Рамка

Роман печатается с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

© Букша К.С.

© ООО «Издательство АСТ»

Рисунок Ксении Букши

1. Бармалей

Только в рамку. Проходите пожалуйста не толпитесь все успеете обязательно. К пристани подваливает следующий катер, народ толпится за красной ленточкой. Море шумит, расплёскивается, ярчайшее солнце и буря, на ветру улетает листва, флажки хлопают, причал скрипит и раскачивается, пассажиры вылезают – глаза на лоб – и хватают ртом свежий ветер. Все три часа катер носило, подбрасывало, душу вытрясало, – а народу-то натолкали в «Метель» втрое больше, чем надо, – и вот теперь стоят, стоим, а там впереди – по одному – пропускной пункт, досмотр и рамка. Дело нешуточное, коронация государя, а ещё слухи все эти, вот они и бдят. Коронация только завтра, а Островки уже набиты народом до отказа, едут и едут.

Бармалей маленькими шажками покорно движется по причалу. Он хочет пива. Солнце жарит на редкость мощно для Островков. Справа пышногрудая дама в тренировочных штанах, слева хилые подростки с рюкзаками, впереди православное семейство. Не задерживайте, откройте второй вход! Сейчас сзади начнут напирать, следующий катер уже пришёл! – Бармалей оборачивается на резкий высокий голос – это всё тот же скандальный коротко стриженный чувак, он один и нервничает – остальные расслаблены, всех укачало, пока три часа плыли сюда с материка.

Вот и рамочка. Вещи кидаем на ленту, сами проходим. Бармалей, опытный путешественник, не может не оценить: рамочка модная, толстая, по периметру – сетка лучей, всё не просто так, – Бармалей кидает рюкзак на ленту, проходит, и тут рамочка издаёт странный негромкий хриплый писк, эдакое скорее даже похрюкивание; ну вот опять это, покорно вздыхает Бармалей, сколько можно-то – и, навстречу серому с рацией, который подходит к нему, – да, да, у меня чип Управления Нормализации, это он и фонит, сами нормализуете и сами же потом удивляетесь, – вот он, – Бармалей привычно откидывает свалявшиеся кудри и демонстрирует старенький чип УПНО, помигивающий оранжевым, голубым и светло-зелёным, – но серый на чип не смотрит, вообще не смотрит, да и на Бармалея-то не очень, – а только говорит: прошу сюда, не волнуйтесь, пожалуйста, нам придется вас задержать, это не будет значить для вас ничего неприятного, но, к сожалению, таков приказ, ваши биометрические… трр-трр… – и тут подваливает второй чувак, а народ между тем продолжает пассажиропоток, человекопродвижение через рамку, – ваш паспорт, паспорт ваш, – теребят Бармалея, – а тени от деревьев на берегу мотаются туда-сюда, и Бармалей подаёт раскрытый паспорт, крепко держа за угол, но те оба мотают головами – нет-нет, не так: паспорт – отдать.

Бармалей запрокидывает голову, чтобы посмотреть, кто на вышке, но за вышкой как раз стоит солнце. Море шумит, народ движется, причал качает. Чуваки спокойно ждут.

(Ты, Бармалей, поедешь на коронацию, – говорит редактор Бармалею за день до отъезда. Просили П.Е. – тот заболел. Г. собирался – ногу поломал. Лида очень хотела поехать, но сам понимаешь. А у тебя чип стоит. Если что, претензий к тебе никаких… И потом, у тебя давно не было ни бОнусов, ни крЕдитов, коронация – хороший повод проявить себя. Ладно, Бармалей, двадцать девятого вечером. Тридцатого утром кораблик, в два приплывает царь, в четыре пресс-конференция. Первого с утра мероприятие, вечером народные гулянья. Второго, если всё будет нормально, обратно, и третьего утром ты дома. Отличный план, – говорит Бармалей бодренько. (…) По-моему, Бармалей, ты не вернёшься, – говорит Г., повисая на костылях и прикуривая. – Я тебя знаю – ты из таких мест никогда не возвращаешься. – Типун тебе на язык. – Ну или не ты, а такие как ты. – Да фигня это всё, – возражает Бармалей. – Ничего там не будет, всё это слухи панические. Просто, ну, как его, туда-сюда, ну, максимум, кто-нибудь плюхнется в какое-нибудь море или озеро… ну или свалюсь вот, как ты, с какой-нибудь тоже лестницы или с пенька… потом этот приедет хмырь, поклянется там на чём надо, нахлобучат на него эту шапку дурацкую, помолятся все кому-то там… или кому там… и разъедутся, и всё пойдёт по-прежнему. Им просто движуха нужна какая-то, – Бармалей водит в воздухе сигаретой. – Ну ладно, – говорит Г. – Ты там береги себя. – Угу-берегу.)

Вот те и береги себя, вот те и претензий никаких! и сразу на рамке запищал. А куда, дёргается Бармалей как обычно, а сколько времени-то займёт, скажите хоть, чтобы я планировал. Не знаем, как обычно отвечают ему, это не мы придумали, это инструкция, – и добавляют: не волнуйтесь. А чтобы планировать, так это лучше не стоит, ничего на ближайшее время не планируйте. Бармалей вплывает на берег, серые по бокам. Необычное ощущение. Бармалея много раз так вот водили: и по тридцать первым числам, и просто по весне, – и всегда грубо, тащили иногда, волокли. На этот раз – ничего подобного даже близко. Режим вежливости на максимуме. И от этой избыточности, повышенного комфорта Бармалею не по себе.

По пыльной дороге к монастырю. Народу много. Велосипеды. Палатки. У озера продают пирожки, пиво, квас, начинается купанье. А Бармалею ни в лес, ни по дрова. Блядский чип, блядское УПНО с его нормализацией.

Вот и монастырь. Ведут направо, по тропинке вдоль самой крепостной стены, мимо тележки с квасом и сухарями, мимо длинной очереди экскурсантов, приехавших пораньше. Через десять метров – неприметная, низенькая деревянная дверка в каменной стене. Пригнуться. Посторонившись, Бармалея впускают первым. Внутри приятно, прохладно, чисто выметено, пахнет ладаном. Каменные крутые ступени ведут на второй этаж. Там площадка, лестница круто уходит вверх – но спутники открывают перед Бармалеем другую дверку, тоже деревянную, тоже низенькую. Стены везде кирпичные, обмазанные глиной, белёные. Хочется назвать их «стеночки».

И вот она – «келейка», самая настоящая монашеская келья.

Будто в сахарнице, озирается Бармалей.

Метров шестнадцать квадратных. Точнее, шестиугольных. Потолок сводчатый, толщенные кирпичные стены побелены. Под потолком с одной стороны – три крохотных окошка. Стёкол в окошках нет. Решётки есть – редкие, старые прутья. Пол дощатый. Напротив двери – узкая щель в стене. У левой стены стол и пара деревянных скамеек.

Обустраивайтесь. Сидим здесь, туалет за вон тем проёмом (показывает на щель). Рюкзак придётся отдать. А также мобильник, деньги, ничего брать сюда нельзя. Простите. Такие правила сегодня. Никаких личных вещей. И вам придется здесь подождать. А обед мы вам принесём.

Нет-нет, – говорит Бармалей. – Кредитку и айфон я не отдам, конечно. Это исключено.

Келейка расплывается у него перед глазами в багровом тумане. Он прилежно наблюдает оранжево-красные треугольники, гадая об их значении. Вдруг понимает, что сидит на полу, таращась на низкую деревянную дверку.

Дверка плотно заперта. Полосы света лежат на каменных плитах. С улицы доносится смех и гомон экскурсантов.

Рюкзака и айфона нет.

2. Николай Николаевич

На скамье у стены, в просвеченной зеленоватой полутьме, обнаруживается пожилой, но моложавый чувак, аккуратный, короткая стрижка проседь пробор пиджак брови подбородок с ямкой.

Да что вы на полу-то всё! Давайте ко мне на скамейку.

Бармалей, покряхтев, привстаёт. Ничего не болит, но мышцы слегка одеревенели.

Долго сижу-то?

Пожилой пожимает плечами.

C четверть часа. Как меня впустили, так и сидите. Поздоровались трижды. Но в контакт вступили только сейчас.

У вас тоже сумку отобрали? – Бармалей.

Почему отобрали, сам отдал. Я гражданин законопослушный, – с пониманием кивает на чип. – Вас как?

Бармалей. Пётр Бармалеев.

Николай Николаич… Я вам сочувствую, – подобие улыбки, – но сам я, знаете, не спорщик… Считаю, что рамке виднее, и вообще – им там виднее. Сказали сидеть, значит, надо сидеть. Если биометрические показатели – тут лучше перестраховаться. Царь-то, он у нас один всё-таки, уж какой ни на есть. Так что лучше посидеть. Хотя вы со мной, наверное, не согласны.

Не согласен. Я бы лучше пива выпил. Меня-то точно из-за чипа. Чип старый, меня восемь лет назад нормализовали. Технология ещё внове была, поставили титановый. Теперь техобслуживание надо проходить, а я не прохожу, вот он и запищал.

А-а, – кивает Николай Николаич с пониманием. – Восемь лет назад, это значит, ещё когда акции протеста, когда с белыми ленточками ходили… Старая техника часто даёт сбои… А я почему запищал, даже и гадать не хочу. Вроде я самый что ни на есть скучный, обычный. А думаю, просто дело в том, что я вместо брата приехал, по его билету. Хотя это не воспрещается, но другой причины я просто не могу придумать.

В окошках под потолком видно только небо, но слышно много разной жизни: лают собаки, смеются девицы, визжат купальщики (озеро рядом). От этого спокойней, но и досада берёт.

Вместо брата? Ваш брат не смог, и вместо него приехали вы?

Не смог, да… Умер мой брат, – Николай Николаич, рассеянно. – Неделю назад…

Неделю назад. Соболезную.

Да… Это же не просто брат, это самый близкий человек мой, – Николай Николаич озирается. – Я… вообще не очень, конечно. Простите. На мне его ботинки вот. Пиджак его, – растерянно берётся за лакцаны. – Он директор был конторы нашей. Его обязали ехать. Он умер, а билет остался.

Вносят две тарелки жиденькой ухи, два куска хлеба и две чашки чаю. Обед. И сразу уходят.

…меня старше был на пять лет, – говорит Николай Николаич, прихлёбывая уху – Выше и крупнее. Поэтому пиджак его, – берётся за лацканы. – Я пиджак этот… на помойку пошёл выбрасывать

ну чего тут такого

от него много осталось пиджаков

некоторые я ношу

а некоторые мне не подходят, этот видите не по размеру – крупнее был брат-то мой

иду, иду, и… жалко пиджак

думал его повесить как-то интеллигентно

а некуда

грязное всё на помойке-то

ну и я

не могу решиться, держу его всё в руках

сентиментальность, знаете, проняла какая-то

а тут парень идёт

и по комплекции – вылитый Георгий!

(Так моего покойного брата звали.)

я к нему

протягиваю пиджак.

смотри! – говорю. – Пиджак какой новый! Хороший!

хочешь? Отдам! Даром отдаю!

а парень от меня шарахнулся почему-то.

Шарахнутый какой-то, точно.

С прибабахом.

А вы не хотите пиджак? – спрашивает Николай Николаич и окидывает взглядом Бармалея. Вы смотрю тоже крупный такой. Может, подойдёт? Померьте!

Подумаю, – говорит Бармалей сочувственно.

(а тут дверь снова открывается и –)

3. Паскаль

пятясь

как

паук-косиножка

дичась и чудясь

озираясь с ужасом

в келье

появляется

ИНОСТРАНЕЦ

сначала белые кроссовки

потом двухметровый сам

потом взъерошенный и молодой

потом большие добрые глаза

потом бородка и носяра

потом в руках тарелка с ухой – выдали, значит, пожрать

видит Бармалея, видит Николая Николаевича, говорит:

Привет! – испуганно улыбается.

Шпарит он по-русски здорово, только всё время пригибается: келья высокая, а ему кажется низкой.

Паскаль, – ставит тарелку на стол, вытирает руки о штаны (расплескал уху на руки), аккуратист Николай Николаич вытягивает из кармана мятую бумажную салфетку. Рукопожатия.

Я правильно всё понял, что рамка заподозрила нас в том, что мы по своим биометрическим показателям похожи на каких-то террористов, которые могут сделать что-то против государя императора?

Вы правильно всё поняли, – Бармалей. – Скажите, а вы сумку сами отдали или у вас её отобрали?

А у меня не было сумки. Все вещи в рюкзаке, я его на этой оставил… как его… на рамке, проходил без него, рюкзак забрал Франсис, все вещи у Франсиса.

Это вам повезло.

Да, да, мне везёт!

А вы паломник, что ли?

Да-да, паломник… А что значит паломник?

Человек, который путешествует по святым местам.

А-а… Да-да… Нет-нет.

я не паломник

я путешествую не по святым местам,

а я просто путешествую с группой людей с Down Syndrome

мы из Москвы

то есть мы с Франсисом из города Клермон-Ферран

Европа. Франция. Провинция Овернь. Шины «Мишлен»

работали там раньше на заводе

но мы волонтёрим в Москве уже шестой год

знаете – центр «Даунсайд ап»

социализируем и адаптируем людей с Down Syndrome

огромным успехом пользуется наша реабилитация, людей всегда не хватает

в России ведь почему-то – когда ещё дети – это да, это уже есть

но что они у вас тут взрослыми делать будут?

Вся эта ваша реабилитация – к чему она взрослому человеку с Down Syndrome

если он не может здесь ни жить самостоятельно

ни работать самостоятельно

ну вот, а мы их везде – не только работать

не только сувениры там изготавливать или вязать шапки или носки

мы их по-разному трудоустраиваем (жестикулирует)

и жить учим отдельно от родителей

и путешествуем вместе

кругозор, всё

ну мы любим Россию

хотя часто ездим к себе

но больше половины времени мы проводим тут

привезли ребят на коронацию

а на рамке меня остановили

теперь Франсис с ребятами один

справится, конечно

но сложновато будет

Ни хрена себе, – говорит Бармалей. – А из учеников ваших, значит, никто не запищал? И ваш коллега Франциск не запищал? Хотя у него стигматы?

Нет, только я, а у меня ни стигматов, ни Down Syndrome. Ха-ха! – Паскаль беззаботно смеётся. – Стигматы! – и тут же омрачается, хмурится.

Мы и сами толком не знаем, в чём дело, Паскаль, – говорит Бармалей. – Что-то биометрическое, надо думать. У меня в виске, видите, чип Управления Нормализации, но дело явно не в нём. А Николай Николаич приехал по билету покойного брата, но вроде бы это тоже не запрещено.

А! Я из Европейского союза, может, дело в этом? – догадывается Паскаль.

О, точно! – говорит Бармалей. – Стопудово дело в этом.

Паскаль недоверчиво смотрит на него.

Ирония, – распознаёт он.

Угу, – говорит Бармалей.

А вы, конечно, не знаете, сколько нас продержат.

Пока царя не коронуют, – говорит Николай Николаич. – Потом отпустят.

Это вам сказали так? – Бармалей, к Николаю Николаичу.

Ну это было бы логично и естественно, – Николай Николаич.

А-а, – говорит Бармалей. – Ну да. Логично – это да. Естественно – совершенно согласен. Я бы даже так выразился – нормально… Видите ли, Паскаль, Николай Николаич утверждает, что он самый нормальный человек на свете. Я вот про себя такого сказать не могу. А вы?

Я не говорил «нормальный». Я говорил – «самый обычный», – поправляет Николай Николаич, достаёт носовой платок и тщательно протирает стол.

Ну обычный или нормальный, это без разницы, – продолжает Бармалей. – Я к тому, что рамка-то на нас запищала, значит… Значит, господа, нам с вами придётся вместо пива пить коньяк. Не то чтобы он был хороший, но он обычный. Нормальный. Как вы к этому относитесь, Паскаль?

Нормально, – говорит Паскаль. – А как вы сохранили его? Мне сказали, надо отдать даже гаджет. Но я лучше сразу отдал гаджет Франсису, а не им.

Вы, Паскаль, молодец. Гаджет у меня тоже отобрали. А коньяк был в потайном кармане. Давайте скорее его выпьем, а то сейчас сюда приведут ещё народ, и нас соберётся больше трёх.

Бармалей достаёт коньяк, разливает его по двум пластиковым стаканчикам, а треть оставляет себе во фляге.

4. Вики

возмущенные вопли, визг, дверь распахивается, и на скорости вносит пышную, высокую, яркую кудрявую брюнетку в кроссовках с золотыми языками, в полосатой футболке, красную, как помидор, растрёпанную, – тормозит, поворачивается, обрушивается на захлопнутую дверь с кулаками и воплями:

от-дай-те телефон!!

рамка на хуй!!

нормально ваще?!

мой телефон!!

моя сумка суки!!

сумку отдайте сумку отдайте сумку!!

бьётся о дверь всем телом, пинает кроссовкой с золотым языком, молотит кулаками, но ничего не добивается; рушится на пол и бурно, злобно, кратко рыдает.

Не плачь, – Паскаль подсаживается к ней и приобнимает за плечи. – Ты расскажи, что там – младенец у тебя? Что случилось?

Не, все живы, никаких младенцев, – брюнетка мгновенно перестаёт рыдать, смахивает с лица слёзы и обретает самообладание, – но всё равно паршиво, блин:

свадьба у меня

точнее не у меня

я организатор свадьбы

недавно этим занимаюсь, а уже по городу знают меня

потому что креативные вещи делаю

и сама веду это всё

ну как режиссёр и тамада

уж на что свадьба дело консервативное

а вот народ приходит, заказывает часто

и вот пришёл клиент

это мой лучший клиент

Слава – он из областного правительства (лицо на пять секунд снова расползается, но она опять овладевает собой)

вот

и я ему срежиссировала свадьбу

совмещённую с коронацией, понимаете?!

Да, здесь, на Островках

и они уже все приехали

и гости

всё готово, абсолютно всё

а я всех подвожу

без меня свадьба не состоится

нет ну какой же адский пиздец…

Славик из правительства и невеста блядь самая гламурная пара города

а тут эта рамка, рамка на хуй

(хватает тяжёлую скамью и молотит её концом о пол, так что аж щепы летят, Николай Николаич в некотором раздражении отсаживается подальше)

Блядь!!! Бляяядь!!! Ооо, какой кайф!!! Блядское государство!! Скрепы блядь!! Ёбаные уроды!!! Со своим ёбаным царём!!.. Рамка блядь!.. Рамка!!.. Хотя бы телефон отдали блядь! телефон!! хоть предупредить, что, где, блядь…

ну ладно

всё

уже всё

три миллиона просраны

свадьбу я им запорола

сто человек гостей

интерактивную картину ставим из русской истории

и коронация туда вплетена

целый сюжет был

сценарий целый

якобы незадолго до коронации государя

познакомились простая девушка и дворянин

на самом деле весь прикол в том

что Наташа вообще ни разу не простая девушка

а Славка… ну он из шахтёрского посёлка

но вот по сюжету у меня так

и она опоила его волшебным напитком типа зельем

он дуэль там устроил

(настоящую!

с разрешением на оружие пришлось морочиться!!)

озеро переплывал

ну и… короче всякая такая дребедень (сникает; и, снова встрепенувшись)

ну придумают что-нибудь без меня

нажрутся в конце концов попросту

денег мне конечно не видать

убытков никто не компенсирует

но не будем падать духом

в конце концов да, никто ведь не умер

поженятся как-то без меня

может их ждут какие-то невероятные приключения

какой-то новый, другой сюжет

сценарий

может, я таким образом вовлекла их в ещё более интересный интерактив

поломала им шаблон

Тебя как зовут? – Бармалей.

Вики.

Вики. А кстати, где Кристина?

В Барселоне блядь.

Вот. Вики. Мне кажется, это знак, что всё-таки вам надо заниматься в жизни чем-то более существенным, чем свадьбы гламурных блядей и подонков из областного правительства. Я не прав?

Ты прав, – говорит Вики. – Но три миллиона очень жалко.

Не расстраивайтесь! – говорит Паскаль. – Я тоже раз свадьбу испортил.

Одна хорошая девушка замуж выходила.

И как всегда – не за меня.

Там был такой аниматор тоже… вроде вас, Вики…

И когда гости были на крыльце, он нам сказал, можно кричать что хочешь.

Говорит: когда появляются молодожёны, вы кричите что хотите.

Что в голову придёт.

Главное, надо кричать. Громко. Такая традиция.

И что же ты кричал, Паскаль? – поинтересовался Бармалей.

Я кричал «Клермон, вперёд!» Ну как на футболе, вы знаете… И ещё кричал «Саркози – уходи!»

Ха-ха-ха! – хохочет Вики и хлопает себя по коленкам. – Пиз-дец!

Вики, – говорит Николай Николаич, – я вижу, что вы хороший человек, но можно маленькую просьбу? Я не привык, когда всё время матерятся. Теперь, когда вы уже выпустили пар, вы, уверен, сможете без этого обойтись. Так?

Постараюсь.

Спасибо.

5. Дядя Фёдор

и вот на этой ноте

вдруг

дверь снова распахивается

и на пороге

с букетом полевых цветов

возникает щупленький, задумчивый

в дырявых кедах

с клочьями седых волос, в треснутых очках

и растянутой рыжей футболке

старый рок-н-ролльщик

такой вот чувак

и возникает он так тихо и мирно

как будто сам пришёл

по своему желанию в гости

и говорит, потянув носом воздух:

Здрасьте, жертвы рамочки! Коньяк-то что – кончился? Так и знал… всегда к шапочному разбору… А у меня вот гитару отобрали… Очень приятно – дядя Фёдор…

Все представляются, дядя Фёдор садится на дощатый пол у стены.

Бармалей улыбается.

Вы тоже, кажется, пытаетесь угадать, что в нас общего?

Ага, – дядя Фёдор улыбается в ответ. – Я просто… Немного удивлен. Меня-то, ну, всегда заметают… мне и повода не надо… я думал, тут тоже… такие, как я… а тут самые разные люди… так, выходит, это меня не из-за паспорта?

А что у вас с паспортом?

Да просрочен на шестнадцать лет, такие вот дела. Я и сам… немного просрочен… – дядя Фёдор разводит руками.

история такая вышла

у меня с документами вечно беда

то одно то другое

то утоплю, то потеряю

один паспорт вообще сгорел в костёр выпал

другой украли вместе с сумкой, пока на улице избитый валялся

короче вы поняли

не живут у меня краснорылые образины или как их там

дубликатом бесценного груза которые

ну и вот – задолбался я их обновлять ходить

это ж геморрой

хлопотно

при моей жизни

провёл какое-то время вообще без

конечно, так тоже неудобно

то да сё

таскают вечно

а потом ко мне приехал приятель из Дагестана

и такой говорит

«дядя Фёдор, приколись – а я твой паспорт нашёл!»

который? – говорю

а вот этот

и даёт мне паспорт

девяносто хрен знает какого года

старый-престарый

оказывается, я его просто у него забыл в гостях

и знаете где

за пианино завалился

мы с ним лабали в четыре руки и пили

ну и паспорт каким-то образом смахнули туда в щель

а потом он инструмент стал продавать

ну и нашёл меня

то есть мою бумажную личность

и привёз – для смеха

а я обрадовался

как раз без паспорта тогда жил

задолбался восстанавливать

короче обрадовался

и давай его с собой везде носить

и что вы думаете

ещё семь лет он у меня прожил

верой и правдой

и хотя он был старый-престарый

ни разу никто не усомнился

билет купить? Да пожалуйста

кредит взять? Окей

Прикиньте? Вот какие дела

наверное, он рад был, паспорт мой старенький

благодарен, что мы его нашли

а уж мне-то как было приятно

посмотришь на себя молодого – и такой: а я ещё ничего!

Ведь узнавали!

посмотрят, сверят рожу – иди

но сегодня, видимо, пришёл наш с ним черёд

кто-то из нас двоих устарел

или портрет, или сам дориан

не буду врать, милый паспорт, ты у меня был не первый

а раз не первый, то, надеюсь, и не последний

кривая логика, говорите?

Знаю, что кривая

на прямой логике не объедешь

в общем, я не верю, что мне его отдадут

ну и хрен с ним

лишь бы мне меня самого отдали

а без паспорта я уж как-нибудь

паспорт я переживу

Да почему же не отдадут-то, – возражает Николай Николаевич. – Они что ли звери какие. Посидим, и отпустят, и всем всё отдадут. Это всё нормальная мера предосторожности. Нам-то откуда знать.

Бармалей (Вики): и вот так уже час обсуждаем. Видимо, так и будем гадать, пока не выпустят.

Или пока не «невыпустят», – Вики.

Да и начали не час назад, – Бармалей. – А раньше.

Намного раньше, – Вики.

Году в двухтысячном, – Бармалей.

Не, гораздо раньше, – дядя Фёдор. – Я помню, мы ещё при советской власти обсуждали, почему именно мы и когда нас выпустят.