Ядовитый поцелуй
– Не вертись, Данила.
Только шестилетняя Варенька сидела смирно, прижав куколку к груди, у нее, в отличие от остальных членов семейства, было завидное терпение. Через десять минут дикторша повторила информацию для Спасского, после чего прошло еще десять минут.
– Мы уже час стоим, – робко напомнила мужу Полина.
– Могло произойти ЧП, – Сергей не терял надежды. – Например, машина по дороге сломалась, или…
– Что – или? – спросила Полина, не дождавшись окончания фразы.
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Позвони еще раз. Может, он был вне зоны.
Сергей достал трубку, слушал, опять нажимал на вызов, еще слушал… Прошел час, потом два. Данила гулял по залу, приставая к пассажирам, за ним то и дело бегала Полина, извинялась и возвращала мальчика на место, то есть на чемодан. Она женщина выдержанная, ни упрека мужу не сказала, никак не дала понять, что недовольна. Да и в чем он виноват? Что друг долго, несколько лет подряд приглашал его погостить, они наконец-то вырвались, пролетели две тысячи километров, а он не приехал встретить, как обещал? Но ведь действительно могло произойти нечто непредвиденное, хотя почему, в таком случае Спасский не прислал вместо себя кого-нибудь или не сообщил, что не может их встретить? В душу Полины закрадывались подозрения, что друг мужа приглашал их ради красного словца, а как до дела дошло, решил спрятаться в норку. Она не посмела вслух высказать свои подозрения, зная, как рассердится Сережа, которому и так было неловко перед ней.
– Знаешь что… – сказал он. – Берем такси и едем к нему. Данька, брысь с чемодана!
Сергей подхватил чемоданы, Полина помогла сыну надеть рюкзак и, схватив две сумки и Вареньку, помчалась догонять мужа, лепеча:
– Сережа, уже ночь… Неудобно. Вдруг нас не очень-то и ждали…
– Глупости! – бросил Сергей через плечо. – Как это не ждали? Кто? Глеб? Да нас даже мать его приглашала тысячу раз.
– Но почему же тогда он не отвечает на твои звонки? – семенила она за ним, волоча за собой Вареньку. – Телефон ведь принимает сигнал.
– Приедем – узнаем.
– Не лучше ли в гостиницу, а завтра…
– Нет. – Сергей открыл дверцу такси и скомандовал: – Живо всем в машину.
Назвав адрес, он вытер платком лицо и шею, затем ободряюще подмигнул жене – дескать, паникуешь зря.
Ночь не помешала ему разглядеть небольшие коттеджи, выстроенные почти по одному проекту, окруженные если не лесом, то густыми зарослями. Это были не дворцы, но и не примитивные строения. Глеб Спасский писал по электронной почте, что продал три квартиры – свою, мамину и тестя, – решив на семейном совете не задыхаться в центре города, а переселиться на свежий воздух.
Таксист остановился около ворот, рядом с которыми был выведен белой краской номер дома. Расплатившись, Сергей взял чемоданы и подошел к воротам, нашел кнопку звонка. Никто ему не ответил и не вышел. Странно, Глеб живет не один, семейство у него немаленькое, неужели некому встретить гостей?
– Свет в окнах не горит, – сказала Полина, заглядывая в щели ограды из железных щитов. – Нас никто здесь не ждет.
Сергей не мог смириться с тем, что его подвел друг, он тронул за ручку железной двери, к счастью, она оказалась не запертой изнутри. Приоткрыв ее, он просунул голову во двор, а жена предупредила:
– Осторожно! В таких домах обязательно держат собак.
Но навстречу им не выскочила псина. Сергей вошел, огляделся, затем внес вещи, усадил на чемодан Вареньку и обошел двор со словами:
– Хорошо здесь, а? Порядок и красота. Подождем?
– Чего? – присев на другой чемодан, спросила Полина. Она устала, дети тоже, хотя Данька не знает, что такое усталость, – мальчик принялся бегать по двору, находил закоулки и нырял в них.
– Не чего, а кого, – ответил Сергей. – Хозяев будем ждать. Наверняка что-то случилось. Может, матери Глеба стало плохо, тогда им не до нас. Не беспокойся, Полина, думаю, он скоро будет.
На всякий случай Сергей сделал еще один звонок по мобиле, но… Данила позвал его:
– Па, иди сюда.
Сын сидел на корточках возле ступенек. Что он там нашел? Сергей подошел к нему и увидел крупную собаку, которая лежала на боку без признаков жизни.
– Она спит? – спросил сын.
– Не похоже, – проговорил Сергей, присаживаясь на корточки.
Было темно, пришлось наклониться к собаке, чтобы рассмотреть, что с ней. Вскоре Сергей понял: сдохла. Как человек дотошный, он посветил мобильником на труп собаки, провел световым лучом по тушке и увидел темные пятна на шкуре. Еще сомневаясь, он тронул пальцем вязкую мокроту, слегка растер и поднес к глазам, после чего выпрямился:
– Даня, иди к маме.
– Пап, она мертвая?
– Да. Иди, я сказал.
Сергей взлетел по ступенькам на крыльцо, очутился у двери и, преодолевая некий тормоз внутри, ведь в чужой дом порядочные люди не врываются, взялся за ручку.
– Куда ты? – догнал его беспокойный голос Полины. – Это же чужой дом.
Да, чужой. Но убита собака, которая была любима всеми в этом доме. Почему она убита? Конечно, случается, что собаки становятся неуправляемыми и опасными для людей, тогда выход один – усыпить. Усыпить, а не застрелить. Не мог же Глеб пристрелить четвероногого друга и оставить его лежать во дворе! И куда он сам делся? Происходящее все меньше ему нравилось. Сергей бросил жене через плечо:
– Сидите. – И решительно потянул дверь на себя.
Не заперта. Он толкнул вторую дверь – тоже не заперта. Сергей это почему-то предвидел. Он вошел в темную прихожую, ощутил, что впереди нет преграды из стены, а сразу начинается большая комната. По логике, где-то у входа должен быть выключатель. Сергей зашарил по стене на уровне своего плеча. Чтобы попасть точно, он слегка водил ладонью вверх-вниз, продвигаясь по стене. Нашел. Вверху загорелся плафон, осветив пятачок на полу. Сергей не ошибся – прихожая не ограничивалась стенами, он увидел темное пространство комнаты, несколько ступенек вели вниз, по ним он и сошел. Повернулся, ища выключатель…
Ему показалось, что в кресле, стоявшем неподалеку, что-то есть. Возможно, это брошенная верхняя одежда, которую часто принимают за человека. В этой части комнаты уже не было беспросветной темноты, Сергей нашел выключатель, пошел к нему, обо что-то споткнулся, но не посмотрел, обо что именно. Загорелась большая люстра под потолком, Сергей огляделся…
В первый миг у него перехватило дыхание. Почти одновременно в голову ударила горячая волна, все будто заволокло бордовой пеленой. Когда она рассеялась, бордовые пятна перед глазами остались, к несчастью, они были реальными, а не игрой света и тени. Сергей не хотел верить, что это – следы от пуль на человеческом теле.
Не хотел верить, но куда денешься от факта? Почти в центре гостиной в кресле, свесив набок голову, полулежал пожилой человек с пышными усами боцмана. Очевидно, это и есть тесть Глеба Спасского – Аскольд Миронович. Он-то и был изрешечен пулями, его прошили автоматной очередью – Сергей в этом разбирался. Несмотря на то что кровь и трупы он видел не впервые, от внезапного зрелища горло перехватило удушье. Сергей метнулся к Аскольду Мироновичу, словно мог помочь ему, и снова споткнулся, вернее, наступил на что-то, едва не упав.
Это оказалась туфля. Женская туфля на невысоком и широком каблуке. Одна. Повернув голову вправо, Сергей заметил вторую, на ноге, которая выглядывала из-за ступенек – по ним он спустился в гостиную. Теперь уже с опаской, зная, что именно увидит, и одновременно страшась это видеть, Сергей перешел к другому краю ступенек…
Жена Глеба лежала ничком на полу. Голова Анжелы была повернута набок, открытый глаз с ужасом глядел прямо перед собой. Или это ему почудилось? Халат из голубого ситца в синий цветочек набряк от крови на спине, но Сергея больше поразили капли крови на щеке. Он стоял и тупо думал: «Почему капли на щеке? Откуда они там взялись?» Будто это было важно. А важно было не это, а два человека – отец и дочь, прошитые пулями в своем доме.
В смертельной тишине, леденящей душу и тело, особенно нереально прозвучал сдавленный крик. Очнувшись, Сергей обернулся. Полина зажала рот двумя ладонями и тряслась, вытаращив глаза, в которых отражались огни люстры. Значит, она увидела Аскольда Мироновича, он был напротив двери. Сергей утер пот с лица рукавом рубашки, не соображая, что делать дальше, как поступить.
– Спокойно, спокойно… – произнес он не своим голосом, хриплым и тусклым. – Иди к детям. И вызови милицию. – Она таращила безумные глаза и явно ничего не слышала, пришлось повысить голос: – Милицию вызови!
– Но… но-мер какой? – выдавила Полина, пятясь назад.
– Он везде один. Ноль-два.
Пот заливал глаза, Сергей снова вытер его рукавом рубашки и замер: а где Глеб Спасский? Где его дети? Мать? Они все жили в одном доме. И что здесь произошло? Где были соседи? Неужели не слышали автоматных очередей?
До приезда милиции Сергей решил осмотреть весь дом и попытаться понять, что все-таки здесь случилось. Осторожно ступая, дабы не наследить, Сергей обошел комнаты первого этажа, попал на кухню – никого. Только беспорядок. Чудовищный беспорядок. Что здесь искали во всех комнатах и углах?
Сергей вернулся в гостиную, заметил узкую лестницу, ведущую на второй этаж. Перил он не касался, ступал на самые кончики носков и на край ступенек. Едва он достиг поворота лестницы, как тут же застыл. Там головой вниз лежал юноша. Это Егорка, сын Спасского. Сергей его видел один раз, когда ехал с Кавказа домой и остановился у Глеба погостить вместе с Зябловым, которого, разумеется, все звали коротко – Зяблик. Егору тогда было девять, а сейчас ему двадцать… Было… Было! Всего-то!
Сергей чувствовал комок, подступивший к горлу, чувствовал, как у него подкашивались ноги, но, переступив через труп, он все же поднялся на второй этаж. Снова нужен свет. Выключатель оказался у плеча, Сергей ногтем мизинца нажал на краешек клавиши. Нельзя оставлять свои пальцы – вдруг тут есть отпечатки преступников. Загорелась цепочка из круглых светильников, вмонтированных в потолок.
Сергей опустил голову – он должен видеть, куда ступать. По полу пролегла кровавая дорожка. Значит, Егора убили в комнате, затем тащили волоком, но почему-то бросили…
Он стиснул зубы, сдержав крик ярости, пошел по стенке в ту комнату, дверь которой была открыта, оттуда же шел кровавый след. Заходить не стал. Комната была слишком мала и пуста. Теперь Сергей, достав платок и обмотав им пальцы, осторожно открывал двери… Их было три. Пусто… Пусто…
Открыв третью дверь, Сергей зажмурился и встряхнул головой. Нет, это плохое кино… Или страшный сон… Или он попал в зону аномальных явлений, где людей преследуют кошмарные видения. Сейчас откроет глаза – и все исчезнет.
Открыл глаза – нет, не исчезло. Симе было шесть, теперь ей семнадцать. И тоже было! Первый порыв, которому подчинился Сергей, – накрыть обнаженное тело на безобразно смятой кровати. И он сделал к Симе несколько шагов, очутился в комнате, однако вовремя вспомнил, что до приезда милиции ничего нельзя трогать. Нельзя – это слово сейчас надо помнить постоянно. И надо выйти отсюда, чтоб ненароком не сделать того, что нельзя.
Сергей развернулся на сто восемьдесят градусов, намереваясь бежать вниз, потом на улицу, здесь он попросту задыхался…
И замер на полушаге, потому что увидел его – Глеба Спасского, своего друга, именно о таких друзьях слагают песни. Когда-то им повезло, повезло настолько, что прошедшие двенадцать лет они ежечасно помнили об этом и жили с осознанным счастьем внутри, потому что понимали: их могло бы и не быть. В сущности, Глебу Спасскому Сергей был обязан тем, что жив… как и еще несколько ребят, которых он вывел из котла, потому что был умным и любил жизнь. И вот эта самая жизнь из Глеба ушла.
Спасский стоял во весь рост… Впрочем, не стоял, а висел, едва касаясь носками пола. Жгут был сделан из разодранной простыни, закреплен на здоровенных гвоздях, вбитых, скорей всего, перед повешением, о чем свидетельствовала осыпавшаяся штукатурка.
И тут неожиданно для себя Сергей заплакал. Навзрыд, глухо и отчаянно. У него вздрагивала спина, он вытирал слезы тыльной стороной ладони и не мог остановиться, хотя пытался, понимая, что нет ничего бессмысленней этих слез. И бил кулаком в ладонь. Бил с лютой злобой, будто уже знал, кто это сделал, его-то и бил Сергей. Потом вытирал слезы и снова бил кулаком о ладонь. Ничего нельзя изменить, ничего – вот что страшно. Это были слезы бессилия, а также сожаления, что он не приехал к другу раньше, когда тот его звал.
Сергей вышел на воздух, рухнул на ступеньку и, наконец, закурил. Он курил остервенело, глубоко затягиваясь, и думал: «Где же милиция? Почему так долго?» Докурив одну сигарету до фильтра, закурил вторую, потом третью…
Они приехали. Сергей не имел сил двинуться в сторону, только поставил в известность старшего группы:
– На двух выключателях мои отпечатки. В прихожей и в комнате. Потом я старался не наследить.
– Кто такие, почему здесь? – спросил старший.
Сергей достал из внутреннего кармана джинсового жилета удостоверение, протянул. Старший прочел изумленно, словно в документе обозначено место работы – преисподняя, а должность – главный бес по котлам, где варятся грешники:
– Хм, служба безопасности? Простите, капитан.
И чего он извинился? Не на ногу же наступил. Но пришлось говорить, говорить много идиотских слов, в то время как хотелось выпить, жутко хотелось выпить. А тут еще парнишка прибежал протокол составлять.
– Где мы сейчас можем найти ночлег? – спросил Сергей у старшего, тоже в звании капитана. – Жена и дети устали, у нас был тяжелый перелет, а города я не знаю. Протокол завтра составим, я сам к вам приду.
– Так в гостинице… – тот проникся положением Сергея. – Или лучше… Наша ведомственная подойдет? Мировая гостиница, там даже звезды эстрады останавливаются, когда приезжают с концертами.
– Мне все равно.
– Сейчас скажу ребятам, чтоб отвезли вас.
– Спасибо.
Пока жена укладывала детей, он сбегал в круглосуточный магазин по соседству и купил бутылку водки. Первые несколько глотков сделал прямо за углом магазина, как последний забулдыга, потом пришел в номер и принялся в темноте шарить по сумкам.
– Что ты ищешь? – приподнявшись на кровати, поинтересовалась Полина.
– Поесть, – отозвался он, хотя есть не хотелось, но без закуски водку не проглотишь в таком количестве.
Полина включила настольную лампу, встала, нашла сумку с провизией. Дети постоянно хотят есть, поэтому они и запаслись продуктами. Выложив на две тарелки то, что осталось, Полина стояла, глядя, как муж налил водки в стакан, выпил и медленно, будто нехотя, закусывал.
– Ложись, – бросил он. – Я посижу.
Полина послушно легла, но не сводила с него беспокойных глаз и молчала до тех пор, пока Сергей не пошел к двери.
– Сережа, куда ты? – вскинулась она.
– Лежи, я покурю. И выключи свет.
– А как ты будешь в темноте?
– Как-нибудь разберусь.
Он не хотел, чтоб она видела его слабым. А слабость выражалась в слезах, которые то и дело наворачивались на глаза. Только вместе с водкой он их с трудом проглатывал. Но после этого изнутри поднималось нечто неукротимое и страшное, пугающее даже его. Сергей не хотел, чтоб это заметила Полина.
1920 год. Игроки
Петро проснулся далеко за полдень, на одном дыхании выпил кринку кваса, поморщился и завалился на кровать, чтобы окончательно проснуться. Похмелье – дело болезненное, к тому же осложненное ночным происшествием, короче, о дальнейшем походе не могло идти речи – разрозненные белые банды никуда не денутся. Квас квасом, а без опохмелки – не жизнь. Приняв стопку самогона, которая пошла плоховато, обжигая горло и нутро, Петро через минуту ожил и побрел в хату по соседству проведать брата.
Васька не спал, стонал. Глаз ему перевязали, но старшему брату захотелось посмотреть рану, он потянулся приподнять повязку: она прилипла. Но кое-что он разглядел и вздохнул с сочувствием:
– Без глазу ты, Васятка, остался. И бровь тебе, паскуда, рассекла.
Несмотря на боль от любого движения, Васька вдруг приподнялся, крепко схватив Петро за плечо:
– Братка, отдай ее мне.
– Не могу. Комиссар грозился пожалиться командованию.
– А на что он нам? – страстным шепотом заговорил Васька. – В первом же бою пулей его скосим и – поди узнай, кто. А то можно и так… Он многим не по душе. Мы ж сила, Петро, свою армию создадим, свою власть установить можем, за нами пойдут…
– Ты эти подрывные речи брось, – строго сказал Петро. – Я командир огромадной армии, которая снесет всю погань. И белых, и банды всех мастей. А мне будет почет и уважение.
– Ой, Петро… – не поверил ему брат. – Сдается мне, ты и со мной лукавишь. А кто разбой разрешил? Не ты ли?
– На то закон есть древний: победителю барыш.
– Так чем же мы не банда?
– Я все сказал! – гаркнул Петро и поднялся. – Запомни: из-за белогвардейской девки я не стану в петлю лезть. Советы победят, такое мое заверение.
Но как многие, кто выбился «в люди» неожиданно даже для них самих, он имел массу слабостей, а когда принимал спиртное, то и вовсе становился не хозяином себе. Вечером продолжалось празднование победы, только пить и задушевные беседы вести поднадоело, хотелось развлечений. Основная забава – карты. Тут Петро проявил истинную страсть, ибо не желал, чтоб его обыгрывали, ведь он везде должен быть первым, а несознательные уголовные элементы имели свои правила и не поддавались ему. Собственно, Петро не хотел в таком искусном деле жалких подачек, он мечтал выигрывать сам, и иногда это ему удавалось.
Проигравшись в очередной раз, командир расстроился, опустошил стопку, уложил локти на стол и свесил голову, исподлобья глядя на того, кому незаслуженно повезло.
За командиром во время игры наблюдал Яуров, а рядом с ним стоял, грызя ногти, Бедоносец – прожженный ворюга, шалопай и мошенник, никогда не имевший ни матери с отцом, ни совести с честью. Бедоносец в отряде был сам по себе, однако тянулся к Яурову, во всяком случае, уважал его за храбрость и честность, наверное, втайне мечтал сделать его своим подельщиком. Бедоносец придвинулся к Яурову, зашептал:
– Худо, когда голову теряют в игре, командир ее потерял.
– А ты выиграешь у него? – полюбопытствовал Яуров.
– Я? – Бедоносец скосил на него хитрющие, маленькие черные глазки, надменно фыркнул, мол, мне это дело – тьфу.
– Так выиграй.
– Интересу нет. Командир все продул.
– Не все. У него дивчина белогвардейская есть.
– На что она мне? Ее Васька хочет, вот пущай и берет, ежели сможет.
– А ты выиграй и мне отдай, – провоцировал его Яуров.
– Задаром отдать? – скосил хитрые глаза Бедоносец.
Яуров подумал, что предложить алчному вору, ничего-то ценного у него не имелось, грабежами он не промышлял. Впрочем… Он расстегнул рубашку:
– Гляди, что у меня есть. Дедовский крест. Золотой.
Бедоносец взял двумя пальцами крест, повертел, оценивая:
– Реликвия?
– Чего? – не понял Яуров.
– Фамильная вещь, память. Не жаль расставаться?
– Ты выиграй дивчину, а мое слово крепкое.
– По рукам. Только на что она тебе? Злить всех, особливо Ваську? – И вдруг его рот растянулся в сальной улыбочке. – Или прикипел к ней?
– Жалко, – сказал Яуров правду, но вор не поверил.
– Командир, не сыграешь со мной? – крикнул Бедоносец, перекрывая гомон.
Петро знал особенные способности вора в карточных играх и решил: проиграю – так хоть чему-то научусь у него. Однако первую игру он выиграл, а вор поднял подлые брови, что означало удивление:
– Видать, я немного не в форме. По второму кругу пойдем?
Командир, конечно же, согласился, окрыленный нежданной удачей, но на этот раз выиграл Бедоносец. Стол окружила плотная толпа, Яуров был тут же, решив про себя: если не выиграет вор дивчину, стало быть, судьба ее такая. А Петра разобрало, он потребовал еще партию и выиграл. После проиграл два раза подряд, вор ему подлил самогона:
– Не горюй, командир, ты ж не жизнь свою проиграл.
– Играем! – рявкнул Петро.
– Интересу нет, – зевнул Бедоносец. – Серьезу нет.
– Чего хочешь? – не унимался командир.
Вор оглядел присутствующих и подался к Петру:
– Ставь беляковскую девку.
– А ты что поставишь? – занесло того.
Бедоносец снял с мизинца массивный серебряный перстень с лиловым камнем, положил его на стол со словами:
– Вещь дорогая, девка ее не стоит. Но главное – игра, верно?
Петро на секунду задумался: выиграет вор – ее пустят по кругу, да он и сам с удовольствием отдал бы им даром белогвардейскую суку, но комиссар… С другой стороны, он перестанет за нее отвечать, она перейдет в другие руки, стало быть, с них комиссар пусть и спрашивает.
– Приведите ее! – и он ударил ладонью по столу, что означало согласие.
По хате прошел гомон, игра становилась по-настоящему азартной…
4
Наши дни. Непростая вещь – выбор
Прошла неделя. Сергей ежедневно ходил в милицию, иногда и по два раза на дню, перезнакомился со следственной группой, работающей по убийствам в доме Спасского. К нему относились настороженно и с недоверием. Впрочем, всем известно: согласия в ведомствах нет, наверное, и никогда не будет, словно это две антагонистические партии, не умеющие, а точнее – не желающие договориться. Тем не менее Сергея хотя бы не гнали, а нежелание видеть его проскальзывало, правда, неоткрыто, прячась за дружелюбными улыбками и словами, но дистанция чувствовалась во всем. На его вопросы никто не давал конкретных ответов, кормили отговорками или сакраментальной фразой: «Извини, дел по горло». Однако Сергей умел налаживать контакты, и первый, с кем ему удалось относительно легко сойтись, – оказался тот самый кэп, лет на десять старше Сергея, по фамилии Каюров, который был старшим группы в ту безумную ночь. Про таких говорят: живет с тоской внутри. Что за тоска притаилась в душе Каюрова, Сергея не интересовало, да и внешние признаки еще ничего не значат, часто это свойство характера, не более.
Устроились в кафе под открытым небом, заказали пиво. Каюров затянулся сигаретой, не взглянув на Сергея, тот молчал и тоже курил.
– Чего ты от меня хочешь? – не выдержал Каюров.
– Версии, – коротко ответил Сергей. – Только не заливай про тайну следствия и тому подобную дребедень. Убит мой друг, убита его семья. Я не собираюсь разглашать ваши тайны, потому что лицо заинтересованное. Так какие версии?
– Пока две, – выпустив кольцо дыма, сказал Каюров. – Чеченский след…
– Серьезно? – скептически произнес Сергей, чуть не расхохотавшись.
– А что тебя не устраивает? – слегка завелся Каюров.
– Время. После первой войны Спасского комиссовали – ранение было тяжелое. Вторая война обошлась без его участия. Итак, прошло более десяти лет. Что ж на него раньше этот след не наступил?
– Иронизируешь? А это основная версия. У них же там кровная месть, и все прочее…
– Давай вторую, – вздохнул Сергей, понимая, что не убедит Каюрова, равно как и следствие.
– Ограбление, – потупился тот, видимо, соображая, что вторая версия с еще большим минусом.
Принесли пиво, Сергей налил из бутылки в стаканы себе и Каюрову, выпил до половины, после этого сказал:
– Крутые у вас грабители – автоматами орудуют. Конечно, в доме что-то искали, но у Спасского не было огромных денег и ценностей. И жестокость чрезмерная для ограбления. Сам-то что думаешь?
– А хрен его знает, что думать. – Каюров выпил пива, уложил локти на стол, свесил голову. – Начальство в панике, хочет утаить шило в мешке, журналистам суют под носы кулаки, чтоб не пищали. У нас же такого с лихих девяностых не случалось. Ну, собирали после бандитских разборок трупы, но чтоб всю семью… не было такого даже тогда. Думаю, твой Спасский кого-то крупно достал.
Уже кое-что, а не размытые идеи типа «кровная месть» на пару с ограблением. Раз так думает Каюров, то наверняка эта же мысль посетила еще кого-то из следственной группы. И она необязательно совпадает с мнением начальства, видимо, поэтому ее как версию не оформили. К сожалению, в России две беды: дороги и начальники, а начальник всегда прав. При всем при том Сергею показалось: Каюров чего-то недоговаривает. Закурив, он спросил:
– Неужели в вашем городе существуют крупные группировки, а вы о них не знаете?
– При чем здесь группировки?