Немножко по-другому
– Дэнни! – вскрикивает она, оборачивается и обнимает меня долго и крепко. – Я ужасно по тебе скучала.
– Почему мы встречаемся всего раз в несколько недель?
– Сама не знаю.
Мы присаживаемся на ближайшую скамейку, стараясь не угодить в сухой птичий помет. Мы договорились пообедать со школьными друзьями, но до встречи еще есть время. Мы с Лией раньше часто ходили в театр, и я обрадовался, когда услышал, что она поступает в тот же университет, что и я. С момента окончания школы мы с ней виделись всего несколько раз, но мне всегда приятно, если выдается минутка поболтать ней.
– Ну, как жизнь?
– Хорошо, – отвечает она и широко улыбается.
– Выглядишь на восемьдесят пять миллионов долларов, – говорю я ей.
– В этом старье? – спрашивает она, приподнимая пальцами кардиган, который купила со мной на суперраспродаже в «Олд Нэви» прошлой зимой. Я смеюсь. – А ты как? Как тебе жизнь старшекурсника? – спрашивает она.
– Хорошо. Не знаю, будет ли третий курс отличаться от остальных. Сама знаешь, новый семестр, новые предметы и прочая ерунда, – говорю, блуждая взглядом по сторонам, и вскрикиваю, хватая ее за руку: – Боже мой!
– Что такое? Жук? Крыса? Таракан?
– Нет, – шепчу, наклоняясь к ней, – парень моей мечты.
Я беру ее голову и поворачиваю в нужном направлении.
– Гейб Кабрера – парень твоей мечты? – спрашивает она.
– Еще какой. Он потрясающий. Моя соседка по общежитию жила на первом курсе на одном этаже с ним, иногда мы бываем на общих собраниях. Однажды он даже со мной флиртовал, – хвалюсь я.
– Надо же.
– Он такой очаровательный. Из тех парней, которые потом внезапно оказываются геями. Например, ты не знаешь, что он гей, а он такой подкрадывается к тебе, и раз – он ГЕЙ!
– Не знала, что он гей.
– Ой, да точно, – говорю я ей. – Он однажды похвалил мои джинсы.
Кажется, Лия пытается осмыслить этот факт.
– Вдобавок к тому, что он с тобою флиртовал?
– Да, я же везунчик.
– Очевидно, да.
– Пошли, – говорю, увлекая ее вслед за собой.
– Мы же идем на встречу… – говорит она, показывая рукой в другую сторону.
– Мы и пойдем, но сначала немножко последим за Гейбом. До ресторана еще целых двадцать минут.
– Ладно, пошли.
Он успел уйти недалеко, просто вышел с лужайки на тротуар в направлении другого конца кампуса.
– Расскажи мне о Гейбе, – говорит она, пока мы идем. – Он ходит со мной на курсы писательского мастерства.
– Писательского мастерства? Ой, успокойся, сердечко, – говорю я.
– Мило, правда?
Она берет меня под руку и наклоняется ближе.
– Еще как. Я думал, у него другой основной предмет, например, физкультура или что-то в этом роде. А еще он в команде по бейсболу, а может, уже нет? Неважно. Раньше я его часто видел, а потом, в прошлом семестре, он пропал, будто сквозь землю провалился, так что я его не видел почти год. И уже начал беспокоиться, что он окончил колледж, перевелся или его исключили.
– Не разговаривай так громко, – бурчит она, – а то он тебя услышит.
Она права, надо быть осмотрительнее.
– Я так им увлекся. Он для меня – идеальная загадка.
– Он – идеальная загадка почти для всех.
– О да. Мне нравится, что он такой. Ради одного этого стоит все как следует продумать.
Она понимающе кивает.
– Я ведь тебя так и не спросил, – говорю, неохотно меняя тему, но зная, что вопрос надо поднять, пока я о нем не забыл. – Как тебе твоя соседка по комнате?
– Она хорошая! Ее зовут Марибел. Очень веселая, но при этом не язвит. И у нее потрясающие волосы. Мне постоянно хочется их потрогать.
– У тебя тоже хорошие волосы, – замечаю, похлопывая ее по короткому прямому бобу-каре.
– Не как у Марибел.
– Это мы еще поглядим.
– Она хочет достать нам фальшивые удостоверения, – Лия морщит нос.
– Это ведь отлично. Сможем постоянно гулять вместе! Или, по крайней мере, ты сможешь выбираться со мной, когда мне в следующем месяце наконец исполнится двадцать один.
– А у тебя нет поддельного удостоверения?
Я пожимаю плечами.
– Я подумал, что оно того не стоит. В большинство клубов пускают с восемнадцати, а там я могу и не пить. И так как день рождения у меня в октябре, я все равно старше всех своих друзей.
Она улыбается.
– А теперь давай вернемся к делу. Никто толком не знает, где Гейб пропадал. Друзья наверняка в курсе, но мне нравится представлять, что он был за границей или заботился об умирающем родственнике, что-нибудь такое, романтичное.
– Это разве не сюжет фильма «Десять причин моей ненависти»?
– Покойся с миром, Хит, – автоматически проговариваю я. – Но да, наверно, там какая-то заурядная причина: типа его родителям не хватило денег или его ненадолго куда-то перевели и ему там не понравилось.
– Давай притворимся, что он был за границей.
Я обдумываю ее предложение:
– Но если бы он уезжал из страны, из этого не стали бы делать тайну.
– А вдруг это была не тайна, а что-то такое, чего не знаешь лично ты?
– Ну, в моем общежитии есть девушка, Морин, – ты еще с ней познакомишься, – так вот, она жила с ним на одном этаже, и хоть они не общались близко, она знает тех, кто с ним дружит, но они на вопрос, где он был, всегда отвечают уклончиво.
Лия смотрит с подозрением:
– Значит, его друзей напрямую спрашивают, где он был, а они не отвечают?
– Ну, не знаю, спрашивала ли Мо-Мо напрямую. Но вроде бы да.
– А вдруг он был в центре реабилитации? – говорит она.
– Он не похож на наркомана, хотя, раз был в бейсбольной команде, может, и сидел на стероидах.
– Или на анаболиках, или на «най-квиле».
– На реабилитацию из-за «най-квила» не кладут, это же сироп от кашля.
– Ты в курсе, что порой не понимаешь шуток и воспринимаешь глупости всерьез?
Я запрокидываю голову и смеюсь.
– А вдруг это был метамфетамин в кристаллах или сексуальная зависимость?! – говорю я театральным шепотом.
– Да ну тебя, Дэн. Если он хотя бы наполовину настолько загадочен, как ты говоришь, он, скорее всего, работает за границей тату-мастером у королевы Англии или что-то типа того.
– Напрашивается вопрос: какое тату набила бы себе королева Англии?
– Корги в короне, – отвечает она глазом не моргнув. – А какое тату набил бы себе Гейб?
Он идет впереди нас на несколько кварталов. Мы следуем за ним со скоростью ленивцев, пора бы уже повернуть, но его красная футболка еще виднеется вдалеке.
– Татуировку со словом «мама», – говорю я ухмыляясь.
– Точно, прямо на бицепсе.
– Ага.
– А ты уверен, что он гей? – спрашивает она с грустным видом.
– Вполне, – говорю я и чешу голову. – Мой гей-радар иногда ломается, но такое бывает нечасто.
Она улыбается.
– Тогда наша задача – свести вас вместе и выяснить, почему он в прошлом семестре так загадочно исчез.
– Да, согласен.
Мы пожимаем друг другу руки, чтобы скрепить договор, и после этого идем за долларовыми такос в «Каса дель Соль».
Пэм (жена Инги)
– Прошло уже несколько недель с начала семестра. Я обязана знать: кто твоя парочка на этот раз? – спрашиваю, когда садимся ужинать в пятницу вечером. Мы редко едим вместе, но если это случается, то обязательно в пятницу вечером.
– Не верится, что я тебе до сих пор не рассказала, – говорит Инга, и глаза у нее загораются. – На этот раз у меня мальчик и девочка, Гейб и Лия. И они прелестные, поверь, так оно и есть.
– Ты так обо всех говоришь, – отвечаю я, откидываясь на спинку стула и потягивая вино. Она закатывает глаза:
– Они все прелестные, но эти двое – особенно. У меня такое чувство, что я нашла бы их где угодно, не только в группе.
– Ты и это раньше говорила.
– Да, знаю! Из них вышел бы прекрасный материал для книги. На днях она зачитывала в классе короткое сочинение, а он, по-моему, пускал на нее слюни.
– Может, он пришел от стоматолога.
– Зачем ты меня подначиваешь? – спрашивает она, глядя на меня. – У них намечается роман. Говорю тебе, быть такого не может, чтобы его у них не случилось. Между ними химия, ее нельзя не заметить. Даже не знаю, в чем тут дело, но приложу все силы, чтобы свести их вместе.
Я качаю головой, хоть и не могу сдержать улыбку. У моей девочки страсть к сводничеству.
– Или, по крайней мере, заставлю их поговорить друг с другом.
– По очень крайней мере, – соглашаюсь, дразня ее. Она пропускает мою реплику мимо ушей и продолжает:
– Они почти каждую пару сидят рядом. Иногда между ними садится Виктор, – говорит она, состроив мину.
– Будь ты проклят, Виктор! – говорю, потрясая кулаками. – Что за Виктор?
– Из тех, кому приходится добирать предмет по необходимости.
– А, из этих.
– У него хватило наглости прийти ко мне в кабинет в рабочие часы и попросить внести поправки в расписание курса в пользу его личного графика. Так хотелось ему вмазать.
– Вечно находится такой.
– Он напоминает мне индуса из «Дрянных девчонок»…
– Кевина Гнапора, – тут же подхватываю я.
– Да! Только страшнее, потому что ему не нравится мой предмет. Я волнуюсь, как бы он чего не поджег. Он как сточный колодец посреди моего оазиса писательского мастерства.
– Знаю таких людей.
– Так вот, иногда они садятся рядом. Когда один из них смотрит на другого, он будто вот-вот что-то скажет, а потом берет и отворачивается, как только другой чувствует, что на него смотрят, и поднимает голову.
– А, проблема правильного выбора момента.
– Это как раз хуже всего. Но Гейб и Лия влюбятся друг в друга, попомни мои слова, – говорит она, стуча пальцем по столу, чтобы поставить точку в своем утверждении.
– Запомнила.
Несколько минут мы молча едим.
– Ну а что нового в мире астрофизики? – спрашивает она.
– Мы женаты уже пять лет, а ты до сих пор не имеешь представления о том, чем я занимаюсь весь день.
– Нет, не имею.
Октябрь
Шарлотта (бариста)
Я оказалась в богопротивной утренней смене одна – это худшее, что случалось со мной за все время работы в «Старбакс». А все из-за нового менеджера: по-моему, она не понимает, что меня всегда надо ставить в смену с Табитой или Китом. Они меня сдерживают и не дают душить покупателей.
Вы только посмотрите, кто к нам забрел – неудачник Гейб. Есть такое интересное и страшное явление при работе в «Старбакс»: запоминаешь имена постоянных клиентов. И, к сожалению, они запоминают тебя. Гейб начал приходить сюда давно, хотя в прошлом году он являлся редко. Я по нему почти соскучилась, но вот он вернулся и теперь выглядит еще более ненормальным, чем раньше. Прямо сейчас он даже разговаривает сам с собой.
Табите с Китом нравится представлять, будто Гейб особенный, не такой, как все, что он самый очаровательный, застенчивый и чудесный парень на планете. Лично я считаю, что они чокнулись. Думаю, он абсолютно невменяем, хуже не бывает.
– Привет, – говорю я, когда Гейб подходит к стойке, и безуспешно стараюсь натянуть фирменную улыбку сотрудника «Старбакс».
Он не отвечает, продолжая буравить взглядом собственные ботинки.
– Привет!
Ничего.
– Йоу! Приятель! – я бросаю взгляд на стойку, думая, чем бы в него кинуть.
Девушка в очереди толкает его локтем, и Гейб поднимает голову.
– Простите, – бормочет он.
– Ничего, – отвечаю я, хотя сама думаю иначе. – Что вам принести?
– Большой кофе, и оставьте место для молока.
– «Суматру» или «пайк плейс»?
Обычно я ему наливаю «пайк плейс», но Гейб иногда их путает.
Он взирает на меня, словно я что-то сказала на иностранном языке, хотя сам вопрос вполне обычный и понятный.
– «Суматру» или «пайк плейс»? – я едва не кричу. Как же все это глупо.
Он пялится на мои губы и как-то странно вздрагивает, одновременно пожимая плечами.
– Не пойму, о чем вы говорите.
Я показываю на кофейники за спиной с подписями «суматра» и «пайк плейс».
– А, «суматра» подойдет, – говорит он. Мне немножко стыдно: щеки у него пылают таким цветом, какой видишь только на коричных конфетках. Он хлопает глазами и протягивает подарочную карту.
В жизни не пойму, с чего вдруг Табита в него втюрилась. Могла бы выбрать кого получше, думаю, протягивая ему кофе.
– Спасибо, – бормочет он, зарывая руки в карманы и кидая пару монет в банку с чаевыми. Я борюсь с желанием рассыпаться в благодарностях за семь центов. Дождусь Табиту с Китом и расскажу им, что он сегодня отчебучил.
Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
Что ужасное я совершил в прошлой жизни, что меня так наказывают в теперешней?
Почему Йети и Жирафиха вечно садятся возле меня? Клянусь, я каждую пару меняю место и все равно в итоге оказываюсь возле этих двух дурачков или между ними. Своим видом я им никак не намекаю сесть рядом, тут уж точно сомнений нет.
Меня задолбало держать свечку при их странных брачных ритуалах. Поговорите наконец друг с другом! Вы уже учитесь в универе! Хватит стесняться и строить из себя милашек. И в слово «милашки» я вкладываю далеко не положительный смысл. Они приторные и даже, я бы сказал, чуть жалкие.
Интересно, как поступит Йети, если я приглашу ее на свидание прямо у него на глазах. Может, возьмет и наступит на меня своей лапищей или даже двумя.
– Виктор!
От мыслей меня отвлекает Инга. Она думает, что круто смотрится в хипстерских очках, коротких кардиганах и со светлыми взъерошенными волосами.
– Да?
– Твоя очередь делиться идеей рассказа.
Пора придумать новый, нестандартный способ слинять с пары. Вот какая у меня идея рассказа.
Инга (преподаватель писательского мастерства)
Очередная студентка выходит из моего кабинета, и я с радостью замечаю, что в коридоре меня ждут Гейб и Лия. Когда они заглядывают в открытую дверь, даже поднимаю указательный палец: «подождите секундочку», – просто чтобы они чуть дольше постояли вдвоем.
Закрываю дверь и стучу пальцами по столу, навострив уши на случай, если они решатся заговорить друг с другом.
Считаю до тридцати.
Понимаю, насколько это непрофессионально, и все равно не могу удержаться.
Еще раз считаю до тридцати.
Из коридора до сих пор не слышно ни слова. Я вздыхаю и открываю дверь.
– Кто следующий? – спрашиваю и понимаю, что улыбаюсь слишком широко.
– Дамы вперед, – говорит Гейб. На секунду мы втроем удивляемся его галантности. Он неуклюже прислоняется к стенке и отворачивается.
– Ладно, Лия, – говорю я, – заходи.
Мы несколько минут болтаем. Я ей рассказываю, как меня впечатлило направление, которое она выбрала для недавнего рассказа. Она расправляет плечи и улыбается моей похвале.
– Спасибо, не знала, получится ли у меня выполнить задание. Мне кажется, я… Честно говоря, иногда я чувствую себя здесь слишком юной.
– Ты первокурсница?
– Да.
– У меня было много первокурсников, у которых получалось писать лучше, чем у старшекурсников. Вряд ли возраст тесно связан с писательством. Конечно, со временем писательский навык становится лучше, но нижнего возрастного порога у него нет.
– Приятно слышать от вас такое.
– Ты уже завела друзей в группе? – спрашиваю, направляя наш разговор в нужное русло и подбираясь ближе к своим личным интересам.
Она морщит нос и глядит на дверь.
– Еще нет. Там стоит Гейб. Он милый, но я не знаю, ищет ли он друзей.
Я киваю и улыбаюсь, крепко сжав губы, чтобы не выдать неуместную фразу вроде «Я так и знала!»
Набираю в грудь побольше воздуха:
– Что ж, всегда полезно иметь партнера-критика. Скоро мы будем обсуждать этот вопрос подробнее.
– Хорошо, – говорит она, вставая.
– Это все? Не хочешь обсудить что-нибудь конкретное?
– Нет, мне просто хотелось узнать, правильно ли я понимаю курс, а вы мне это довольно быстро объяснили, спасибо.
– Превосходно. – И тут на меня нисходит озарение. – Можешь позвать сюда Гейба?
Теперь у нее не будет выбора, придется с ним говорить. Она открывает дверь и молча, жестом приглашает его в кабинет. Полагаю, она ему, по крайней мере, улыбнулась. Эти две неразговорчивые натуры доведут меня до смерти.
Он бухается на стул напротив меня и сразу, без приветствия начинает говорить, как будто репетировал слова много раз. Будто он взорвется, если не выскажется.
– Мне тяжело дается краткость, слов всегда выходит слишком много, – быстро объясняется он, вытирая ладони о джинсы.
– Это не беда, – замечаю, медленно проговаривая слова в надежде немного его успокоить.
– А как же короткие рассказы со строгими ограничениями?
– Понимаешь, когда я даю задание написать рассказ на две тысячи слов, старайся не растекаться на все пять тысяч, но если возникнут трудности, ты всегда можешь подойти ко мне, и мы вместе поработаем над формулировками, – предлагаю я. – У писателей удивительным образом получается уменьшать количество слов за счет точных выражений и сокращения ненужных описаний.
Он кивает и улыбается.
– Есть еще вопросы?
– Не столько вопрос, сколько опасение. Мне ведь придется зачитывать задание перед аудиторией, верно?
– Да. И, скорее всего, не одно.
– А отказаться нельзя?
Я сочувственно улыбаюсь, но качаю головой.
– У меня ощущение, что в итоге мне придется редактировать самого себя, потому что, не знаю, делясь рассказом с аудиторией, я чувствую себя…
– Беззащитным? – предполагаю я. Мне часто на это жалуются.
– Ага, – говорит он со вздохом, его уши краснеют.
– А вот тут уже сложнее. Я не собираюсь советовать отстраниться от ощущений или попробовать их забыть, но на этом курсе необязательно писать о том, что вызывает подъем чувств. Если понимаешь, что показывать написанное не хочешь ни под каким предлогом, подойди к Коулу или ко мне, мы тебе с радостью поможем, и баллы ты не потеряешь.
– Хорошо, – говорит он, кивая.
– Это все?
– Да.
– Боже, студенты с каждым годом упрощают себе жизнь.
– Может, мне что-нибудь придумать?
– Нет, и пойду-ка я сегодня домой пораньше.
– Спасибо за помощь, – говорит он, встает и с улыбкой выскальзывает за дверь.
Я снова сажусь в офисное кресло и кручусь на нем. Сделано немного, но сегодня, по крайней мере, дело сдвинулось с мертвой точки.
Сэм (брат Гейба)
Девушка с курса Гейба по писательскому мастерству бродит у библиотечных полок с крайне потерянным видом. Точнее, это девушка с писательского мастерства, в которую Гейб втюрился.
– Привет, – говорю я, когда она проходит третий-четвертый раз вокруг шкафов.
– Привет, – выдыхает она, переводя взгляд с меня на указатель полки и обратно.
– Нужна помощь?
– Ты здесь работаешь?
– Да.
– Тогда конечно. Может, ты мне поможешь.
Она показывает мне листок блокнота.
– Ты поднялась на уровень выше нужного, – говорю я, отталкивая с прохода тележку с книгами, которые надо расставить по местам, и веду ее к заднему лестничному пролету, на этаж ниже, к нужной секции.
– Большое спасибо, – говорит она, достает с полки книгу и прижимает к груди.
– Нет проблем. Я – Сэм, – говорю, протягивая руку.
– Лия, – отвечает она. Пожатие у нее достаточное крепкое. Я впечатлен.
– Ты ведь знаешь моего брата Гейба, да?
Она поднимает взгляд с книги на меня.
– Что? Нет. Я имею в виду… – она делает паузу, видимо, засмущавшись. Вот уж точно, они с Гей-бом – пара, созданная на небесах. – Мы с ним посещаем один предмет, но я его не знаю. «Не знаю» не в том смысле, что «незнакома». Просто мы не… мы с ним не дружим.
Я киваю, стараясь не очень улыбаться, хотя еле сдерживаю смех, и говорю:
– Я передам ему твои слова.
– Нет! – восклицает она.
– Я пошутил, – обещаю я и кладу ладонь ей на руку.
– Еще раз спасибо, – говорит она, обнимая книги, и отходит.
Наблюдаю, как она уходит, и остаток смены думаю, как бы свести этих двух сумасшедших. Так время течет быстрее.
Белка!
Самое замечательное в это время года – желуди. Они вкусные и восхитительные, это лучшая еда в мире. Если вы не едите желудей, то многое упускаете. Я всем друзьям рассказываю, какие желуди удивительные, а они иногда глядят на меня как на чокнутую. Но с ума я схожу только по желудям.
Вижу мальчика и девочку. Эта девочка как-то дала мне арахис, и она часто наблюдает за мальчиком. Он тоже на нее смотрит. Правда, они всегда смотрят друг на друга в разное время, по очереди. Но сегодня они успевают поймать взгляды друг друга и улыбаются так широко, что кажется, будто смеются.
Думаю, они смеются.
Надеюсь, им нравятся желуди. Можно было бы запустить ими в них. Нет, плохая мысль. Не хочу тратить желуди. Не хочу делиться. Хотите, зовите меня плохой белкой, но я не люблю делиться желудями.
А может, я от этого становлюсь хорошей белкой, совершенной белкой, настоящим идеалом белки.
Хиллари (сокурсница по писательскому мастерству)
– Мы начинаем первое долгосрочное задание по критике, – заявляет Зовите-Меня-Инга в один дождливый октябрьский день.
Она так волнуется, будто это лучшее событие со времен изобретения наборного шрифта, или чем там еще восхищаются профессора литературы.
– Напишем несколько простых рассказов на тысячу слов, чуть больше или меньше, а затем в течение нескольких недель будем читать их партнеру.
У обоих будет шанс непосредственно увидеть, как работает над заданиями другой человек. Потом поменяетесь ролями. Считаю, это очень важно: учиться друг у друга.
Я выпрямляюсь, поднимаю руку и говорю, не дожидаясь, пока меня назовут:
– На какие темы будем писать?
– На простые, например, можно начать с яркого детского воспоминания: грустного, счастливого, смешного. Только придерживайтесь рамок в тысячу слов. Необязательно писать об очень личном. Если кажется, что тема вам неприятна, зайдите ко мне в рабочее время. Не стоит раскрывать мне все детали, но мы что-нибудь придумаем.
По правде говоря, именно это я в Зовите-Меня-Инга уважаю, хотя она бывает той еще штучкой. Она трезво подходит к тем затруднениям, которые могли бы возникнуть у людей при выборе тем. Например, вдруг со мной грубо обращались в детстве и все детские воспоминания связаны с этим? Но мне кажется, если у тебя такие проблемы, то тебе не до колледжа и писательского мастерства. Ты, скорее всего, сидишь в тюрьме и делаешь брагу.
Такие мысли точно лучше оставить при себе.
И думать о браге тоже не стоит. Однажды мы с соседкой по комнате приготовили огромное количество пунша в пластмассовом баке и высыпали туда виноградный «кул-эйд». Все парни сказали, что он походил на брагу. Вот откуда сынкам богатых родителей знать, как она выглядит?
– Еще вопросы? – спрашивает Зовите-Меня-Инга. Наверно, я забылась, пока думала о браге.
– Партнера можно выбирать самим?
– Конечно. Это ведь не детский сад. – Улыбается она, словно выдала суперумную мысль. И снова перестает мне нравиться, хотя я ее уважаю.
Провожу рукой по волосам и оглядываю аудиторию. Нас четное число – это хорошо. Но не хочу в итоге остаться с занудой Виктором. Я весь семестр поглядывала на милашку Гейба. Склоняюсь к пустому стулу между нами. Он похож на парня на мотоцикле, с которым встречалась моя сестра. Тот был сексуальным. Ей, однако, не хватило мозгов удержать его.
– Гейб! – окликаю его, словно мы с ним старые друзья.
Он не отвечает.
Я комкаю кусок бумаги и кидаю в него. Он подпрыгивает и глядит на меня. Я самым соблазнительным образом маню его пальчиком, показывая «иди сюда, стань моим партнером по писательскому мастерству». Он поднимает брови.
– Давай работать вместе, – говорю, кладя подбородок на руку. Я едва не выхожу из себя: приходится тратить лучшие уловки на недотепу. Хотя вряд ли можно его так назвать. Он особенно мил, когда небрит, и смущается, если приходится говорить перед группой. Носил бы он обувку покруче. Может, пока мы будем работать над заданием, у меня получится приучить его к другой обуви. Он вечно носит слипоны, я ни разу не видела его в обуви со шнурками. И на вид они всегда дешевые. Ну, хотя бы не кроксы.
– Ну? – подгоняю я.
– А-а-а, – он отводит взгляд, – ну, можно.
Поворачивается ко мне и кивает.
Есть!
Мы сдвигаем стулья.
– Пока мы не начали, я должна кое о чем тебя спросить. Ты итальянец? Люблю итальянцев.
– Гм, я по большей части португалец и валлиец.
– Из Южной Америки? Даже лучше.
Он странно на меня смотрит.
– Ты ведь знаешь, что Португалия находится не в Южной Америке, правда?
– Ну, конечно, дурачок, – говорю, касаясь его руки. – Я просто пошутила!
Черт, а где эта Португалия?
Инга (преподаватель писательского мастерства)