Доллары в чемодане, труп в багажнике
Четыре руки схватили Семена Кирилловича и поставили на ноги. Дана считала пары ног: одна (включая Семена Кирилловича), две, три… четвертая пара вошла. Видимо, Семена Кирилловича толкнули, потому что его ноги выписали крендель, сделав несколько неестественных шагов вперед, и резко остановились напротив вошедшего. Оставшиеся две пары перешли к ним.
– Ты бездарно провалился, Сеня, – сказал тусклый мужской голос. – Отдай то, что украл.
– Твое больное воображение приписывает мне то, чего я не делал, – произнес Семен Кириллович.
– Сеня… Ты сделал ошибку, исправь ее.
– Ошибку сейчас делаешь ты.
Пауза. Ноги прошлись, вернулись к ногам Семена Кирилловича.
– Кто ты, Сеня?
– Твоя тень.
– Ты у нас шутник… шустряк… шпион хренов. На кого работаешь, Сеня? Не сам же додумался.
– Меньше наушников надо слушать.
– Сеня, ты испытываешь мое терпение. Я знаю, что это сделал ты, и прошу по-хорошему отдать.
Тусклый голос звучал до того спокойно, что Дане страшно стало, а раньше она не знала чувства страха. Ну, перед экзаменами тряслась, на собеседованиях, когда искала работу, еще первый раз в постели с Женькой… Это все не тот страх. Нынешнему ужасу не было объяснения, он был безотчетный, застрял в горле, не позволял дышать, накатывал волнами. И тогда появлялось желание выскочить из-под дивана и бежать на улицу. Пусть здесь разбираются без нее, а она больше никогда-никогда в чужой удел носа не сунет. И лишь ощущение, будто Дану прибили гвоздями к полу и стенке – значит, она не сумеет убежать отсюда, а только обнаружит себя, – заставило ее стиснуть зубы и лежать тихо.
Вдруг – бах! На слух это был удар. Точно, Семен Кириллович снова очутился на полу у дивана, но теперь на спине. Из его носа и губы потекла кровь. Дана, чтобы ненароком не вскрикнуть, зажала ладонью рот. Семен Кириллович перекатился на живот в сторону дивана, стал на четвереньки, но не удержался, руки его расползлись на паркетном полу, одна очутилась возле колена Даны. Он убрал ладонь, под ней лежал маленький замшевый футляр. Семен Кириллович пододвинул его пальцами к девушке, выразительно глядя в ее глаза, после начал подниматься. Его припечатала к полу нога, поставленная ему на спину.
– Не знаешь, наверное, что за такие дела бывает? – Все тот же голос пугал Дану, но, кажется, не испугал Семена Кирилловича. – Сеня, где ты это спрятал? Кто еще знает? Последний раз тебя спрашиваю…
– Пошел в задницу, – вяло бросил Семен Кириллович. А смотрел он при этом на Дану, потом опустил глаза на футляр и снова уставился на нее. Что он этим хотел сказать?
– Вот как. Что ж, сами найдем. Выбор ты сделал.
– Ты мне его все равно не оставил бы, – промямлил Семен Кириллович. – Хочу предупредить: если со мной решил расправиться, себе же сделаешь хуже…
– Тебе тем более не помогут угрозы.
Дана услышала странный, короткий, глухой звук – Семен Кириллович содрогнулся всем телом, глаза его остекленели. Потом еще тот же звук – Семен Кириллович только дернулся. Что произошло? Дана не понимала. Не понимала, почему пиджак цвета какао на спине за секунды стал темно-бордовым, а недавний знакомый смотрел прямо на нее, смотрел безучастно, не мигая, не шевелясь…
Что-то поставили на стол, щелкнули замки.
– Это аванс, – сказал другой мужской голос.
«Главные» ноги прошли к столу.
– Обыщите его. Неудачный сегодня день.
По мере того как руки переворачивали тело Семена Кирилловича, затем шарили по карманам, у Даны останавливалось сердце. В груди оно останавливалось, а в ушах билось сильней и сильней, из-за чего она попросту глохла. Ладонь плотно закрывала рот. Дана узнала не только страх, но и ужас. На Семене Кирилловиче она видела кровь – красную, мокрую, блестящую. И на полу отпечаталась его кровь. И глаза теперь смотрели в потолок. Почему? От ужаса до нее не доходило, откуда взялась кровь. Дана, следя за руками, думала: если эти типы сейчас заглянут под диван, что будет?
Руки нашли документы, мобильник, потрясли связкой ключей, ноги отошли от дивана. Дана не вздохнула с облегчением, у нее и дыхание остановилось.
– Что с этим делать? – спросил третий голос.
– Побудет здесь до рассвета, – ответил тот, кто вел диалог с Семеном Кирилловичем. – Выходим, выходим! Оставьте все, сюда никто не войдет.
Погас свет. Ноги гуськом вышли, дверь захлопнулась. Комната была пуста. Дана прикрыла веки, ее тело обессилело, размякло, рука освободила рот и безвольно упала на пол. Девушка лежала в темноте, переживала спад напряжения, поэтому ни одной мысли в голове не было. А снаружи слышались музыка и смех…
Неля, кокетничая (разумеется, в пределах разумного) с мужчинами, с которыми довелось танцевать, заодно познавала так называемое местное общество. Тридцать для женщины (точнее, тридцать два, пару годиков можно не считать) – сигнал вполне определенный: последний бой, он трудный самый. Может, и не последний, а поторопиться не мешает. Хорошо бы замуж выйти, удачно или не удачно – не в том суть, развестись не проблема, зато при разводе можно оттяпать часть благ. Но и щедрый любовник ей подойдет, ведь ничего дороже свободы нет. Главное, зацепиться за круг, а там… вожжи в руки.
Ей удалось закадрить пожилого и толстого армянина, но это на самый безнадежный случай. А вот господин с внешностью депутата, к тому же нестарый и проявивший к ней здоровый интерес, – шанс серьезный, к сожалению, больше претендентов, или, скажем, желающих узнать Нелю ближе, не нашлось. Депутат, безусловно, не предел мечтаний, но он способен вывести ее на достойных людей, в смысле – мужчин. И почему не допустить, что он окажется важным чиновником или директором крупного предприятия? Если с армянином она позволяла себе пошленькие остроты, то с господином Веховым Неля тонко играла в игру «ума палата» и «оплот женщины – нравственность», что давалось ей не столь уж тяжко, она была прирожденная лгунья. По этим причинам Неля думать забыла о Дане, вспомнила о ней, когда вечер подходил к концу и Вехов во время танца спросил:
– Вас подвезти?
– Если не затруднит.
Тут-то она и вспомнила о подруге, пробежала взглядом по головам.
– Вы кого-то ищете? – спросил Вехов.
– Сестру…
– Так вы с сестрой? – разочарованно протянул он.
– С кузиной, – улыбнулась Неля. «Кузина» звучит не так обыденно, как «сестра». – Она самостоятельная, сама доберется, у нее здесь друг.
– Отлично. Поехали?
Неля вышла из редеющей танцующей толпы в сопровождении Вехова. А машинка у него нехилая, баксов тысяч на пятьдесят тянет, – оценила Неля, садясь в авто рядом с Веховым.
Перестала играть музыка, постепенно смолкали голоса. Постепенно и к Дане возвращалась память или то, что называется способностью мыслить, значит, существовать в реальности, а не быть тупой массой сорока восьми килограммов. Глаза привыкли к полумраку, следовательно, видели недвижимого Семена Кирилловича. И когда до нее дошло, что он мертв… Дана подскочила, вернее, попыталась подскочить, но больно стукнулась головой о дно дивана и снова припала лицом к полу.
Мертв!!! Как же так?
Дана копалась в памяти, когда же он стал мертвым… Вспомнила, как он вздрогнул два раза после непонятных звуков…
Его убили! Она в комнате с трупом!!!
Дана сглотнула тошноту, почуяв приторный, солоновато-сладкий, плотный запах крови, который обволакивал и въедался в нее даже через кожу. Она кусала губы, глядя на труп и прилагая немалые усилия, чтобы не закричать. Мурашки стадами туда-сюда проносились по телу, отчего волосы просто дыбом вздымались. Но зашевелились и мозги в черепушке, которые вдалбливали: не ори, дура, тебя убьют.
«Меня убьют, – согласилась она. – Убьют…»
Убьют, потому что она стала свидетельницей убийства. А жизнь только началась, Дана ничего не успела сделать, узнать, повидать. Что, вот так: раз – и прекратится существование? Она не будет ни слышать, ни видеть, ни осязать, ни обонять? Перестанет жить? Будет так же лежать, как Семен Кириллович? Представив себя бесчувственным трупом, Дана прикусила палец и зажмурилась, задышала часто-часто, до головокружения. Открыв глаза, она опять наткнулась взглядом на труп. Куда же деться от него?
Дана не могла выползти напрямую, для этого надо либо отодвинуть Семена Кирилловича, либо перелезть через него, на такой подвиг она не способна. Поползла по-пластунски назад…
Рука задела замшевый футляр. Дана потрясла его, выпал ключ, повиснув на короткой цепочке. Видимо, это ключик от какой-то важной дверцы, Семен Кириллович не хотел, чтобы он попал в руки его палачей, и подбросил Дане. Сейчас не до ключа, посему Дана сунула его в футляр, а потом в кармашек сумочки и выползла.
За окном гасли огни, в комнате становилось темнее. Дана кинулась к двери, послушала коридор, тронула ручку…
– Заперта, заперта, заперта! – чуть не плача, прошептала Дана, дергая за ручку. – Мне что же, сидеть здесь всю ночь с трупом?
А вдруг ключ Семена Кирилловича подойдет? Дана достала его, но… он был не от этой двери. Спрятав ключ назад, она кинулась к окну, однако ее внимание привлек кейс на столе, потому что на него падал свет от фонаря снаружи дома. Дана подошла ближе, на кейсе лежали документы, мобильный телефон и связка ключей – все, что вытащили из карманов Семена Кирилловича. Связку Дана опробовала всю, ни один ключ не подошел к замку. Она взяла документы, подскочила к окну, пролистнула паспорт, посмотрела водительское удостоверение Семена Кирилловича и вернулась к столу. Потрогала крышку кейса… открыт.
– О боже! – вырвалось у нее нечаянно.
Да такой кучи денег она сроду не видела, только в кино. Аккуратно сложенные пачки, перетянутые резинками, полностью заполнили кейс. Дана захлопнула его, встала на стол, затем перешагнула на подоконник.
Полчаса она дергала и пыталась повернуть шпингалеты – тщетно. Дана села на подоконник, обхватила колени руками и положила на них подбородок. Прекрасно! Куча денег, труп (только не думать о нем, даже не смотреть в его сторону, иначе можно чокнуться) и невозможность выбраться! Дана в ловушке. Утром придут ноги и вынесут отсюда два трупа. Второй раз не повезет, ее обязательно обнаружат.
– Как же быть? – спрашивала она себя. – Как мне выбраться?
Безысходность усугубляла тишина, сжавшая пространство, отчего стало невыносимо тесно в этой большой комнате. Темнота не была полной, хотя во дворе много фонарей погасло, но те, которые остались, вливали слабенький свет в комнату. Очертания мебели вырисовывались темными тенями на светлых стенах, а когда ее глаза, словно их тянуло посмотреть на пол, останавливались на размытой темнотой фигуре Семена Кирилловича, у Даны начинало бешено колотиться сердце.
Ночь, а она заперта с трупом! И откуда-то из глубины души лезли кошмары, виденные в кино, когда мертвецы поднимались из могил или выходили из гробов и тянули, тянули тленные руки с когтями к живым. Иногда ей даже казалось, что Семен Кириллович шевелится… Паника заполняла Дану, не оставляя свободного места для разума, она подскакивала и неистово дергала за шпингалеты. Но как бы ни велика была паника, а кричать она не смела, помня: на крик придут и убьют.
Не открывается окно, хоть тресни!
Обессилев, Дана в очередной раз рухнула на подоконник и заплакала, содрогаясь всем телом. Но слезы никому еще не помогли пройти сквозь стены, они бесполезны, не принесли даже относительного расслабления. Дана положила кулаки на колени, на них подбородок, так просидела много времени, перебирая варианты спасения.
Окно – единственный реальный выход, она провела ладонью по стеклу. А если выдавить стекло? Дана спрыгнула с подоконника, опасливо двинула к дивану, глядя со страхом на тело Семена Кирилловича. Схватив подушку, быстро попятилась от трупа… нет, он не встал и не протянул к ней руки. Взобравшись на подоконник, Дана приложила подушку и надавила на стекло.
С каждым разом она давила сильней и сильней, но стекло не выдавливалось. Дана начала биться телом о стекло, подставляя подушку. Даже не треснуло. Что это за стекла такие непробиваемые? Стулом бы выбить… Так ведь нельзя, на шум сбегутся и убьют. Вот положение: не убьют сейчас, убьют чуть позже, когда вернутся за трупом. А вернутся на рассвете – так сказали главные ноги. Значит, жить осталось до рассвета. Как это можно принять?
Дана сидела на подоконнике, глядя на желанную волю, где в черной густоте сада безмятежно светились круглые шарики-фонарики. Там, за стеклом, шла интересная и многообразная жизнь, здесь время остановилось, потому что его уже не будет для Даны. Пока оно еще течет, приближая рассвет, вместе с рассветом приближает нелепую смерть, после чего все остановится. Какими же дурацкими недоразумениями виделись ей теперь крупные неприятности, даже скандальная кретинка с ее забегаловкой, где бессовестно обкрадывали клиентов, высветилась в радужном свете. А какой у Даны славный дед! Какие он выдает нравоучительные мудрости! Он же Спиноза, Кант и Шопенгауэр в одном лице, только книг не пишет! Но Дана его не ценила, Дана бесилась и спорила с ним, дура. Вот если бы слушала деда, не сидела б взаперти с трупом и перспективой стать убитой в ближайшие часы.
Глупо, в опаснейший момент она думает о пустяках. Ах, ну да, ну да – смертники вспоминают всю свою жизнь, как бы проживая ее заново. В недалеком будущем у Даны – кладбище или канава, куда ее сбросят. Забрезжил рассвет…
3
Вот и дверь открылась. В комнату проскользнули три человека, два подошли к трупу, третий остался у двери, смотрел в коридор, видимо, он и приказал:
– Выносите.
Двое наклонились… из нагрудного кармана одного из них выпал мобильник, цокнул о пол.
– Стой, – сказал он, стал на колени и зашарил рукой под диваном.
– Брось, потом заберешь, – поторапливал его напарник, взявший за ноги Семена Кирилловича.
– Чего горячку пороть? – Потерявший мобильник наклонился к полу, нашел трубку и взял под мышки труп. – Все дрыхнут.
– Быстрей! – прошипел тот, что был у двери.
Переступая семенящим шагом, двое вынесли труп…
Дана ни жива ни мертва стояла за тяжелой шторой. Когда дверь захлопнулась, она непроизвольно вздрогнула и с облегчением выдохнула, но тихо. Подождала несколько секунд, после высунула голову и сквозь тонкий тюль осмотрела комнату. Пусто. Ей повезло второй раз. Но еще неизвестно, так ли это, ведь предстоит выбраться из дома.
На цыпочках она выскользнула из-за штор, метнулась к выходу, но неожиданно вернулась к столу. О, что делает удача с человеком! Лишает последних мозгов. Открыв кейс, Дана вытаскивала оттуда пачки с деньгами, быстро засовывая их в маленькую сумочку. Как говорит дед, если от многого взять немножко, то это не кража, а просто дележка. И он успешно ворует в основном у государства: свет, воду, газ. Посмотрев на содержимое кейса, Дана сказала себе мысленно: хватит, иначе будет кража, да и не поместится больше в сумочке. Она забрала связку ключей и мобильный телефон Семена Кирилловича, в паспорте посмотрела страницу с последней пропиской, крестясь, выпорхнула в коридор.
Босые ноги Даны бесшумно ступали по полу самыми кончиками пальцев. Девушка оглядывалась назад, но главным ее желанием было никого не встретить…
Лестница. Дана осторожно выглянула из-за угла. Внизу никого. Пулей она сбежала вниз и тут же бросилась в сторону – кто-то входил, она услышала шаги. Дана притаилась в углу под самой лестницей, для верности присела и замерла, не дыша и покусывая губы.
Двое внешне похожих мужчин поднялись наверх, когда их шаги смолкли, Дана помчалась к выходу.
Терраса. Но это еще не свобода, свобода за пределами ограды. Как же бешено колотится сердце! Только бы никто не заметил ее. Дана слетела с террасы и ринулась в кусты. Уже хорошо. Нет, великолепно! Теперь Дану трясло не от страха – от огромного счастья, что она близка к цели. Она перебегала от одного куста к другому, от дерева к дереву и приближалась к заветной мечте, то есть к воротам…
А у выхода охрана, о чем Дана совсем забыла!
Ну и как выйти? Что им сказать? Мол, я всю ночь практиковала секс с сыном хозяина, хочу домой отсыпаться? А они возьмут и проверят. Потом обыщут ее и найдут деньги, ключи, мобилу… А потом догадаются, где Дана их взяла, пришьют ее и выкинут в канаву.
Со всеми предосторожностями, на какие только была способна, Дана двинулась назад. Надо отойти подальше от охранников, затем поискать подходящее место и перелезть через ограду. Краем глаза она заметила автомобиль на дороге к дому. Отлично! Теперь можно короткими перебежками перебраться на ту сторону, там кущи гораздо плотнее, настоящий лес. Она не решилась сделать этого раньше, так как из дома полностью видна дорога, Дану могли заметить.
Подобравшись к елкам и туям, она огляделась и кинулась к автомобилю, присела у фары, взглянула на дом. В окнах любопытных нет…
И вдруг рядом с собой она услышала грозное рычание. Дана так и села: три ротвейлера окружили ее, облизывались, словно собрались обглодать ее косточки.
Зося не спала, ждала Семена, ни разу ее не потянуло в сон. Вещи она собрала, как только приехала, теперь пила кофе и поглядывала на часы, нервничая. Он обещал приехать через час, а прошло с одиннадцати вечера шесть. Несколько раз Зося порывалась позвонить ему на мобильник, но опускала трубку, после надолго застывала в позе ожидания. В душе росла тревога. К четырем утра Зося поняла: что-то непредвиденное случилось. Семен не из тех людей, которые не держат слово, поэтому у нее и мысли не возникло, что он решил умыть руки и бросить ее. В чем же тогда причина его молчания? Ведь он даже не звонит!
Красивая женщина – это достоинство и недостаток одновременно, к сожалению, молоденькие девчонки не понимают данного факта. До тридцати Зося тоже не понимала. И не потому, что у красивых часто отсутствует разум, а потому, что стремление к пресловутому счастью бывает сильнее ума. Красота открывает много возможностей, Зося пользовалась ею вполне успешно, иногда бездумно.
Но когда тебе тридцать четыре, разум (если он есть) активизируется помимо желания, и, анализируя прошлое с настоящим, содрогаешься: как много сделано ошибок. К ошибкам привели излишняя доверчивость, в какой-то степени самонадеянность – наверное, это и есть две составляющие наивности. Зосю нельзя назвать наивной, но это сейчас нельзя. А еще недавно (годы-то после тридцати начинают набирать скорость и проносятся быстрее, чем хотелось бы) она парила, упиваясь своими достижениями. Зося была независима, у нее сложилась карьера, а то, что нет семьи, – не катастрофа. Но это кажущиеся достижения, ведь ничего не дается просто так. В принципе, черт с ними, с ошибками, разве существуют люди, не делающие оных? Да вот беда: ошибки ошибкам рознь, некоторые плодят долги, а долг платежом безобразен.
Зося посмотрела на часы – половина пятого. Тревожно заныло внутри, щемило сердце. Инстинкт самосохранения подсказывал ей: больше не стоит ждать, на всякий случай уходи. Зося достала парик, спрятала под ним каштановые волосы, расчесала его. Теперь она пепельная блондинка с прической каре, которая больше идет круглолицым, сужая лицо. У Зоси высокие скулы, к подбородку лицо заостряется, а большой лоб дополнительно его удлиняет. В сущности, Зося пыталась определить: насколько стала не похожа на себя. Она надвинула парик, закрывая челкой характерную линию прямых бровей, на макушку водрузила солнцезащитные очки. Взяв в руки две дорожные сумки, направилась к выходу, но вдруг зазвонил телефон, она бросила сумки и кинулась к аппарату.
Интуиция удержала ее снять трубку, Зося замерла, занеся руку над аппаратом. Телефон определил номер, но звонил не Семен, к тому же он позвонил бы на мобильник, предназначенный только для очень узкого круга людей. Кто же позвонил в такой час? Зося не стала удовлетворять собственное любопытство, медленно попятилась, взяла сумки, закрыла квартиру и вышла из дома. Сев в машину, она помчалась к окраине города. Сеня найдет ее.
– Хорошие собачки, – улыбалась зверюгам Дана. А пасти у них – ее голова запросто войдет. – Тихо, тихо…
На корточках, подавляя невообразимый страх перед псами, Дана отступала спиной. Ей удалось миновать переднее колесо. Вот и дверца. Лишь бы машина была открыта. Дана медленно протянула руку…
– Р-гав! Ррр-гав! – пробасила центральная псина, как будто поняла, что Дана мечтает забраться в салон, и соответственно предупредила ее не делать резких движений.
– Чтобы ты сдох, урод, – ласково сказала Дана псу, протягивая руку к дверце. – Хочешь, чтобы меня пришили? Сволочь ты черная. О господи, заткни им пасти.
Это просто супервезение: дверца открылась! Дана начала медленный подъем, одновременно открывая шире дверцу. Собаки сидели, высунув языки, тяжело дыша и не сводя с нее кровожадных красных глаз. Левая псина стала на четыре лапы, и тут у Даны сдали нервы. Едва дверца открылась достаточно, чтобы можно было пролезть в автомобиль, она запрыгнула на сиденье и перед самой мордой одной из псин захлопнула дверцу. Собаки разлаялись, поставив передние лапы на стекло.
– Тише вы! Фу! – рычала и Дана. – Дом поднимете, уроды!
Оглянувшись, она увидела на террасе появившегося мужчину из тех двоих, кто не так давно поднимался по лестнице. Дана пригнулась. Ладони механически шарили по приборам, наткнулись на ключ зажигания. Дана посмотрела назад, пряча голову за спинкой сиденья, – мужчина не спеша шел к машине. Нет, только не это! Ее затрясло – что делать? Но ведь машину она умеет водить, правда, не захватила прав. У деда старая-престарая иномарка, Дана его возит на рынок, а то и сама доставляет урожай, начиная от петрушки с укропом весной и кончая яблоками с грушами осенью. Неужели не сдвинет эту?
Мужчина свистнул, псы кинулись к нему на зов, но один так и лаял на автомобиль. Нет, он все равно идет к машине! Дана поставила ступни на педали… А где босоножки?!! Где она их оставила? Ну и черт с ними. Дана завела мотор, уже не таясь, тронула машину с места, оглянулась. Мужчина сначала остолбенел, затем кинулся вдогонку, но дорога поворачивала, огибая зеленые насаждения, к выезду. Дана свернула, потеряв мужчину за деревьями, прибавила газа. Миг – и очутилась у ворот, посигналила, затем крикнула:
– Эй! Мальчики! Откройте! Скорей!
Сзади неслись псы, слышался их беспорядочный лай. А охране все равно, кто уезжает в такой ранний час, ворота открыли. Дана как рванула…
– Стой! – донеслось до ушей. – Держи ее!..
Все, она мчалась, видя перед собой струившуюся под колеса дорогу. Мчалась и торжествовала. Несмотря на сумасшедшую скорость, ее никто не остановил, видно, милиция в это время спала. Боясь погони, она сворачивала в переулки, не снижая скорости. Визжали колеса – шинам хана. Но после недавних ужасов безумная радость окрылила Дану. Ей удалось избежать смерти! Это чудо! Настоящее чудо!!!
Вскоре она поняла, что если и была погоня, то ее потеряли. Куда теперь? На дачу к деду, он с марта перебирается жить туда. Чтобы не встречаться с постом ГИБДД на выезде из города, она направила машину по пешеходным тропкам, въехала в дачное царство и теперь выбирала место для парковки подальше от участков.
Это не те дачи, где люди балдеют от безделья, здесь каждый дачник трудится до седьмого пота, как ее дед, выращивающий овощи с фруктами в основном на продажу, ну и немножко для себя, лишь бы на зиму хватило. Чего только не растет на его законных шести сотках! Вся съедобная флора произрастает благодаря стараниям деда. Он, как японец, способен на одном квадратном метре вырастить джунгли.
Местечко Дана отыскала в небольшой роще за лесополосой, пришлось преодолеть адски неудобный путь по пригоркам, поросшим травами, зато сюда не захаживают люди. Дана выехала на крошечную полянку среди густых зарослей и заглушила мотор. Все, смертельные приключения окончены. Она упала на руль лбом, отдыхала. Несмотря на бессонную ночь, ее не тянуло расслабиться, напротив, слишком велико было возбуждение, энергия кипела. Как раз этот поток энергии и надо привести в норму, а потом…
Следует замаскировать машину, чтобы ее не нашли, а то так и ее, Дану, вычислят. Пусть пока постоит здесь, она придумает после, что с этим транспортом делать. Она вышла, присмотрела пышный куст, согнулась к его основанию и принялась терзать ветки, растущие из земли. Однако даже сломать ни одну не удалось.
– Посмотрю в машине, может, найду что-нибудь подходящее.
«Что-нибудь» – это нож, пила, топор, ну, хоть какой-нибудь заточенный предмет, способный выкорчевать ветки. Дана стала одним коленом на сиденье, открыла бардачок. Сигареты, жвачка, тряпка, презервативы… У, какой предусмотрительный хозяин автомобиля.
Пистолет! Настоящий. Действительно, хозяин запасливый. Дана достала пистолет, повертела и сунула назад – ей он ни к чему.
– Лопатку бы мне, – произнесла она и пошла к багажнику.
Открыв его, Дана вскрикнула и разом оцепенела…
Туча – это прозвище, производное от фамилии Тучкин, – потер щетину на остром подбородке и впалых щеках, остановив тяжелый взгляд на своем отражении в зеркале. Физия не ахти, глаза покраснели, скулы еще больше обозначились и без того смуглая кожа приобрела коричневый оттенок. Так ведь и ноченька выдалась далеко не спокойная, потрепала нервную систему, но закончилась благополучно. Туча разделся, его сухощавое тело жаждало воды, однако в ванную он не пошел, а с блаженством растянулся на постели и уже засыпал, вдыхая утренний воздух, влетавший через раскрытое окно, когда в его комнату ворвался с перевернутой рожей Чип: