Легкие шаги в Океане
Звонки матери раздражали Лену. Генеральша относилась к ней, как к ребенку с синдромом Дауна, забывая, что дочь давно проживает одна в московской квартире, которая до сих пор не сгорела и ни разу не была затоплена или ограблена. Лена все же ухитрялась запирать дверь, уходя, выключать электроприборы и газ, а также поддерживать свой организм в удовлетворительном состоянии. Смерть от истощения ей точно не грозила.
Но Элеонора Евгеньевна была уверена, что без ее указаний дочь не протянет и недели. А тут Лене пришлось доверить загородный дом! От этих мыслей у генеральши начиналась мигрень, поднималось давление, и она начинала звонить в Подлипки.
– Ты проверяешь на ночь краны в ванной комнате? – спрашивала она с нотками трагизма в голосе.
– Нет, – позевывая, отвечала Лена. – Зачем? Если начнется пожар, вода окажется как нельзя кстати. Отсыревшая древесина плохо горит.
– Ты издеваешься над матерью! – возмущалась генеральша, нервно оглядываясь. Ей не хотелось приобрести в санатории репутацию скандальной особы. – Я тебя вырастила, чтобы…
– …спокойно встретить старость, – подхватывала дочь.
– Вот именно. Ты готовишь себе первое? Вари хотя бы жидкую вермишель, а то заработаешь язву желудка.
– Воспаление кишечника, цирроз печени и геморрой, – привычно перечисляла Лена. – Я знаю, мама.
– Лишний раз напомнить не помешает!
Генеральшу невозможно было сбить с толку. Если бы она выбрала военную карьеру, то дослужилась бы до главнокомандующего.
Зарядили дожди. Лена тоскливо смотрела через залитое водой стекло, как косой ливень обрушивается на сад. Выходить из дому можно только в резиновых сапогах. Дорожки развезло, у калитки образовалась большая мутная лужа. Благо, продуктов в доме оказалось достаточно, чтобы не бегать по магазинам.
Лена решила телевизор не смотреть и коротала время, раскладывая сложные пасьянсы. Шум дождя убаюкивал, и она рано ложилась спать, поздно вставала. По ночам старая ель стучала ветками по крыше, из открытых окон пахло мокрой землей и хвоей. Сны исчезли. Они остались в Москве, полной воспоминаний и несбывшихся надежд.
Раскладывая карты, Лена вдруг подумала, что эти глянцевые картинки, на которых изображены короли, валеты, дамы, тузы, шестерки и девятки, предназначены не только для игр и пасьянсов. Карты издавна использовались для предсказания судеб и постижения жизни. Вселенная Карт исполнена скрытого смысла…
Лена была воспитана родителями в строгости и научном материализме. Бабушка Анастасия Кирилловна пыталась преодолеть сухой рационализм и пробудить в сознании внучки тягу к мистическому, но не преуспела в этом.
Лена питала слабость к литературе по оккультизму и магии, но воспринимала прочитанное только как забавное чтиво. В их семье никогда не гадали, не ворожили, не колдовали и не обращались к экстрасенсам, магам и пророчицам. Подобные вещи считались ерундой, выдумками для выманивания денег у дураков.
– Не хватало еще превратиться в добычу для цыганок, которые пристают на улицах к прохожим, предлагая свои услуги, – пробормотала Лена.
И все-таки… мысль о гадании запала ей в голову. Уж очень велико было искушение заранее узнать, что ждет в туманном будущем.
Она плотнее закуталась в мамин халат. Из окон тянуло сыростью, дождь барабанил по подоконникам и козырьку крыльца. Очередной телефонный звонок помешал Лене закончить пасьянс. Номер был незнакомый…
– Алло? – хрипло сказала она, почему-то замирая от волнения.
– Елена Никодимовна?
Этот голос она узнала бы из тысячи. Вот так сюрприз!
– Елена Никодимовна, это Широков… Вы меня слышите?
– Да…
– Можно мне приехать к вам? Еще не слишком поздно?
– К-ко мне? Я… на даче, – пробормотала Лена непослушными губами. – В Подлипках.
– Мне это известно, – усмехнулся Широков. – Так можно или нет?
«Разумеется, ему известно! – подумала она. – С такими связями ему известно всё и обо всех. Какая же я балда! Наверняка Широков знает о том, что мои родители в санатории. Что ему нужно?..»
– Приезжайте… – промямлила она и бросила трубку, как будто бы та жгла ей руку.
Телефон жалобно звякнул и замолк. Сильный порыв ветра распахнул окно, и Лену окатило ледяными брызгами…
Глава 4
Москва
– Мне придется отлучиться часа на два, – извиняющимся тоном сказал он. – Приготовишь что-нибудь? Продукты в холодильнике. Бери, что хочешь.
Оставшись одна, Ангелина Львовна открыла холодильник. Она не любила стряпню, но иногда приготовление пищи развлекало ее. Выбирая между мясом и рыбой, она предпочла тушку лосося. Красная рыбка в нежном соусе с овощами и лимоном будет как раз кстати к белому вину.
Время пролетело незаметно. Лосось поспел, салат из креветок и мидий горкой лежал на тарелке, а Марата все не было и не было.
От скуки Закревская сварила себе кофе. После второй чашки ей захотелось позвонить ему на мобильный и устроить выговор. Она обожала отчитывать его, понимая, что это все игра, приятная для обоих, и что он тоже понимает и охотно подыгрывает ей.
Калитин позвонил первым.
– Я уже еду, – сказал он. – Ты сердишься?
– Еще как! Будешь теперь есть холодного лосося.
– С удовольствием.
Марат свернул к дому, размышляя о том, как удачно складывается его жизнь. Встреча с Линой – настоящий подарок судьбы. Он осознал это полностью только там, в горах Памира, когда решал для себя: оставаться ему или возвращаться[3]…
После Памира он смотрел на людей отстраненно, ощущая себя заезжим гостем. Потом эта отстраненность сменилась интересом к людям. Что они знают о себе? Может статься, многие из них такие же залетные пташки, как и он. Так же, как и он, забывшие свои истоки. Начало почти всегда утеряно.
Впрочем, повседневные дела и заботы взяли свое. Очень быстро чувство отчужденности прошло, и все вернулось на круги своя.
«После Памира я стал другим, – понял Марат. – Или самим собой. Мне предстоит познавать себя вновь. Это будет захватывающе!»
Никто не замечал произошедших в нем перемен, – и он снова стал Маратом Калитиным. Главного о нем не знал теперь никто, кроме Лины. Это сделало их любовь особенной, сокровенной тайной.
Лина встретила его в прихожей со словами:
– Где ты пропадаешь? Лосось остыл.
– Зато я весь горю, – ничуть не смутился Марат. – А ты, дорогая?
Она увернулась от его объятий и пошла на кухню, где был накрыт стол.
Они пили белое вино и ели остывшую рыбу, которая все равно оказалась вкусной.
Когда Лина уснула, Марат осторожно, стараясь не потревожить ее, встал, достал письмо и отправился в кухню. На столе стояли оплывшие свечи. Он зажег одну и раскрыл конверт. Читая послание «с того света» третий раз, он искал в нем разгадку смерти Багирова…
«Привет тебе, Марат! – писал тот. – Раз ты читаешь мое послание, значит, я уже мертв. Возможно, общение с мертвецами тебе не по нраву? Сделай исключение для старого товарища. Я и сам не любитель подобных штук. Всю сознательную жизнь я придерживался теории материализма. Только события последних месяцев пошатнули мой рационализм и железную логику.
Не так давно вокруг моего босса, небезызвестного Павла Широкова, начали происходить странные события. Сначала я принял их за обычные разборки, связанные с переделом собственности. Но чем дальше, тем больше я убеждался, что не все так просто. Нападения следовали одно за другим, а никаких требований не выдвигалось. Никто не выходил с нами на контакт.
Я задействовал все свои каналы, но никто не смог пролить свет на происходящее.
Пока мне ясно одно: некто спланировал и последовательно осуществляет акцию то ли устрашения, то ли… сам не знаю чего. Посуди сам, каков расклад: обстрел заправок, проникновение в квартиру Широкова, покушение на его жизнь, которое сорвалось по чистой случайности. Киллер ушел, и никто не помешает ему повторить попытку.
За неимением ничего другого, я выдвинул версию личной мести. Но мотивы, мотивы? Единственная зацепка – давний конфликт между Широковым и Георгием Пилиным. Мы занялись отработкой этой версии, хотя мне самому она казалась «притянутой за уши».
Нам удалось захватить одного из налетчиков, некоего Завьялова. Он, как я и думал, оказался наемником и рассказал не много. Интересный факт – парень по фотографии опознал в Пилине заказчика. Если честно, я был удивлен и сбит с толку. Ни психологически, ни логически никак Пилин не тянет на эту роль. Мало того, по словам Завьялова, заказчик не скрывался, на встречу с ним явился лично и даже представился. Знаешь как?
Демоном Мрака!..
Тогда это показалось мне смешным. Сейчас я изменил свое мнение.
Налетчик выглядел ужасно напуганным. Мы рассчитывали с его подачи выйти на заказчика, но Завьялов без видимых причин умер. Прямо в охраняемом бетонированном подвале кто-то сумел с ним расправиться. Причем на теле не было серьезных повреждений. Как ни глупо это звучит… получается, Завьялов умер от страха.
С той минуты мной исподволь овладевала безотчетная тревога. Я ощущал «дыхание смерти» рядом с собой. Не могу передать этого чувства, но смерть как будто приблизилась ко мне вплотную.
То, что ты читаешь это письмо, свидетельствует в мою пользу. Я не псих, не паникер и не фантазер. Я умер! Это непреложный факт.
Я не трус и никогда не страдал неврастенией. Но предупреждаю: за всем, что творится вокруг Павла Широкова, скрывается нечто большее, лежащее за пределами нашего понимания.
Я думаю, после моей смерти он обратится за помощью к тебе. Будь очень осторожен. Выбирай сам, соглашаться или нет. В случае, если ты примешь решение ввязаться в это гиблое дело, тебе лучше знать все.
Подробности опускаю. Появится необходимость, побеседуй с Глобовым. Он посвятит тебя в детали. Со своей стороны оставляю тебе ниточки, которые не успел отработать.
Георгий Пилин.
Эльза Малер, ныне покойная.
Кинжал, оставленный неизвестным лицом в квартире Широкова.
Елена Слуцкая, соседка Широкова по дому.
Все отчеты о проделанной работе хранятся в моем служебном сейфе, в папке № 8. Копии материалов лежат у меня дома, в тайнике на балконе.
Прощай. Не поминай лихом. Борис Багиров».
Далее были приложены записки. Одна для Глобова, чтобы выдал из сейфа означенную папку Марату Калитину по первому требованию; другая – жене Лиде по поводу тайника.
Марат задумался. Смерть Багирова поразила его своей бессмысленностью. Смешно надеяться, что господин Широков не найдет себе другого начальника службы безопасности. Правда, на некоторое время он останется без надлежащей защиты. И злоумышленники попытаются использовать этот шанс.
Калитина не удивило упоминание Багировым Елены Слуцкой. Опять она! Теперь уже в связи с Широковым. Пора бы заняться этой дамочкой всерьез.
– Ты почему не спишь?
Марат поднял голову. Свеча почти догорела и чадила. В ее колеблющемся пламени Ангелина Львовна казалась взволнованной и растерянной.
– Я проснулась, а тебя нет, – сказала она. – Что ты делаешь ночью на кухне?
– Разбираю корреспонденцию, – улыбнулся Марат.
– Почему при свечах?
– Люблю живой огонь. Хочешь выпить?
– Хочу. – Она подошла к столу и посмотрела на письмо. – От кого это?
– От покойника.
– Можно полюбопытствовать?
– Тебе лучше не читать.
– Я сама знаю, что лучше, – она взяла письмо и вопросительно посмотрела на Марата. – Любовное? От женщины! Ты нарочно меня пугаешь, чтобы я не читала. Мертвецы писем не пишут.
– Пишут… иногда.
Калитин налил вина ей и себе. Она все-таки принялась читать, не обращая внимания на его предупреждение.
– Та самая Слуцкая? – спросила она, закончив.
– Интересно, да?
– А кто такой Багиров? Ты его знаешь?
– Знал. Мы пересекались по работе.
– Жуткое письмо! – поежившись, сказала Ангелина Львовна. – Мне холодно, закрой форточку.
Марат исполнил ее просьбу. Некоторое время они сидели молча. Свеча потрескивала, стекая на подсвечник.
– Надеюсь, ты не собираешься охранять Широкова?
– Во-первых, меня еще никто об этом не просил. А во-вторых…
– Не соглашайся, – сказала она. – Мне страшно…
Глава 5
Планета Земля. Цивилизация Сольгер. Двенадцать тысяч лет назад
С вершины горы крыша императорского дворца казалась огромной золотой раковиной, волнистой по краям. Днем она горела желтым огнем, а ночью блестела в свете луны. Дворец утопал в цветущих садах. Внизу, у подножия холма, плескался океанский прибой.
Двое молодых людей – юноша и девушка – смотрели с горы вниз, на раскинувшуюся перед ними панораму Царских Садов. Справа, на отвесном обрыве виднелся острый длинный шпиль, сверкающий на солнце. Этот шпиль увенчивал Замок Братства, неприступную цитадель воинов.
– Площадь закрыта густой листвой, – разочарованно произнесла девушка. – Почти ничего не видно.
Лицо юноши покрылось ревнивым румянцем.
– Все еще тоскуешь по нем? – спросил он. – Где твоя гордость, Ния? Он даже не смотрит в твою сторону, тогда как ты…
– Замолчи! – девушка со слезами опустилась на скамейку, вырубленную прямо в скале. – Я хочу попрощаться с ним.
– Попрощаться?
Она кивнула. Ее головка была красиво убрана коралловыми нитями, которые оттеняли ее волосы. Шелковая ткань повторяла нежнейшие изгибы и выпуклости стройной фигуры.
Все сольгерийцы имели совершенное телосложение. И только в последнее время среди них начали рождаться некрасивые, ущербные люди с различными отклонениями. Таких называли «зено» – «отмеченные судьбой» – и сторонились их. «Зено» становилось все больше. Они могли появиться в любом, даже самом знатном роду, и наложить на него печать позора. Ходили смутные слухи, будто некоторые Маги своими ритуалами научились привлекать рождение «зено». Слухи оставались слухами, но в людях поселился страх.
– Это гнев Богов, – говорили они. – Они наказывают нас. И это только начало.
В Сольгере почитали разных Богов, строили для них храмы и святилища, поклонялись им, устраивали в их честь представления и праздники, подносили щедрые дары. Культ Богов представлял собою скорее развлечение, чем религиозное служение. Прекрасные, пышно убранные храмы могли посещать все, кому захочется, как и участвовать в церемониях. Боги были гостеприимны, доброжелательны, покладисты и открыты. До некоторых пор.
Гораздо более значимым являлся культ Магии, где последователи разделились на два течения. Одни практиковали традиционные ритуалы, вторые занимались скрытыми видами чародейства, тщательно охраняя свои тайны. Они полностью отбросили какие-либо ограничения, руководствуясь только личными интересами, и постепенно начали представлять опасность. Контроль над подобной деятельностью изначально отсутствовал, и установить его теперь было невозможно. Маховик вседозволенности раскручивался и набирал обороты.
Третьим по значению культом был культ Воинов Солнца. Они являлись элитой Сольгера, равной по положению высшей знати. Их военачальник носил пожизненный титул Эрарха, а его единственный полномочный советник сидел на Совете Владык по правую руку от самого императора. Золотое кресло по левую руку от императора занимал Магистр Ольвиус. Никто не знал, сколько ему лет. Его одеяние из тончайшей ткани и драгоценных украшений скрывало тело полностью, до кончиков пальцев, а на лице блестела золотая маска. Никто не мог похвастаться, что хоть раз видел Ольвиуса воочию.
Ния и Тирх – молодые люди, которые любовались с горы обильным цветением Царских Садов, – принадлежали к аристократии. Они собирались пожениться этой весной. И вдруг… Ния заявила, что брачной церемонии не будет.
– Я не могу тебя обманывать, – сказала она Тирху, пряча полные слез глаза. – Не хочу лишать тебя счастья, которого ты заслуживаешь. Нам придется отказаться друг от друга.
– Но почему? – удивился тот. – Мы с тобой росли вместе, и ты никогда…
– Я могу быть тебе сестрой, Тирх, – перебила его Ния. – Но не возлюбленной. Только не это!
– В чем дело, Ния? Я всегда любил тебя… и ты отвечала мне взаимностью.
– Я заблуждалась, принимая дружескую привязанность за любовь.
– Но что изменилось?
– Все. Я не знала себя, Тирх, да и тебя тоже. Прости…
Ния осталась сиротой еще в младенчестве. Ее родители погибли, разбились о скалу. Легкое воздушное судно не выдержало напора ураганного ветра, отклонилось и врезалось в гранитный утес. До сих пор мягкий, устойчивый климат Сольгера не доставлял его обитателям неприятностей. Сокрушительные ураганы появились не так давно и случались все чаще. Их не могли предсказать с точностью.
Семья Тирха взяла Нию к себе, и девочка росла, окруженная заботой и любовью. Аристократы имели по одному, редко по двое детей. Продолжительность жизни была велика, а болезни и несчастные случаи сводились к минимуму.
Сложилось мнение, что Ния и Тирх поженятся, когда достигнут брачного возраста. Оба не возражали.
Нынешняя весна наступила раньше срока. Огромный остров, омываемый теплыми водами океана, расцвел и заблагоухал пряными сладкими ароматами. Птицы устраивали себе гнезда на скалах, а люди готовились к празднику Солнца.
Перед праздником Тирх, как и полагалось будущему новобрачному, подарил Нии диадему с крупным алмазом. Золотая диадема с «солнечным камнем» должна была украшать голову невесты во время церемонии обручения. Солнце становилось свидетелем обещания, даваемого друг другу юношами и девушками из самых знатных родов Сольгера.
Простолюдины могли сочетаться браком в любую погоду.
Ния долго любовалась игрой света «солнечного камня», обрамленного золотыми листьями. Лучи небесного светила давали ему жизнь, извлекая сияние и блеск из сердца камня, преломляя его в бесчисленных гранях.
– Она чудесна… – прошептала девушка, примеряя диадему.
По ее щекам потекли слезы.
– Почему ты плачешь? – удивился Тирх. – Твое украшение будет самым лучшим на празднике.
– Я не могу принять ее… – едва слышно выдохнула Ния. – Возьми…
Она сняла диадему и протянула жениху. От неожиданности и разочарования тот сделал шаг назад, неловко оступился и чуть не упал. Его щеки покрылись красными пятнами.
– Тебе не нравится? – пробормотал он, боясь услышать худшее.
Ния выдавила слабую улыбку.
– Она великолепна! Просто я… в моем сердце – другой мужчина. Я люблю тебя, Тирх. Очень люблю… как брата. Не как мужа. Между нами не может стоять ложь.
Тирх всегда представлял рядом с собой только Нию, ее одну. Она ни разу не давала понять, что он не желанен, не мил ей.
– Кто он? – спросил Тирх, бледнея.
– Энар…
Молодой человек потерял дар речи.
– Но… где ты могла его увидеть? – наконец вымолвил он, несколько приободрясь. – Лицо Энара закрыто от посторонних глаз маской Воина. Быть может, он вовсе не красив и даже стар… Как ты сумела полюбить его?
– Помнишь тот день… когда мы отправились на отдых в Бамбуковую Рощу?
Тирх кивнул. Они редко ездили в родовое имение Бамбуковая Роща, и каждая поездка запоминалась надолго.
– Дом был полон гостей, – продолжала девушка, волнуясь. – Я немного устала и пошла прогуляться в зарослях бамбука… Там прохладно, и так хорошо пахнет зеленью. Сквозь стебли виднелась задняя глухая стена дома. И вдруг… у потайного входа приземлился лейрис[4]. Я случайно заметила отличительный знак на его борту – золотой диск. Из лейриса спрыгнул воин и скрылся в проеме стены.
– Ты… осмелилась следить за ним?
У Тирха в горле пересохло от возбуждения.
– Мое любопытство сыграло со мной злую шутку, – кивнула Ния. – Я прокралась через потайной ход в дом и… дальше ты сам можешь догадаться. Твой отец и гость о чем-то говорили. Они, по-видимому, прекрасно знали друг друга, и воин снял маску. Его лицо… – Ния судорожно вздохнула, ее губы дрожали. – Когда я его увидела… внутри меня как будто разорвалось что-то горячее… Я подумала, что это сердце и что я умираю. Но мне было все равно. Потом… намного позже я поняла, что испытала любовное желание, такое сильное и незнакомое… Прости, Тирх, но к тебе у меня ничего подобного не возникало… ни разу. С тех пор… я не перестаю думать о том мужчине ни днем, ни ночью. Я не могу забыться, не могу прогнать его из моего сердца. Думаю… это и есть любовь. Она совсем не похожа на ту детскую привязанность, которая существует между нами.
– Откуда ты узнала, что тем гостем был Энар? – хрипло спросил Тирх.
– Твой отец так называл его. Он оказывал ему необыкновенные почести, и было видно, что гость по рангу выше хозяина.
– Но воины не связывают свою жизнь с женщинами… Они дают бессрочный обет служения Солнцу. Энар никогда не будет твоим.
– Я знаю. – Ния опустила голову. – После того, что ты услышал, ты все еще хочешь вступить со мной в брак?
– Хочу. Мы забудем об этом разговоре и станем жить счастливо.
– Нет. Я не забуду. Я решила отказаться от обычной жизни и посвятить себя… – она потянулась к уху жениха и прошептала: – Ольвиус согласился взять меня в Храм Света младшей ученицей. Это большая честь. Я не ожидала…
Земля разверзлась у Тирха под ногами от ее слов.
– Откажись, Ния! Еще не поздно!
Ему показалось, что она умирает. И ему не останется ничего, кроме памяти.
Вот почему она попросила Тирха сопровождать ее на гору, откуда был виден Замок Братства. Чтобы попрощаться с Энаром! А он ни о чем не подозревал…
«Я не умею управлять лейрисом, – сказала Ния. – Отвезешь меня?»
И Тирх согласился. Разве он мог отказать ей? Он бы согласился на что угодно, лишь бы Ния была рядом.
Он с болью смотрел, как по ее щекам текут слезы разлуки.
Поднялся сильный ветер, он сорвал и унес покрывало с плеч девушки. Со стороны океана доносился нарастающий гул.
Тирх обеспокоенно оглянулся на лейрис, приткнувшийся за выступом скалы. Еще немного, и они не смогут взлететь.
– Нам пора, Ния, – сказал он, стараясь перекричать ветер. – Движется ураган.
Она молча дала посадить себя в лейрис, покорная и безучастная. Ветер растрепал ее пепельные волосы.
Горизонт затянула зловещая стальная дымка, в глубине которой зарождались смерчи…
Глава 6
Москва. Наше время
Смерть может настигнуть каждого, – это Широков понял еще в юности, когда умерла Эльза. Никто ни от чего не застрахован. Люди живут в мире, в котором отсутствуют гарантии. Завтра непредсказуемо. Сегодня – это все, что на самом деле есть. В этом нужно жить, это нужно использовать. Другого просто не существует.
Павел перестал тешить себя иллюзиями, когда принес на могилу Эльзы огромную охапку белых лилий.
Он рисковал, участвовал в драках и перестрелках, безрассудно превышал скорость, гоняя автомобиль по мокрым и обледенелым дорогам. На него, в конце концов, охотился киллер. В результате – он жив и невредим, а Эльза давным-давно лежит на кладбище, и он приносит ей цветы, которых она уже не увидит.
Что же такое жизнь и каковы ее законы? Сначала Широков потерял девушку, потом Зуброва, теперь Багирова. Почему?
Павел Иванович выпил, не закусывая, полбутылки коньяка и понял, что легче ему не становится. Возникло желание поехать к Тане, «поплакаться в жилетку», но он тут же отмахнулся от этой мысли. Таня не поймет ни одного слова из того, что он скажет. Она будет жалостливо кивать головой, поглаживать его по плечу и подкладывать ему еду в тарелку, думая о своем: о детях, о том, какое платье надеть на похороны, дабы выглядеть эффектно. Чтобы Широкову потом не сказали, какая «клуша» его любовница.
Ему не к кому пойти со своей невысказанной болью. Разве что на кладбище, к Зубру или к Эльзе. Они, по крайней мере, не будут притворяться. Черт!
Широков нажал кнопку вызова секретаря, и в дверь заглянул Глобов.
– Иди сюда, – подозвал его Павел.
Тот, опасливо поеживаясь, приблизился к столу. Странный блеск в глазах босса внушал ему страх. Он остановился, нервно переминаясь с ноги на ногу.
– Вот скажи мне, Глобов, что ты делаешь, когда тебе тошно?
Менеджер непонимающе уставился на Широкова.
– Ну… водку пью, – собравшись с мыслями, выдавил он.
– И как? Помогает?
– Не очень…
– Ладно, – махнул рукой Широков. – Иди…
Глобов молча вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Ему тоже было не по себе. Смерть Багирова что-то нарушила, сломала в привычном, отлаженном механизме руководства компанией. Вроде бы все шло как обычно, но…