Сказать по правде
Я спотыкаюсь о неровность на тротуаре, но удерживаю равновесие. То, что я сказал матери на прощание, – это чересчур, и теперь я чувствую себя виноватой. Я знаю, что правда может ранить, даже когда ее нужно услышать. А ей нужно. Она просто отказывается слушать. Каждый раз, когда я говорю, что ей не хватает мотивации и упорства, она сдается еще больше. Прилипает к дивану или целыми днями не выходит из засыпанной бельем спальни.
Мама никогда не думает обо мне. О том, что мне нужно от родителя. О беговых соревнованиях и днях открытых дверей, на которые она не приходила, о счетах, которые она игнорировала, – о том, что мне нужно, чтобы чувствовать безопасность и заботу. Я никогда не пряталась от истины в наших отношениях. Холодная и суровая реальность в том, что я для нее – просто источник доходов, повод выпрашивать у отца то, что она не хочет зарабатывать. За это я всегда буду на нее зла.
Мысль горит во мне как топливо, и я заставляю себя подняться на следующий холм. Я никогда не пойму, почему мама не пытается доказать отцу, что он неправ. Он называет ее ленивой и беспомощной, и она все принимает, а затем снова ставит себя в положение, где неизбежно это услышит. Это так меня бесит, что иногда я срываюсь и начинаю повторять жесткие слова отца.
Я останавливаюсь на углу Шестой и Оксфорд; в боку колет. Переводя дыхание, я достаю телефон из повязки на руке и пишу имейл отцу.
От: c.bright@beaumontprep.edu
Кому: db@brightpartners.com
Тема: Кэрол
Извини за беспокойство. Ей снова нужна помощь. Прошло четыре месяца, а она даже не ищет новую работу.
Нажав «Отправить», я снова начинаю бежать. В такие времена я мечтаю жить с отцом. Однако он четко дал понять, что думает по этому поводу. Юридически он признает меня своей дочерью, но в его жизни нет места для такого рода отношений. Он дал мне понять свои твердые границы, когда мне было шесть, и я спросила, поедет ли он с нами в Диснейленд на мой день рождения. Он сказал, что слишком занят для такого.
Я никогда не забуду его точную формулировку: «Такое». Как будто все, что его дочь хотела, на что надеялась, в чем нуждалась, можно мимоходом сжать в «такое» и отмести.
Только став старше, я узнала, что «занят» – это не выдуманное оправдание. Он управляет фондом венчурного капитала в Филадельфии, в котором работает со всемирным портфолио инвестиций в технологию. Он окончил Уортон в числе лучших на курсе, и его фирма инвестирует в две сотни компаний с биржевой стоимостью в триллион долларов. В этом семестре я выбрала курс «Экономика на предпринимательском рынке», чтобы летом претендовать на стажировку в его фирме. Хотя работать с отцом – не то же самое, что жить с ним, но хоть что-то. Это шанс последовать по его стопам, и, надеюсь, в направлении такого же успеха. Это приведет меня в его мир, если не в его жизнь.
Я не могу перестать желать этого. Я не наивна – и знаю, что он сволочь. Но другого отца у меня нет. Для матери я всегда буду инструментом по выкачиванию денег из него. Для него же я могу стоить больше. Нужно лишь заслужить его уважение.
Я бегу через перекрестки, мимо припаркованных машин, от Оксфорд до Олимпик. Я знаю дорогу домой наизусть. Наверное, я пробежала по каждому кварталу этого района с тех пор, как шесть лет назад отец переселил нас с мамой в нынешнюю квартиру – когда я пошла в среднюю школу Бомонт. Я пробегаю мимо двух ресторанов мантов, расположенных дверь в дверь; из них просачивается манящий запах. Кто-то нарисовал аэрозолем на стене портрет Сета Роджена, который мечтательно смотрит на кого-то – кажется, это должна быть женщина-Йода. Перед ним делают селфи три девушки.
Усталость приходит, когда я достигаю нарядной корейской баптистской церкви, но я продолжаю бежать. Почти в конце маршрута у меня жужжит телефон, и я резко останавливаюсь, шаркая кроссовками по тротуару. Я открываю почту и вижу сообщение от Челси Виндем – имя мне смутно знакомо. Это одна из личных ассистенток моего отца. Потому что, разумеется, Дэниэль Брайт редко пишет имейлы сам. И никогда – своей дочери.
От: db_asst@brightpartners.com
Кому: c.bright@beaumontprep.edu
Тема: Re: Кэрол
Мистер Брайт сказал, что разберется.
Давление в груди ослабевает.
Вернувшись домой после еще нескольких километров, я обнаруживаю маму за компьютером; глаза у нее красные и опухшие. Хотя она не сняла халат, на экране – объявления о работе.
Мне не нужно спрашивать, что случилось. Я знаю. Отец разобрался. Он позвонил и пригрозил, что не даст денег на квартиру, если она не устроится на работу. Наверное, он сказал, что она жалкая и ей повезло быть достаточно красивой, чтобы провести с ним ночь восемнадцать лет назад. Наверное, он напомнил: как только я покину дом, ей придется разбираться со всем самой, так что лучше надеяться на меня, потому что больше о ней заботиться некому.
Я и раньше это слышала.
– Прости. Не знаю, что со мной не так, – говорит она, когда я прохожу мимо.
Я знаю, что происходит. Каждый раз, когда отец говорит, что ей придется от меня зависеть, мама начинает каяться, чего обычно не делает. Она знает, что если потеряет меня, то потеряет и крышу над головой. В глубине души мне хочется ответить ей какой-нибудь гадостью. Но хватает ума этого не делать.
– Ничего. Просто постарайся, мама, – говорю я из коридора. – Постарайся доказать, что он неправ.
Я вхожу в свою комнату с идеальным порядком, освобождаясь от от маминой неуверенности в жизни. Я не могу ее изменить, не могу все это контролировать. Все, что я могу сделать, – постараться не стать одной из тех, кто сдается перед трудностями. Кто позволяет другим диктовать свои правила.
Я стягиваю футболку, надетую поверх серого спортивного лифчика. Прежде чем кинуть ее в корзину для белья, я замечаю пятно от травы на рукаве и вспоминаю, как упала под дождем на плечо. Со мной бегал Эндрю. Он помог мне подняться, и мы пошли домой шагом, хотя дождь лил как из ведра.
«Ты стерва, Кэмерон Брайт».
Эндрю неправ, и я не стану просто сидеть и надеяться, что он передумает. Я не стану похожей на мать, которая ждет на диване, когда все наладится само собой. Я слишком сильно его хочу и покажу ему, какая я на самом деле. Я все для этого сделаю.
Глава 5
Бомонт Преп очень хочет стать одной из почтенных частных школ какого-нибудь Коннектикута или Нью-Хэмпшира. У нас есть герб, а деревянные столы в столовой придают школе исторический образ. Но мы находимся в Калифорнии, где историческое – не значит готическое или колониальное. Архитектура здесь в стиле испанской миссии: бежевые здания и крыши с красной черепицей. Униформы у нас тоже нет. И слава богу.
Я поднимаюсь по ступеням между тщательно подстриженными розовыми кустами по бокам от главного входа, получая не один восхищенный взгляд от одноклассников за свое облегающее платье-футболку. Я сделала пробор сбоку, и волосы падают мне на правое плечо. Я сразу направляюсь на первый урок.
Входя в класс этики, я мысленно окончательно определяюсь с планом. Мне нужно доказать Эндрю, что я – хороший человек. Я выжду, когда он сможет все видеть, подойду к Пейдж и принесу ей самые искренние извинения, какие только возможно. Нужно только дождаться четвертого урока, когда мы будем в одном классе. Эндрю поймет, что ошибся, и к концу дня мы будем встречаться.
Пока мистер Чен раздает сегодняшнее задание – мысленный эксперимент «проблема вагонетки», – я сажусь рядом с Морган. Оборачиваюсь, проверяя, пришла ли сегодня Пейдж, и меня на мгновение охватывает паника, когда я ее не нахожу.
Пока не поднимает голову девочка на заднем ряду в черном платье до колена и потертых «конверсах». Пейдж перекрасила волосы в несколько менее отвратительный оттенок рыжего и обрезала их до неряшливого каре. Не представляю, зачем. Если она считает, что плохая стрижка привлечет внимание Джеффа Митчелла, ее ждет большое огорчение.
Она вытаскивает колготки в сетку из своей сумки с Hello Kitty и, к моему изумлению, принимается штопать огромную дыру на них прямо за партой.
– Скажи мне, что у меня нет губной лихорадки, – говорит мне Морган.
Я замечаю, что она прикрывает рот ладонью; отвожу ее руку и вижу скопление ярко-красных волдырей под нижней губой.
– У тебя нет губной лихорадки, – провозглашаю я, выполняя ее требование. Она скептически смотрит на меня. – Но с точки зрения правды – да, у тебя, похоже, герпес, – продолжаю я. – Чем вы с Брэдом занимались? Или чем ты занималась? Или…
– Кэмерон, – шипит она, хихикая. Пристыженно прикрыв рот, она легонько меня толкает. – Это трагедия.
Я слышу чье-то хихиканье позади нас. Не нужно проверять, чтобы догадаться – это Пейдж. В другой день ей бы за это от меня досталось. Что за чушь! Вряд ли девчонка, которая выглядит, будто ей делал прическу Эдвард Руки-ножницы, может смеяться над шикарной Морган. Тем более учитывая что внешность является частью ее работы.
Но сегодня я делаю вид, что не заметила, и игриво толкаю Морган в ответ.
– Ты дружишь с одним из самых популярных экспертов по макияжу в мире. Думаешь, она не справится?
– Но…
– Никаких «но». – Я окидываю ее строгим взглядом. – Почему бы тебе не сосредоточиться на чем-нибудь поважнее – например, на проекте дизайна, который я тебе вчера прислала?
У Морган немедленно загораются глаза. Она отводит руку от рта и хватает меня за запястье. Морган любит хватать людей.
– Это потрясающе, Кэм! – восторгается она, и я ощущаю прилив гордости, хотя и так знала, что ей понравится. Прошлые выходные я посвятила тому, чтобы переделать дизайн профессионального сайта Морган с ее фотографиями и видео лучших сцен. – Ты могла бы заниматься этим профессионально. Серьезно, – добавляет она.
Я пожимаю плечами. Веб-дизайн – хорошее хобби. Но меня ждут Уортон и экономика.
– Не представляю, где ты этому научилась, – говорит она, качая головой. – Брэд наверняка захочет, чтобы ты переделала сайт по инсценировке суда[4].
– Только если он сможет доказать, что не заразил тебя герпесом.
На этот раз Морган хихикает вслух. Мистер Чен посылает ей неодобрительный взгляд. Я наклоняюсь, чтобы достать учебник этики из сумки, и нечаянно встречаюсь взглядом с Пейдж. Ее глаза полны гнева. Всего через пару часов я буду извиняться перед ней, хотя уже понимаю, что она не примет извинения с благодарностью.
Но и просить прощения я собираюсь не ради нее.
Потом у меня экономика и высшая математика, а после этого, перед четвертой парой, мы с Эль возвращаем Морган к нормальному виду с помощью аварийного консилера. Все утро я не пересекаюсь с Эндрю – жаль, учитывая, сколько усилий я вложила в свой внешний вид, но, наверное, это неудивительно. Он был прав, когда напомнил, что мы никогда не общались в школе. Я даже не знаю, где находится его шкафчик.
Я прохожу мимо фонтана во внутреннем дворе школы, где президент школьного комитета, Лиза Грэмерси, рекламирует зимний бал этого года, который пройдет на яхте ее отца. Лиза мне нравится, но сегодня я ее игнорирую. Я едва дожила до четвертой пары. Наконец у меня есть шанс исправить то, что я испортила в отношениях с Эндрю.
За всю историю вселенной я ни разу не приходила на литературу заранее. Мисс Ковальски смотрит на меня с неприкрытым удивлением. Через несколько минут входит Эндрю, и я ощущаю знакомый жар, расползающийся по щекам. Этот парень выглядит роскошно.
Не знаю, возможно ли, чтобы человек стал выглядеть объективно лучше за выходные, или дело в воспоминаниях о нашей недавней романтической встрече, но в нем что-то изменилось. Не то чтобы на нем надето что-то особенное – просто джинсы, черные кроссовки «Адидас» и черная футболка – но в нем есть непринужденная легкость, которая просто… заводит. Он выглядит как молодой Джон Ледженд. Отвести глаза оказывается очень трудно.
Следом за ним появляется Пейдж и тем самым портит мою зачарованность Эндрю, потому что мир не прощает ошибок. Встретив мой взгляд, она прищуривается. Я не принимаю вызов. Вместо этого притворяюсь, что читаю написанное на доске позади нее – инструкции мисс Ковальски для нового задания, с которым нам предстоит мучиться следующие шесть недель.
И это Шекспир. «Укрощение строптивой». Замечательно.
Ненавижу этот урок. И литературу. Она нелогична. По идее, ты должен погрузиться в разум персонажа, чтобы пропустить через себя его мир и мысли, но писатели делают все, что могут, чтобы помешать этому. Образный язык, символы, размер и рифма – все то, о чем мы пишем сочинения, – только делает суть книги еще более непонятной. Правда не становится правдивее, если излагать ее метафорами и метонимией. Это глупо. За исключением Хемингуэя, которого мы читали в девятом классе углубленного изучения. Он оказывал своим персонажам услугу, описывая их настоящие эмоции. Жаль только, что все они – нытики и неудачники.
Стоит признать, что персонажи Шекспира не такие. Они просто любят злоупотреблять цветистыми формулировками, всякими отсель и аки. Персонажи – и люди, кстати, – должны говорить прямо и понятно.
Мисс Ковальски просит Эндрю раздать глоссарий шекспировского английского. Я пытаюсь поймать его взгляд, пока он разносит стопку по моему ряду. Он демонстративно отказывается даже смотреть в мою сторону. Это обидно. Неделю назад мы на пробежке вместе смеялись над количеством французских бульдогов, попадавшихся нам по дороге (их было семь). Три дня назад он засовывал руку мне под лифчик. Теперь он даже не смотрит на меня.
Пока Ковальски объясняет задание, я не могу не оглянуться на него через плечо и даже прибегаю к тактикам «уронить ручку» и «притвориться, что поправляешь волосы». Как только Ковальски дает нам время почитать вслух в группах, я взлетаю со своего места и иду к Пейдж, прежде чем она успевает найти себе партнера.
По пути я намеренно прохожу рядом с партой Эндрю. Край моего платья смахивает его бумаги на пол. Я подбираю их и кладу ему на парту, но не задерживаюсь. Пока он еще на меня смотрит, я иду к Пейдж.
Итак… поехали.
– Привет, Пейдж, – начинаю я демонстративно добрым голосом, как разговариваю с матерью, когда она впадает в депрессию и не выходит из спальни. Пейдж настороженно поднимает голову. Прическа у нее действительно кошмарная. – Я должна извиниться перед тобой за пятницу, – продолжаю я, покосившись на Эндрю, который склонил голову в нашу сторону, хотя его партнер громко зачитывает первые строки пьесы.
– Пра-авда? За что? – с непроницаемым лицом спрашивает Пейдж.
Мгновение я оцениваю ее. Пейдж не перестает удивлять. Я знаю, что она делает, – заставляет меня повторить свои слова. Однако теперь не время для мести. Я делаю глубокий вдох и заставляю свое лицо выразить сожаление.
– Ты не заслужила того, что я наговорила, – продолжаю я. – У тебя явно был трудный вечер… – Мягко говоря. – …и мне жаль, что я сделала его еще хуже. – Настало время разыграть карту уважительной причины. – У меня тоже день не задался. Честно, моя мама потеряла работу. Я не оправдываюсь, – поспешно добавляю я, – просто надеюсь, что ты меня простишь.
Эндрю начинает улыбаться. От прилива радости мне приходится прикусить щеку изнутри, чтобы не начать улыбаться посреди искренних извинений. Сработало. Эндрю смотрит на меня так же, как раньше. Я чувствую…
– Почему ты извиняешься сейчас? – Голос Пейдж вырывает меня из мира фантазий.
Я снова поворачиваюсь к ней и обнаруживаю, что она пристально на меня смотрит. После секундной паузы я отвечаю, все еще держа себя в руках:
– О чем ты?
– Ты видела меня на первом уроке. Почему тогда не извинилась?
Радость испаряется и сменяется гневом. Мгновение я не могу справиться с эмоциями, отразившимися на лице. Я прекрасно понимаю, куда она ведет: не только я знаю, что Эндрю наблюдает. Сузив глаза, я чувствую, как раздуваются ноздри.
– На этике не было свободного времени. Я ждала подходящей возможности, – выдавливаю я.
Пейдж раздражающе ухмыляется.
– Но у тебя было время даже обсудить трагедию герпеса твоей подружки.
Я не знаю, что ответить. Нет, знаю, конечно: в другой ситуации я бы сказала, что помощь друзьям в чем бы то ни было гораздо важнее, чем извинения перед девчонкой, которая только и делает, что сверкает на меня глазами. Однако я знаю, что Эндрю наблюдает, и сдерживаю ответный укол.
Понимая, что теряю позиции, я в отчаянии говорю:
– Я хочу исправить ошибку.
Пейдж откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. Она явно довольна собой.
– Ты имеешь в виду исправить ошибку, пока на тебя смотрит Эндрю Ричмонд, – говорит она, и у меня вспыхивают щеки. – Потому что я не могу найти другую причину, по которой ты не могла извиниться на первом уроке или даже на перемене. Ты не обманешь меня своим обаянием и идеальными белокурыми волосами, Брайт. – Ее голос становится низким и злым. – Я тебя насквозь вижу. А теперь, полагаю, и Эндрю тоже.
Ее губы изгибаются в ядовитой усмешке. На мгновение это почти производит на меня впечатление.
– Полагаю, это означает, что ты не принимаешь мои извинения.
Мне приходится прикладывать все силы, чтобы спокойно выговорить эти слова.
– Правильно полагаешь, – кивает Пейдж.
Мы смотрим друг другу в глаза. Затем я разворачиваюсь. На пути к своей парте я замечаю, что Эндрю смотрит на меня, даже не утруждаясь это скрыть.
Совсем недавно я бы все отдала за то, чтобы ощутить на себе его взгляд. Теперь я бы все отдала за то, чтобы стереть из него отвращение.
Глава 6
Во время обеда на патио я сижу между Эль и Морган. Эль пытается наверстать домашнее задание по истории, а Морган без интереса ковыряется в салате из браунколя.
– Я не понимаю, – ворчу я. Морган кивает. Эль поднимает голову в знак сочувствия, а затем возвращается к работе. – Я знаю, что ему нравлюсь. Нравилась с девятого класса. А теперь он списывает со счетов, считая стервой?
Я жду подбадривания. Сегодня после катастрофической попытки извиниться я пыталась поговорить с Эндрю. Он даже не посмотрел на меня. В коридорах уходил в другую сторону. Не идет на контакт. Честно говоря, меня это бесит. Не знаю, почему он считает, что имеет право меня осуждать, – как будто он лучше меня и никогда никого не обижал в гневе. Как будто он идеален. Если бы он мне так сильно не нравился, я бы высказала ему все, что думаю.
Морган только кивает и косится на бургер на тарелке Брэда. Тот изучает свои ногти, но я знаю, что он слушает.
– Если он не видит, что ты ни капельки не стерва, он того не стоит. Какая вообще разница, что он думает? Не позволяй чужому мнению вставать у тебя на пути, – говорит наконец Эль, с коротким вздохом закрывая учебник. – Я никогда это не доделаю.
– Брэд… – Морган с намеком смотрит на его тарелку. Он закатывает глаза и двигает бургер в ее сторону. Морган с довольным видом хватает его и поднимает на меня взгляд.
– Мы твои друзья, Кэмерон. Если бы ты была стервой, мы бы тебе сказали.
Я киваю, но меня это не убеждает. Мои друзья не понимают, что я расстроена не только из-за парня. Эндрю – мой друг… вернее, был другом, и осознавать это больно. Он знает меня так же хорошо, как Морган и Эль, и я не могу просто игнорировать его мнение. Если бы Морган или Эль считали меня стервой, я бы тоже хотела доказать им, что это не так. Мне было бы необходимо доказать им, что это не так. Иначе я бы стала как моя мама, которая даже не пытается доказать, что отец не прав в своей критике.
Эль засовывает тетрадь в свою сумку «Прада», а потом смотрит на Брэда, как будто что-то вспомнила.
– Ты мне нужен для видео, – заявляет она.
Это привлекает его внимание. Он вскидывает голову, широко раскрыв глаза:
– Мы это уже обсуждали, – говорит он тоном, пугающе похожим на голос его отца. – Нет. Найди себе модель, или актера, или еще кого-нибудь.
Эль умоляюще складывает руки на столе.
– Но ты такой красивый!
Морган фыркает. Эль продолжает:
– Мне необходимо видео про мужской макияж…
Я перестаю слушать, как она уговаривает Брэда; мои мысли заняты вопросом Эндрю. Я не могу позволить ему плохо думать обо мне. Это как с синяком, на который периодически нажимаешь в надежде, что он зажил, но взамен получаешь новую волну боли.
После звонка я иду на информатику; она проходит в недавно переоборудованном здании наук и технологий, которое проспонсировала чья-то мать пару лет назад. Изгибы нержавеющей стали на здании Фрэнка Гери[5] выделяются на фоне отштукатуренных арок школы, поэтому наш кампус выглядит, честно говоря, круче, чем 90 процентов кампусов колледжей по всей стране.
В начале года я боялась записываться на информатику для продвинутых. Я думала, что мой средненький опыт в веб-дизайне не сравнится с умом кучки гениев-стипендиатов. Однако я держусь на уровне. Кодирование требует творческого подхода, но это четкая и организованная работа. Если не допускать ошибок и не отвлекаться, все будет хорошо.
Передо мной в кабинет входят Эбби Флейшмен и Чарли Ким, погруженные в оживленный разговор. Я слышу слова «паладин» и «гвардия орков-рыцарей» и сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Не понимаю, почему Эбби и Чарли тратят время на компьютерные игры, хотя они достаточно хорошо разбираются в программировании, чтобы создавать приложения и кодировать операционные системы.
Я сижу в дальнем левом углу класса – там легче игнорировать всех, кроме учителя, и сосредоточиться на собственной работе. Изнутри кабинет информатики производит не меньшее впечатление, чем снаружи. Под высоким потолком стоят ряды широкоэкранных «аймаков» и ужасно уродливых, но невероятно удобных стульев в сеточку. На доске – задание, которое я доделала в пятницу.
Идеально. По дороге с обеда я решила, что буду делать с проблемой Эндрю. Нужно действовать прямо.
Пока остальной класс открывает Python, чтобы закончить писать игру в виселицу, я захожу на школьную почту – я не стала бы использовать ее, чтобы писать длинное письмо объекту своего обожания, но школа блокирует доступ к «Фейсбуку» и «Джимейлу» на школьных компьютерах, а я не хочу попасться с телефоном в классе.
«Дорогой Эндрю», – начинаю я. Нет. Слишком официально.
Я оставляю только «Эндрю», а затем пишу от чистого сердца. «Надеюсь, что ты дашь мне шанс объясниться. Не знаю, почему все так быстро запуталось, но ты для меня важен, даже просто как друг. Я надеюсь, что ты дашь мне второй шанс…
Меня прерывает твердый хлопок по плечу, как будто я кого-то взбесила.
– Ты должна работать над заданием с пятницы, – слышу я низкий голос.
Надо мной стоит Блевотный Брендан – нет, нависает, потому что в нем два метра роста. То, как он на меня смотрит – со смесью безразличия и напористости в карих глазах – пугает, напоминая о том, как пару часов назад на меня смотрела его сестра. Он на год младше Пейдж, такой же нечеловечески высокий и кудрявый. У него русые, а не рыжие волосы, а еще, в отличие от тощей сестры, широкие плечи и признаки мышц на руках. В альтернативной вселенной он был бы симпатичным, если игнорировать его социальный статус. Он – ассистент преподавателя по информатике, потому что сдал экзамен для продвинутого класса на сто процентов еще в десятом классе.
– Что-что? – переспрашиваю я, отвлекшись на его футболку. На ней картинка по образцу «Эволюции человека», но изображающая четырех роботов с подписями: «далек», «r2-d2», «сайлон» и «борг». Почему-то в конце нарисована сексуальная блондинка и тоже подписана как «сайлон».
– Задание, – повторяет он.
– Я сделала его в пятницу, – я возвращаюсь к своему имейлу, – но спасибо, Би-Би.
Прежде чем я успеваю написать еще пару слов, он протягивает руку, закрывает «Сафари», и черновик стирается. Я возмущенно моргаю.
– Эй! Это еще почему?
– Если ты сделала задание, нужно его сдать и начать работать над сегодняшним, – говорит он почти монотонно и уходит в другой конец класса. Мне остается только сидеть, разинув рот. Мы с Би-Би редко разговаривали за прошедшие годы, в основном потому, что он избегает людей – так же, как Эль избегает плавания.
Я не знала, что он умеет командовать. Это бы произвело на меня впечатление, если бы я так не бесилась.
Ну и ладно. Я жду, пока он не займется кем-нибудь другим, а потом снова открываю имейл, чтобы заново написать Эндрю. Вместо этого я нахожу новое входящее письмо.
От: db_asst@brightpartners.com
Кому: c.bright@beaumontprep.edu
Тема: Re: Re: Кэрол
Дорогая Кэмерон, мистер Брайт организовал для твоей матери работу официантки в ресторане одного из его партнеров. Она выходит с понедельника. Не стесняйся писать мне, если снова возникнут какие-то трудности!