядюшка Рэт упрямо. – Я никуда не еду, и это совершенно твёрдо. Я именно собираюсь провести всю жизнь на реке в прибрежной норе и плавать на лодке, как плавал. Мало того, Крот тоже останется со мной и будет делать всё то, что делаю я, правда, Крот?

– Да, конечно, – отозвался верный Крот, – я всегда буду с тобой, и как ты скажешь, так всё и будет. И всё-таки, знаешь, было бы вроде весело… – добавил он задумчиво.

Бедный Крот! Жизнь Приключений! Для него всё было так ново, так интересно. Его манили новые впечатления. К тому же он просто влюбился с первого взгляда в канареечный экипажик и его замечательное оборудование.

Дядюшка Рэт понял, что творится в его голове. Он заколебался. Он не любил никого огорчать, а к тому же любил Крота и готов был почти на всё, чтобы порадовать его. Мистер Тоуд пристально глядел на обоих.

– Пошли в дом, перекусим чего-нибудь, – сказал он дипломатично. – Мы всё это обсудим. Ничего не надо решать сразу. Мне, в общем-то, всё равно. Я хотел доставить вам удовольствие, ребята. «Жить для других» – таков мой девиз.

Во время ленча – а он был отличным, как всё вообще в Тоуд-Холле, – мистер Тоуд всё-таки не удержался. Не обращая никакого внимания на дядюшку Рэта, он играл на неопытной душе Крота, как на арфе. По природе разговорчивый, с богатым воображением, тут же он просто не закрывал рта. Он рисовал перспективу путешествия, вольной жизни, всяких дорожных удовольствий такими яркими красками, что Кроту с трудом удавалось усидеть на стуле. Постепенно как-то само собой получилось, что путешествие оказалось делом решённым, и дядюшка Рэт, внутренне не очень-то со всем согласный, позволил своей доброй натуре взять верх над его личным нежеланием. Ему было трудно разочаровывать друзей, которые успели глубоко погрузиться в планы и предчувствия, намечая для каждого в отдельности занятия и развлечения, планируя их на много недель вперёд.

Когда все окончательно созрели для поездки, мистер Тоуд вывел своих компаньонов на луг за конюшней и велел поймать старую серую лошадь, которой предстояло во время путешествия выполнять самую тяжёлую и пыльную работу, хотя, к её неудовольствию, с ней никто предварительно не посоветовался. Она открыто предпочитала луг, и поэтому некоторое время пришлось потратить, чтобы её изловить. Тем временем мистер Тоуд набил рундучки ещё плотнее всякими необходимыми вещами, а лошадиные торбы с овсом, мешочки с луком, охапки сена и всякие мелкие корзинки прикрепил снизу ко дну повозки.

Наконец лошадь изловили и запрягли, и путешественники тронулись в путь, все что-то говоря разом, кто сидя на козлах, кто шагая рядышком с повозкой, – кому как заблагорассудилось.

Было золотое предвечерье. Запах пыли, которую они поднимали по дороге, был густой и успокаивающий. Из цветущих садов по обеим сторонам дороги их весело окликали птицы. Добродушные путники, которые попадались навстречу, останавливались и здоровались с ними, говорили несколько слов в похвалу красивой повозки, а кролики, сидя на крылечках своих домов, спрятанных в живой изгороди, поднимали передние лапки и восклицали: «Ах! Ах! Ах!»

Поздним вечером, усталые и счастливые, находясь уже очень далеко от дома, они свернули на пустырь, распрягли лошадь, чтобы она попаслась. Они уселись поужинать на травке возле повозки. Мистер Тоуд хвастался тем, что он предпримет в ближайшие дни, а звёзды вокруг них всё разгорались и разгорались, и жёлтая луна, которая молча появилась неизвестно откуда, придвинулась, чтобы побыть с ними и послушать, о чём они говорят. Наконец они улеглись на свои коечки, и мистер Тоуд, блаженно вытягивая ноги под одеялом, сказал сонным голосом:

– Спокойной ночи, ребята! Вот это настоящая жизнь для джентльмена! И не говорите мне больше ни слова о реке.

– Я не говорю о реке, Тоуд, ты же видишь, я ничего не говорю. Но я думаю о ней, – вздохнул Рэт печально. – Я думаю о ней всё время!

Крот высунул лапу из-под одеяла, нащупал в темноте лапу друга и пожал её.

– Я сделаю, как ты захочешь, Рэтти, – прошептал он. – Хочешь, мы завтра рано утром убежим? Очень-очень рано? И вернёмся в нашу милую норку на реке?

– Нет, погоди, уж доведём дело до конца, – ответил дядюшка Рэт тоже шёпотом. – Спасибо тебе. Но я предпочёл бы находиться рядом с мистером Тоудом, пока это путешествие не завершится. Небезопасно оставлять его одного. За ним надо приглядеть. Впрочем, всё скоро кончится. Его причуды недолговечны. Спокойной ночи!

Конец был даже ближе, чем Рэт мог предположить. Надышавшись свежим воздухом и получив массу новых впечатлений, мистер Тоуд спал так крепко, что, сколько его ни трясли утром, вытрясти его из постели не удалось. Так что дядюшка Рэт и Крот спокойно и мужественно принялись за дела, и, пока дядюшка Рэт обихаживал лошадь, разжигал костёр, мыл оставшуюся от ужина посуду и готовил завтрак, Крот отправился в ближайшую деревню, которая была вовсе не близко, чтобы купить молока и яиц и ещё кое-что необходимое, что мистер Тоуд, конечно, позабыл взять с собой. Когда вся трудоёмкая работа была сделана и оба зверя, уставшие донельзя, присели отдохнуть, на сцене появился мистер Тоуд, свеженький и весёлый, и тут же принялся расписывать, какую приятную и лёгкую жизнь они теперь ведут по сравнению с заботами и хлопотами домашнего хозяйства.

Они прелестно провели этот день, ездили туда-сюда по заросшим травкой холмам, вдоль узеньких переулочков и остановились на ночлег, опять подыскав подходящий пустырь. Но только уж теперь гости следили, чтобы хозяин по-честному делал свою долю работы. А кончилось дело тем, что, когда на следующее утро пришло время трогаться в путь, мистер Тоуд не был в таком уж восторге от простоты кочевой жизни и даже сделал попытку снова улечься на койку, откуда был извлечён силой.

Путешественники двигались по узким деревенским улочкам и только к обеду выехали на большак. Тут катастрофа, стремительная и непредвиденная, буквально обрушилась на них. Катастрофа, которая оказалась решающей в их путешествии и совершенно перевернула дальнейшую жизнь их друга, «достославного мистера Тоуда».

Они тихонечко двигались по дороге, Крот шагал впереди повозки, возле лошадиной морды, и беседовал с лошадью, потому что лошадь жаловалась, что на неё никто не обращает внимания, а мистер Тоуд и дядюшка Рэт шли позади повозки, разговаривая друг с другом, во всяком случае, Тоуд говорил, а дядюшка Рэт время от времени вставлял: «Да, именно так» или: «А ты что ему ответил?», сам же в это время думал о чём-то совершенно постороннем, когда далеко позади себя они услышали какое-то предупреждающее бормотание, напоминающее отдалённое жужжание пчелы. Оглянувшись, они увидели небольшое облачко пыли, в центре которого находилось что-то очень энергичное, что приближалось к ним с невероятной скоростью, время от времени из-под пыли вырывалось какое-то «би-би», словно невидимый зверь жалобно выл от боли. Почти не обратив на это внимания, друзья вернулись было к прерванной беседе, как вдруг в один миг мирная картина совершенно изменилась. Порывом ветра и вихрем звуков их отбросило в ближайшую канаву, а ЭТО, казалось, неслось прямо на них!

«Би-би» нахально ворвалось им прямо в уши, и на мгновение они успели увидеть сверкающее стекло и богатый сафьян, и великолепный автомобиль – огромный, такой, что перехватило дыхание, с шофёром, напряжённо вцепившимся в руль, – на какую-то долю секунды завладел всей землёй и воздухом, швырнул в них окутавшее и ослепившее их облако пыли, уменьшился до размеров пятнышка вдали и снова превратился в пчелу, жужжащую в отдалении.

Старая серая лошадь, которая ступала по дороге, мечтая о своём лужке возле конюшни, совершенно растерялась в этих суровых обстоятельствах и потеряла над собой контроль. Она стала пятиться, пятиться, не останавливаясь, несмотря на все усилия Крота, не обращая внимания на его призывы к её разуму, она толкала повозку назад и назад к глубокой канаве, что шла вдоль дороги. Повозка на секунду повисла над бездной, покачнулась, послышалось душераздирающее «крак!», и канареечно-жёлтая повозка, их радость и гордость, лежала на боку в канаве, разбитая вдребезги.

Дядюшка Рэт носился взад и вперёд по дороге, не помня себя от злости.

– Эй, вы, негодяи! – кричал он, потрясая обоими кулаками в воздухе. – Вы – мерзавцы! Разбойники с большой дороги! Вы – дорожные… свиньи! Я подам на вас в суд! Я вас по судам затаскаю!

Его тоска по дому мгновенно улетучилась, и он ощущал себя шкипером канареечно-жёлтого судна, посаженного на мель из-за удали моряков судна-соперника, и он пытался припомнить все те прекрасные и ядовитые слова, которыми он пиявил владельцев паровых катеров, когда они подплывали слишком близко к берегу и поднятая ими волна подмывала коврик в его гостиной.

Мистер Тоуд уселся в пыль посреди дороги, вытянул задние лапы и, не отрываясь, глядел туда, где исчез автомобиль. Дышал он прерывисто, на лице откуда-то появилось безмятежное и счастливое выражение, и время от времени он мечтательно бормотал: «Би-би!»

Крот попытался успокоить лошадь, в чём через некоторое время и преуспел. Потом он поглядел на повозку, которая валялась на боку в канаве. Это было действительно печальное зрелище. Все стёкла и панели разбиты вдребезги, оси разбросаны по всему белу свету, птица в клетке плачет и просится, чтобы её выпустили.

Дядюшка Рэт подошёл к Кроту, но даже их общих усилий не хватило, чтобы выровнять разбитую повозку.

– Эй, Тоуд, – закричали они в один голос, – что ты сидишь, иди помоги нам!

Мистер Тоуд не ответил ни словечка, он даже не шелохнулся, и они забеспокоились, что же такое с ним случилось. Он был как зачарованный. Счастливая улыбка играла на губах. Взгляд был устремлён вслед их погубителю. Время от времени он бормотал: «Би-би!» Дядюшка Рэт потряс его за плечо.

– Ты идёшь помогать нам или нет? – спросил он довольно жёстко.

– Великолепное, потрясающее видение… – пробормотал мистер Тоуд, не трогаясь с места. – Поэзия движения. Истинный способ путешествовать. Единственный способ передвигаться! Сегодня – здесь, а завтра уже там, где ты смог бы в другом случае оказаться только через неделю! Прыжок – и ты уже перепрыгнул деревню, скачок – и ты уже перескочил через город! Всегда ты – это чей-то горизонт! О радость! О би-би! О боже мой, боже мой!

– Перестань валять дурака, Тоуд! – прикрикнул Крот.

– Подумать только, что я этого не знал, – продолжал мистер Тоуд всё на той же мечтательной ноте. – О, бессмысленно потраченные мною годы! Ведь я даже и не знал, мне даже и не снилось! Но теперь, когда я знаю, теперь, когда я полностью отдаю себе отчёт! О, какая дорога, усеянная цветами, простирается теперь передо мной! О, какие облака пыли будут расстилаться вслед за мной, когда я буду проноситься мимо с этаким беззаботным видом! Какие кареты я буду опрокидывать в канавы, шикарно проносясь мимо них и даже не оглядываясь! Глупые, жалкие повозки, ничтожные повозки, канареечно-жёлтые повозки!

– Что с ним делать? – спросил Крот у своего друга.

– Да ничего, – ответил дядюшка Рэт твёрдо. – Потому что мы ничего и не сможем сделать. Видишь ли, я-то его давно знаю. Теперь на него наехало. У него снова бзик. Это сразу не пройдёт. Будет бредить, как лунатик, погружённый в прекрасный сон, и толку от него никакого не будет. Не обращай на него внимания. Пойдём поглядим, что можно сделать с повозкой.

Тщательное исследование показало, что, если бы им даже, паче чаяния, и удалось поднять повозку, к дальнейшему использованию она всё равно уже непригодна. Оси совершенно поломались, а откатившееся колесо просто разлетелось в щепки.

Дядюшка Рэт связал вожжи узлом и закинул их на спину лошади, взял её под уздцы, а в свободную лапу – клетку с её истеричной обитательницей.

– Пошли, – сказал он Кроту с мрачным видом. – До ближайшего городка не то пять, не то шесть миль, и нам предстоит пройти их пешком. Чем скорей мы пойдём, тем лучше.

– А что же будет с мистером Тоудом? – обеспокоенно спросил Крот, когда они тронулись в путь. – Как же мы оставим его посреди дороги, ведь он явно не в себе? Это даже опасно. Представь себе, что ещё одно ЭТО промчится по дороге?

– Наплевать на него! Я с ним больше дела иметь не желаю!

Но не успели путники пройти и десяти шагов, как за спиной у них послышалось шлёпанье ног, и мистер Тоуд присоединился к ним, взял их обоих под ручку и, всё ещё задыхаясь, снова вперил свой взор в пустоту.

– Послушай-ка, Тоуд, – резко обратился к нему дядюшка Рэт, – как только мы доберёмся до города, ты должен сразу же отправиться в полицейский участок, узнать, что им известно про этот автомобиль и кто его хозяин, и подать на него жалобу. А потом тебе надо найти кузнеца или колёсника и позаботиться, чтобы повозку доставили в город и привели в порядок. Это, конечно, займёт время, но она не совсем безнадёжно поломана. Мы с Кротом пока сходим в гостиницу и снимем удобные номера, где мы могли бы пожить, пока повозку чинят. За это время ты немножко отойдёшь от пережитого потрясения.

– Участок? Жалоба? – бормотал мистер Тоуд, будто во сне. – Мне? Мне жаловаться на это прекрасное, небесное видение, которого я был удостоен? Чинить повозку? Я навсегда покончил с повозками! Я больше никогда и не взгляну на повозку, я даже и слышать о ней ничего не желаю. О, Рэтти! Ты даже и не знаешь, как я вам благодарен, что вы согласились на это путешествие. Я бы один без вас не поехал, и тогда… тогда бы мне никогда бы не явился этот лебедь, этот луч солнца, этот громовой удар! Этот обворожительный звук никогда не коснулся бы моего уха, а этот колдовской запах – моего обоняния. Я всем обязан вам, мои самые лучшие друзья!