Следы богов

Глава 9

О сырьевой компании «Сибирь-нефть» ходили тревожные слухи. Вроде все было в порядке – финансы, заключение долгосрочных контрактов, перспективы развития, – а в воздухе витал некий тлетворный дух, скрыто, изнутри разъедающий налаженный бизнес. Что-то вмешалось в ход развития событий.

Разоренные заправки отремонтировали, и они заработали вновь. Широкова не столько беспокоили убытки, сколько психологическая атмосфера в компании. Сотрудники были напуганы. Он пытался выяснить, кто и почему на него «наехал», но… всюду натыкался на глухую стену.

Багиров сутками не спал, занимаясь розыском неизвестных, совершивших вооруженное нападение. Безрезультатно. Несколько угнанных автомобилей да расплывчатые свидетельские показания – вот и весь улов. Немного, учитывая профессиональную репутацию Багирова. Начальник службы безопасности лютовал: распекал нерадивых подчиненных, ругался, угрожал, обещал сказочные вознаграждения. Тщетно. Люди изо всех сил стремились оправдать ожидания руководства. Увы, это не помогало.

После «поминального дня» Павел с головой окунулся в работу. Он дневал и ночевал в офисе, пока не выдохся.

– Поезжайте куда-нибудь, развейтесь, – советовал Глобов. – А то еще вы свалитесь. Куда это годится?

В бандитской юности, о которой не принято было вспоминать, Паша имел кличку Варяг. Она не походила ни на его имя, ни на фамилию и пристала к нему случайно. По крайней мере все так думали. А он не разубеждал. Теперь многих, с которыми Широков начинал, не было в живых. Почти всех. Оглянувшись вокруг на одном из этапов своей стремительной карьеры, Павел Иванович увидел сплошь новые лица. Неумолимая Смерть сняла свою жатву с крепких рядов братвы. Не пощадила она и «крестных отцов». Всем досталось – то ли по заслугам, то ли по судьбе. Варягу повезло. Он не только выжил, но и выбрался наверх. Его боялись и уважали. К его мнению прислушивались. И вот… северный ветер испытывал его на прочность. Не дрогнет ли?

– Может, и правда отдохнуть? – согласился Широков. Он вдруг почувствовал неимоверную, непреодолимую усталость. – Справитесь тут без меня?

– Обижаете, Павел Иваныч, – вымученно улыбнулся старший менеджер.

Он и сам еле на ногах держался. Проводил шефа до машины, сдал с рук на руки водителю и двоим охранникам, свалился на диван и захрапел.

«Домой не поеду, – решил Широков. – Загляну лучше к Тане. Соскучилась небось. Сердится, что не звоню».

Ему в декабре исполнилось тридцать три года. Он не был женат, и сей факт ужасно мешал ему в политической игре. Свои интимные связи Широков держал в тайне. Разумеется, он имел определенные отношения с женщинами. Все они обрывались, не успевая перерасти во что-то серьезное. Более-менее постоянная привязанность появилась у него три года назад.

Его соратник по бизнесу Игорь Бобров был убит во время случайной перестрелки, которую затеяли пьяные охотники. Не повезло парню. По роковому стечению обстоятельств попал на линию огня. У Игоря осталась семья – жена и двое детей. Широков помогал, чем мог, поддерживал вдову в трудную минуту. Потом привык к ней. Таня Боброва оказалась кроткой, скромной и доброй женщиной, не испорченной деньгами и столичной жизнью. Она напоминала ему Эльзу. И он позволил себе обмануться, хотя бы на время.

Два одиноких человека решили заполнить образовавшуюся пустоту взаимной нежностью, участием и заботой. А поскольку они были мужчиной и женщиной, к этому со временем прибавилась постель. Обыкновенная история.

Широков ни разу не задал себе вопроса, а любит ли он Таню? Любовь в его понимании ощущалась по-другому. Но он ценил в интимных отношениях постоянство, искренность и бескорыстие. Все это Таня ему давала. Она была относительно обеспечена (поскольку Бобров до своей гибели успел кое-что заработать), умна и умела ценить то, что дарит ей жизнь. Столица так и не вытравила из Тани старомодную мораль и простоту чувств.

Ее роман с Широковым, если это можно так назвать, развивался исподволь – без бурных всплесков и страстных порывов. Отношения достигли своего пика, плавно выровнялись, потекли неспешно, естественно перерастая в привычную тепловатую близость. Обоих устраивало такое положение вещей.

Татьяна обрадовалась приезду Широкова.

Их свидания становились все более редкими, в основном по выходным. Появление Павла в будний день вносило ощущение давно забытого праздника. Он знал, что его не ждали, – привез с собой вино, целую корзину еды и подарки детям. Своих у него не будет, это он решил еще в юности. Так почему бы не позаботиться о сыновьях Игоря? Бобров был хорошим человеком, и мальчишки у него росли правильные – в меру боевые, в меру послушные, не по возрасту рассудительные. Старшему исполнилось девять, а младшему шесть.

– Дети уже спят, – шепнула Таня, целуя его в щеку. – Пойдем на кухню.

Широков не стал возражать. Ему нравилось ужинать на кухне, когда за окнами стоит синяя темнота, а вокруг абажура вьются мошки и ночные мотыльки.

Таня была хорошей хозяйкой. Она все умела, и домашние заботы совершенно ее не тяготили. Настоящая жена, верный друг и самоотверженная мать. Павел ценил в женщине именно эти качества, но… как ни странно, сексуальное влечение заметно слабело при их проявлениях. А может, сказывались внутренние барьеры. Таня напоминала ему об Игоре. Вряд ли Бобров обрадовался бы, зайди он в свою квартиру и застань там Широкова. С другой стороны – Игорь умер. Для него все закончилось, а Павел и Таня все еще ходили по земле, дышали, встречали весны и зимы, садились за стол и ложились в постель. У каждого, кто жив, существует потребность если не в любви, то хотя бы в ласке и внимании. Так Широков успокаивал свою совесть, которая нет-нет да и напоминала ему, что он залез в чужое гнездо. Как только не стало хозяина.

Глупо, конечно. Но избавиться от подобных мыслей он так и не смог. В гостиной висел на стене большой портрет Игоря, и Широков несколько раз ловил себя на том, что избегает смотреть на него.

«Я как будто в чем-то виноват перед твоим мужем, – не раз говорил он Тане. – Пойдем в другую комнату».

Наверное, она тоже испытывала нечто похожее. Потому что стеснялась обнимать и целовать Широкова при детях. В присутствии мальчишек он играл роль друга семьи, а она – безутешной вдовы. Обманывались ли дети? Этого ни он, ни она не знали.

Татьяна не строила никаких планов на будущее. После смерти Павла она твердо усвоила – в жизни ничего нельзя откладывать на потом и загадывать наперед. Бери, что дают, и благословляй каждый прожитый день. Иногда в будущее лучше не заглядывать.

– Почему ты ничего не ешь? – спросила она Широкова, который вяло ковырял вилкой салат из креветок. – Твои любимые креветки.

– Не хочется…

Красиво сервированный стол, дорогие продукты неизменно напоминали ему подвал из беспризорного детства, где такие же бедолаги делили с ним жалкую трапезу – буханку хлеба, селедку, несколько вареных картошек. Когда мать приходила домой пьяная и они с отцом затевали тягучий, изнурительный скандал, Паша убегал в подвал ночевать. У него было там свое место – несколько сколоченных вместе деревянных ящиков, покрытых старым ватником. Полуголодный, плохо одетый, Паша тем не менее отлично учился. Знания давались ему легко, и мамаши благополучных детей нередко приводили его в пример своим ленивым закормленным чадам: «Смотрите, лодыри, у Пашки отец-инвалид, мать-пьяница, а он учится на одни пятерки! Не то что вы! Ну, чего вам не хватает?»

– Таня, налей мне водки, – попросил он, отгоняя прошлое, которое не хотело отпускать.

Оно вставало перед ним в самый неподходящий момент – унылое, как заводской дым, стелящийся над закопченными корпусами, над пропыленными одноэтажными бараками. На их улице белый снег быстро становился серым, а зеленая травка – желтой и пожухлой.

– Что-то случилось? – участливо спросила Таня.

Она достала из холодильника водку, поставила на стол два стакана. В один налила половину, а в другой – чуть-чуть. Знала – Павел без нее пить не будет.

– Выпьем, что ли? – вздохнул он.

Водка показалась слабенькой, не ударила в голову.

– Пойду-ка я спать… – пробормотал Широков. – Постели мне в кабинете.

Кабинетом они называли маленькую угловую комнату, где стояли столик с компьютером и диван. Остальное место занимали стеллажи с книгами.

– Во сколько тебя будить? – спросила Таня, понимая, что он будет спать один, как и в прошлый раз.

Непрошеные слезы подступили к глазам. И тут же она укорила себя – своего мужика недавно схоронила, а уже по чужому убивается. Позор!

– Завтра суббота, – сухо сказал Павел. – Буду спать, сколько получится.

– Спокойной ночи…

Таня поспешно вышла, потому что слезы предательски потекли по щекам.

Излишняя предосторожность.

Широков уснул сразу, как только разделся и прилег на подушку. Сказались усталость и выпитая натощак водка.

Он сразу увидел себя в лесном домике, куда они с Зубром ездили охотиться на лосей. Весело трещали дрова в камине, а Зубр, румяный с мороза, наливал в чашки травяной отвар. Он тогда уже не мог пить ничего спиртного.

– Я к тебе за советом приходил, – брякнул невпопад Павел. – А ты мне ничего не сказал.

Зубров поставил чайник с отваром на стол, сел и, не мигая, уставился на Широкова.

– Берегись, Паша, – тихо произнес он. – Жаль, защитить я тебя теперь не могу. Не по моим зубам орешек попался…

Павел открыл глаза. Сон это был или спьяну пригрезилось? В кабинет через открытое окно светило солнце. Ему показалось, он и не спал вовсе. Только закрыл глаза и открыл…

Глава 10

– О, черт!

Лена Слуцкая оступилась и чуть было не скатилась вниз по лестнице. Старые каменные ступеньки истерлись, стали скользкими. Чужой дом не хотел пускать ее, незваную, в свои темные, пыльные недра. Чердак, как и ожидалось, оказался закрытым на замок. Хорошо хоть лестница была на месте.

Роза Абрамовна не подвела, раздобыла ключ. Он легко повернулся, как будто замок кто-то недавно смазал. Люк открылся с трудом, и в нос ударил запах залежалого хлама, пыли и трухлявого дерева.

«Если спросят, что я тут делаю, – подумала она, – скажу, Роза Абрамовна попросила спустить с чердака старые журналы. Не лезть же ей самой?»

Объяснение показалось удачным, и госпожа Слуцкая успокоилась. Она сама почти поверила в собственную выдумку.

Днем идти на чердак было нельзя. Кто знает, какое у Наблюдателя расписание? Вдруг ему вздумается проследить за «объектом»?

Единственное подходящее время – ночь. Ночью все спят: и киллеры, и воры, и частные детективы. Во всяком случае большинство из них.

Лена очень боялась лезть одна на чердак чужого дома, да еще ночью. Но любопытство было сильнее страха. Любопытство всегда побеждало. «Зачем мне это нужно? – спрашивала себя она. – Другие люди как люди – занимаются своими делами, смотрят телевизор, воспитывают детей, наконец. А я? С какой стати я всюду сую свой нос? Однажды это кому-то очень сильно не понравится, и тогда…»

У нее не хватало духу додумать до конца последнюю мысль.

– Только бы не чихнуть! – молилась она. – Ну и пылища!

Отчего-то ей казалось, что главное – не наделать лишнего шуму. Она замерла и прислушалась. Зловещие шорохи наполняли пространство чердака. Здесь могли быть и голуби, и пауки, и мыши. Самое ужасное – летучие мыши. Они впиваются жертве в волосы, намертво запутываются и… потом приходится стричься под ноль.

Госпожа Слуцкая представила себе, как она приходит на работу стриженая, встречает Кощея и приводит его не просто в бешенство, а в дикое бешенство. Тут уж ничто не спасет от немедленного увольнения.

Она приглушенно хихикнула и испуганно зажала себе рот рукой. Не к добру развеселилась…

Решившись, Леночка поднялась на чердак и зажгла фонарик. Дрожащий круг света выхватил из темноты сваленные в кучу ящики. И куда только пожарники смотрят? Почему не заставят навести на чердаке должный порядок? Вот к ним в проектный институт постоянно являлся инспектор пожарной части, всегда находил, к чему придраться, ругался и грозил Кощею штрафами. У того при слове «пожарник» начинался нервный тик на лице.

Леночка споткнулась и чуть не упала. Сердце ушло в пятки. Не хватало сломать ногу на этом дурацком чердаке и потом месяц ковылять в гипсе! Отправляясь сюда в полночь, что она намеревалась увидеть?

Пришла на ум нечистая сила, которая после полуночи начинает свою жуткую охоту на слабые, неокрепшие души.

В темноте что-то хрустнуло… Слуцкая почувствовала, как от страха волосы зашевелились на голове.

– Господи, – прошептала она. – Спаси и помилуй!

Она оставила люк открытым, но все равно ее со всех сторон обступил душный мрак. Фонарик помогал мало. Маленький и бледный круг света не мог противостоять темноте, полной приглушенных звуков и затаенного дыхания ночных существ – духов иной реальности.

Вообще-то Лена была убежденной материалисткой, но только не в подобных обстоятельствах. Осторожно ступая, она шла вперед, к тому самому окошку, которое облюбовал Наблюдатель. Вдруг он что-нибудь забыл там? Окурки, например, или выпавшую из кармана квитанцию. Именно такие случайные улики помогали сыщикам из детективных романов разоблачать опасных преступников.

Она в очередной раз споткнулась, потеряла равновесие и упала на какие-то тряпки, подняв при этом тучу пыли и древесной трухи. Хорошо, что сильно не ушиблась. Кое-как поднялась и принялась отряхиваться, немилосердно чихая.

На чердаке чего только не было: старые короба из лозы, поломанная мебель, тряпки, доски и, конечно, стопки газет и журналов. Вот и заветное окошко, как раз за макулатурой. Лена посветила – в пыли виднелись смазанные следы, значит… она не ошиблась. Кто-то приходил сюда!

Пробравшись к окошку, она тщательно осмотрела раму – паутина по углам оборвана, слой пыли в некоторых местах стерся. Раму открывали, причем недавно.

В темноте что-то хрустнуло, и Слуцкая вздрогнула. Почему она не взяла с собой Вадима? Было бы не так страшно. Это все ее пресловутые независимость и самостоятельность. Правильно ей когда-то говорил бывший муж: «Любопытной Варваре нос оторвали, а тебе, любопытная Елена, голову свернут, как цыпленку, – пикнуть не успеешь. Какого черта ты везде лезешь? Больше всех надо, да?»

Толик был в чем-то прав. Получается, ей все надо знать. А зачем?

Хочется. Другого ответа Лена не находила, как ни старалась. Ей было интересно раскрывать чужие тайны. Может, она действительно выбрала не ту профессию?

При воспоминании о бывшем супруге у нее запершило в горле. Она подавила кашель, проклиная свое замужество и все, с ним связанное. На ум опять пришел Вадим Казаков. Кажется, он ухаживает за ней с серьезными намерениями… и напрасно. Замуж она больше выходить не собирается. Хватит. Один раз попробовала. Брак – ягодка красивая, яркая и соблазнительная, но ядовитая. Именно поэтому так и тянет отведать заветного плода.

Размышления о мужчинах никоим образом не мешали Слуцкой тщательно исследовать «место происшествия». Собственно, происшествия-то никакого не было, – разве что в Леночкином воображении. А оно у нее богатое, вот уж чем Бог не обидел.

Осмотр окошка, рамы и «прилегающей территории» разочаровал ее. Ни окурков, ни зацепившихся за гвоздь лоскутков одежды, ни квитанций, ни конфетных оберток, – ничего. Хоть плачь.

Лена присела на корточки и посмотрела через чердачное окно на свой дом. Ее подъезд был как раз напротив.

– Фу-ты… – пробормотала она. – Может быть, это за мной следят?

Предположение рассмешило ее. Тоже еще, принцесса! Кому она нужна? Но воображение заработало, набирая обороты, – не остановить. А что? Вдруг, сгорающий от ревности Казаков решил вывести ее на чистую воду? Нехорошо, если будущая невеста окажется лгуньей или ветреной распущенной бабенкой. Казакова засмеют. Вся математическая школа будет покатываться от хохота.

«Нет, – возразил внутри Леночки кто-то гораздо более мудрый. – Казаков на это не способен. Его, скорее всего, больше интересует квартира, чем ты сама. У завуча – меркантильные расчеты, которые он прикрывает любовью. Как же! Такая дура, как ты, сразу клюнет. Купится на любовную приманку как миленькая. Ведь именно этого тебе не хватало в браке с Толиком».

Лене стало горько. На что похожа ее жизнь? Работа нудная, с мужем пришлось развестись, годы идут… приближая беспросветную одинокую старость. Уже тридцать четыре стукнуло. Казаков только притворяется влюбленным, это ясно. И на чердаке она не нашла ничего интересного. Не везет ей!

Осветив последний раз фонариком злополучное окошко, Лена тяжело вздохнула. Захватывающее приключение не состоялось. Как жаль! Она повернулась и направилась к выходу…

Потом, сколько она ни пыталась восстановить в памяти последовательность событий, сознание натыкалось на непреодолимый барьер. Вдруг у нее закружилась голова… в груди стеснилось, – видимо, от пыли и спертого воздуха, – и… все поплыло перед глазами… Навалилась дурнота. Темнота свернулась в нечто воронкообразное, порозовела и заблестела, подобно перламутровой раковине…

Леночка видела такие раковины в детстве, на рынке в Феодосии, куда бабушка возила ее отдыхать. Она тогда так и приклеилась к прилавку, на котором были разложены раковины. Не верилось, что их находили на берегу после шторма, выброшенными на сушу из зеленых морских глубин.

Продавец, худой смуглый старик, заметил ее интерес.

«Послушай, как шумит», – сказал он и поднес раковину к ее уху.

«Идем! – рассердилась бабушка. – У нас на такую игрушку денег нет».

«Купи-и-и!» – захныкала Леночка, чем окончательно вывела бабушку из себя.

«Что вы пристаете к ребенку?! – завопила та на весь базарчик. – Как не стыдно? Торгуют дарами моря, которое, между прочим, принадлежит всем! Спекулянты!»

Такое поведение коренной московской интеллигентки поразило Леночку до глубины души. Она до сих пор так и не поняла, что привело милую вежливую бабулю в неистовство. Чем ей не угодил продавец раковин? Вообще-то Анастасия Кирилловна души не чаяла в единственной внучке и обычно потакала ее прихотям. Но не в тот раз.

Леночка много раз видела ту раковину в детских и юношеских снах. Со временем впечатление стерлось, померкло… и вот теперь возникло из небытия здесь, на чердаке.

Какую странную игру порой ведет с людьми воображение!

«Раковина» росла, заполняя собой все обозримое пространство, маня Лену своим туманным перламутровым нутром… полным шума морского прибоя, накатывающего ровными волнами… Прибой поднимал вверх тучи брызг. Они сверкали на солнце бриллиантовой россыпью, переливались и таяли в серебристой дали…

Слуцкая больно ударилась лбом о люк и только тогда увидела, что стоит на ступеньках железной лестницы и пытается закрыть вход на чердак. Все остальное утонуло в сверкающих брызгах в глубине «раковины».

Лена дрожащими руками повернула ключ, и замок тихо щелкнул. На ватных ногах она спустилась вниз и вышла из подъезда. Дул ветер. Ночная прохлада пронизала ее до костей. Старые липы настороженно шумели в темноте…

Глава 11

– Удалось узнать хоть что-нибудь? – спросил Широков.

Они с Багировым сидели на открытой террасе загородного ресторана и пили коньяк. Начальник службы безопасности развел руками.

– Ничего существенного, Павел Иванович. Мы отработали по всем направлениям… Результат нулевой.

– И что это значит, по-твоему?

Багиров пожал плечами.

– Честно? Ума не приложу.

Широков задумался. Он уважал Бориса Багирова, бывшего военного спеца, во всем ему доверял и чувствовал себя как за каменной стеной. До недавних событий. Борис был хорош тем, что никогда не вводил его в заблуждение, – если он не мог в чем-то разобраться, то прямо говорил об этом.

– Может быть, какая-нибудь акция новых борцов с буржуями? Молодежный погром? Как в Европе?

– Обстреляли только наши заправки, – отмел его предположение Багиров. – Я проверял.

– Ты поговорил еще раз с Варденом?

– Поговорил. Это не он. И с Тузом говорил, и с другими, – все клянутся, что ни при чем. Сами запаниковали.

– Откуда ты знаешь?

Багиров усмехнулся.

– Охрану усилили… Никому неохота оказаться в нашем положении.

– А менты что говорят?

Начальник службы безопасности махнул рукой.

– О чем ты, Павел Иванович? Силовикам нынче не до нас, они террористов ловят.

– Понятно. И что ты предлагаешь?

Багиров поднял бокал с коньяком, посмотрел на цвет.

– Красивый напиток…

Широков его не торопил. Спешка вообще была не в его стиле. Еще покойный Зубр сумел ему втолковать, что всякое дело требует осмысления, паузы. Глядишь, решение появится само собой, без лишнего штурма.

– Я заключил договор с охранным агентством «Арес», – сказал Борис. – Оно, на мой взгляд, лучшее в Москве. У нас маловато людей. Пусть их ребята помогут нашим. На каждой заправке будут находиться три вооруженных охранника – два из «Ареса» и один наш. Ну и в офисах, конечно, тоже. Ты, Павел Иванович, сам будь поосторожнее. Я к тебе двоих парней приставил, так ты, будь добр, слушайся их.

Широков скривился. Он терпеть не мог личную охрану и старался обходиться без телохранителей.

– Выпьем, – неопределенно качнул он головой: то ли согласился, то ли нет. – За неприкосновенность наших объектов!

Коньяк здесь подавали отменный и закуску неплохую. Официант принес горячее – котлеты по-киевски, форель в белом соусе и жареные грибы. Широков любил хорошо поесть на свежем воздухе, но сегодня аппетита не было.

– Никак невозможно установить, кто стрелял?

– Меня больше заказчик интересует, – сказал Багиров, принимаясь за форель. – Откуда у проблемы ноги растут? Я велел ребятам не слоняться открыто по объектам, а сидеть в засаде. Если нападение повторится, попробуем захватить одного из «гостей». Он нам расскажет все, что знает.

Павел вздохнул с сомнением – вряд ли простые исполнители посвящены в детали. Им заплатили, они стреляют.

Багиров тоже особых надежд не питал, но… на безрыбье и рак рыба. Лучше, чем ничего.

– Ты, Боря, заплати сыщикам из ментовки, – сказал Широков. – Да не скупись. Они, когда хотят, умеют работать. Чем черт не шутит?

– Уже сделано.

Широков жевал котлету, не ощущая вкуса. Ему вспомнился сон. Как Зубр признался, что помочь не сможет.

– Ты в сны веришь? – спросил он Багирова.

Тот удивленно поднял глаза.

– Давай лучше выпьем, Павел Иванович.

Он налил в бокалы по приличной порции коньяка. Широков возражать не стал, молча выпил. Алкоголь не оказывал на него существенного воздействия. Может, поэтому он и не пристрастился к водке, как остальные. Бизнес – занятие нервное. То и дело разрядка требуется. Вот и снимают напряжение, у кого как получается.

Отношения Широкова с начальником по безопасности представляли собой тот редкий случай, когда и босс, и сотрудник нравились друг другу. Даже общались они между собой вроде бы по-свойски, но с уважением: на «ты», зато по имени-отчеству.

Борис видел в Варяге не только бывшего бандита, нынешнего жесткого, циничного дельца, но прежде всего человека, который сумел «сделать себя», разбогатеть и не зазнаться, не потерять почву под ногами. Широков поднимался с самого дна, за счет собственных способностей. Он не имел ничего общего с нахальными выскочками, умея сохранять грань между беспределом и необходимыми мерами защиты своих интересов.

Но самое главное – Широков нравился Борису как мужик. Он был красив и физически развит, умен, прекрасно воспитан (благодаря опять же собственной тяге к совершенству), интересен как собеседник. Не пускался в загулы, не сорил деньгами, был разборчив в интимной жизни и не потерял уважения к людям только потому, что у них было меньше денег, чем у него.

Кроме умения зарабатывать, Варяг имел еще множество достоинств, коими и покорил Багирова. Когда надо, он отступал, перегруппировывал силы и добивался-таки нужного результата. Широков при любых обстоятельствах сохранял твердость и шел в атаку, не оглядываясь по сторонам. Но без показухи и безрассудства. Он был в меру отважен, в меру осторожен, в меру силен, в меру уступчив. Багиров, который не очень-то жаловал новоявленных капиталистов, втайне восхищался Варягом. Ему было хорошо рядом с таким человеком.