– Ты встретишься со смертью, Маскалл… И не задавай мне больше вопросов – я не могу на них ответить.
– В таком случае продолжим дожидаться Крэга, – холодно ответил Маскалл.
Десять минут спустя хлопнула входная дверь, на лестнице раздали легкие, быстрые шаги. Маскалл поднялся с колотящимся сердцем.
На пороге возник Крэг с тусклым фонарем в руке. Он был в шляпе и выглядел сурово и зловеще. Изучив друзей, он вошел в комнату и поставил фонарь на стол. Свет едва достигал стен.
– Итак, ты здесь, Маскалл.
– Похоже на то, но не стану благодарить тебя за гостеприимство, столь явно отсутствующее.
Крэг не обратил внимания на его слова.
– Ты готов к отправлению?
– Разумеется, по первой команде. Здесь не слишком весело.
Крэг придирчиво оглядел его.
– Я слышал, как ты ковылял по башне. Похоже, не смог подняться.
– Очевидно, это будет помехой, ведь Найтспор утверждает, что мы отбываем с ее вершины.
– Однако от прочих сомнений ты избавился?
– До такой степени, Крэг, что теперь мой разум полностью открыт. С удовольствием взгляну, на что ты способен.
– Больше ничего и не требуется… Но вернемся к башне. Тебе известно, что, пока ты не сможешь взобраться на вершину, не сможешь вынести и силу притяжения Торманса?
– В таком случае повторю, что это неудобная помеха, поскольку я определенно не могу туда взобраться.
Порывшись в карманах, Крэг достал складной нож.
– Сними куртку и закатай рукав рубашки, – велел он.
– Ты собираешься сделать надрез этим?
– Да, и не создавай трудностей, потому что результат очевиден, но заранее ты его не поймешь.
– Однако порез карманным ножом… – со смехом начал Маскалл.
– Это сработает, Маскалл, – вмешался Найтспор.
– Тогда обнажи-ка руку и ты, вселенский аристократ, – сказал Крэг. – Посмотрим, из чего состоит твоя кровь.
Найтспор подчинился.
Крэг раскрыл большое лезвие ножа и небрежно, почти жестоко полоснул по плечу Маскалла. Рана оказалась глубокой, из нее хлынула кровь.
– Перевязать? – спросил Маскалл, морщась от боли.
Крэг плюнул на порез.
– Опусти рукав, больше кровоточить не будет.
И он занялся Найтспором, который перенес операцию с мрачным равнодушием. Затем Крэг швырнул нож на пол.
Ужасная боль распространилась от пореза по всему телу Маскалла, и он уже было решил, что потеряет сознание, однако почти сразу боль стихла, и осталась только неприятная пульсация в раненой руке, достаточно сильная, чтобы причинять неудобство.
– С этим покончено, – сказал Крэг. – Теперь можете следовать за мной.
Он взял фонарь и направился к двери. Остальные поспешили за ним, чтобы воспользоваться светом; мгновение спустя их шаги прогремели по голым ступеням, отдаваясь эхом в покинутом доме. Дождавшись, пока все выйдут, Крэг захлопнул парадную дверь с такой силой, что содрогнулись окна.
Пока они быстро шагали к башне, Маскалл схватил Крэга за руку.
– На лестнице я слышал голос.
– Что он сказал?
– Что отправлюсь я, а вернется Найтспор.
Крэг улыбнулся.
– Путешествие приобретает скандальный оттенок, – заметил он после паузы. – Очевидно, имеются недоброжелатели… Итак, ты хочешь вернуться?
– Я не знаю, чего хочу. Но подумал, что следует об этом упомянуть.
– Слышать голоса не так уж плохо, – сказал Крэг. – Но не воображай, будто мир ночи исторгает одну лишь мудрость.
Когда они подошли к открытой двери башни, он сразу поставил ногу на нижнюю ступень винтовой лестницы и проворно взбежал по ней, унося фонарь. Маскалл последовал за ним с определенным трепетом, памятуя свой прежний болезненный опыт на этой лестнице, однако после первой полудюжины ступеней обнаружил, что по-прежнему дышит свободно, и его страх сменился облегчением и удивлением. Он едва не защебетал, словно девчонка.
Крэг миновал нижнее окно, не останавливаясь, но Маскалл залез в нишу, чтобы вновь лицезреть дивную арктурианскую группу. Однако линза утратила свои волшебные свойства и превратилась в обычное стекло, за которым виднелось ничем не примечательное небо.
Он продолжил подъем и у второго и третьего окна снова поднялся, чтобы выглянуть наружу, но снова увидел привычную картину. Тогда он сдался и больше не смотрел в окна.
Тем временем Крэг и Найтспор с фонарем ушли вперед, и Маскаллу пришлось подниматься в темноте. Приблизившись к вершине, он увидел желтое сияние за полуприкрытой дверью. Его спутники стояли в маленькой комнате, отделенной от лестницы неровными досками; комната была обставлена грубой мебелью и не содержала ничего астрономического. Фонарь был на столе.
Войдя, Маскалл с любопытством огляделся.
– Мы на вершине?
– Если не считать платформы над нашими головами, – ответил Крэг.
– Почему нижнее окно не увеличивает, как прежде сегодня вечером?
– О, ты упустил свой шанс, – ответил Крэг, ухмыляясь. – Закончи ты тогда подъем, перед тобой предстали бы потрясающие картины. Например, через пятое окно ты увидел бы Торманс как рельефный континент, а через шестое – как ландшафт… Но теперь в этом нет нужды.
– Почему? И какое отношение к этому имеет нужда?
– Все изменила твоя рана, друг мой. По той же причине, по которой ты смог подняться по лестнице, теперь тебе нет необходимости задерживаться, чтобы поглазеть на иллюзии.
– Очень хорошо, – сказал Маскалл, не вполне понимая, что он имеет в виду. – Но это убежище Суртура?
– Он провел здесь некоторое время.
– Я бы хотел, чтобы ты, Крэг, описал мне эту загадочную личность. Возможно, другого шанса не представится.
– Все сказанное мной об окнах также касается и Суртура. Ни к чему тратить время, воображая его, когда ты вот-вот увидишь оригинал.
– В таком случае приступим. – Маскалл утомленно прикрыл глаза и помассировал глазные яблоки.
– Нам раздеться? – спросил Найтспор.
– Разумеется, – ответил Крэг и начал медленно, неуклюже снимать одежду.
– Зачем? – поинтересовался Маскалл, однако последовал примеру других.
Крэг стукнул себя в могучую грудь, покрытую густыми волосами, как у обезьяны.
– Кто знает, какова мода на Тормансе? У нас могут вырасти конечности – а могут и не вырасти.
– Ага! – воскликнул Маскалл, прекращая раздеваться.
Крэг хлопнул его по спине.
– А может, новые органы удовольствия, Маскалл. Как тебе это?
Трое мужчин стояли обнаженными, какими их создала природа. Возбуждение Маскалла росло по мере приближения момента отбытия.
– Выпьем на посошок за успех! – воскликнул Крэг, хватая бутылку и отламывая ее горлышко пальцами. Стаканов не было, и он разлил янтарное вино по треснувшим чашкам.
Увидев, что другие пьют, Маскалл осушил свою посудину. Он словно проглотил жидкое электричество… Крэг упал на спину и принялся кататься по полу, дрыгая ногами в воздухе. Он попытался уронить на себя Маскалла, и последовала возня. Найтспор не принимал в ней участия, а расхаживал взад-вперед, точно голодное животное по клетке.
Внезапно снаружи донесся протяжный, одинокий, пронзительный вопль, какой могла бы издать банши. Вопль резко оборвался, и воцарилась тишина.
– Что это? – спросил Маскалл, раздраженно выпутываясь из хватки Крэга.
Крэг затрясся от хохота.
– Шотландский дух, пытающийся подражать волынке своей земной жизни. В честь нашего отбытия.
Найтспор повернулся к Крэгу.
– Маскалл проспит путешествие?
– Как и ты, если пожелаешь, мой альтруистичный друг. Я пилот, а вы, пассажиры, можете развлекать себя чем захотите.
– Мы наконец отбываем? – спросил Маскалл.
– Да, ты вот-вот перейдешь свой Рубикон, Маскалл. И что за Рубикон!.. Ты знаешь, что свету нужно около сотни лет, чтобы дойти с Арктура сюда? А нам потребуется всего девятнадцать часов.
– Значит, ты утверждаешь, что Суртур уже там?
– Суртур там, где он есть. Он великий путешественник.
– Я его увижу?
Крэг подошел к Маскаллу и посмотрел ему в глаза.
– Не забудь, что ты пожелал этого и просил об этом. Немногие на Тормансе будут знать о нем больше тебя, но твоя память станет твоим злейшим врагом.
Он подошел к короткой железной лестнице, что вела через люк на плоскую крышу. Когда они поднялись, Крэг включил маленький электрический фонарик.
Маскалл с благоговением увидел хрустальную торпеду, которой предстояло пронести их сквозь весь видимый космос. Ее длина составляла сорок футов, ширина и высота – восемь; спереди располагался резервуар с арктурианскими отраженными лучами, сзади – кабина. Нос торпеды смотрел в небо, на юго-восток. Машина стояла на плоской платформе, приподнятой на четыре фута над уровнем крыши, чтобы ничто не мешало взлету.
Крэг осветил фонариком дверцу кабины, чтобы они могли войти. Прежде чем сделать это, Маскалл вновь угрюмо посмотрел на далекую огромную звезду, которой предстояло стать их солнцем. Нахмурился, поежился и уселся рядом с Найтспором. Крэг пролез мимо них, забрался в кресло пилота и выкинул фонарик через открытую дверь, которая затем была плотно закрыта, заперта и задраена.
Крэг потянул пусковой рычаг. Торпеда мягко соскользнула с платформы и неторопливо поплыла от башни в сторону моря. Движение убыстрялось, заметно, хоть и не чрезмерно, пока они не достигли пределов земной атмосферы. Затем Крэг открыл ускорительный клапан, и торпеда устремилась вперед со скоростью, приближавшейся к скорости мысли, а не света.
У Маскалла не было возможности изучить небесные панорамы, мелькавшие за хрустальными стенами. На него навалилась тяжелая дремота. Он дюжину раз с усилием разлепил глаза, но на тринадцатой попытке сдался и крепко уснул.
Утомленное, жадное выражение не покидало лица Найтспора. Небесные перемены, судя по всему, не представляли для него ни малейшего интереса.
Крэг сидел, положив руку на рычаг, свирепо глядя на фосфоресцирующие карты и датчики.
Глава 6
Джойуинд
Стояла глухая ночь, когда Маскалл пробудился от глубокого сна. Дул ветер, легкий, но похожий на стену; он никогда не ощущал ничего подобного на Земле. Он лежал и не мог поднять свое тело, ставшее невероятно тяжелым. Леденящая боль, которую он не мог соотнести ни с одной частью своего тела, выступала фоновой, сопутствующей нотой всем прочим ощущениям. Она непрерывно терзала Маскалла; иногда он злился и раздражался, иногда забывал о ней.
У него на лбу было что-то твердое. Подняв руку, он нащупал мясистый нарост размером с небольшую сливу; в центре нароста была впадина, дна которой он не смог достать. Он также обнаружил две большие шишки по обеим сторонам шеи, на дюйм ниже уха.
На теле в районе сердца выросло щупальце, длиной с руку, но тонкое, как бечевка, мягкое и гибкое.
Как только он полностью осознал смысл этих новых органов, его сердце заколотилось. Какими бы ни были их функции, они означали одно: он в новом мире.
Участок небосвода начал светлеть. Маскалл позвал своих спутников, но ответа не получил. Это его испугало. Он продолжил кричать через неравные промежутки времени, встревоженный и тишиной, и звуком собственного голоса. В конце концов, так и не услышав отклика, он счел разумным не производить слишком много шума и теперь тихо лежал, хладнокровно дожидаясь развития событий.
Вскоре он различил вокруг себя смутные тени, но это не были его друзья.
Бледная, молочная дымка над землей пришла на смену черноте ночи, когда в небесах заиграли розовые оттенки. На Земле это назвали бы рассветом. На протяжении долгого времени почти неуловимо становилось все светлее.
Маскалл обнаружил, что лежит на песке. Песок был алым. Смутные тени, которые он различил прежде, оказались кустами с черными ветками и пурпурными листьями. Вот и все, что он разглядел.
День набирал силу. Для прямых солнечных лучей свет был слишком размытым, но вскоре стал ярче полуденного земного солнца. Жара тоже нарастала, однако Маскалл был ей рад – она облегчила боль и ослабила ощущение сокрушительной тяжести. С восходом ветер стих.
Маскалл попробовал подняться на ноги, но сумел только встать на колени. Видимость была ограничена. Туман рассеялся лишь отчасти, и удавалось различить только узкий круг алого песка да десяток-другой кустов.
Он почувствовал прохладное, мягкое прикосновение к затылку. Испуганно дернулся и рухнул на песок. Быстро оглянувшись, с изумлением увидел стоявшую рядом женщину.
На ней было струящееся бледно-зеленое одеяние, задрапированное в классическом стиле. По земным меркам ее нельзя было назвать красивой: несмотря на человеческое лицо, она была одарена – или поражена – дополнительными уродующими органами, которые обнаружил у себя Маскалл. У нее тоже имелось сердечное щупальце. Но когда он сел, и их взгляды встретились, Маскалл будто заглянул к ней в душу, которая была обителью любви, тепла, доброты, нежности и близости. Благородное сияние глаз женщины было таким родным, что ему показалось, словно он знает ее. Тогда он осознал всю ее красоту. Она была высокой и стройной. Ее движения были грациозными, как музыка. Кожа была не мертвого, мутного цвета, как у земных красавиц, но переливчатой; ее оттенок постоянно менялся, с каждой мыслью и эмоцией, однако все эти тона не были яркими – все они были утонченными, приглушенными и поэтичными. У нее были очень длинные льняные волосы, заплетенные в свободную косу. Новые органы, как только Маскалл привык к ним, придали ее лицу нечто изумительное и уникальное. Он не мог сказать точно, но оно будто стало более нежным и одухотворенным. Органы эти не умаляли красоты ее глаз или ангельской чистоты черт, однако добавляли более глубокую ноту, которая не позволяла счесть женщину изнеженной.
Ее взгляд был таким дружеским и открытым, что Маскалл почти не испытывал унижения, сидя у ее ног голым и беззащитным. Она догадалась о его затруднении и отдала ему одеяние, которое несла перекинутым через руку. Оно походило на ее собственное платье, только было более темного, мужественного цвета.
– Как ты думаешь, сможешь сам это надеть?
Маскалл определенно услышал эти слова, но не ее голос.
Он с трудом поднялся, и она помогла ему справиться с драпировкой.
– Бедняга! Как ты страдаешь! – произнесла она на том же неслышном языке. На этот раз Маскалл обнаружил, что смысл ее слов достигает мозга через орган на лбу.
– Где я? Это Торманс? – спросил он, пошатнувшись.
Она подхватила его и помогла сесть.
– Да. Ты среди друзей.
Женщина посмотрела на него с улыбкой и заговорила вслух по-английски. Ее голос, такой свежий, взволнованный и девичий, почему-то напомнил Маскаллу апрельский день.
– Теперь я могу понимать твой язык. Поначалу он казался странным. В будущем я буду говорить с тобой при помощи рта.
– Потрясающе! Что это за орган? – спросил Маскалл, коснувшись лба.
– Он называется «бреве». Посредством него мы читаем мысли друг друга. Но речь лучше, ведь она также позволяет прочесть и сердце.
Он улыбнулся.
– Говорят, речь дана нам затем, чтобы обманывать других.
– Мыслью тоже можно обмануть. Но я думаю о лучшем, не о худшем.
– Ты видела моих друзей?
Прежде чем ответить, она молча изучила его.
– Разве ты прибыл не один?
– Я прибыл в машине с двумя другими людьми. Должно быть, по прибытии я лишился сознания и с тех пор их не встречал.
– Это очень странно! Нет, я их не видела. Их здесь нет, иначе мы бы знали… Мы с моим мужем…
– Как зовут тебя и твоего мужа?
– Я Джойуинд, а мой муж – Панаве. Мы живем очень далеко отсюда. Но прошлой ночью мы оба поняли, что ты лежишь здесь без чувств. Мы едва не поссорились насчет того, кому из нас следует прийти к тебе, но в конце концов я победила. – Она рассмеялась. – Победила потому, что я крепче сердцем, а он чище восприятием.
– Спасибо, Джойуинд, – просто ответил Маскалл.
Волна быстро сменяющихся цветов пробежала под ее кожей.
– О, зачем ты так говоришь? Что может быть приятней любящей доброты? Я была счастлива, получив возможность… Но теперь мы должны обменяться кровью.
– Как это? – озадаченно спросил он.
– Иначе не получится. Твоя кровь слишком густа и тяжела для нашего мира. Ты не сможешь подняться, пока тебе не перельют мою кровь.
Маскалл покраснел.
– Я чувствую себя полным невеждой… А это тебе не повредит?
– Если твоя кровь причиняет тебе боль, полагаю, она причинит боль и мне. Но мы разделим эту боль.
– Это новый для меня вид гостеприимства, – пробормотал он.
– А разве ты не сделал бы для меня то же самое? – спросила Джойуинд с шутливым волнением.
– Я ничего не могу предположить о своих поступках в этом мире. Я едва знаю, где нахожусь… Но, конечно, сделал бы, Джойуинд.
Пока они беседовали, окончательно рассвело. Туман поднялся с земли, дымка сохранилась только в верхних слоях атмосферы. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулась пустыня алого песка. Лишь с одной стороны было что-то вроде небольшого оазиса – низкие холмы, от подножия до вершины поросшие редкими пурпурными деревцами. До них было около четверти мили.
Джойуинд принесла с собой маленький кремневый нож. Она совершенно спокойно сделала аккуратный глубокий надрез на своем плече. Маскалл принялся возражать.
– О, это пустяки, – со смехом ответила она. – И если жертва не является жертвой, какой в ней смысл? Давай руку.
Кровь текла по ее руке – не красная, а молочная, опалесцирующая жидкость.
– Только не эту! – сказал Маскалл, поморщившись. – Ее уже резали.
Он протянул другую руку, хлынула кровь.
Джойуинд нежно и умело соединила две раны и долго держала свою руку плотно прижатой к руке Маскалла. Он почувствовал, как через порез в тело вливается поток наслаждения. Прежние легкость и живость начали возвращаться к нему. Пять минут спустя между ним и Джойуинд началась дуэль доброты: он хотел остановиться, а она – продолжать. Наконец он одержал верх, но недостаточно быстро: Джойуинд побледнела и поникла.
Она взглянула на него серьезнее, чем прежде, словно странные глубины открылись ее глазам.
– Как тебя зовут?
– Маскалл.
– Откуда ты родом, Маскалл, с такой ужасной кровью?
– Из мира, который называется Земля… Очевидно, моя кровь не годится для твоего мира, Джойуинд, но этого следовало ожидать. Мне жаль, что я не остановил тебя.
– О, не говори так! Это было необходимо. Мы все должны помогать друг другу. И все же, прости меня, но я чувствую себя оскверненной.
– И неудивительно, ведь для девушки опасно принимать в свои жилы кровь чужака с чужой планеты. Если бы не моя слабость и испытанный шок, я никогда бы этого не допустил.
– Но я бы настояла. Ведь все мы братья и сестры. Почему ты явился сюда, Маскалл?
Он ощутил некоторое смущение.
– Сочтешь ли ты это глупым, если я отвечу, что сам не знаю? Я прилетел с теми двумя людьми. Быть может, причина в любопытстве или любви к приключениям.
– Быть может, – откликнулась Джойуинд. – Интересно… Очевидно, твои друзья – страшные люди. Зачем они прилетели?
– Это мне известно. Они прилетели вслед за Суртуром.
На ее лице отразилась тревога.
– Я не понимаю. По крайней мере один из них должен быть плохим человеком, однако если он следует за Суртуром – или Формирующим, как его здесь называют, – то не может быть по-настоящему плохим.
– Что ты знаешь о Суртуре? – удивленно спросил Маскалл.
Джойуинд помолчала, изучая его лицо. Мозг Маскалла беспокойно шевельнулся, словно его ощупывали извне.
– Понимаю… и не понимаю, – наконец произнесла она. – Это очень сложно. Твой Бог – ужасное Существо, бестелесное, враждебное, невидимое. Здесь мы такому Богу не поклоняемся. Скажи, хоть один человек когда-нибудь видел твоего Бога?
– Что это значит, Джойуинд? К чему обсуждать Бога?
– Я хочу знать.
– В древние времена, когда Земля была юной и величественной, вроде бы жили несколько святых людей, которые бедовали с Богом, но эти дни давно миновали.
– Наш мир еще юн, – сказала Джойуинд. – Формирующий ходит среди нас и говорит с нами. Он настоящий и энергичный, друг и любовник. Формирующий создал нас – и он любит свои создания.
– Ты с ним встречалась? – спросил Маскалл, едва веря своим ушам.
– Нет, я еще не совершила такого поступка, чтобы заслужить эту честь. Быть может, однажды мне выпадет шанс пожертвовать собой – и наградой станет встреча и беседа с Формирующим.
– Я определенно попал в другой мир. Но почему ты говоришь, что Формирующий и Суртур – одно лицо?
– Потому что так и есть. Мы, женщины, зовем его Формирующим, как и большинство мужчин, но некоторые зовут его Суртур.
Маскалл задумчиво прикусил ноготь.
– Ты когда-нибудь слышала про Кристалмена?
– Это тоже Формирующий. Понимаешь, у него много имен, что свидетельствует о том, как сильно он занимает наши мысли. Кристалмен – любовное имя.
– Странно, – заметил Маскалл. – Я прилетел сюда с совсем иным представлением о Кристалмене.
Джойуинд тряхнула волосами.
– В той рощице – его пустынное святилище. Давай помолимся там, а потом отправимся в Пулингдред. Это мой дом. Путь до него неблизкий, а мы должны попасть туда до Блодсомбра.
– И что такое этот Блодсомбр?
– На протяжении четырех часов в середине дня лучи Бранчспелла такие жаркие, что никто не может их вынести. Мы называем это Блодсомбром.
– Бранчспелл – это другое название Арктура?
Джойуинд отбросила серьезность и рассмеялась.
– Само собой, мы берем свои названия не у вас, Маскалл. Они не слишком поэтичны, зато естественны.
Она ласково взяла его за руку и повела к лесистым холмам. Пока они шли, солнце пробилось сквозь верхние слои тумана, и ужасный, опаляющий жар, словно из печи, обрушился на голову Маскалла. Он инстинктивно поднял глаза – и тут же опустил, успев заметить лишь раскаленный, искрящийся белый шар в три раза больше Солнца. На несколько минут Маскалл почти ослеп.
– Боже мой! – воскликнул он. – Если это раннее утро, очевидно, ты права насчет Блодсомбра. – Немного оправившись, он спросил: – Сколько здесь длится день, Джойуинд? – И вновь ощутил, как его мозг ощупывают.
– В это время года на каждый час вашего летнего светлого времени приходится два наших часа.
– Жар невероятен – и все же он не так тревожит меня, как я мог бы ожидать.
– В этом нет ничего необычного. Тому есть простое объяснение. В тебе присутствует доля моей крови, а во мне – твоей.
– Да, всякий раз, когда я это осознаю, мне… Скажи, Джойуинд, изменится ли моя кровь, если я пробуду здесь достаточно долго? Перестанет ли быть красной и густой и превратится ли в чистую, жидкую и светлую, как твоя?
– Почему нет? Если ты будешь жить так, как живем мы, то, конечно же, станешь таким, как мы.
– Ты имеешь в виду пищу и питье?
– Мы не едим пищу и пьем только воду.
– А за счет чего же вы живете?
– У нас добрая вода, Маскалл, – с улыбкой ответила Джойуинд.
Как только к нему вернулась способность видеть, он принялся разглядывать местность. Безбрежная алая пустыня тянулась к горизонту по всем направлениям, если не считать оазиса. Над ней раскинулось безоблачное темно-синее – почти фиолетовое – небо. Его купол был намного шире, чем на Земле. На горизонте, милях в сорока, под прямым углом к их нынешнему маршруту, высилась горная цепь. Самая высокая гора имела форму чаши. Маскалл поверил бы, что путешествует по стране снов, если бы не яркий свет, придававший всему живую реальность.
Джойуинд показала на гору в форме чаши:
– Это Пулингдред.
– Ты не могла прийти оттуда! – изумленно воскликнул он.
– Почему же, могла. И туда нам предстоит отправиться сейчас.
– С единственной целью отыскать меня?
– Ну, конечно.
Кровь прилила к его лицу.
– В таком случае ты отважнейшая и благороднейшая из всех девушек, – тихо произнес он, помедлив. – Без исключения. Это путешествие для атлета!
Она сжала ему руку, череда неописуемых нежных оттенков быстро пробежала по ее щекам.
– Прошу, не нужно больше об этом, Маскалл. Я чувствую себя неловко.
– Хорошо. Но сможем ли мы добраться туда до полудня?
– О да. И расстояние не должно тебя пугать. Здесь мы не думаем о больших расстояниях – у нас есть множество других вещей для размышлений и чувств. Время летит слишком быстро.
За разговором они приблизились к подножию пологих холмов, высота которых не превышала пятидесяти футов. Маскалл начал замечать странных представителей местной флоры. Нечто, напоминавшее небольшой участок пурпурной травы площадью около пяти квадратных футов, двигалось по песку в их сторону. Когда оно приблизилось, Маскалл увидел, что это не трава – у нее не было листьев, только пурпурные корни. Корни каждого маленького растения вращались, подобно спицам колеса без обода. Они по очереди погружались в песок и вылезали обратно, благодаря чему растение двигалось вперед. Какой-то необъяснимый полуразумный инстинкт заставлял все растения держаться вместе и перемещаться с одной скоростью в одном направлении, словно стая перелетных птиц.