Где собака зарыта

Берни смерил ее холодным взглядом. Да что между ними происходит? И вообще, вся эта история с увольнением: это был я виноват, а не Берни. Я гавкнул. Сьюзи закрыла свой блокнот, подошла ко мне и принялась гладить меня по голове.

– Хороший мальчик, – сказала она. Правда заключалась в том, что я был плохим мальчиком, а не хорошим, но полагаю, что Сьюзи об этом не догадывалась. Что еще мне оставалось делать? Да и гладила она меня так приятно, что я просто прогнал все мысли из головы и принялся наслаждаться каждой секундой.

– У нас возник личный конфликт, – сказал Берни. Сьюзи перестала меня гладить.

– У тебя и миссис Боргезе? – спросила она.

– Верно.

– И каковы были обстоятельства?

– Я не хочу вдаваться в подробности, – сказал Берни. – И все это я говорю не под запись.

– Что – все?

– Все, что я тебе рассказываю.

– Ты мне ничего и не рассказал, Берни. Возможно, ты не осознаешь, насколько это все важно. Собачья выставка «Грейт-Вестерн» – детище мэра. Он сейчас вне себя от злости. И ты – часть этой истории, нравится тебе это или нет.

– Ты мне что, угрожаешь?

Угрожает? Я ничего такого не заметил. И Сьюзи ведь наш друг, верно? Она бы никогда не стала нам угрожать. Может, Берни просто устал. В конце концов, я тоже немножко устал. Я прилег под столик, стоящий в коридоре. Иметь крышу над головой – это всегда приятно. Конечно, я понимаю, что мы в доме с крышей, так что фактически у меня над головой сейчас целых две крыши, а это еще приятнее. А что насчет потолков? Ведь потолок – это тоже своего рода крыша? Я понял, что совсем запутался.

– Вовсе нет, – сказала Сьюзи. – Просто пытаюсь тебя предостеречь, вот и все. Мэр в ярости и срывается на шефа полиции. Шеф полиции срывается на Стайна. И все они будут искать того, на кого можно свалить всю вину. Но может быть, если ты первым все расскажешь, это поможет выставить тебя в лучшем свете, и…

– То есть, я должен свалить вину на кого-то еще? – сказал Берни.

– Необязательно. Ты можешь просто объяснить, почему тебя сняли с дела.

Берни взглянул на меня, лежащего под столом. Один глаз у меня был приоткрыт. Я слабо вильнул хвостом, чувствуя, как начинаю засыпать.

– Мне нечего рассказывать, – сказал Берни.

Они обменялись холодными взглядами – никогда раньше между ними такого не было. Сьюзи убрала блокнот, сделала несколько шагов к двери, потом остановилась.

– Как Чарли? – спросила она чуть мягче. Берни глубоко вздохнул, потом медленно выдохнул. Я чувствовал, как в воздухе витают тяжелые человеческие эмоции – как и его, так и ее.

– В порядке, – сказал Берни. – Он в порядке.

– Хорошо, – сказала Сьюзи.

Берни кивнул. Сьюзи открыла рот, словно собиралась сказать что-то еще, но потом передумала. Вместо этого она двинулась к двери.

Веко моего единственного открытого глаза стало очень-очень тяжелым.

Когда я проснулся, первое, что я услышал – это голос Берни, доносящийся откуда-то из глубин дома. Слов я разобрать не мог, но мне нравилось просто вот так вот лежать, слушая, как Берни говорит. Затем я вылез из-под стола, как следует потянулся: передние лапы вытянуты вперед, голова опущена к полу, задница высоко поднята – даже говорить не буду, насколько это приятно – и отправился в кабинет, туда, откуда доносился звук. Берни говорил по телефону. Он стоял у белой маркерной доски и писал что-то на ней ручкой с очень интересным запахом, который, впрочем, отнюдь не означал, что эта ручка съедобна – об этом я знал из собственного опыта. Я сел позади Берни на ковер, полной грудью вдыхая запах ручки. Белая доска была полностью покрыта рядом букв, стрелочек, рисунков. В детективном агентстве Литтла знали, что такое упорный труд.

– Понимаю, – сказал Берни. – Но я был бы очень благодарен, – он какое-то время слушал ответ. – Спасибо, я знаю это место, – он повесил трубку и увидел меня. – Пора за работу, малыш.

Я бросился к двери и домчался до нее первым.

Выбежав из дома, я точно так же первым добежал до машины и запрыгнул на переднее сиденье. Однажды Берни попробовал повторить этот трюк. Смешной тогда выдался день.

Он повернул ключ, переключил передачу – я всегда любил на это смотреть – и мы тронулись с места.

Долина простирается сразу во всех направлениях – я уже об этом рассказывал? Мы выехали на автостраду, затем съехали на другую. Поначалу движение шло медленно – я видел, что Берни это не нравится по тому, как крепко он стискивал руль – но потом пробка рассосалась, и мы рванули вперед. Порш мерно урчал – я обожал этот звук, мимо проносились запахи и смазанные в движении здания, и все это было так быстро, что голове было впору закружиться. У меня голова не то чтобы кружилась, но зато я мог откинуть ее далеко-далеко назад, так далеко назад, что нос почти касался…

– Чет! Ты что вообще творишь?

Я резко вскинул голову, выпрямился и сел, смотря перед собой, всем своим видом излучая профессионализм.

По автостраде мы проехали через горный перевал, миновали последние оставшиеся на нашем пути новостройки и торговые центры – воздух был так чист и свеж, что мои ноздри трепетали от возбуждения – и скатились по другую сторону горы, прямо в пустыню. Вскоре мы уже ехали по двухполосной дороге в почти полном одиночестве.

– А что, если мы так и поедем дальше? – сказал Берни. – И никогда не остановимся.

Я знал ответ на этот вопрос из личного опыта: у нас кончится бензин. Я перевел взгляд на Берни: он хлопал себя по карманам в поисках сигарет. В конце концов он нашел завалявшуюся под сиденьем погнутую сигарету и прикурил. Берни сделал глубокую затяжку и долгое-долгое время держал в легких дым.

– Господи, – сказал он, когда наконец выдохнул. Мне нравился запах дыма, но мне не нравилось, когда Берни так сильно нервничал. Из-за чего он вообще переживал? Я совершенно этого не понимал. Все, что я знал – это то, что он беспокоится, так что я тоже начал нервничать. Я поскреб сиденье передней лапой и через некоторое время почувствовал себя немного лучше.

Через некоторое время впереди появилась взлетно-посадочная полоса. На солнце поблескивали несколько небольших самолетов, а на ветру развевался красный флаг – Берни, правда, говорит, что с цветами у меня не очень, так что не верьте мне на слово. Вскоре мы свернули на грунтовую дорогу, вьющуюся через холмы. Когда я оглянулся назад, то увидел, как позади машины закручиваются клубы пыли, и это смутно напомнило мне кое о чем: как спускался по дороге – наверное, по этой же самой – лимузин Аделины. Я понял, зачем мы тут: для выслеживания. Мы с Берни отлично читали следы. Он часто говорил, что из нас вышли бы неплохие следопыты Дикого Запада – что бы это ни значило.

Грунтовая дорога привела нас на вершину холма, затем свернула, огибая огромную скалу с другой стороны. У ее подножия, между обочиной дороги и крутым обрывом, был припаркован мотоцикл.

Берни остановил машину позади мотоцикла. Лично я всегда любил мотоциклы, а однажды даже катался с байкерами, но это уже другая история.

Из тени вышла женщина в джинсах и футболке. Большая, сильная, очень загорелая, с короткими темными волосами и серыми висками: Нэнси, тренер Принцессы. Она смерила Берни тяжелым взглядом.

– Ты говорил, что никакой опасности нет.

– Я ошибался.

– Это уже ясно, – сказала Нэнси. – Я не понимаю, чего ты хочешь и зачем приехал.

– Мы хотим помочь.

Нэнси впервые перевела на меня взгляд.

– Вы свой шанс уже профукали.

– Давай так: оставим взаимные обвинения на потом, – сказал Берни.

– На потом?

– Это значит: после того, как мы их спасем.

– Их? – переспросила Нэнси.

– Аделину и Принцессу, – объяснил Берни. – Кто еще пропал?

Взгляд Нэнси немного смягчился.

– Никто, – сказала она. – Просто немногие сейчас беспокоятся о Принцессе.

– Гм, – сказал Берни. Так он говорит, когда чувствует себя неловко. Иногда, как, например, сейчас, он добавляет: – Ну, гм, – он прочистил горло и перевел взгляд на обрыв. – Сначала нам нужно подробное описание, что именно случилось. Начиная с того момента, как вы отсюда уехали.

Нэнси облизнула губы. Меня всегда привлекало это зрелище, не знаю, почему. Человеческие языки – довольно хилые маленькие штучки – вызывали у меня живой интерес. У языка Нэнси, например, был острый кончик. У Берни язык был более круглый и приятный глазу.

– Мы уехали спустя пару минут после… – она бросила на меня взгляд. – Инцидента с твоим, э-э…

– Его зовут Чет.

– Инцидента с Четом, – сказала Нэнси. Я завилял хвостом. Мне начинала нравиться Нэнси! А что касается слабого запаха травки – то что с того? У нас везде травкой пахнет. – Мы поехали по этой дороге, – продолжила она. – Это кратчайший путь к ранчо на Рио-Локо.

– Ты, водитель, Аделина и Принцесса? – уточнил Берни. Нэнси кивнула.

– Аделина сидела сзади, а Принцесса у нее на коленях. Я сидела к ней лицом, так что не видела, как именно все началось. Мы поднялись по дороге, выехали на поворот, и примерно здесь лимузин затормозил и остановился. Довольно резко затормозил – меня вжало в сиденье. Я услышала, как Руи нажал на клаксон, повернулась, чтобы посмотреть, и увидела, что какая-то машина перекрыла дорогу. Ну, ты знаешь, стоит посреди дороги боком. К тому времени Принцесса уже вовсю лаяла – она ненавидит звук клаксона. Кажется, Аделина сказала что-то вроде: «Руи, что происходит?», но он даже ответить не успел, потому что в следующую секунду нас уже окружили размахивающие оружием люди. Они были в масках – по-моему, лыжных масках – так что лиц было не разобрать. Они распахнули двери – здесь у меня уже все как в тумане – и какой-то мужик, здоровенный такой, просто схватил Аделину и стал тащить ее наружу. Я потянулась за ней, схватила ее, кажется, за лодыжку, но потом кто-то ударил меня сзади, и я повалилась на пол. Он из меня весь дух выбил, я даже шевельнуться не могла. Мужской голос прокричал что-то про ключи. Потом, наконец, я смогла подняться на четвереньки и выползла из лимузина. К тому времени пикап уже был в самом низу долины, – Нэнси указала вниз с обрыва. Ладони у нее были широкие и сильные, и я не мог перестать размышлять: как это чувствуется, когда она тебя гладит?

– Пикап? – переспросил Берни. – В первый раз ты сказала «машина».

– Разве?

– Так это был пикап или машина?

Глаза Нэнси, такие же голубые, как ее макияж, стали задумчивыми.

– Я не уверена.

– Полностью понимаю, – сказал Берни. – А затем?

– Я увидела Руи – он лежал, обмякнув, на руле, а на голове у него была глубокая ссадина. Я позвала его: Руи, Руи, и он открыл глаза, выбрался наружу и принялся блевать.

Блевать: эту часть я точно понял. Лично меня давно уже не тошнило – последний случай был связан с тем, что оказалось пачкой жевательного табака, которую я нашел в автомобиле Никсона Панеро. Рвота сама по себе была довольно интересным процессом: до нее ты чувствуешь себя просто ужасно плохо, а сразу после ты уже совсем как новенький!

– …проверила зажигание, – продолжала Нэнси. – Ключей не было. Я позвонила в 911, – она пожала плечами. – Вот и все.

– Сколько людей участвовало в нападении? – спросил Берни.

– Я пытаюсь точно вспомнить, но не могу. Все случилось так быстро, – Берни внимательно смотрел на Нэнси. Этот взгляд означал: он что-то о ней думает, но что именно, я понятия не имел. Нэнси, кажется, тоже заметила его взгляд. – Мне жаль, что я не могу помочь.

– Ты хорошо справилась, – сказал он. – Просто отлично. Как сильно ты пострадала?

– Физически?

Берни кивнул.

– Просто парочка синяков.

Синяки? Я знал, что они иногда оставались у людей на коже – довольно интересное зрелище. Иногда Берни просил кого-нибудь показать синяк, но не в этот раз.

– Что-нибудь ты можешь рассказать об этой машине, она же пикап? Какого, например, она была цвета?

Нэнси покачала головой.

– Что-нибудь, что помогло бы опознать напавших?

– Я же сказала, они были в масках.

– Но ты могла увидеть цвет кожи, или услышать акцент.

Она снова покачала головой.

– Может быть, что-то особенное в одежде?

Нэнси закрыла глаза. Люди так часто делают, когда им надо очень сильно сосредоточиться – как по мне, в этом нет никакого смысла.

– Извини, – сказала она. – Мне жаль, что я больше никак не могу помочь.

– Вообще-то можешь.

– Как?

– Нам нужен клиент.

– Я не понимаю, – сказала Нэнси.

– Чтобы я мог поговорить с полицией, чтобы мы могли расследовать дело – нам нужен клиент. Кто-то, кто нас наймет.

– Ты просишь меня, чтобы я тебя наняла? – сказала Нэнси. – После… После… – она бросила на меня взгляд. – Зачем бы мне вообще это делать?

– Потому что мы хороши в подобных делах, – сказал Берни. – Розыск людей. Можешь проверить – обычно этим мы и занимаемся.

– И вообще, у меня нет таких денег.

– Мы будем работать за символическую плату.

Ой-ой. Я знал, что такое символический: по моему опыту это было красивое слово, которое значило: «ничего».

– Я даже этого сделать не могу, – сказала Нэнси. – Не без одобрения.

– Чьего?

– Мистера Боргезе.

– Можем мы ему позвонить? – спросил Берни. – Прямо сейчас. В подобных случаях время играет на преступника.

Глаза Нэнси, сияющие на солнце, вновь обратились ко мне. Я решил сесть, сам не знаю, почему, и старался выглядеть спокойным, уравновешенным и хорошо обученным, надежным вдоль и поперек.

– Я вас к нему отведу, – сказала Нэнси. – Он на ранчо.