Люс-а-гард

– Вы из персонала? – с сомнением спросила она. Хотя в какой клинике персонал ходит, вывесив на грудь две длинные черные косы? Да и золотистый «одуванчик» Люс тоже полагалось бы упрятать под белый или голубой одноразовый колпак…

– Не имеем ни малейшего отношения к какому бы то ни было персоналу! – отчеканила Люс.

– А я боялась, что они меня тут найдут… А что они могут мне сказать?! Все уже решено! Приговор подписан! И вообще!…

– Ладно, ладно, это все уже недействительно, – быстро перебила Зульфия, справедливо опасаясь дальнейшего рева. – Это все было до нас. А для нас никаких приговоров не существует. Мы для того и пришли, чтобы избавить тебя от дурацких приговоров.

– Но сам Вульф сказал! – воскликнула толстушка. – Вы понимаете – сам Вульф!

– Ну и что? – высокомерно пожала плечами Люс. – Видали мы и почище этого Вульфа, не такой уж он авторитет.

– Пустое место, – презрительно согласилась Зульфия.

Обе они слышали эту фамилию впервые в жизни.

– Да? – и в глазах толстушки вспыхнула надежда. – А мне все говорили – раз уж Вульф не может помочь, значит, медицина бессильна!

– Смотря какая медицина, – усмехнулась Люс. – У него – своя, а у нас, видишь ли, своя. Так что расскажи-ка нам все с самого начала, а тогда мы и скажем тебе, что делать.

– Чего уж тут рассказывать… – толстушка хлопнула себя по бокам, приподняла огромную грудь и дала ей соскользнуть на место. – Вы же видите… И избавиться от всего этого невозможно.

– А страшно хочется, – подхватила ее мысль Зульфия. – Потому что избалованным мужчинам подавай стройненьких! Каждому сморчку – мисс Европу! Так? Да?

Толстушка промолчала – значит, Зульфия была на верном пути.

– А этому мерзавцу – тем более? – продолжала мудрая бабкина внучка. – И он на цветущую женщину даже смотреть не хочет – да?

– Будь они неладны! – воскликнула толстушка. – И до этого добрались! В суд я на них один раз подам, вот что!

Люс и Зульфия мгновенно переглянулись. Только судебного процесса им сейчас и недоставало.

– Да не вы… – скучным голосом протянула толстушка. – А они!

И мотнула головой по направлению к Северносу полюсу.

– Дурак он и мизинца твоего не стоит, – кое-как подсев к толстушке, подхватила нотацию Зульфии Люс. – Ведь в хороших руках тебе цены не будет!

– Мне и так цены нет… – совсем тоскливо произнесла толстушка.

Но и вторая загадочная реплика не заставила призадуматься вцепившихся в добычу обеих А-Гард.

– Настоящие мужчины ищут только таких женщин, чтобы в теле. А если кому нужны кожа да кости – тот не очень-то настоящий, солнышко, – продолжала Зульфия. – Ну вот скажи, кем он, твой Богом обиженный…

Толстушка попыталась испепелить ее взглядом.

– Кем он, твой ненаглядный, трудится? – исправила ошибку Люс.

– Концертмейстером! Он замечательный пианист! – с гордостью ответила толстушка. – Такие раз в столетие рождаются! Если он едет на конкурс, другим там уже делать нечего! Он лауреат…

– Тем хуже, – перебила Люс, – значит, окончательно нос задрал. Вот такие-то деятели в постели ломаного гроша не стоят.

– Откуда ты знаешь? – вскинулась толстушка. – Как ты можешь?… Ты знаешь, как за ним все гоняются?…

И обеим А-Гард все стало ясно.

Они имели дело с совершенно односторонним чувством.

– Во-первых, все мужчины, которые задирают нос, мало что могут, – весомо сказала Зульфия. – Именно поэтому они и задирают нос…

Тут толстушка посмотрела на нее с недоверием.

– Все очень просто, – объяснила Зульфия. – Если мужчина – мастер своего мужского дела, то первая женщина, которая это поймет, вцепится в него мертвой хваткой. Ему это сперва не понравится, но ничего, привыкнет. А если он – пустое место, то женщина за него особо держаться не станет, а ему только того и нужно! Поменяет он таким манером первый десяток женщин и придет к выводу, что неотразим. И задерет нос! Разве не так?

– Так! – подтвердила Люс. Ее второй муж был как раз из этой породы, и она выбрала его именно потому, что за ним волокся шлейф самых неожиданных побед.

– И зачем тебе такое сокровище? – ласково спросила Зульфия.

Толстушка вздохнула – очевидно, имелось в виду, что сердцу не прикажешь.

– Неужели тебе действительно было с ним хорошо? – задавая этот вопрос, Зульфия прекрасно видела, что о близости с этим самым концертмейстером толстушка только мечтала, но следовало сказать бедняжке хоть какой-то комплимент.

– Да нет… То есть, у нас ничего такого не было…

– И не надо! – обрадовалась Люс.

Но тут в душу Зульфии вкралось подозрение.

– А вообще с кем-нибудь?… Было?…

Толстушка покраснела, замотала головой и еле выдавила стыдливое «Не-е…»

Люс и Зульфия переглянулись. Зареванная толстушка не имела точки отсчета.

– Ладно, – сказала Люс. – Давай в открытую. Мы – хронодесантницы. И мы зовем тебя в хронодесант.

– Куда???

– В хронодесант! – и тут Люс понесло. – Мы странствуем по столетиям! Мы ищем настоящих мужчин – самых сильных, самых смелых! И даже красивые попадаются! Представляешь? Бойцы! Гвардейцы! Орлы! Королевские мушкетеры! Корсары! Гусары! Флибустьеры!!!

Зульфия тем временем вытаскивала из недр кармана сложенную в несколько раз распечатку того самого доклада, который обсуждали тринадцать заговорщиц.

– Будешь читать, голубка, или поверишь на слово? – спросила она толстушку, пока яростная Люс переводила дух.

Та молча взяла распечатку и углубилась в чтение. Зульфия прижала палец к губам, что означалло – Люс, остановись, началась серьезная обработка…

Вдруг толстушка подняла красивую голову.

– Тридцать восемь процентов? – изумленно спросила она.

Зульфия сразу же сообразила, о чем речь.

– Да, по предварительным итогам этого года будет тридцать восемь процентов мальчиков, остальные родятся девчонки. А теперь пропусти три страницы и читай про патологии. Из этих тридцати восьми процентов до совершеннолетия доживут хорошо если тридцать, а дееспособными окажутся хорошо если двадцать, да и те будут держаться на медикаментах. Представь, какое они дадут убогое потомство! Я уж молчу о несчастных неудовлетворенных женах и любовницах…

– А почему я ничего этого не знала? – капризно вопросила толстушка, и ее интонация очень не понравилась Люс. Примерно с такой же степенью сварливости она только что собиралась на кого-то подавать в суд…

– Секретные сведения, – объяснила Зульфия. – И вот мы ищем женщин для хронодесанта. Чтобы они имели возможность встретиться с настоящими мужчинами, а при желании – родить от них настоящих сыновей. Ты нам подходишь.

– Я? – толстушка посмотрела на Зульфию, потом – на Люс, потом – опять на Зульфию, потом – опять на Люс. – Я – в десант?!. Я???

И она сделала жест рыболова, описывающего пойманную десять лет назад щуку.

Толстушка имела в виду – как, с ее габаритами, да вдруг в десант? И, очевидно, сразу же вообразила, как эффектно будут сидеть на ней узкие и блестящие кожаные штаны, в которых щеголяли Люс и Зульфия.

– Это – ерунда! – презрительно сказала Люс, повторив рыболовный жест.

– Мы ищем для десанта красивых женщин, понимаешь? – добавила Зульфия. – А ты же настоящая красавица! В двенадцатом веке тебе просто не будет равных! Решайся – не пожалеешь!

Толстушка молчала.

И тут Люс собразила, какого именно довода она ждет.

Не удостоверений из Института прикладной хронодинамики, нет! И не его рекламного проспекта, разумеется…

– Ты только вообрази себе ярость своего концертмейстера, когда он узнает, что ты предпочла настоящего мужчину!

По лицу красавицы Люс поняла, что нажала на нужную кнопку.

– Это надолго? – спросила толстушка.

– Смотря как нам удастся отрегулировать хронокамеру, – честно ответила Зульфия. – Скорее всего, ты будешь отсутствовать в нашем времени несколько часов. В худшем случае – сутки.

– Так мало? – толстушка улыбнулась. – Так это же просто здорово! Тогда я всюду успеваю…

Она встала с лавочки и решительно двинулась к выходу из беседки. Люс и Зульфия еле успели посторониться – походка и повадка у толстушки оказались довольно уверенные, а смести человека с пути она могла одним движением округлого плечика.

– Ты за вещами? – спросила Люс.

– Какие у меня тут могут быть вещи? – искренне удивилась толстушка. – Вот это?

И она подергала за свой балахон.

Люс и Зульфия двинулись следом за ней по крутой тропинке, но одновременно притормозили, когда толстушка ступила на мост. Он был такой изящный, такой кружевной, такой хрупкий, а обе А-Гард вовсе не желали мочить свои кожаные костюмчики в рукотворном пруду.

Перебравшись на материк, толстушка бодро направилась к зарослям гигантского можжевельника посреди большого газона.

Оказалось – в незапамятные времена там была проложена тропка, ведущая к забору, а в заборе существовала дыра, которую не ловила ни одна сигнализация. Возможно, ее уже сто раз заделывали, а она возникала снова. Таких подробностей толстушка не знала.

– Мы через эту дырку лазим, когда хотим выбраться в кафе. Ну, убейте меня, но я не могу без шоколадного бисквита!

Люс и Зульфия выбрались через дырку сами, помогли вылезть своей толстушке и оказались на обочине скоростного шоссе.

Расстояние никогда не пугало ни Люс, ни Зульфию. Они обе умели и любили бегать. До города они добрались бы за полчаса. Но с ними был ценный груз…

– Ты пока возвращайся и сиди возле самой дырки, – решила наконец Люс. – А мы попробуем остановить попутную машину. Главное – усадить тебя.

– Ага, – согласилась толстушка. – Ладно, я спрячусь. Вряд ли кто притормозит, чтобы взять меня в салон…

Сказала она это так жалобно, что Люс и Зульфия прямо-таки преисполнились гордости: они не просто авантюру затевали, а выручали из беды несчастную женщину!

– Между прочим, не мешало бы спросить, как ее зовут, – заметила Люс, становясь в завлекательную позу на обочине и взъерошивая обеими руками свой «одуванчик».

– У нас еще будет время познакомиться с ней поближе, – усмехнулась Зульфия. – И сдается мне, что эта девственница – крепкий орешек.

Тут вдали показался автомобиль. Люс призывно замахала ему рукой, и он действительно притормозил рядом. Но когда дверца открылась, обе А-Гард попятились.

За рулем сидела Илона Драйзер.

Журналистка была, как всегда, приветлива, яснолика и хороша собой. Но Люс и Зульфия знали, во сколько обходится ей эта неувядаемая молодость.

– Девочки! – воскликнула Илона. – Вы как сюда попали? Вас подвезти?

– Не-ет, – получив от Зульфии чуть заметный толчок в бок, отвечала Люс. – Вы ведь по делам едете… а нам совсем в другую сторону!

– А вы угадайте, куда я еду! – в голосе и взгляде Илоны было невероятное торжество. – В клинику доктора Вульфа!

– А кто это такой? – немедленно спросила мудрая Зульфия.

– Доктор Вульф?!. – изумилась Илона и вдруг расхохоталась. – Да, действительно, доктор Вульф – это не для широкой прессы!

– Зачем же вы к нему едете? – резонно спросила Люс.

– Не к нему, в его клинику. О клинике писать не принято, а о некоторых пациентах – вполне! Так вот, девочки, я еду брать интервью – угадайте, у кого!

Обе А-Гард дружно помотали головами.

– У Марианны Ольдерогге!

– Где-то я слышала это имя… – пробормотала Люс.

– Слышала это имя! – возмутилась Илона. – Ничего себе! Дожили! Что ты вообще слышишь, кроме кличек своих лошадей?

– Это та… флейта? Нет, скрипка… – вмешалась Зульфия.

– Это Серебряная Свирель!

Тут и Люс увидела внутренним взором кусочек видеорепортажа со всемирного конкурса вокалистов. Они с Зульфией смотрели финал, потому что ведущей была их общая подружка, известная артистка. И действительно – та называла и имя «Марианна Ольдерогге», и почетное то ли звание, то ли прозвище – «Серебряная Свирель».

– Она перед тем, как участвовать в шестом всемирном, решила пройти у Вульфа курс лечения. И никто не знает, справился Вульф или не справился.

– А если не справился?

– Значит, она опять не выйдет на сцену.

– А в чем проблема? – спросила Люс.

– Ах, да, вы же ничего, кроме своих шпаг, не знаете… Скажи, Люс, ты когда-нибудь в жизни видела Серебряную Свирель? Ну, по видео, в журнале, на улице, в театре?…

– Никогда, – твердо сказала Люс. – Слышала только записи. Но голос потрясающий. Говорят, голос такого диапазона рождается раз в столетие.

Никаких записей, она, понятное дело, не слышала, а честно повторила то, что рассказала ей тогда подружка-артистка.

– А ты, Зульфия?

– Тоже – никогда. Хотя интересно было бы увидеть Серебряную Свирель на оперной сцене. Я слышала, как она пела сцену в саду из «Фауста», только не помню, с кем…

Люс могла держать пари – про сцену в саду Зульфия слышала от той же подруге. Просто у обеих А-Гард была одинаково цепкая память на фамилии и всякие названия.

– Боюсь, что на сцене ты ее не увидишь никогда… – загадочно намекнула Илона.

И тут у Люс включилась зрительная память!

– Постойте! – воскликнула она. – Да я же ее видела! Ну точно! Помнишь, Зульфия-джан? По видео! Она тогда пела, стоя в темном углу сцены, да еще за тюлем, по которому пускали всякие световые эффекты! Потом еще говорили, что она недавно перенесла пластическую операцию, шрамы еще не зашлифованы, а на грим у нее аллергия.

– Все гораздо проще, – объяснила Илона. – Марианна Ольдерогге, она же – Серебряная Свирель, никогда не выйдет на сцену, хотя все оперные театры мира мечтают об этом и предлагают ей невероятные гонорары. Если бы вы ее видели – вы бы онемели. Она весит по меньшей мере центнер.

Зульфия и Люс переглянулись.

– Но ведь в наше время от этого можно быстро избавиться, разве нет? – кое-как спросила Зульфия, потому что пауза уж очень затянулась.

– Недавно она совершила очередную попытку. И как раз в этой клинике. Свирель потеряла примерно двадцать кило, страшно обрадовалась, но голос стал катастрофически портиться. Оказывается, этот самый жир служил каким-то там резонатором вот тут… – Илона показала себе на грудь. – Тогда Свирель набрала опять свой центнер – и голос вернулся. Представляете? Она все свои гонорары тратит на лечение, между прочим. И вот в лаборатории доктора Вульфа разработали ей какую-то особую методику обследования. То ли вчера, то ли сегодня должен быть окончательный результат. То есть – есть у нее шанс и похудеть, и голос сохранить, или медицина действительно бессильна. Так что я мчусь брать у них у всех интервью!

Илона посмотрела на часы.

– Вульф обещал принять меня через десять минут. Это будет интервью века! Бюллетень всемирного конкурса – там уже вышли два номера, и в каждом у меня интервью! – заплатит столько, сколько я пожелаю, даже если это будет что-то вовсе астрономическое!

– Это они обещают или действительно заплатят? – уточнила Люс.

– Заплатят. Потому что никто больше не знает, где сейчас Свирель, а мне сказал сам Вульф… да и попробовал бы не сказать!

Илона заявила об этом так, что сразу стало ясно – Вульф играл-таки некоторую роль в ее бурной молодости.

Тут мимо них пролетела на хорошей скорости длинная серебристая машина и красиво вписалась в поворот.

– Да это же Вульф! – воскликнула Илона. – Ну, девчонки, я понеслась!

И она захлопнула дверь автомобиля.

Люс и Зульфия проследили, как и машина Илоны вписалась в тот же поворот – туда, где кленовая аллея длиной километра этак два вела к главному въезду на территорию клиники. Причем Зульфия молчала, а Люс бормотала себе под нос нечто невразумительное, но очень сердитое.

– Совершенно верно, – согласилась Зульфия. – Нам в десанте недоставало только колоратурного сопрано. И наверняка эта Свирель – девица капризная и к жизни не приспособленная.

– Тем лучше, – буркнула Люс. – Мои шансы повышаются. Теперь главное – примчаться в институт до того, как эта Драйзер обнаружит побег нашей примадонны и поднимет шум.

Тут за спиной у них послышалось кряхтение. Люс обернулась и увидела, как Свирель с трудом выдирается из дырки.

– Это Вульф проехал, – сообщила певица. – Знали бы вы, каких глупостей он мне наговорил! Вы, мол, не отчаивайтесь, ваш талант, ваша слава, ваше будущее, виши горизонты!… Неужели он в самом деле ничего не понимает?

– Ишак, – философски заключила Зульфия.