Там, в гостях

Встречных машин попадалось мало, что не могло не радовать, ибо всякий встречный так и норовил обдать нас пылью. Едва показавшись вдалеке, сверкая на солнце, на фоне призрачно бледных скал, машины напоминали горящий кончик фитиля, окутанный огромным облаком пыли, что медленно пожирало дорогу. Один раз нам попалось стадо коз; Амброз гнал слишком быстро и, не успевая затормозить, вильнул в сторону. Нас занесло, и несколько мгновений машина месила колесами сланец на самом краю обрыва высотой по меньшей мере в сотню футов, на дне которого нас ждало пересохшее речное русло. Однако испугаться по-настоящему мне не давало опьянение. Мы все были в нетрезвом виде, поскольку Амброз постановил: перед дорогой надлежит «основательно позавтракать», ведь неясно, когда доведется поужинать.

Время от времени Ганс с Вальдемаром принимались петь: те самые немецкие песни, даже самые непристойные из которых отдают прилипчивой сладкой грустинкой. Вальдемар обожал «Аннемари» и пел ее по много раз на дню. Она, так сказать, была его гимном благодаря одному куплету:

Амброз вяло улыбался, как бы извиняясь за свою езду и состояние дороги, хотя и то и другое его словно и не касалось. Он вообще будто пребывал не с нами и даже не сознавал того, как дико дергается руль в его руках. Складывалось ощущение, что Амброз – лунатик, с которым ничего не случится, если его не разбудить во время снохождения.

Наконец мы перевалили через горы и зигзагами спустились к узкой полосе равнины у моря. Дорога здесь была намного лучше. Лишь сильный ветер бросал в нас летевшую из-под колес пыль; очень скоро мы все покрылись песчаной коркой. Стоило мне расслабиться и выпустить борт машины, как Амброз, словно нарочно, дал по газам и свернул с дороги. На миг я решил, что мы перевернемся; нас завалило багажом, и Ганс выругался.

– Простите, – извинился Амброз, – никак не запомню, где здесь поворот. Чуть снова не пропустил…

Мы перелетели через канаву и теперь неслись по кочкам красной пустоши, которую солнце высушило до трещин. Где-то впереди мотался туда-сюда, словно сутулый призрак, столб пыли. В воздух, расправив огромные крылья, поднялись птицы с некрасивыми голыми шеями. Так первый раз я встретил вольных стервятников.

– Почти приехали, – сообщил Амброз, оборачиваясь и ободряюще улыбаясь мне.

И правда, минут через пятнадцать показались первые признаки жизни. Хижины на сваях с плоскими крышами, застланными настилом из сосновых веток, высились над дымкой от водяных паров; пастухи прятались в хижинах от палящего солнца. Грубо изрезанная дорога вела с холма в оливковую рощу. Мы проехали мимо колодца. Видимо, местные сразу признали Амброза: толпа мужчин и мальчиков бросилась бежать за машиной, размахивая руками и приветственно крича.

– А вон и Джеффри, – без удивления заметил Амброз.

В одной из хижин, за столом, со стаканом и бутылкой вина сидел крупный молодой человек, одетый невероятно по-британски: блейзер, слаксы и шелковый клубный галстук, свободно повязанный под расстегнутой у горла рубашкой. При виде нас он встал и, когда мы остановились, подошел к машине. Местные тем временем о чем-то возбужденно расспрашивали на греческом Амброза и Алеко.

– Какой бурный энтузиазм просыпается у местных, – сказал Джеффри, – стоит вернуться любимому молодому сквайру.

Он произнес это в манере, которую я считаю особенно британской. Если смолоду воспитывать в себе привычку шутить с лицом, которое иначе как каменным не назовешь, то к зрелому возрасту добьешься эффекта, когда все твои шутки будут уже не смешны, а безжизненны и агрессивно-эксцентричны.

Джеффри определенно был одного со мной возраста, но выглядел моложаво, и от него так и веяло распущенностью. Голубые глаза то и дело разгорались жарким огнем искреннего негодования. Впрочем, вспыхивали лишь на миг, а затем он вновь становился симпатичен. Под загрубелой и прыщавой кожей проглядывала привлекательная внешность мощного атлета-англосакса, а белокурые волосы на голове уже начинали редеть.

– И давно ты здесь, хороший мой? – спросил Амброз.

– Иисусе, почем мне знать? Я потерял счет времени с тех пор, как ты оставил меня со своими треклятыми миньонами.

– Душа моя, ты ведь прекрасно помнишь, как отказался ехать с нами в Афины. Сам захотел остаться на острове…

– Твои треклятые миньоны, – повторил Джеффри, совершенно не обратив внимания на его слова, – трещали и трещали без умолку, и я больше не смог выносить их лепета ни одно мгновение, поэтому велел им перевезти меня сюда. К тому же я выпил все вино.

– Не знаешь, они отогнали лодку в Халкис? Или вернулись на остров?

– Откуда же мне знать, черт побери? Я за ними не следил. Я знал только, что если немедленно не напьюсь, то перестреляю их, как собак.

– Ну что ж, – философски произнес Амброз. – Где-то они да есть. – А потом добавил, обращаясь к Джеффри: – Полезай в машину, хороший мой.

Джеффри уселся впереди вместе с Амброзом и Алеко.

– Это Вальдемар, – представил я своего попутчика, видя, что никто нас знакомить не собирается.

– Привет, – ответил Джеффри, нагло и коротко взглянув на Вальдемара, как бы говоря: если ты не разумеешь по-нашему, то тебя для меня все равно что нет. Вальдемар весело улыбнулся и ответил одной из немногих фраз на английском, которыми владел:

– Как поживаете?

Джеффри не улыбнулся. Похоже, Вальдемару не удалось очаровать его, и тогда же я понял, что Джеффри мне не нравится.

Мы медленно покатили по неровной дороге через оливковую рощу, которая закончилась внезапно у самого берега. Амброзу пришлось со всей силой потянуть за рычаг ручного тормоза, а иначе катиться бы нам по крутому склону к воде. Машина с визгом дернулась и встала намертво. На мгновение воцарилась неестественная тишина; ее нарушили негромкие звуки, с которыми мелкие волны торопливо лизали камни. Амброз дрожащими руками порылся в карманах в поисках спичек и сигарет.

– Ну вот, – сказал он нам, – мы на месте, хорошие мои.

Он, шатаясь, вылез из машины и открыл дверцу с моей стороны. Под ноги ему вывалился чемодан и рулон проволочной сетки; вниз по склону к воде покатилось ведро. Амброз даже не стал пытаться его поймать. Вместо этого он, как подкошенный, рухнул на подножку автомобиля. Тут уже и остальные выбрались из салона; мы с Вальдемаром и Гансом кое-как вылезли из-под завалов багажа.

– Ну и вот, – сказал мне Джеффри, указывая вдаль. – Вон там наш очаровательный небольшой Остров дьявола.

– Он называется островом Святого Григория, – поправил Амброз.

Остров находился где-то в полумиле от места нашей остановки; располагался он ближе к скалам, где из моря восставали громады утесов. Позади него протянулся широкий голубой рейд[35], а вдоль горизонта в сторону северо-востока – пики Эвбеи. Это был компактный кусочек суши в форме кита – наполовину голый, наполовину лесистый и горбатый.

– Интересно, они видели нас? – вслух подумал Амброз, глядя на остров. При этом он потянулся в салон и сдавил резиновый пузырь клаксона. Раздался хриплый гудок, напоминающий вскрик очень старой птицы.

Джеффри презрительно рассмеялся.

– Добрый мой дурачок, ты ведь не надеешься, что они это услышат? – Он что-то достал из кармана и отошел на пару шагов. Тут я разглядел у него в руке небольшой автоматический пистолет. Джеффри поднял его над головой. – Вот это их точно разбудит! – Целясь в небо, он вопросительно посмотрел на Амброза налитыми кровью глазами. – Поберегись! Один! Два…

Алеко даже приплясывал в радостном предвкушении, а Ганс пробормотал:

– Total verrueckt![36]

Амброз же мягким тоном поинтересовался:

– А ты с предохранителя его снял, душа моя?

– Проклятье! – Джеффри остервенело подергал за пистолет. – Ну вот, теперь – всем отойти! Раз… два… три!

В окружающей нас тишине выстрел прозвучал пугающе громко и резко; он вернулся эхом, отразившись от скал, о которые бились волны; они ударялись и, отступая, рассыпались, точно рука, что раскрывает пятерню и снова сжимает ее, уползая. Где-то за оливковой рощей разразилась отчаянным лаем овчарка, и ей где-то высоко в горах тихо-тихо ответили другие собаки.

Никакой реакции на выстрел не последовало.

– Похоже, спят, – сказал Амброз.

– Спят? В жизни ничего глупее не слышал! Они же твои слуги, я прав? Мой добрый друг, если станешь терпеть такое отношение, то скоро сам будешь приносить им чай в постель по утрам… Во имя бога, что ты предлагаешь делать?

– Будем ждать их.

– Ждать? А если они в ближайшие пару дней не появятся?

– Душа моя, иного выхода я просто не вижу.

Джеффри с отвращением хмыкнул и обратился ко мне:

– Не знаю, что привело тебя в эту грязную страну, если только ты не скрываешься от легавых, советую немедленно отсюда убираться. Пока не сошел с ума, как все мы тут… Амброз, предлагаю не ждать твоих мелких свиней миньонов тут, на этом отвратительном пляже. И потом, мне надо выпить, иначе минут через пять я стану просто неуправляем. Я тебя предупредил.

– В предупреждениях нет никакой необходимости, мой дорогой Джеффри. Мы пойдем назад и купим любые напитки, какие тебе нужны.

– Не на машине?

– Рано или поздно они увидят мое авто и поймут, что я приехал… Кристофер, вы с нами?

– Думаю, подожду здесь, – ответил я. После нелегкого пути меня вдруг охватило желание поспать. Амброз спросил у Ганса и Вальдемара, не составят ли они ему компанию. Вальдемар ответил отказом, решив остаться со мной, а Ганс ушел с остальными.

Мы с Вальдемаром стояли и смотрели в сторону острова.

– Боже! – воскликнул Вальдемар, сжав мою руку. – Мы в Греции! Только представь! В Греции! – Потом он, видимо, вспомнил название какого-то фильма и мечтательно произнес: – Загадочный остров. – Подобрал камушек и запустил «лягушку». – Как думаешь, Кристоф, тут водятся акулы?

– Нет.

– Тогда почему бы нам не переплыть туда?

– Остров дальше, чем кажется.

– Я все равно искупаться хотел. Пойдем.

– Позже, – ответил я, испытывая некий суеверный, трудно объяснимый трепет, который мешал войти в эти незнакомые воды. Вальдемар же подобными сомнениями не страдал и в момент разделся. После городской зимы его тело было очень бледным и выглядело поразительно обнаженным. Он с плеском вбежал в воду.

– Теплая! – удивленно прокричал Вальдемар и, мощно гребя руками, поплыл вдаль, скрываясь в ослепительных бликах.

Я задремал на неудобном каменистом пляже, подложив под голову пиджак вместо подушки, а проснулся от приближающегося топота копыт. Мимо, мягко ступая, брела вереница осликов, ведомых женщинами и девушками, чьи лица скрывали платки. Это создавало волнующий эффект востока. И как раз когда эта процессия проходила мимо, вернулся Вальдемар. Без малейшего колебания, прикрывая гениталии рукой, он вышел из воды и подхватил рубашку.

– Боже! – хихикнул он. – Видал, как эти девочки на меня вытаращились? Спорим, они еще ни разу не видели блондина из Германии!

Тем временем день как-то незаметно утратил свой блеск. Солнце спряталось за горной грядой, и пляж утонул в тени горы. Если смотреть с дороги, то волны все еще сверкали, а пики Эвбеи окутывало марево, но здесь, на пляже, сделалось почти прохладно.

– Пойдем, – позвал я Вальдемара, который к тому времени уже оделся. – Поищем остальных.

Амброз, Джеффри, Ганс и Алеко сидели в одной из крытых сосновыми ветками беседок и выпивали. Помимо смоляного вина они разжились печенкой, сыром, апельсиновыми дольками, солеными бобами и турецкими сладостями. Мы жадно набросились на сладости, а Вальдемар, под руководством Амброза, вызубрил произношение слова «loukoumi».

– Когда вы купили этот остров? – спросил я у Амброза, и тут же мой собственный тон светской болтовни показался мне неуместным в этой беседке, взятой как будто со страниц Ветхого Завета.

– Вообще-то, я его не покупал. Я только хочу его купить. Видите ли, есть загвоздка: островом частично владеет каждый житель деревушки неподалеку, за тем холмом. Там три сотни девятнадцать человек, и всем надо единодушно согласиться на продажу. А сама мысль о том, чтобы прийти к единогласному решению, приводит этих бедолаг в дичайшее замешательство. Вся их жизненная философия в том и состоит, чтобы не соглашаться друг с другом. Мы уже несколько месяцев пытаемся договориться. А что хуже всего, они вбили себе в голову, будто я миллионер, и выдвигают самые нелепые предложения. Говорят: забирайте остров, но сперва проведите электрический свет в каждый дом. Или постройте мост для связи с материком… а это между тем стало бы одним из инженерных чудес света. Теперь они разделились на два лагеря: одни за продажу, другие против. Те, что против, обвиняют меня в шпионаже, дескать, я из острова сделаю базу для британского флота. Вряд ли они сами в это верят, но сейчас уже неважно, что они по правде думают, потому как все это превратилось в некую игру. Остается лишь набраться терпения. И у меня, честно говоря, кажется, получается мало-помалу их выматывать… А, вот и священник. Он один из моих самых влиятельных союзников.

Амброз указал на грузного смуглого мужчину, который как раз усаживался за столик в соседней беседке. Бородатый и длинноволосый, он был облачен в рясу из черной саржи и штиблеты на резинке. Местные тут же поспешили поднести ему вина и пищи, которые он благосклонно принял.

– Надо бы пойти и потолковать с ним, – сказал Амброз, – не то решит, что я замышляю что-нибудь против него. Он до смешного обидчив.

Амброз встал и направился к священнику, который приветствовал его величественным тоном.

– Чертовы нехристи, попы! – пробормотал себе под нос Джеффри.

Он не спешил общаться, но теперь заинтересовал меня, да и момент вроде как представился подходящий для того, чтобы завязать беседу. К тому же Ганс с Вальдемаром хихикали между собой, отпуская шуточки на немецком.

– Смотрю, вам это место не больно-то по душе, – сказал я.

– По душе? Да что здесь вообще может быть по душе? – возмутился Джеффри. – Может, ты скажешь? Назови, черт возьми, хоть что-нибудь!

– Что же вы тогда здесь торчите?

– А это-то при чем? Где мне еще торчать? Куда мне, по-твоему, отправиться?

– Ну, я бы сказал, что мест в мире полно.

– Сказал бы он! – Джеффри подался ко мне с агрессией, которая вовсе не показалась мне неприятной, потому как отдавала трогательным отчаянием. – Мест, значит, полно, да? И среди них, например, Англия, Франция, Германия, Россия, Соединенные Штаты Америки?

Примечания