Цезарь и Клеопатра (сборник)

Действие третье

Набережная перед дворцом, обращенная на западную сторону Восточной гавани Александрии; отсюда открывается вид на остров Фарос, на одном конце которого, выступающем узкой косой, стоит знаменитый маяк – громадная квадратная башня из белого мрамора, сужающаяся кверху от этажа к этажу и заканчивающаяся сигнальной вышкой. Остров с материком соединен Гептастадием – это большая дамба длиной в пять миль, она примыкает к гавани с южной стороны.

Посреди набережной стоит на посту римский Часовой. В руке у него пилум, он с напряженным вниманием, прикрыв левой рукой глаза, смотрит на маяк. Пилум – это толстый деревянный кол в четыре с половиной фута длиной, с железным наконечником длиною примерно в три фута. Часовой так поглощен своими наблюдениями, что не замечает, как с северной стороны набережной приближаются четверо египтян-носильщиков, которые несут тюки свернутых ковров. Впереди идут Фтататита и сицилиец Аполлодор. Аполлодор – блестящий молодой человек лет двадцати четырех, красивый, с непринужденными манерами; он одет с вычурной изысканностью – в серо-голубую с бледным пурпуром одежду с украшениями из бронзы, оксидированного серебра, нефрита и агата. Вороненое лезвие его меча, отделанного не хуже, чем средневековые кресты, блестит в прорезях пурпурных кожаных ножен с филигранным узором. Носильщики вслед за Фтататитой проходят позади часового к ступеням дворца, где они складывают свои тюки и присаживаются на корточки. Аполлодор отстает от них и останавливается, заинтересованный поведением часового.

Аполлодор (окликая часового). Кто идет? Эй!

Часовой вздрагивает, круто поворачивается с пилумом наперевес; теперь видно, что это маленький, жилистый исполнительный молодой человек с несколько старообразным лицом и волосами песочного цвета.

Часовой. Что такое? Стой! Ты кто такой?

Аполлодор. Я Аполлодор, сицилиец. О чем это ты задумался? С тех пор как я провел караван через караул у театра, я прошел мимо трех часовых, и все они до того заняты маяком, что ни один из них не окликнул меня. Это что, римская дисциплина?

Часовой. Мы сторожим здесь не сушу, а море. Цезарь только что высадился на Фаросе. (Смотрит на Фтататиту.) А это что такое? Что это еще за египетская посудина?

Фтататита. Усмири эту римскую собаку, Аполлодор. Скажи ему, чтобы он придержал язык в присутствии Фтататиты, царской домоправительницы.

Аполлодор. Друг мой, это знатная особа, которая пользуется покровительством Цезаря.

Часовой (на которого это не произвело никакого впечатления, указывая на ковры). А это что за добро?

Аполлодор. Ковры для покоев царицы. Я выбрал их из самых лучших ковров в мире, а царица выберет лучшие из тех, что отобрал я.

Часовой. Так ты, значит, торговец коврами?

Аполлодор (задетый). Друг мой, я патриций.

Часовой. Патриций! Хорош патриций, который держит лавку, вместо того чтобы носить оружие.

Аполлодор. Я не держу лавки. Я служитель в храме искусства. Я поклоняюсь красоте. Мое призвание – находить прекрасные вещи для прекрасных цариц. Мой девиз – искусство для искусства.

Часовой. Это не пароль.

Аполлодор. Это всемирный пароль.

Часовой. Я ничего не знаю насчет всемирных паролей. Или говори мне сегодняшний пароль, или проваливай назад в свою лавку.

Фтататита, возмущенная его враждебным тоном, подкрадывается шагом пантеры и становится позади часового.

Аполлодор. А если я не сделаю ни того ни другого?

Часовой. Проткну тебя пилумом.

Аполлодор. Я готов, друг. (Обнажает свой меч и наступает на часового с невозмутимым изяществом.)

Фтататита (неожиданно хватает часового сзади за руки). Воткни меч в глотку собаке, Аполлодор!

Рыцарственный Аполлодор, смеясь, отрицательно качает головой; он отходит от часового, идет к дворцу и опускает свой меч.

Часовой (тщетно пытаясь вырваться). Проклятие! Пусти меня. Гей! На помощь!

Фтататита (поднимая его на воздух). Проткни эту маленькую римскую ехидну! Посади его на свой меч!

Центурион с римскими солдатами выбегает с северной стороны набережной. Они выручают товарища и отбрасывают Фтататиту так, что она катится кубарем по земле налево от часового.

Центурион (невзрачный человек лет пятидесяти; краткая и отрывистая речь и движения; в руках жезл из виноградной лозы). Что такое, что здесь творится?

Фтататита (Аполлодору). Почему ты не проткнул его? У тебя было время.

Аполлодор. Центурион, я здесь по повелению царицы, ибо…

Центурион (прерывая его). Царицы? Да, да. (Часовому.) Пропусти его. И пропускай всех этих рыночных торговцев с товарами к царице. Но берегись, если ты выпустишь из дворца хотя бы одного из тех, кого ты не пропускал туда, хотя бы саму царицу.

Часовой. Вот эта вредная старуха – она сильней троих мужчин – подговаривала купца заколоть меня.

Аполлодор. Центурион, я не купец. Я патриций и служитель искусства.

Центурион. Эта женщина твоя жена?

Аполлодор (испуганно). Нет, нет! (Спохватившись, учтиво.) Конечно, нельзя отрицать, что по-своему эта дама весьма замечательна, но (внушительно) она не жена мне.

Фтататита (центуриону). Римлянин, я – Фтататита, домоправительница царицы.

Центурион. Руки прочь от наших мужчин, красотка, или я сброшу тебя в гавань, хотя бы ты была сильней десяти мужчин. (Солдатам.) Марш на посты! (Уходит с солдатами.)

Фтататита (провожая его злобным взглядом). Мы еще увидим, кого больше любит Исида – свою служанку Фтататиту или эту римскую собаку!

Часовой (Аполлодору, показывая пилумом на дворец). Проходи. Да держись подальше. (Обращаясь к Фтататите.) Подойди хоть на шаг ко мне, древняя крокодилица, и я тебе всажу вот эту штуку (потрясает пилумом) прямо в глотку.

Клеопатра (из дворца). Фтататита! Фтататита!

Фтататита (смотрит с возмущением наверх). Отойди от окна, отойди от окна, здесь мужчины!

Клеопатра. Я иду вниз.

Фтататита (растерянно). Нет, нет! Что ты выдумала! О боги, боги! Аполлодор, прикажи твоим людям взять тюки. И следуйте за мной во дворец, скорей!

Аполлодор. Повинуйтесь домоправительнице царицы.

Фтататита (нетерпеливо носильщикам, которые нагибаются поднять тюки). Скорей, скорей, а то она сама придет сюда.

Клеопатра выходит из дворца и бежит по набережной к Фтататите.

О, лучше бы мне не родиться!

Клеопатра (оживленно). Фтататита, ты знаешь, что я придумала? Мне нужно лодку, сейчас же.

Фтататита. Лодку? Нет, и думать нечего. Аполлодор, поговори с царицей.

Аполлодор (галантно). Прекрасная царица! Я – Аполлодор, сицилиец, твой слуга. Я принес тебе с базара на выбор три прекраснейших в мире персидских ковра.

Клеопатра. Мне сейчас не нужно никаких ковров. Достань лодку.

Фтататита. Что за прихоть? Кататься по морю ты можешь только в царской барке.

Аполлодор. О Фтататита! Царственность не в барке, а в самой царице. Едва нога ее величества ступит на дно самой жалкой посудины в гавани, эта посудина станет царственной. (Поворачивается к гавани и кричит в море.) Эй, лодочник! Греби ко дворцу!

Клеопатра. Аполлодор, ты достойный рыцарь мой. И я всегда буду покупать ковры только у тебя.

Аполлодор радостно кланяется. Над парапетом набережной поднимается весло, и лодочник, бойкий круглоголовый ухмыляющийся парень, почти черный от загара, поднимается на ступеньки справа от часового и останавливается с веслом в руке.

Ты умеешь грести, Аполлодор?

Аполлодор. Весла мои будут крыльями твоему величеству. Куда прикажет отвезти себя царица?

Клеопатра. На маяк. Идем. (Сбегает по ступеням.)

Часовой (преграждая путь пилумом). Стой! Тебе нельзя.

Клеопатра (гневно вспыхивает). Как ты осмелился? Знаешь ты, что я царица?

Часовой. Я повинуюсь приказу. Не велено пропускать.

Клеопатра. Я скажу Цезарю, и он убьет тебя за то, что не повинуешься мне.

Часовой. Он поступит со мной еще хуже, если я ослушаюсь моего начальника. Назад!

Клеопатра. Фтататита, задуши его.

Часовой (с опаской глядя на Фтататиту, размахивает пилумом). Не подходи, ты!

Клеопатра (бросается к Аполлодору). Аполлодор, скажи твоим рабам, чтобы они помогли нам.

Аполлодор. Мне не нужна их помощь, повелительница. (Обнажает меч.) Ну, воин, выбирай – чем будешь защищаться? Меч против пилума или меч против меча?

Часовой. Римлянин против сицилийца, будь он проклят! На, получай! (Бросает свой пилум в Аполлодора, который ловко припадает на одно колено, и пилум со свистом пролетает над его головой, не причинив ему вреда. Аполлодор с криком торжества нападает на часового, который обнажает меч и, защищаясь, кричит.) Эй, стража, на помощь!

Клеопатра, замирая от страха и восторга, прижимается к стене дворца, где сидят среди своих тюков носильщики. Лодочник в перепуге бросается вниз по ступеням, подальше от поединка, но останавливается так, что над парапетом набережной видна его голова, и следит за боем. Часовому приходится трудно, так как он боится, как бы на него не напала сзади Фтататита. Его искусство фехтовать довольно грубо и не блещет изяществом, тем более что, нанося удар и отражая выпад Аполлодора, он нет-нет да и замахивается и на Фтататиту, чтобы отогнать ее. Центурион снова входит с несколькими солдатами. Аполлодор при виде этого подкрепления отскакивает назад, к Клеопатре.

Центурион (подходя к часовому справа). Что здесь еще?

Часовой (отдуваясь). Я бы отлично справился, коли бы только не эта старуха. Уберите ее от меня. Больше мне ничего не надо.

Центурион. Докладывай по порядку. Что случилось?

Фтататита. Центурион, он чуть не убил царицу.

Часовой (грубо). И скорей убил бы, а не выпустил. Она хотела взять лодку и отправиться, как она сказала, на маяк. Я остановил ее, как было приказано. А она натравила на меня вот этого молодца. (Идет, поднимает свой пилум и возвращается обратно.)

Центурион (Клеопатре). Клеопатра, я не хотел бы прогневить тебя, но без особого приказа Цезаря мы не смеем пропустить тебя за линию римских постов.

Аполлодор. Скажи, центурион, а разве маяк теперь не в пределах римских постов, с тех пор как Цезарь высадился на Фаросе?

Клеопатра. Да, да! Что ты на это ответишь?

Центурион (Аполлодору). Ты, Аполлодор, благодари богов, что пилум не пригвоздил тебя к двери дворца за твое вмешательство.

Аполлодор (очень любезно). Друг мой воин, я рожден не для того, чтобы меня убили столь уродливым оружием. Если мне суждено пасть, так меня сразит (выхватывает свой меч) вот этот владыка всех клинков, единственное оружие, достойное служителя искусства. И так как ты теперь убедился, что мы не думаем выходить за пределы римских постов, дай мне прикончить часового и отправиться с царицей.

Центурион (на гневное движение часового). Спокойствие! Клеопатра, я подчиняюсь приказу, а не хитроумным толкованиям этого сицилийца. Тебе должно уйти во дворец и заняться там этими коврами.

Клеопатра (надувшись). Я не пойду. Я царица. Цезарь так не говорит со мной, как ты. Или центурионы Цезаря учатся говорить у судомоек?

Центурион (хмуро). Я исполняю мой долг. Это все.

Аполлодор. Царица, когда глупец делает что-нибудь, чего он стыдится, он всегда заявляет, что это его долг.

Центурион (гневно). Аполлодор…

Аполлодор (перебивая его, с вызывающим изяществом). Я готов дать тебе удовлетворение мечом в надлежащее время и в надлежащем месте. Артист всегда готов к поединку. (Клеопатре.) Послушайся моего совета, о звезда востока! Пока этим солдатам не придет приказ от самого Цезаря, ты – пленница здесь. Отправь меня с поручением к нему и с подарком. И прежде чем солнце, склонясь в объятия моря, пройдет половину своего пути, я привезу тебе обратно приказ Цезаря.

Центурион (издеваясь). И ты, конечно, продашь царице ее подарок Цезарю?

Аполлодор. Центурион, царица получит от меня безо всякой мзды, как добровольную дань сицилийца, поклоняющегося египетской красоте, самый прекрасный из этих ковров для подарка Цезарю.

Клеопатра (торжествуя, центуриону). Ты видишь теперь, какая ты грубая, невежественная скотина!

Центурион (отрывисто). Глупец скоро расстается со своим добром. (К солдатам.) Еще двоих на этот пост, и никого не выпускать из дворца, кроме этого молодчика с его товаром. Если он обнажит меч в пределах поста – заколоть! Марш на посты! (Уходит, оставляя двух лишних часовых.)

Аполлодор (вежливо и дружелюбно). Друзья мои, не зайти ли нам во дворец и не утопить ли нашу размолвку в чаше доброго вина? (Вытаскивает кошель, позвякивая монетой.) У царицы нашлись бы подарки для всех вас.

Часовой (очень угрюмо). Ты слышал приказ? Иди своей дорогой.

Первый подчасок. Да, должен понимать. Убирайся.

Второй подчасок (горбоносый мужчина, не похожий на своего товарища, у которого грубое, толстое лицо, с жадностью поглядывает на кошель). Не искушай бедняка.

Аполлодор (Клеопатре). Жемчужина среди цариц! Центурион в двух шагах, а римский солдат неподкупен, когда на него смотрит его начальник. Мне придется отвезти твое поручение Цезарю.

Клеопатра (задумчиво, уставившись на ковры). Эти ковры очень тяжелые?

Аполлодор. Не все ли равно, тяжелы они или нет? У нас хватит носильщиков.

Клеопатра. А как они спускают эти ковры в лодки? Просто бросают их?

Аполлодор. В маленькие лодки, твое величество, их нельзя бросать, лодка может утонуть.

Клеопатра. Вот в такую лодку, как эта? (Показывает на лодочника.)

Аполлодор. Нет, эта уж слишком мала.

Клеопатра. Но ты сумеешь отвезти в ней ковер Цезарю, если я пошлю?

Аполлодор. Без сомнения!

Клеопатра. И ты будешь осторожно нести его по ступеням? И будешь очень беречь его?

Аполлодор. Положись на меня.

Клеопатра. Ты будешь очень-очень беречь его?

Аполлодор. Больше, чем свою голову.

Клеопатра. Ты обещаешь мне, что присмотришь за носильщиками, чтобы они не уронили его, не бросали кое-как?

Аполлодор. Положи в него кубок из самого тонкого стекла, что только есть во дворце, и, если он разобьется, я заплачу за него своей головой.

Клеопатра. Хорошо. Идем, Фтататита.

Фтататита подходит. Аполлодор собирается сопровождать их.

Нет, Аполлодор, ты не должен идти. Я сама выберу ковер. Жди здесь. (Бежит во дворец.)

Аполлодор (носильщикам). Следуйте за этой особой (показывает на Фтататиту) и повинуйтесь ей.

Носильщики встают и поднимают тюки.

Фтататита (обращаясь к носильщикам так, словно это нечто нечистое). Сюда. И снимите обувь, прежде чем ступить на эту лестницу.

Входит во дворец, за ней носильщики с коврами. Аполлодор тем временем подходит к краю набережной и смотрит на море. Часовые враждебно косятся на него.

Аполлодор (часовому). Друг мой!

Часовой (грубо). Молчать!

Первый подчасок. Закрой пасть, ты!

Второй подчасок (полушепотом, с опаской поглядывая на северный край набережной). Чего тебе не терпится? Не можешь подождать немного?

Аполлодор. Терпение – достопочтенный осел о трех головах!

Часовые ворчат.

(Он не проявляет ни малейшего страха.) Послушайте, вы что – за мной здесь наблюдаете или за египтянами?

Часовой. Мы свое дело знаем.

Аполлодор. Тогда почему же вы не делаете его? Глядите-ка, что там творится. (Показывает на юго-западную часть мола.)

Часовой (желчно). Мне не нужны советы такого, как ты.

Аполлодор. Чурбан! (Кричит.) Эй, там, центурион! Хо-хо!

Часовой. Проклятие на тебя. Чего ты лезешь. (Кричит.) Хо-хо! Тревога! Тревога!

Первый и второй подчаски. Тревога! Тревога! Хо-хо!

Центурион бежит со своими солдатами.

Центурион. Что такое еще? Опять на тебя старуха напала? (Видит Аполлодора.) Ты все еще здесь?

Аполлодор (указывая снова туда же). Посмотри-ка, египтяне зашевелились. Они собираются отбить у вас Фарос. Вот они уже готовы напасть и с суши, и с моря. С суши – по большому молу, с моря – из Западной гавани. Поворачивайтесь вы, воины! Охота началась.

С разных сторон набережной раздаются звуки труб.

Ага! Я говорил!

Центурион (поспешно). Вы, двое лишних, передать тревогу на южные посты! Одному остаться на часах. Остальные – за мной! Живо!

Два подчаска бегут в южную сторону. Центурион с солдатами – в противоположную сторону. Сейчас же вслед за этим раздается рев букцины. Четверо носильщиков выходят из дворца, неся свернутый ковер. За ними Фтататита.

Часовой (с опаской поднимая пилум). Опять ты!

Носильщики останавливаются.

Фтататита. Потише, римлянин: ты теперь остался один. Аполлодор, этот ковер Клеопатра посылает в подарок Цезарю. В нем завернуты десять драгоценных кубков тончайшего иберийского хрусталя и сотня яиц священной синей голубки. Поклянись честью, что ни одно из них не будет разбито.

Аполлодор. Клянусь головой. (Носильщикам.) Несите в лодку. Осторожней!

Носильщики сходят с тюком по ступеням.

Первый носильщик (смотрит вниз на лодку). Поостерегитесь, господин! Яйца, о которых говорит эта госпожа, весят, должно быть, каждое по фунту. Эта лодка не выдержит такой тяжести.

Лодочник (в бешенстве вскакивает на ступени). О ты, злоязычный носильщик! Ты, противный естеству сын верблюдихи! (Аполлодору.) Моя лодка, господин, возила не раз по пять человек. Неужели она не свезет вашу милость да сверток с голубиными яйцами? (Носильщику.) Ты, облезлый дромадер! Пусть боги покарают тебя за твою злобу и зависть!

Первый носильщик (флегматично). Я не могу бросить тюк, чтобы отдуть тебя. Но уж когда-нибудь я тебя подстерегу!

Аполлодор (примирительно). Замолчите! Если бы эта лодка была всего-навсего щепкой, я бы все равно поплыл на ней к Цезарю.

Фтататита (в тревоге). Заклинаю тебя богами, Аполлодор, не поступай неосмотрительно с этим тюком.

Аполлодор. Не бойся ты, о почтеннейшая из химер. Я понимаю, что ему нет цены. (Носильщику.) Клади, говорю я, да поосторожней, или ты десять дней не будешь есть ничего, кроме палки.

Лодочник спускается вниз, за ним носильщики с тюком. Фтататита и Аполлодор наблюдают с берега.

Аполлодор. Тише, сыновья мои! Тише, дети мои! (С внезапным испугом.) Да тише вы, собаки! Клади поровней на корму. Так! Хорошо!

Фтататита (вопит одному из носильщиков). Не наступи на него! Не наступи! О ты, бессмысленная скотина!

Первый носильщик (поднимаясь по ступеням). Не волнуйся, госпожа. Все цело.

Фтататита (задыхаясь). Все цело. Как только сердце мое не разорвалось! (Хватается за грудь.)

Все четверо носильщиков поднялись и стоят на верхней ступени, дожидаясь платы.

Аполлодор. Вот вам, голяки! (Он дает деньги первому носильщику, который подбрасывает их на руке, чтобы показать остальным.)

Они жадно толпятся вокруг и заглядывают, сколько он получил, уже приготовившись, по восточному обычаю, взывать к богам, проклиная жадность нанимателя. Но его щедрость ошеломляет их.

Первый носильщик. О щедрый царевич!

Второй носильщик. О повелитель базара!

Третий носильщик. О любимец богов!

Четвертый носильщик. О отец всех носильщиков рынка!

Часовой (с завистью, злобно замахиваясь на них пилумом). Пошли вон, собаки! Убирайтесь.

Они убегают по набережной в северном направлении.

Аполлодор. Прощай, Фтататита! Я буду на маяке раньше египтян. (Спускается вниз.)

Фтататита. Пусть боги даруют тебе скорый путь и защитят мое сокровище!

Часовой возвращается после погони за носильщиками, чтобы не дать Фтататите бежать.

Аполлодор (снизу, в то время как лодка отчаливает). Прощай, доблестный метатель пилума!

Часовой. Прощай, лавочник!

Аполлодор. Ха-ха! Налегай на весла, бравый лодочник. Хо-хо-хо! (Он начинает петь на мотив баркаролы, в такт веслам.)

Дай-ка мне весла, о сын черепахи.

Часовой (угрожающе, Фтататите). Ну, красавица, иди-ка в свой курятник. Марш отсюда!

Фтататита (падая на колени и протягивая руки к морю). Боги морей, вынесите ее невредимую на берег!

Часовой. Вынесите кого невредимой? Что это ты плетешь?

Фтататита (глядя на него зловеще). Боги Египта и боги Возмездия, сотворите так, чтобы этот римский болван был избит хуже всякой собаки начальником своим за то, что он недосмотрел и пустил ее в море.

Часовой. Проклятая! Так, значит, это она в лодке? (Кричит в море.) Хо-хо! Лодочник! Хо-хо!

Аполлодор (поет вдалеке).

Тем временем Руфий после утренней битвы сидит на связке хвороста перед дверью маяка и жует финики; гигантская вышка маяка поднимается слева от него, уходя в небо. Между колен у Руфия зажат его шлем, полный фиников; рядом кожаная фляга с вином. Позади него громадный каменный пьедестал маяка, закрытый с моря низким каменным парапетом, с двумя ступенями посредине. Массивная цепь с крюком от маячного подъемного крана висит прямо над головой Руфия. Такие же вязанки хвороста, как и та, на которой он сидит, лежат рядом, приготовленные для маячного костра. Цезарь стоит на ступенях парапета и тревожно смотрит вдаль, по-видимому, в довольно мрачном настроении. Из дверцы маяка выходит Британ.

Руфий. Ну как, островитянин-бритт? Поднимался ты на самый верх?

Британ. Да. Думаю, высота около двухсот футов.

Руфий. Есть там кто-нибудь?

Британ. Старый тириец, который работает краном, и его сын, благонравный юноша лет четырнадцати.

Руфий (смотрит на цепь). Ну-ну! Старик и мальчишка поднимают вот эту штуку? Да их там человек двадцать, наверно.

Британ. Только двое, уверяю. У них там противовесы и какая-то машина с кипящей водой – не знаю, в чем там дело; это не британское изобретение. Они поднимают бочонки с маслом и хворост для костра на вышке.