Наталья Солнцева Печать фараона
Те, кто этого заслуживает, будут узнаны нами, и с ними будет установлен контакт особым образом…
(Из Парижского манифеста тайного общества, 1622 год)Глава 1
Это был страшный, кровавый сон… мертвое тело на полу, изуродованное лицо…
Бежать, скорее прочь отсюда!
Руки не попадали в рукава, пуговицы не застегивались. Пальцы соскакивали, не в силах справиться с тугими петлями. Скорее, скорее же! От нетерпения сводило челюсти.
Улица встретила хлестким, ледяным ветром, скользкими тротуарами, зловещей белизной снега. Словно весь город одет в погребальный саван. Остро, ярко ударили в глаза синь зимнего неба, холодная четкость, твердость линий. В очертаниях домов сквозила угроза.
Ноги сами несли к метро, к лестнице, ведущей вниз… в подземелье, где ходят по прорытым туннелям поезда, – в черноте, в глубине городской утробы. Наконец-то можно сесть, передохнуть, расслабиться… В покачивающемся, постукивающем вагоне никто ни на кого не обращает внимания. Все едут рядом: добропорядочные граждане и преступники, старики, молодежь, дети с родителями, умники и глупцы, циники, лирики, счастливчики и неудачники, гении и бесталанные, беглецы, святоши, грешники, убийцы… Да, и убийцы тоже. С виду они ничем не отличаются от обычных людей. Разве что взглядом? По́лно! И взгляд у них такой же, как у всех остальных. Может быть, чуть тревожнее, слегка напряженней. Они прячут глаза…
Поезд мерно шумел, укачивал; открывались и закрывались автоматические двери, кто-то входил, кто-то покидал светлые, блестящие вагоны. За окнами мелькали станции, огни туннелей, их бегущий мрак. Что таится в нем, когда последний по расписанию поезд замирает на рельсах, стихает, погружается в сон? Что происходит тогда в мутной тьме длинных извилистых коридоров, в шорохах, потрескиваниях, вздохах, глухом звоне падающих капель? Они отсчитывают время сна…
Непреодолимая волна дремы наползла, накрыла и унесла с собой… далеко…
– Да, – негромко произнес мужской голос. – Мы уходим, чтобы вернуться.
Воцарилась полная, абсолютная тишина, только оплывали толстые свечи из воска, чадили…
– На кого пал жребий? – спросил тот же голос.
Из густого сумрака выступила фигура в монашеской рясе с надвинутым на голову капюшоном. По ряду присутствующих пронесся невесомый шепот.
– Не называй своего имени, брат! – предупредил голос. – Не открывай лица. Мы поручаем тебе исполнить то, что должно. Давай клятвы, делайся клятвопреступником, если потребуется, но ни при каких условиях не выдавай нашу тайну.
Фигура в рясе опустилась на одно колено. Узкие языки свеч плавно колыхнулись, по стенам пробежали багровые блики, замерли… Едва слышно пророкотали слова не то молитвы, не то заклинаний и смолкли.
– В мире обмана негоже отступать от неписаных правил, – произнес голос. – Там, где все лживо, истина теряется среди нагромождений вымысла. В мире, призванном поддерживать невежество и потакать заблуждениям, приходится жить по его законам. Ступай, брат… и да пребудет с тобой наше благословение!
Фигура в рясе поднялась и удалилась, оставив после себя эхо шагов. Когда оно рассеялось под гулкими сводами, собравшихся уже не было. Свечи догорали в тишине и пустоте… пока не съежился, затухая, последний фитиль…
Сон прервался внезапно, как и начался. С шумом, гамом ввалилась в вагон толпа возбужденных школьников. Они громко обсуждали последние новости, смеялись, подшучивали друг над другом. Молоденькая учительница тщетно пыталась утихомирить своих питомцев. Дети, судя по их болтовне, ехали на экскурсию в Кремль.
Вся эта веселая суета, свет в вагоне, приветливая чистота и блеск станций, ясная, морозная погода наверху, на расчищенных от снега улицах Москвы, зимнее солнце, горящее в витринах и стеклах домов, румяные, свежие лица прохожих совершенно не вязались с оставшимся на затертом полу трупом в потеках загустевающей крови, с ее приторным, удушливым запахом, мешающимся с запахами неухоженного жилья.
Какая нелепость ехать теперь вместе со всеми этими бодрыми, улыбающимися людьми… делая вид, будто ничего не произошло…
* * *Во второй половине января Москва день за днем утопала в густых снегопадах. Солнце призрачным размытым пятном леденело в затянутом белой пеленой небе. Мороз крепчал. Над городом курились дымы, пар; тускло блестели огни. По бокам дорог лежали сугробы. Белые крыши, белые кружева деревьев, замерзшая белая река, белые мосты серебрились в скупом зимнем свете. Прохожие торопились скрыться в сырое нутро подземки, в тесноту автобусов и троллейбусов, в переполненные салоны маршруток.
Хорошо было любоваться летящим за окнами снегом, сидя в тепле, в уютном сиянии настольной лампы, пить горячий чай и слушать, как поет в проходных дворах злая метелица.
– Ну и погодка, – вздохнул Смирнов. – Отличный фон для леденящего душу убийства.
– Как у тебя только язык поворачивается? – покачала головой Ева.
– Мозги застоялись! Пора им дать пищу для размышлений.
– Но не ценой же чьей-то жизни?!
– Люди убивают друг друга не потому, что есть сыщики. Скорее наоборот!
Всеслав Смирнов – красивый зрелый мужчина, бывший десантник, бывший командир спецназа, бывший охранник сильных мира сего – давно ушел со службы, но не на покой, а в частный сыск. На этом поприще Всеслав существенно выделялся среди своих коллег. Он принципиально не обзаводился офисом, не помещал в газетах объявлений с предложением услуг детектива, был разборчив в выборе клиентов и брался только за те расследования, которые могли увлечь запутанной интригой. При этом, как ни странно, недостатка в работе господин Смирнов не испытывал – иногда ему приходилось вести два-три дела одновременно. Высокая оплата, установленная сыщиком за оказываемую помощь, не отпугивала, а, напротив, привлекала к нему состоятельных людей, попавших по тем или иным причинам в затруднительное положение.
– Такое впечатление, что у богатых – одни проблемы! – восклицала Ева. – Неужели деньги непременно тянут за собой шлейф неприятностей?
– Скорее, опасных приключений, – усмехался Всеслав. – Жизнь подобна реке: на мелководье редко заплывает и крупная рыба, и крупный хищник. Большие корабли бороздят большие просторы и невольно подставляют бока ударам волн и штормовым ветрам.
Ева – любимая женщина господина Смирнова – постепенно переквалифицировалась из преподавательницы испанского языка в помощника по особо сложным расследованиям. Она еще давала уроки жаждущим выехать за границу, но делала это все менее охотно. Куда интереснее было разгадывать тайные замыслы преступника, идти по его следам и, наконец, разоблачать злодея.
Зазвонил телефон.
– Вот! – скорчила недовольную гримаску Ева. – Накаркали, господин сыщик! Придется теперь вам горячий ужин и мягкий диван сменить на мороз, вьюгу, сухие бутерброды и беготню по городу.
– Ваша «шпилька», прекрасная дама, не попала в цель! – парировал Смирнов. – Слушаю, – официальным тоном произнес он в трубку.
Однако дама оказалась права: звонил потенциальный клиент.
– Меня зовут Стас, – взволнованно произнес хриплый басок. – Стас Киселев.
– Кто вам дал мой телефон? – первым делом спросил сыщик.
– Эдик… Эдуард Проскуров. Он рекомендовал вас как лучшего профессионала, сказал, что вы его выручили в безвыходной ситуации. Видите ли… я работаю в банке, заведую одним из филиалов, а Проскуров является нашим вкладчиком. В общем… он оформлял через меня несколько кредитов, и мы познакомились.
– У вас что-то случилось?
– Да. Иначе бы я не звонил… Со мной произошло нечто ужасное! Вернее, не со мной, а… впрочем, это не телефонный разговор. Мы можем встретиться прямо сейчас?
– На завтра отложить нельзя?
– Нет, что вы! – в голосе Стаса прозвучала истерическая нотка. – Я не смогу уснуть! Мне… необходимо с кем-то посоветоваться.
– Хорошо. Где будем разговаривать? Бильярдная «Золотой шар» подойдет?
Смирнов бросил взгляд на часы – пять часов, уже смеркается. Ева показала ему кончик языка, – так, мол, тебе и надо! Не сиделось дома? Иди, мерзни, топай по рыхлой снежной каше на тротуарах, толкайся в метро, торчи в душной бильярдной и выслушивай чужую исповедь.
– На машине не доберешься, – с сожалением сказал сыщик, глядя из окна во двор. – Застрянешь где-нибудь и будешь куковать. Волка ноги кормят!
– А пирог с мясом, который вот-вот поспеет? – ехидно пропела Ева. – А твои любимые грибы в сметане? А холодная «Перцовка»?
– Не трави душу.
Через четверть часа Смирнов, весь в снегу, уже спускался в метро. А в шесть он вошел в ярко освещенный бар «Золотого шара». За столиком, под картиной «Любители аперитива», написанной в размашистой манере импрессионистов, сидел молодой человек – кроме него, в баре никого не было. Увидев сыщика, парень привстал и вяло махнул рукой.
– Господин Смирнов? Я вас таким и представлял… мужественным, с широкими плечами. – Он опустился обратно на стул, его унылое лицо чуть оживилось. – Неужели вы сможете мне помочь? Господи, что я говорю? Кроме вас, мне не на кого надеяться.
– Изложите суть дела, Стас. И поподробнее.
Молодой человек поднес руки к вискам, сжал их и прерывисто вздохнул. Он был довольно высок, одет в темные брюки и свитер, аккуратно, модно подстрижен, с нервными, тонкими чертами лица.
– Это я виноват… мои дурацкие увлечения не довели до добра! Понимаете, я… сейчас у всех принято иметь какое-то хобби. Одни сидят в Интернете с утра до ночи, другие заводят собак диковинной породы, третьи голодают… ну, вы понимаете.
Сыщик вежливо кивнул.
– Следовательно, у вас тоже есть увлечение, Стас. Вы это пытаетесь мне сказать? Смелее, мой друг! Иначе мы просидим здесь до ночи, а я не успел поужинать.
– Д-да, простите. Давайте закажем что-нибудь, – робко предложил молодой человек. – Я не голоден, а вы…
– Какого рода ваше хобби? – перебил его Смирнов.
– Духовное.
– То есть? Вы верующий? Исповедуете какую-либо религию?
Господин Киселев замялся.
– Я… люблю смотреть по телевизору эзотерические передачи, – краснея, выдавил он. – Захотелось попробовать кое-что на практике. В городе полно подобных тусовок… всякие там индийские общества, кришнаиты, последователи Ошо, любители трансцендентальной медитации, клубы спиритизма и прочее. Вот я и стал их посещать… по очереди.
– Зачем?
– Интересно… Я просто слушал, смотрел. Иногда брал с собой приятелей и… девушек, за компанию. Потом при случае мог ввернуть словцо, какие нынче в моде: карма, например, аура или биополе.
– Блеснуть «духовностью»! – съязвил сыщик.
Стас опустил глаза.
– Вроде того. Вам смешно?
– Пока нет. И что же дальше?
Молодой человек оттянул ворот свитера, словно тот давил ему на горло, нервно поежился, оглянулся на дверь. Ему явно было не по себе.
– Есть такое общество… называется «Молох», – прошептал он. – Мне один парень про него рассказал, из этих… друидов.
– Кого? – не понял Всеслав.
– Я сам толком не знаю. Они вроде поклоняются деревьям, черпают у них энергию, что-то такое… «Лесные братья», в общем. Так друиды свою группу окрестили. Но это неважно! Дело в другом, в «Молохе». Я ведь, положа руку на сердце, ни во что сверхъестественное не верю. Балуются люди, развлекаются кто во что горазд – придумывают страсти-мордасти.
– Странное хобби для банкира, вы не находите?
– Я не банкир, а всего лишь наемный управляющий, – вздохнул Стас. – На работе я свои похождения стараюсь не афишировать. Да и значения им не придавал! Сейчас многие бизнесмены к магам обращаются, заказывают обряды на удачу в делах, на финансовое изобилие и разные другие штуки. Заигрывать с нечистым становится чуть ли не модным. Тема вампиров, ведьм, колдовства заполонила не только экраны и печатные издания, но и некоторые великосветские гостиные, молодежные тусовки.
– Как в семнадцатом веке при королевских дворах! – воскликнул сыщик. – Когда высшая знать увлекалась «черными мессами» и некий аббат практиковал дьявольские обряды в заброшенной церкви Сен-Марсель. Говорят, к его услугам прибегали чуть ли не коронованные особы, а уж фаворитки изменчивых монархов тем более не гнушались поддержкой «темных сил».
– Вы неплохо подкованы, – усмехнулся господин Киселев.
– Профессия обязывает. Однако вы ушли в сторону от волнующей темы. Не решаетесь признаться в главном?
– Боюсь показаться беспочвенным фантазером, – кивнул молодой человек. – Впрочем, раз пришел сюда, рискну создать о себе нелестное впечатление.
– Смелее! Сыщики, врачи и священники привыкли выслушивать все, что угодно. Судить – не их предназначение. Вы начинайте, а я буду перебивать, когда понадобится.
Стас глубоко вздохнул и приступил к своей истории:
– Мне тридцать один год, я не женат и ни с кем постоянно не встречаюсь. Влюбленности приходили и уходили; были два более-менее серьезных романа, но ни один не окончился браком. Я охотно знакомлюсь с девушками, провожу с ними время… в общем, надеюсь найти достойную подругу жизни. Этим летом судьба свела меня с двумя молодыми особами – Вероникой и Мариной. Они приехали в Москву из глубинки, откуда-то с Дона, из городка Шахты. Обе – воспитанницы детдома, ни кола, ни двора, ни близкой родни. Работали где придется, перебивались крохами, решили попытать счастья в столице.
– Опрометчивое решение. А где вы с ними познакомились?
– На улице, – смутился Стас. – Понимаете, мой папа – заслуженный тренер по плаванию; я тоже, естественно, хороший пловец. Раньше, еще во время учебы, отец брал меня на лето в лагеря, где я не просто отдыхал, а подрабатывал спасателем. С водоемами шутки плохи!
– Нельзя ли ближе к делу? – не выдержал сыщик.
– Я и говорю о деле. Чтобы работать спасателем, необходимо уметь не только отлично плавать, но и оказывать первую помощь: делать искусственное дыхание, массаж сердца и прочее.
– А при чем тут Вероника и Марина? Они что, тонули, а вы их спасали?
– Нет… то есть да. Я шел по улице, – солнце, пыль, духота неимоверная, – увидел группу людей, подошел. Любопытство, знаете ли! Глянул – на газоне лежит девушка, бледная, аж синяя… не дышит. Один человек пытается неумело привести ее в чувство, остальные сгрудились вокруг без толку, охают, ахают. «Скорую» вызвали, а она все не едет и не едет. Двое парней взялись неумело делать искусственное дыхание: бились, бились… устали. Все, говорят, бесполезно! И тут меня словно кто в спину толкнул. Как же так, думаю? Женщина молодая, лет двадцати пяти от роду… умирать ей еще рано, да и обидно как-то. Бросился на помощь, руки сами работают: навык доведен до автоматизма. Вокруг шепоток – зря старается, мол, – а я не обращаю внимания, продолжаю свое дело. В какой-то миг лицо лежащей порозовело, тело дрогнуло, и она вздохнула самостоятельно… ожила, в общем. Скоро и врачи подоспели.
– То есть вы спасли жизнь Марине? Или Веронике?
– Марине. Только потом я заметил, что рядом на корточках сидит то ли подруга, то ли сестра, рыдает в голос. Ты кто? – спрашиваю. Оказалось, они близкие подруги. Так и познакомились. Когда я узнал, что девчонки приезжие, дал на всякий случай свой адрес, телефон. Синдром спасателя! Если возвращаешь кого-то к жизни, это роднит: хочется оказывать покровительство и дальше, опекать, заботиться. Обратиться им в Москве было больше не к кому, на следующий день они нашли меня, долго извинялись, умоляли устроить на любую работу.
– Вы помогли?
– В первую очередь расспросил о здоровье: почему Марина потеряла сознание, упала, перестала дышать? Оказалось, от волнения и духоты стало плохо. Врачи «Скорой помощи» развели руками, – сердце больное, – слава богу, обошлось. Можно сказать, чудо свершилось! Подыскал я девушкам временное жилье, денег одолжил, устроил на рынок, реализаторами. У меня там приятель кожаными изделиями торгует, – поспособствовал. На первых порах дамы были довольны, не знали, как благодарить. Завязались отношения.
– Какого рода? – уточнил Смирнов.
– Чисто дружеские! – Стас прижал руки к груди. – Клянусь, ничего больше. Вероника мне симпатизирует, но… понимаете… эти девушки не моего круга – другое воспитание, образования никакого… внешность оставляет желать лучшего. Словом, серенькие мышки, неотесанные провинциалки. Изредка я приглашаю их в кафе, угощаю ужином, вот и все.
– Так в чем проблема?
– Черт меня дернул повести их на ту проклятую тусовку в «Молох»! – с отчаянием в голосе воскликнул молодой человек. – Каюсь, покрасоваться захотелось, блеснуть, поразить воображение! Разве Марина с Вероникой такое в своем городке могли увидеть? Я и сам не подозревал, чем это приключение обернется. Туда людей с улицы не пускают, только своих или по рекомендации: нас друид провел. Дурак я! Болван!
То, что дальше рассказал господин Киселев, заинтересовало сыщика.
– Я, пожалуй, возьмусь за ваше дело, – сказал он, выслушав подробности. – Есть в нем некая изюминка. «Молох», говорите?
– Ненасытная сила, алчущая человеческих жертв, – пробормотал Стас. – В древности людей сжигали живьем, чтобы умилостивить Молоха. Мне друид объяснил. Дескать, мы явились в предсказанный час!
– Вернемся к прозе жизни, – улыбнулся Смирнов. – Мои услуги стоят недешево.
– Я заплачу! У меня есть сбережения. Возьму у отца, если не хватит.
Всеслав посмотрел на молодого человека долгим взглядом, подумал.
– Дайте мне адреса девушек, этого вашего… друида и, конечно, общества «Молох», – решился он.
Глава 2 Старица
Валерий Хромов жил на самой окраине городка в просторном доме, обнесенном высоким дощатым забором. Вокруг дома раскинулся дикий сад, заросший кустами малины и шиповника. И дом, и забор, и сад обветшали, пришли в запустение, но сейчас, из-за снега, этого не было заметно.
Валерий переехал к матери после ссоры с женой, да так и остался. Бывшей школьной учительнице Хромовой было не прожить одной на пенсию; содержать дом она по состоянию здоровья уже не могла: постоянно мерзла, едва ковыляла с палочкой по натопленным комнатам, кое-как стряпала и поддерживала порядок. Валерий с ужасом думал, как он будет управляться, если мать сляжет.
Сам Хромов работал в мебельной мастерской столяром, делал на заказ двери, столы, шкафы и комоды, – трудился с утра до вечера, а когда клиенты торопили, то в выходные и праздники. Мать ворчала, а ему нравилось – пили, строгай, шлифуй: некогда горевать, думать о разрыве с Яной, о неудавшейся семейной жизни.
С будущей супругой Валерий познакомился на свадьбе у приятеля – жалко стало девчонку, одиноко сидевшую в уголке, которую никто не приглашал танцевать. Подошел, сел рядом – разговорились. Яна жила в Москве, работала киоскершей в метро, продавала то книги, то газеты и журналы, то учебники, – что хозяин велит. Она приходилась дальней родней невесте и почти никого из присутствующих не знала. Вырастила и воспитала ее такая же мать-одиночка, как и Зинаида Васильевна Хромова. Отчасти Яну и Валерия объединила похожесть судеб, отчасти – отсутствие интереса к ним окружающих. Оба среднего роста, неказистые, скромно одетые, они не привлекали ничьего внимания, скучали на вечеринках и посиделках – не пользовались спросом, как ни обидно было это признавать.
После свадьбы Яна уезжала в Москву, и Валерий вызвался ее проводить, а заодно прогуляться по столице, развеяться. По дороге они еще больше сблизились, прониклись друг к другу сочувствием.
– Ты кем работаешь? – спросила Яна.
– Столяром.
– Платят хорошо?
– Какое там?! – махнул рукой Хромов. – Пашешь с утра до вечера, а зарплаты едва хватает концы с концами свести. Хотел дом отремонтировать, крышу поменять, отопление новое сделать – не получается. Матери лекарства нужны, хорошее питание. Одна она у меня на всем белом свете.
Мотив неприкаянности, одиночества звучал и из уст новой знакомой.
– Тебе повезло, что мама еще жива, – вздыхала она. – Моя умерла.
В Москве Яна пригласила Хромова в тесную квартирку на пятом этаже панельного дома в Кунцеве, где из каждого угла смотрела пустыми глазами бедность.
– Может, тебе здесь работу поискать? – предложила девушка. – Столяры наверняка нужны, да и платить будут побольше, чем в Старице.
Она принесла несколько газет с бесчисленными объявлениями о трудоустройстве, и Валерий углубился в чтение.
– Возьми с собой, – посоветовала Яна. – Просмотри не спеша, отметь то, что подходит. Захочешь приехать – милости прошу! Телефон у меня есть, обзвоним все фирмы… вдруг что-то стоящее попадется.
Она как в воду глядела. Через две недели Хромов снова приехал в Москву, устроился в столярный цех частной фирмы «Эбен», начал получать приличные деньги, снял жилье. В свободное время встречался с Яной, помогал ей делать в квартире скромный ремонт.
– Сколько ты за комнату платишь? – как-то спросила она. – Дорого небось? Переходи ко мне. Зачем зря деньги тратить? Лучше матери отсылай, а мне мужская рука в доме не помешает.
Полгода они жили в квартире Яны как добрые товарищи, потом… молодость, здоровые желания, а главное, полное, как тогда казалось, взаимопонимание взяли свое. Яна и Валерий поженились. Он сам сделал все столярные работы в квартире, купили новый холодильник, телевизор, двуспальный диван. Зажили душа в душу.
То время Хромов вспоминал с непроходящей тоской. Ведь было же им хорошо вдвоем! Яна прибегала с работы счастливая, довольная, с полной сумкой продуктов… готовила ужин, ждала супруга. Кушали в гостиной, у телевизора, обменивались мнениями по поводу фильмов и передач, ложились вместе в постель, ласкались, засыпали безмятежно до следующего, такого же приятного утра. Раз в месяц, когда Валерий получал зарплату, отправлялись на оптовый рынок. Яна радовалась обновкам – модному пальто, сапожкам и туфелькам на шпильке, кофточкам, брючкам, которых она до сих пор не могла себе позволить.
Семейная идиллия продолжалась почти год, после чего Яну словно подменили. Или Хромов раньше просто не замечал этих ее качеств – желчи, сарказма, вечного недовольства всем и всеми? Начиная от политиков и заканчивая соседями, продавцами в магазинах, актерами кино, дикторами телевидения, хозяином киоска, где Яна работала, прохожими на улицах и, конечно же, мужем.
– Мы с тобой богом обижены! – стала повторять она. – Даже родные отцы предпочли бросить нас, ушли от наших матерей к другим женщинам, чтобы любить и воспитывать других детей. Не нас! Почему так вышло? За что мы расплачиваемся?
– Так живут многие, – пытался образумить ее Валерий. – Взгляни вокруг.
Но Яну не интересовали окружающие, она обратила взор на себя и воспылала благородным негодованием.
– Почему у меня такая блеклая внешность? Такая плоская фигура? Такое невыразительное лицо? Ты только посмотри! Глазки маленькие, нос слишком широкий, бровки белесые, волосы редкие…
– А мне нравится, – успокаивал жену Хромов. – Не расстраивайся! Я ведь тоже не красавец.
– Вот именно! – пуще прежнего расходилась Яна. – Ты перестал меня возбуждать. Почему я не вышла замуж за настоящего парня, с которым не стыдно появиться на людях?
– Тебе стыдно за меня? – опешил Валерий.
Она смутилась на миг, но быстро вернулась к своему раздражению.
– Правду сказать, гордиться нечем! Мы с мамой жили от зарплаты к зарплате, экономили буквально на всем. Я не смогла получить никакого образования; у меня нет ни одной «корочки», кроме школьного аттестата. Сразу после выпуска пришлось устраиваться на работу, чтобы покупать себе еду и одежду. Ты не поверишь – я носила одну и ту же обувь по пять-шесть лет, зашивала колготы капроновыми нитками… а о красивом платье или пальто только мечтала!
Она заплакала – горько, навзрыд. Валерию хотелось ее утешить, однако он подавил свой порыв. Ему тоже жилось не сладко, но откуда у Яны накопилось столько злой обиды?
– Почему одни имеют все, купаются в роскоши, а другие вынуждены довольствоваться крохами? – вопила она, размазывая слезы по щекам. – Чем они заслужили такие привилегии?
Хромов над подобными вещами не задумывался и не знал, что ответить жене. Сейчас его жизнь стала полнее, благодаря женитьбе, переезду в Москву, работе в «Эбене». Яне уже не нужно считать каждую копейку. Он не понимал, что ее мучает, чем вызваны ее истерики; вздыхал, молча выслушивал возмущенные монологи, становившиеся все длиннее и напряженнее.
– Что ты сидишь, как будто воды в рот набрал? – сердилась она. – Нужно выбираться из нищеты и безвестности!
– Как? Подскажи…
Это заставляло Яну погружаться в какой-то нервный транс – она часами, замерев и вперив взгляд в потолок, лежала, придумывала средства для достижения своих честолюбивых, амбициозных целей. Ее уже не устраивала зарплата Валерия, она мечтала о настоящем богатстве, когда можно покупать все, что угодно, и не задумываться о завтрашнем дне.