По зову Большой Медведицы. Якутские мотивы. Продолжение
Эдуард Толль в своей каюте
«От всего сердца желаю Вам всего доброго и прекрасного в Вашем долгом и важном путешествии, – писал в эти дни Фритьоф Нансен, с которым Э. В. Толля связывала многолетняя дружба. – Желаю Вам удачи и благополучного положения со льдом, чтобы Вы, нашли хорошую гавань для зимовки. Мне нет надобности говорить Вам, что, за исключением Вашей превосходной жены и Вашей семьи, мало кто будет с таким интересом следить за Вами, как я, преданный Вам друг – Фритьоф Нансен… На прощание мы скажем, как эскимосы на восточном берегу Гренландии: «Чтобы Вам всегда плыть по свободной ото льда воде!»
29 мая готовящуюся к отправлению шхуну посетил Император Николай II. Командир судна писал: «Его Величество подробно осматривал „Зарю“ и в конце обратился к начальнику экспедиции барону Толлю с милостивым вопросом, не нужно ли чего-нибудь для экспедиции. А нужда была обстоятельная. Нам не хватало угля. Вследствие монаршей милости уголь нам отпущен из складов морского ведомства, так же как и много материалов, которых нельзя было достать в продаже. Морское ведомство открыло нам свои магазины, чем мы и воспользовались»…
Впоследствии я занялся изучением и анализом этой знаменитой экспедиции более детально. Неоднократно, перечитывая дневник Э. Толля, искал моменты, которые были неуловимы с первого прочтения. Искал причины гибели начальника экспедиции и его спутников. Особенно после того, как приехал в длительную командировку на самый север Якутии, в поселок Тикси. Тут, буквально каждая пядь земли пропитана духом арктических исследований. Именно здесь нашла свое последнее пристанище яхта «Заря».
Плавание «Зари»
21 июня 1900 года, в теплый ясный летний день, красавица «Заря» снялась с якоря, и капитан Коломейцев вывел ее с большим мастерством без помощи буксира из устья Невы мимо множества судов. Из глаз путешественников мало-помалу исчезали друзья, собравшиеся на набережной и на окружавших «Зарю» пароходах и лодках. Они долго еще посылали им вслед прощальные приветствия и кричали «ура».
Толль писал в своем дневнике: «После того как мы оставили за собой северную оконечность Европы, ландшафт морского побережья изменился. Характерные горы Норвегии с их гротесковыми зубцами уступили место плато. Пересекаем Варангерфиорд и находимся снова в России, у северных берегов которой нам предстоит отныне провести от двух до Икс лет».
Это сейчас пройти Северным морским путем не представляет больших трудностей даже для маленьких парусных яхт, а тогда, сто двадцать лет назад – это было экстремальным плаванием, настоящим подвигом. Не было радиосвязи, арктические берега восточнее Югорского полуострова были практически безлюдны, да и ледовая обстановка того времени сильно отличалась от сегодняшней. Хотя начальник экспедиции Э. Толль отмечал в дневниковых записях, что временами их путешествие «кажется увеселительной прогулкой, особенно, если настоящее плавание сравнить с плаванием первой русской Великой Северной экспедиции. Не говоря о таких преимуществах, как сила пара, которого не было в той экспедиции».
12 августа 1900 года «Заря» достигла гавани Диксон, тут на берегу, в домике, сооруженном командиром барка «Скуратов» в 1894 году для наблюдений за качанием маятника, Э. Толль оставил документ об экспедиции. На деревянной дощечке было написано: «Сообщение о Русской Полярной экспедиции». Под дощечкой укреплена на стене запаянная жестяная коробка с кратким письмом. На обложке он написал: «Просьба передать хранящийся здесь документ Енисейскому губернатору для дальнейшего сообщения по телеграфу президенту Академии наук в С.-Петербург». На вложенном в конверт бланке с напечатанным по-русски и по-немецки заголовком: «Начальник Русской Полярной экспедиции», он составил следующее сообщение: «Русская Полярная экспедиция пробыла в гавани Диксон с 12.VIII до 18.VIII 1900г. Сегодня „Заря“ направляется к мысу Челюскина. Надеюсь в течение нескольких недель прибыть к намеченной мной зимней гавани у восточных берегов Таймырского полуострова. Работы успешно продолжаются. Все участники экспедиции здоровы. „Заря“. 18 августа 1900г. Эдуард Толль».
Целый месяц яхта «Заря» пробивалась на восток к мысу Челюскина, но не смогла его достичь из-за сильного сплоченного льда, и первая зимовка состоялась не у восточного побережья Таймыра, как планировалось. Толль очень переживал, что эта попытка форсировать льды может им дорого обойтись в будущем, зря было потрачено около двадцати тонн угля – на борту яхты его осталось только на 20 дней плавания, т.е. едва до мифической Земли Санникова и ни шагу дальше.
Первая зимовка
Первая зимовка в Таймырском проливе продолжалась с 01 октября 1900 года до 25 августа 1901 года. Ф. Матиссен установил метеорологическую будку с необходимыми приборами. Э. Толль предложил проводить метеорологические наблюдения за погодой ежечасно. Это предложение все единогласно поддержали. Кроме того, проводились магнитные наблюдения, хотя устройство магнитной станции задержалось из-за пурги, была построена снежная астрономическая хижина, совершали многодневные санные экспедиции. Во время санных экспедиций были заложены несколько складов с продовольствием и уточнена карта Таймыра.
В закладке продовольственных депо у Эдуарда Толля был уже большой опыт. Еще в 1893 году по собственной инициативе Толль решил заложить на Новосибирских островах три продовольственных склада на случай, если с «Фрамом» случится несчастье и экспедиция будет вынуждена возвратиться: на западном берегу острова Котельный в стане Дурнова, в 100 километрах южнее, у реки Урассалах, и на южном берегу Малого Ляховского острова.
Известный промышленник М. Санников, не раз бывавший на Ляховских островах, взялся устроить лишь один из них – самый южный. Тогда, полный желания помочь Нансену, Толль сам отправился в опасное путешествие. В письме жене Эммелине Эдуард Васильевич пишет: «Раз Санников испугался и пошел на попятную, некому было выполнить дела, кроме меня самого».
В случае гибели «Фрама» и высадки экипажа на остров Котельный первое депо обеспечило бы Нансена на 8 дней. Пройдя 100 километров на юг вдоль берега, экипаж «Фрама» нашел бы запасы на месяц. Наконец, третий склад содержал продукты на два месяца. С ними норвежцы могли перебраться на материк.
«Депо были заложены с большой предусмотрительностью, – писал позднее Ф. Нансен, – и о нашей участи настолько позаботились, что, если бы судьба бросила нас туда, мы, несомненно, не испытали бы никаких лишений».
Два последних склада были, по-видимому, позднее полностью использованы, а вот депо в стане Дурнова, возможно, сохранилось до сегодняшних дней.
«В яме, вырытой на 90 см в глубину, – писал Толль, – был поставлен ящик со следующими припасами: 12 ф. шоколада, 6 жестянок с гороховыми консервами, 3 плитки кирпичного чая, 10 ф. масла в жестянке, 6 ф. сахару, 1 ф. соли, 5 пачек спичек, 1 ф. сушеных кореньев, 2 ф. дроби, 7 ф. пороху, 280 пистонов. Яму закрыли возможно плотнее, чтобы защитить от разграбления медведями. Сначала мы положили обледеневшую доску, на нее снег, который поливали водой, пока он не превратился в лед, сверху наложили еще бревен, глины, снега, опять полили водой и еще положили глины. Над всем этим воздвигли небольшой деревянный сруб. Рядом вогнали в землю мачту-ствол, которую можно было видеть издалека, и прибили к ней доску с надписью „Депо Нансена №1. Стан Дурнова“. К мачте приставили кирку и лопату»…
Экипаж и члены экспедиции весело отмечали праздники, ставили театральные сцены. Режиссер и директор театра Огрин творчески подошел к первому театральному представлению: на переделанной им театральной афише были нарисованы два белых медведя, которые смотрят изумленно на плакат, оповещающий полярные страны о первой зимовке «Зари», на заднем плане силуэт «Зари». Ниже была отпечатана на пишущей машинке программа.
Кубрик был превращен в подлинный театр. Там был партер с креслами, откидными стульями и скамейками, даже ложи стоимостью 3 рубля 50 копеек – койки команды, которые действительно походили на ложи первого и второго яруса. Сцена отделена от зрительного зала занавесом из больших флагов. Позади сцены флагдуком были отделены уборные и гардероб артистов. Мужской хор под управлением старшего механика Огрина исполнил после национального гимна несколько хоровых песен. Потом номер – комическое интермеццо кока Фомы, весь текст и отдельные сцены представляли собою творчество драматурга Таймырской земли – Огрина. Обладая мимическим талантом, Огрин хорошо провел сцены с монологами и исполнил на цитре народные мелодии. Также хорошо выступали музыкальные клоуны: Шервинский выглядел комично в роли клоуна-щеголя, а Пузырев получил полное признание всей команды за свой музыкальный номер. Наивысший успех выпал на долю исполнителей последнего номера – «Камаринской», во время которой Фома изображал указанный в программе кордебалет. После громких рукоплесканий артистам были переданы «букеты» – две бутылки рома, завернутые в бумагу в виде больших букетов цветов.
Почему я так подробно описываю такие подробности? Чтобы показать, что в условиях тяжелой зимовки команда и члены экспедиции не теряли чувства юмора и присутствия духа.
Вскоре в судовом журнале появляется надпись: «Вместо лейтенанта Н. Н. Коломейцева я назначил лейтенанта Ф. А. Матисена командиром яхты «Заря». Таймырский залив, 76°8» с. ш., 95°6» в. д. 21.1 – 3.II.1901. Э. Толль».
Причиной этому послужил конфликт начальника экспедиции и командира «Зари». Во время зимовки в отношениях между Толлем и Коломейцевым обострились прежние дисциплинарные проблемы. Некоторые подробности этого конфликта мне удалось узнать из письма барона своему дяде, академику, генералу Федору Богдановичу (Фридриху Карлу) Шмидту, который был в то время директором Минералогического музея Императорской Академии наук и отвечал за организацию Русской Полярной экспедиции.
Этот конфликт касался ряда важных дисциплинарных вопросов. Н. Н. Коломейцев заявил Э. В. Толлю, что команду в повиновении можно удержать только с помощью телесных наказаний (которые в то время уже были отменены на флоте), и что он должен постоянно иметь в своем распоряжении обоих офицеров на судне. Одновременно с этим он требовал отмены дежурств ученых по судну, так как это противоречило Морскому уставу. В свою очередь, Э. В. Толль считал, что «если же руки путешественника будут связаны различными инструкциями, и он не будет, поэтому в состоянии пользоваться обстоятельствами и завоевать для науки хоть часть „terra incognita“ северной Сибири, то, конечно, все труды и деньги на подобную экспедицию будут потрачены даром…»
Уставу противоречил и тот факт, что матросы вместо обращения «Ваше Высокоблагородие» стали звать их просто по имени и отчеству. Это было важно Толлю для сплочения делающего одно дело коллектива, однако прежний капитан примириться с таким положением дел не хотел. Коломейцева Толль направил на Енисей, причем официально – доставить почту на материк и подготовить склад на острове Котельном. За сорок дней Коломейцев в сопровождении каюра Расторгуева прошел по заснеженной тундре 768 верст и благополучно прибыл в Гольчиху на Енисее. По дороге открыл впадающую в Таймырский залив реку, которая сейчас носит его имя – река Коломейцева.
Ф. А. Матисен в каюте яхты «Заря»
Составляя инструкцию для Матисена, начальник экспедиции натолкнулся у Норденшельда в его книге «Плавания на «Веге» на фразу, особенно его заинтересовавшую: «Из птиц мы видели (у мыса Челюскина) множество плавунчиков, очень многочисленную стаю казарок, перелетавших, по-видимому, на юг с какой-нибудь полярной земли, расположенной севернее мыса Челюскина…». Поведение птиц и маршруты их полетов, геологические и гидрографические наблюдения убедили Толля в существовании островов севернее мыса Челюскин. «Мне кажется, что к северу от мыса Челюскин должны быть еще острова, – отмечал Толль. – Наклон пластов на мысе Челюскин указывает на север, так что следует предположить существование островов и в этом направлении и, может быть, не в меньшем количестве, чем в шхерах Таймыра».
Эдуард Толль был так близок от величайшего открытия XX века – архипелага Северная Земля, которое совершила экспедиция на пароходах «Вайгач» и «Таймыр» спустя 12 лет. Но мысли начальника экспедиции были заняты только Землей Санникова. Только она одна манила его.
Снова в путь
29 августа 1901 года гидрограф А. В. Колчак пришел к начальнику экспедиции с радостной вестью, что ледяной барьер между островами Нансена и Боневи взламывается все дальше. Лед выносится через рейд «Зари» и через пролив Фрама. После почти годового ледового плена «Заря» была снова свободна. В ночь на 30 августа экспедиция продолжила свой путь и вышла в открытое море.
Уже на следующий день «Заря» достигла долготы мыса Челюскина. Барон Толль поспешил высадиться на берег, чтобы ознакомиться с этим мысом и произвести со своими специалистами комплексные наблюдения: астрономическое наблюдение пункта, магнитные, зоологические, ботанические и геологические наблюдения и сборы. Был установлен гурий, который издали, казался довольно внушительным, команда проявила большое мастерство, ловкость и хороший вкус. Толлю особенно понравилось, что был использован имевшийся на месте материал: цоколь построили в виде правильного «руга из вертикально поставленных плит сланца, а столб сложили из горизонтально наслоенных плит и сверху водрузили кварцевый валун ослепительного белого цвета, который красиво контрастировал с темно-серым сланцем.
После возвращения на яхту, к завтраку начальник экспедиции поставил на стол бутылку перцовки и помянул героя, именем которого назван этот мыс, пожелал всем участникам экспедиции счастья в связи с достижением этого пункта, офицерам – бодрости и сил повести «Зарю» дальше к цели. Когда после вахты Матисен спустился к ним, Толль чокнулся с ним за здоровье первого капитана русского корабля, обогнувшего под русским флагом северную оконечность Азии.
Чуть позже выяснилось, что «Заря» прошла истинный мыс Челюскина до того, как высадились на берег, и который, согласно пеленгованию, выполненному астрономом Зеебергом и гидрологом Колчаком, лежит приблизительно на 2 минуты» севернее «мыса Зари», где экспедиция установила гурий…
Вот тут мне придется сделать небольшое отступление. В начале семидесятых годов прошлого столетия поисками гурия «Зари» занялся известный полярный исследователь и гидрограф Владилен Троицкий. Вначале безуспешно, но через год ему снова довелось побывать на мысе Челюскин и уговорить группу полярников повторить поиски. С ним поехали начальник РМЦ «Мыс Челюскина» Н. Д. Тюков и трое энтузиастов. Поиск начали с северо-востока мыса Чекина и двигались вдоль самого берега на запад.
И вот на северо-западной оконечности мыса Чекина они еще издали увидели искомый «пьедестал». Когда подъехали близко, сомнений уже не было. Нашли даже отдельные вертикально стоящие камни и трещины, которые были видны на фотографии. Всем им стало ясно, что найдены пьедестал и разрушенный знак «Зари» 1901 года.
Сфотографировав пустой пьедестал, принялись восстанавливать гурий на прежнем месте. В 1918 году норвежцы стремились добраться до основания знака, и, снимая плиты, клали их от центра к бокам, а мы сложили из них новый знак – гурий высотой 2,5 метра, в ширину у основания до 1,5 метра. Вверху под кусками кварца в банке из-под кофе оставили записку: «Гурий яхты „Заря“ восстановлен, на месте разрушенного гурия Русской полярной экспедиции 1901 года… Был разрушен в 1918 году экспедицией Амундсена. Найден путем сличения фотографий с местностью 31 августа 1972 года инженером-гидрографом В. А. Троицким, начальником РМЦ м. Челюскин Н. Д. Тюковым, радиоинженером А. Г. Лопатиным, гидрологом В. Б. Тихоновым и радиотехником А. В. Зятевым, которые и восстановили гурий»…
Уже через неделю экспедиция достигла района, где по предположению Э. Толля должна была находиться Земля Санникова. «Малые глубины говорят о близости земли, – пишет Толль в своем дневнике, – но до настоящего времени ее не видно». На следующий день сгустился тяжелый туман. Дальнейшие поиски были бессмысленны, Толль неожиданно почувствовал облегчение: «Теперь совершенно ясно, что можно было десять раз пройти мимо Земли Санникова, не заметив ее».
Определение положения судна показало, что они находятся юго-западнее мыса Эммы. Если бы не густой туман над паковым льдом, это можно было бы заметить и раньше. В тот момент, когда при мысли о досадной потере времени и лишнем расходе угля Толль произносил унылым голосом: «Все же надеюсь, что благоприятный оборот наступит раньше», доктор воскликнул:
– Посмотрите, не земля ли это?
Все поспешили с биноклем на левый борт и увидели, как на их глазах опустилась пелена тумана и над ней показалась высокая, величественная стена скалистого мыса Эммы. Но до острова было не менее десяти миль, а путь им преградили льды толщиной до трех метров. О высадке на остров Беннетта и о возможной зимовке на нем можно было забыть. Толль отдает приказ, скрепя сердце, двигаться к острову Котельному.
Остров Беннетта
Утром 16 сентября показалось побережье Котельного. Вечером «Заря» зашла в бухту Нерпичья. В глубине Нерпичьей бухты имеется гавань, защищенная отмелью от любого натиска льдов. Через отмель тянется канал 23 метра шириной. Когда «Заря» проходила по каналу, яхта была отброшена ветром и течением к берегу. Это произошло в 3 часа. До 5 часов 30 минут продолжались тщетные попытки доставить вельботом на отмель завозной якорь и манильский канат. На вельботе находились четыре матроса под командованием Александра Колчака. Шли против штормового северо-западного ветра при приливном течении и сильном прибое. Попытки оттянуть яхту остались безрезультатными. Вскоре ветер резко усилился, и вельбот оказался среди плавучих льдов. Только благодаря своевременному распоряжению гидрографа перерубить канат и выбросить за борт тяжелый якорь вельбот был спасен…
Когда мне удалось узнать этот факт, то я очень обрадовался. Ведь, вероятность найти артефакт экспедиции очень большая, я неоднократно бывал на острове Котельном и прекрасно знал место зимовки «Зари», но радость была преждевременной. Углубившись дальше в изучение документов, узнаю, что гидролог Александр Колчак смог обнаружить и достать этот якорь буквально через несколько дней.
Только 18 сентября яхта стала на якорь у места своей второй зимовки. Толль все еще грезил достигнуть острова Беннетта, но, взвесив все за и против, смирился с неизбежным. Он принимает решение использовать вынужденную зимовку для исследования Новосибирских островов.
В течение зимы «Заря» работала как стационарная метеорологическая и геофизическая наблюдательная станция. Осуществлялись кратковременные маршруты на собаках. В ноябре каюр Стрижев с Брусневым покинули яхту и направились в район Святого Носа, чтобы забрать там почту и отправить свою. Кто ждал в тундре почтовый самолет, тот легко поймет, почему начальник экспедиции решил отправить людей в трехмесячный поход на материк.
Утром 3 января 1902 года во время дежурства на метеостанции на берегу лагуны Нерпалах доктору Герману Вальтеру стало плохо. Сдававший вахту попытался уговорить его уйти на «Зарю». Доктор категорически отказался. Вальтера так и нашли мертвым за столом перед открытым журналом метеонаблюдений. Не допустив ни одной смерти за две тяжелые зимовки, он сам стал первой жертвой Русской Полярной экспедиции. Похоронили его в полуденных сумерках воскресного дня на вершине мыса Вальтера. Одно время мыс называли Могильным. Крест был сделан из запасной мачты «Зари», сейчас его подлинник находится в музее «Горностай» поселка Тикси, на могиле установлена точная копия.
В своем дневнике Толль 9 января 1902 г. описал эпизод, случившийся через 6 дней после смерти доктора Вальтера: «…ко мне пришли Огрин и Шервинский (старший механик и 2-й машинист „Зари“). Последний передал мне в подарок, выкованный им зимой охотничий нож с острым стальным клинком и красивой точеной рукояткой из мамонтовой кости. Наконечник и верхняя часть ножен были сделаны из металла, а боковые стороны – из шкуры оленьих ног. Я догадался, что он выковал нож для милого доктора и теперь передал его мне на память о моем близком друге».
Вскоре после этого барон решил сам съездить за почтой на материк. Как только Толль достиг цивилизации, если можно так назвать небольшое поселение Айджергайдах, он с жадностью накинулся на прессу. Не первый раз он получал в сжатой форме обзор мировых событий сразу за целый год, так как проводил в высоких широтах Арктики уже пятую зиму. При просмотре газет у него создавалось впечатление, будто он с птичьего полета обозревает суету Вселенной. Спустя несколько дней прибыл старый друг барона – Василий Джергели, в праздничной меховой одежде, украшенной всеми регалиями: нагрудной медалью за участие в экспедиции 1886г. и большой медалью 1893г. на шее. Встреча с ним и взаимные приветствия были очень трогательны. Перешагнув через порог, он перекрестился и поблагодарил Бога, что ему довелось снова увидеть отважного исследователя Арктики, глаза у него увлажнились.
Уже в марте прибыл Бруснев, благодаря его приезду и доставке нового продовольствия и чая Толль получил возможность отблагодарить своих гостей за подарки и обеспечить их продуктами на обратный путь. Также Бруснев привез из Булуна сообщение, что пароход «Лена», имеющий осадку 2 м 13 см, прошел по Быковской протоке, не сев на банку. Бухта Тикси является хорошей гаванью, в которой «Лена» могла бы ожидать экспедицию, не подвергаясь опасности. Еще передал барону письмо от Торгерсена, который предлагал свои услуги, если бы тот захотел зайти в эту гавань. Толль поручил Брусневу ожидать «Зарю» у мыса Караульного. Также ему нужно было обследовать побережье и по возможности фарватер, расставить знаки, произвести, кроме того, ботанические, зоологические и другие сборы.
В конце марта Толль двинулся в обратный путь, к месту зимовки «Зари». Вот он, как об этом пишет в своем дневнике: «Джергели провожал меня еще некоторое расстояние, стоя на полозьях нарты. Затем мы обнялись в последний раз и крикнули друг другу: „Прости, прости, прости!“ Я долго еще видел его маленькую ловкую и гибкую фигуру, видел, как он махал своей шапкой, обнажив седую восьмидесятилетнюю голову, этот необычно круглый череп, в котором были скрыты поразительная память, острый ум и верная, детски чистая душа».
Какая любовь и привязанность читается в последних словах! В этом весь Эдуард Толль. Барон и простой охотник, а как они сблизились. И это «прости, прости, прости!»
Толль в лагуну Нерпалах добрался уже 11 апреля 1902 года. Астроном Зееберг по прибытии барона заявил, что готов вместе с ним идти на остров Беннетта, чему Толль был несказанно рад. Решено, что кроме них проводниками пойдут Николай Протодъяконов по прозвищу Омук и Василий Горохов по прозвищу Чичаг.
Время подготовки к экспедиции на остров Беннетта пролетело незаметно. Ранней весной, когда было еще далеко до освобождения «Зари» из ледового плена, было принято решение направить в дальний маршрут экспедиционную партию под начальством зоолога А. А. Бялыницкого-Бирули, они вышли на Новую Сибирь.
Из записей дневника ясно, что Толль рассматривал два варианта развития событий. «Среда 21 мая. Покину „Зарю“ спокойно. Только бы мне достигнуть цели! Если за нами придет „Заря“, то наша яхта быстро помчится с попутным ветром обратно на юг, после того как на севере будут обретены сокровища науки; если же „Заря“ не придет и мы останемся зимовать, то приложим с Зеебергом все силы к тому, чтобы как можно лучше использовать этот год!».
Из этого следует, что начальник экспедиции был готов к тому, что «Заря» не сможет подойти к острову Беннетта, и в этом случае ему и его спутниками придется зимовать до лета 1903 года.
3 июня 1902 года Толль передал Матисену запечатанное письмо с надписью: «Вскрыть, если экспедиция лишится своего корабля и без меня начнет обратный путь на материк, или в случае моей смерти».
Командиру яхты «Заря» лейтенанту Федору Андреевичу Матисену.
Поручаю Вам весь личный состав Русской Полярной экспедиции, ученый персонал и судовую команду доставить на яхте «Заря» или другим, указанным мною в инструкции от 19 мая путем до сибирского берега и дальше на родину и передаю Вам на тот случай, если Вам не удастся снять меня с острова Беннета, или в случае моей смерти, все права начальника экспедиции. Э. Толль.