– И Берти имеет к этому отношение?
Пинки дико расхохоталась и заметила:
– Если не расскажу кому-то все прямо сейчас, просто лопну! Вот и выбрала тебя. И Берти, да благослови его Господь, придется это проглотить, потому как косвенно он тоже приложил к этому руку, за что я ему чрезмерно благодарна.
Мэри Беллами не сводила с подруги настороженного взгляда, а затем переспросила:
– Благодарна?
– Ладно. Понимаю, что совсем тебя запутала. Теперь по порядку. Дорогая, я получила главную роль в новой пьесе Бонго Дилона. В «Единороге». Премьера в сентябре. Готова побиться об заклад, ты мне не веришь, но это правда. Все решено, и контракт будет подписан. Моя первая главная роль, Мэри! О, Боже, как же я счастлива!
Знакомое тянущее и неприятное ощущение под диафрагмой предупредило Мэри Беллами, что она крайне расстроилась. Одновременно она понимала, что каким-то образом надо выразить восторг по этому поводу, тепло поздравить подругу, проявить соучастие, преодолеть это ужасное, угрожающе противное ощущение подкатившей к горлу тошноты, которое охватило ее при сообщении Пинки.
– Милая моя! – воскликнула она. – Как же чудесно! – Она тут же отметила про себя, что вложила не слишком много эмоций, поздравляя старую подругу по сцене, но Пинки была слишком возбуждена и ничего не заметила. Она продолжала болтать о фантастических выгодных условиях контракта, о славе, которая ее ждет, о необыкновенно чутком отношении руководства (руководства мисс Беллами, тут же с болью в сердце отметила ее подруга), и о том, что мечта ее наконец сбылась. Таким образом мисс Белами получила передышку. И тут же принялась сочинять соответствующие случаю ремарки. И вот, когда Пинки окончательно выдохлась, она заметила с почти неподдельной искренностью:
– Знаешь, Пинки, это будет великим твоим достижением!
– Я знаю это! Просто чувствую! – восторженно прорыдала Пинки. – Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы все получилось! Прошу тебя Боже, помоги мне.
– Да все у тебя получится, дорогая, – заметила Мэри, и не удержавшись, добавила: – Правда, сама я этой пьесы не читала.
– Бонго в самом чистом виде. Комедия с неожиданным таким поворотом. Ну, ты понимаешь. Говорить так нескромно, но как раз в моем ключе. А Бонго говорит, что когда писал пьесу, то имел в виду исключительно меня.
Мисс Беллами рассмеялась.
– Дорогая! Мы же прекрасно знаем нашего Бонго, согласна? Уж сколько пьес, по его словам, он написал специально для меня, и не сосчитать!.. И большую часть просто пьесами не назовешь.
Тут Пинки впервые за все время заподозрила неладное и заметила:
– Мэри! Порадуйся за подругу!
– Но милая, я действительно искренне рада. Похоже, тебе повезло, от всего сердца надеюсь, что все получится.
– Я, разумеется, понимаю, что теперь должна отдать свою роль в новой пьесе Ричарда тебе. Но если честно, та ролька была для меня мелковата, согласна? Да и потом никаких договоренностей еще нет, так что я никого вроде бы не подвожу, верно?
Тут мисс Беллами не сдержалась.
– Моя дорогая! – с добродушным смешком заметила она. – Давай не будем зацикливаться на этой мелкой проблеме. Она того просто не стоит.
– Точно! – радостно воскликнула Пинки.
И мисс Беллами, что случалось с ней редко, ощутила, как ее охватывает ярость. И сказала:
– Ты вроде бы говорила о Берти, дорогая. Он-то тут каким боком?
– Ага! – воскликнула Пинки и многозначительно вскинула палец.
В этот момент вошел Грейсфилд с подносом, на котором стояли напитки.
Мисс Беллами тут же взяла себя в руки.
– Давай, – произнесла она. – Сегодня я тоже нарушу правила. Мы просто обязаны выпить за это, дорогая!
– О, нет, нет!
– Да, да, да. Всего капельку. За Пинки!
Она стояла между Пинки и подносом, и налила в один стаканчик чистого виски, в другой – умеренно разбавленного тоником джина. Первый протянула Пинки.
– За твое прекрасное и успешное будущее, дорогуша! Только до дна!
– О боже! – пробормотала Пинки. – Мне не следовало бы…
– Плюнь на все. За это надо выпить!
Они выпили.
– Ну, так что с Берти? – спросила мисс Беллами. – Давай, выкладывай. Ты же знаешь, я могила.
На щеках Пинки запылал румянец – именно ему она была обязана своим прозвищем[8 - Пинки – он английского «pink», розовый.].
– Но это правда большой секрет. Страшный секрет, никто не должен знать. Хотя уверена, он бы не возражал, если бы знал, что я тебе расскажу. Видишь ли, эта роль предполагает переодевания – всего пять перемен, и каждый следующий наряд должен быть шикарнее другого. И мне с моей маленькой портнихой из Вейсуотер просто не потянуть. Так вот. Берти тесно связан с руководством, а потому слышал обо всем этом. И знаешь что, дорогая? Он вызвался по собственной воле и за свой счет организовать пошив всех этих нарядов. Эскизы, ткани, само изготовление – все от Сарацина. И для меня совершенно бес-плат-но! Ну, разве он не душка?
Волны гнева накатывали одна за другой, пронизывали нервы и мозг мисс Беллами, словно электрическим током. Она спохватилась и подумала: «Сейчас взорвусь, и ничего хорошего из этого не выйдет». Напряжение достигло предела.
Но взрыв предотвратил не кто иной, как Берти – вошел, обвитый гирляндой из тубероз с головы до ног. Увидев Пинки, резко остановился, какое-то время переводил взгляд с нее на мисс Беллами и обратно, и заметно побледнел.
– Берти, – сказала Пинки, – а я тебя выдала.
– Как ты могла! – воскликнул он. – О, Пинки, как же ты могла?
Пинки расплакалась.
– Сама не понимаю, – выдавила она. – Я не хотела, Берти, дорогой. Прости меня. Просто напилась.
– Подкрепите меня вином[9 - Из «Книги Песня Песней Соломона».], – тихо пробормотал он. Мисс Беллами, выдвинув грудь вперед, стала грозно надвигаться на него – с чисто технической точки это давалось ей легко и производило должное впечатление. И вот лицо ее оказалось в нескольких дюймах от него.
– Ты крыса, Берти, – тихо сказала она. – Ты маленькая, подлая двуличная грязная крыса. Вот ты кто!
И она вцепилась в гирлянду, сорвала с его шеи и швырнула цветы ему в лицо.
Глава 2
Приготовления к празднику
Вспышки гнева случались у мисс Беллами нечасто, но отличались неподдельной и устрашающей силой. Они совсем не походили на театральные скандалы, обычно доставляющие удовольствие и наблюдателю, и исполнителю. Нет, они налетали на нее, как приступы мигрени, и оставляли вымотанной до крайности. Начинались они всегда внезапно, продолжались долго и приводили к самым непоправимым последствиям.
Берти и Пинки, которым они были хорошо знакомы, обменялись взглядами, полными отчаяния. Мисс Беллами не повышала голоса, но казалось, что в доме воцарилась какая-то страшная тишина после того, как она умолкла. Сами они переговаривались шепотом. Сами, повинуясь некоему внутреннему импульсу, заговорили одновременно и выпалили одни и те же слова:
