Пассажирка с «Титаника»
– Чудесно, – усмехнулся мужчина. – Надеюсь, твоя мать в здравом уме?
– Она напилась и спит.
В неубранной прихожей валялись пустые бутылки. Он переступил через них и зашагал вперед, в комнату. Мать лежала навзничь на засаленных диванных подушках и храпела. Отекшая, синяя, с выступающей на губах слюной. Ее платье задралось, ноги в дырявых колготах были разбросаны. Мои младшие сестры играли на полу, подражая взрослым, – наливали из бутылки воду в пластиковые стаканчики и поили своих кукол, у которых недоставало рук и ног.
При виде нас они испуганно сбились в кучку, но быстро осмелели и начали клянчить еду. Мужчина предусмотрительно захватил с собой пакетик конфет. Дети с восторгом набросились на угощение. Они не умели говорить спасибо и только счастливо косились на нас.
Обладатель перстня с трудом растолкал пьяную мать. Она не понимала, ни где она находится, ни чего от нее хотят. Ее лицо приобрело мало-мальски осмысленное выражение, лишь когда она увидела деньги в руках незнакомца.
– Я забираю твою дочь, – заявил он. – Она получит хорошую работу, и тебе не придется тратиться на нее.
Мать кивала, не отрывая глаз от денег. Она готова была продать меня кому угодно, лишь бы вожделенные купюры перекочевали от незнакомца к ней.
– Распишись, – потребовал он, достал из папки лист бумаги с готовым текстом, протянул матери ручку и указал, где ей следует поставить подпись.
Кажется, до нее кое-что дошло. Она подняла на меня заплывшие щелочки-глаза и икнула от удивления.
– Ты б-берешь ее? Эту у-уродину?
– Да! Да! Я забираю ее насовсем. Больше она не станет тебе докучать. Давай, подписывайся, что отдаешь девочку мне, твоему родственнику, на воспитание. Потому что не можешь ее содержать.
– На кой она т-тебе сдалась?
– Это уж мое дело.
Мать потянулась за деньгами, но незнакомец проворно подсунул ей бумагу. Ее пальцы дрожали, и она, с трудом держа ручку, нацарапала внизу свою фамилию.
Мне было невдомек, что в этот миг решается моя судьба и что мать заключает с незнакомцем сделку, предметом которой являюсь я…
Москва
– Что это с ним? – улыбнулась Катя. – Напился до чертиков?
– Схожу, взгляну, – вздохнул Лавров.
Ему не нравилось то, как повела себя Дора, и особенно то, как странно рухнул с эстрады ее незадачливый жених.
– Я с тобой!
– Оставайся на месте, Катя, – приказал он. – Без тебя зевак хватает.
Вокруг лежащего ничком Генриха уже сгрудились гости. Прибежали охранники клуба – два добрых молодца в одинаковых костюмах.
– Расступитесь! Ему нужен воздух! – истерически выкрикивала дама бальзаковского возраста в красном, чрезмерно узком для ее фигуры платье. – Ему нечем дышать!
Музыка смолкла. Дора перестала задирать подол, показывая публике свои тощие ляжки. Она наклонилась и смотрела, что делает на полу ее суженый. Тот не подавал признаков жизни, и невеста издала пронзительный вопль. Она схватилась за голову и покачнулась. Скрипач бросился к ней на помощь.
– Его нужно перевернуть, – важно изрек тучный господин, уставившись на распростертого в нелепой позе Генриха. – Иначе он задохнется.
Охранники, похожие друг на друга, словно два брата-близнеца, собрались выполнить его рекомендацию и дружно нагнулись.
– Не советую ничего трогать! – осадил их Лавров. – Особенно тело!
– Тело?! – взвизгнула дама бальзаковского возраста. – Он что, разбился насмерть?
– Помилуйте, тут едва полметра будет… – возразил голос из публики.
Посыпались реплики:
– Не может быть!..
– Он головой об пол ударился…
– Сотрясение мозга…
– Какой ужас…
– Он не шевелится…
– Вызовите врача!.. «Скорую»!..
– Где администрация?.. Примите же меры!..
– Человек умирает!..
– Спокойно, господа, – произнес Лавров, опускаясь на корточки рядом с Генрихом. – Сейчас разберемся. Не мешайте мне.
Люди замолчали и расступились, освобождая место. Было слышно, как воет Дора и монотонно бормочет скрипач, успокаивая ее. Где-то в зале разбился бокал или тарелка. Кто-то из гостей взобрался на стул, чтобы лучше видеть. Кто-то вышел на сцену с той же целью.
Роман заметил, что Генрих сильно вспотел. Его рубашка под мышками намокла и потемнела. Он не дышал. Нога неловко подвернулась, руки раскинуты. Внешне на теле незаметно каких-либо повреждений.
«Помилуй, Рома, какие повреждения? – захихикал внутренний критик. – Все случилось у тебя на глазах. Рядом с этим чуваком никого близко не было, кроме Доры. На помост он вышел вполне живым, а рухнул на пол мертвым. Он умер до того, как упал! Помнишь, как он побледнел и дернулся? Будто его прошила автоматная очередь».
– Стрельбы не было, – пробормотал сыщик. – И крови нет.
Действительно, Генрих лежал на полу, но не было видно ни капли крови. Что же выходит? Инсульт? Инфаркт? Отравление?
Лавров не мог нащупать пульса и приложил пальцы к шее Генриха, надеясь ощутить хотя бы слабые толчки. Напрасно.
– Он сломал себе шейные позвонки, когда упал… – раздалось у него за спиной.
– Кто-нибудь вызвал неотложку? – спросил женский голос.
– Похоже, надо звонить в полицию…
Сквозь толпу пробирался администратор клуба – мужчина средних лет, холеный, упитанный, в белоснежной рубашке с бабочкой. Его лоб лоснился от пота.
– Что случилось?.. Пропустите!..
Он увидел лежащего человека и крикнул охранникам, которые стояли, растерянно глядя на тело:
– Петя, Игорь! Что с ним?
Верзилы пожимали накачанными плечами.
– Упал, кажись…
– Кажись! – злобно передразнил администратор и полез в карман за платком вытереть лоб. – Он живой?.. «Скорую» вызвали?.. Как он упал? Откуда?
– Оттуда, – один из парней показал пальцем на эстраду, где в объятиях скрипача билась в рыданиях Дора.
– Они танцевали, – нервно подсказала дама бальзаковского возраста. – Вернее, Дора хотела станцевать… а он вдруг дернулся и… свалился вниз.
– Как подкошенный, – добавила блондинка с низким декольте.
– Похоже, он мертв, – заявил Лавров. – Пульса нет.
– Как нет? – всполошился администратор. – Как нет?! Этого только не хватало! Это же… это…
Роман испугался, как бы еще и его не хватил удар.
– Не волнуйтесь вы так. Что есть, то есть. Уже ничего нельзя исправить.
– Где врач? Врача вызвали?
– Вызвали, – доложил один из охранников. – Ждем.
– Может, он живой еще? – пискнула блондинка.
– Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? – робко поинтересовалась дама бальзаковского возраста. – Его надо перевернуть и…
– Не надо, – покачал головой Лавров.
– Вы кто такой? – взвился администратор. – Что вы тут командуете? Мы обязаны оказать пострадавшему первую помощь!.. Отойдите прочь!.. Не мешайте!..
– Я бы его не трогал, – буркнул второй охранник. – Мало ли, чего он упал.
– Ты на что намекаешь?
– Массаж сердца делать бессмысленно. Он того… похоже, преставился.
Администратор всплеснул руками и опять полез за платком. Лавров подошел к нему вплотную и шепнул:
– Человека могли отравить. Немедленно выясните, что он ел, что пил. Следует позаботиться об остальных людях. Они тоже могут пострадать. Вдруг яд находился в не одном бокале, а в нескольких?
– Да вы… с ума сошли! – побагровел администратор, однако поманил пальцем охранника с бейджиком «Петр» и дал ему какое-то поручение.
Тот бросился исполнять…
Глава 5
То, чтобы молодой мужчина убился насмерть, свалившись с полуметровой высоты, едва ли возможно. Конечно, в жизни всякое бывает. Но…
Лавров доверял своей интуиции. Он был почти уверен, что смерть Генриха наступила раньше, чем тот упал.
– Что тебе удалось выяснить? – пристал он к охраннику, который носился по залу, как угорелый. – Пострадавший ел блюда, приготовленные в вашем ресторане?
– Все ели. Гости успели попробовать закуски и напитки, но с ними, слава Богу, ничего не случилось. А с чего вы взяли, что произошло отравление?
– Я хочу это исключить.
– Да, конечно.
Лавров представился другом семьи Дудинских, тем самым пояснив, почему всюду сует свой нос.
– Я не обязан отвечать вам, – предупредил охранник. – Меня могут уволить за разглашение. Репутация нашего клуба…
– Мой близкий приятель – корреспондент теленовостей, – перебил Лавров. – Вы же не хотите, чтобы я сейчас же сообщил ему о происшествии в клубе «Фишка»? Думаю, его это заинтересует.
Молодой человек передернул мощными плечами и пошел на попятную.
– Я не отказываюсь говорить, я просто забочусь о наших гостях. Любая огласка для них неприемлема. Вы же понимаете… не все посещают ночной клуб с женами и мужьями, и нам бы не хотелось…
– В зале лежит мертвый человек! – оборвал его сыщик. – Никому не удастся сохранить инкогнито. Особенно если сюда нагрянет полиция.
– С ними наш босс договорится. Впрочем, ладно. Я готов оказать вам посильную помощь. Разумеется, в рамках своих полномочий.
– На большее я не претендую, – улыбнулся Лавров. – Итак. Что пил и ел жених госпожи Дудинской?
– Вероятно, то же, что и остальные. А пил… кажется, только шампанское. У нас напитки дорогие, высшего качества. Известные марки.
– Где это шампанское?
– Дмитрий Сергеич приказал немедленно собрать еду и выпивку и вынести в кухню.
– Дмитрий Сергеич?
– Наш администратор, – пояснил Петр. – Он всеми силами постарается замять скандал. Надеюсь, несчастье с клиентом произошло не по нашей вине. Я не допускаю мысли, что…
– Закуски, вода и спиртное стояли открытые и доступные для любого человека в зале. Кроме того, есть еще обслуга и повар.
– У нас проверенный персонал, – возразил охранник. – В наш клуб берут на работу надежных людей.
– А за посетителей вы можете поручиться?
– Нет, но…
– Где фужеры, из которых пил шампанское пострадавший?
– Вероятно, в мойке. Пустую посуду положено немедленно убирать.
– Ясно. Вы их не нашли.
– Как их найдешь? Другие тоже пили шампанское. Фужеры перемешалась.
Лавров по опыту знал, что подобный опрос – пустое дело. Никто не скажет, с кем Генрих пил, куда он отлучался, кто к нему подходил. Хотя внимание присутствующих и было приковано к Доре и ее жениху, но этот интерес был иного свойства, отнюдь не криминального.
Когда Дора успокоится и придет в себя, можно будет поговорить с ней.
Кто-то коснулся его локтя, и он резко обернулся.
– Ты еще долго? – спросила Катя. Она казалась растерянной и огорченной. – Я хочу домой. Ужасно, что все так закончилось. Неужели Генрих…
– Катя, прости, – спохватился Лавров. – Подожди меня за столиком. Я скоро освобожусь и отвезу тебя.
По залу прокатился шумок, в дверях показалась реанимационная бригада и полицейские, которые приехали почти одновременно. Первыми к телу подпустили врачей. Они осмотрели лежащего Генриха и вынесли неутешительный вердикт:
– Нам тут делать нечего.
По словам медиков, смерть наступила около получаса назад. Никаких видимых повреждений на теле не обнаружено. Похоже на остановку сердца. Точнее покажет вскрытие.
Криминалисты пришли к тому же мнению. Они наскоро расспросили свидетелей и объявили, что до вскрытия никаких заявлений делать не будут.
Медицинская помощь понадобилась Доре и даме бальзаковского возраста, у которой подскочило давление.
Тело Генриха забрали в морг, администратор вздохнул с облегчением, удрученные гости начали разъезжаться.
– Надо взять Дору в твою машину, – сказала Катя, когда Лавров вернулся за столик. – Можно вызвать ей такси, но я бы не оставила ее одну в таком состоянии.
– Как скажешь.
– Бедная! Представляю, каково ей сейчас.
– Ей сделали успокоительный укол. Она в порядке.
– Действие лекарства пройдет, и тогда Дора окажется наедине со своей трагедией. Вместо свадьбы придется устраивать похороны. Может, над ней, правда, тяготеет проклятие?
Роман подумал о Глории, но тут же прогнал от себя коварную мысль. Ему-то какое дело до Доры и смерти ее жениха? Он просто ищет повод встретиться с женщиной, которая к нему безразлична. На что он рассчитывает?
– У тебя же есть знакомая ясновидящая, – вспомнила Катя. – Может, Доре обратиться к ней?
– Зачем?
– У нее умирает уже третий жених! Твоя знакомая умеет… снимать порчу или как там у них это называется?
– Не знаю.
– Но ведь в моем случае она оказалась на высоте.
– Раз на раз не приходится.
– Мы обязаны помочь Доре! – настаивала Катя.
– Она нас ни о чем не просила, – рассердился Лавров.
– Она убита горем…
– Дора сильно любила этого Генриха?
– Она очень хотела выйти замуж.
Во время разговора сыщик продолжал наблюдать за публикой. Сработала привычка бывшего опера держать ситуацию под контролем. Одновременно он перебирал в уме собственные ощущения. Заметил ли он сам что-нибудь подозрительное? Пожалуй, нет. Откуда же у него возникло предчувствие беды?
Может, смерть заранее сообщает о себе тому, кто способен ее услышать?
– Ты думаешь, Генриха убили? – вдруг спросила Катя.
– Скорее всего, у него случился обычный сердечный приступ. Ужасно некстати.
– Как будто приступы случаются кстати!
– Тебе что-нибудь известно о Генрихе, кроме того, что он жених Доры?
– Совсем немного. Его фамилия Семирадский, он предприниматель. Я впервые увидела его сегодня на вечеринке. Дора решила сделать нам сюрприз.
– Ей это удалось.
– Она молчала, чтобы не сглазить предстоящее замужество. Третья попытка! Я имею в виду свадьбу.
– А чем окончились первые две? Тоже смертью претендентов на руку и сердце Доры?
– Я же тебе говорила, что первый жених увлекался альпинизмом и его накрыла лавина. А второй утонул в Красном море.
– Любитель дайвинга?
– Наверное. Я не выясняла подробностей. Теперь вот Генрих.
– Прямо рок какой-то, – усмехнулся Лавров. – От Доры мужикам надо держаться подальше.
– Это не смешно.
– Разве я смеюсь? Должно быть, кто-то против замужества Доры. У нее есть сестры, братья?
– Она одна у родителей.
– Богатая наследница?
– Я чужих денег не считаю, – вздохнула Катя. – Но Дудинские не бедствуют.
– Ну да, на последние гроши таких помолвок не закатывают.
– Ладно, хватит болтать, идем к Доре.
Они нашли безутешную невесту на диване в комнате отдыха. Глаза Доры опухли от слез, макияж потек, нос покраснел, волосы потеряли блеск. Она дремала. Рядом в кресле скучал один из охранников-близнецов с бейджиком «Игорь». Завидев Катю с Лавровым, он оживился.
– Вы доставите ее домой? Сама она не доедет. Нужен сопровождающий.
Дора лежала босая, в мятом платье, весь ее лоск улетучился. На усталом лице виднелись веснушки и красные пятнышки на лбу и щеках.
– Она сможет идти?
– Ей вкатили большую дозу транквилизатора, – сообщил Игорь. – Она засыпает. Если надо, я помогу донести ее до машины.
Дора оставалась безучастной. Она слышала, о чем говорят, но у нее не было сил даже пальцем пошевелить…
* * *Глория с удовольствием доедала мамины пельмени. Та сидела напротив и делилась последними новостями.
– Помнишь Генриха Семирадского? Вы учились вместе в медицинском.
– Конечно, помню. Он был стоматологом в частной клинике, потом открыл свой кабинет. Мы давно не виделись.
Глория еще не закончила фразу, как перед ней возникло лежащее лицом вниз безжизненное тело мужчины в светлой рубашке и темных брюках. Она поперхнулась, закашлялась и отодвинула тарелку. Аппетит пропал.
– Генрих умер, – сказала мать. – Звонила твоя однокурсница, спрашивала тебя. Ты пойдешь на похороны?
– Он умер? Ты ничего не напутала?
Глория задавала вопросы, хотя ответ был ей известен.
– Помилуй, речь идет о похоронах. Как я могу напутать? Если хочешь, позвони и сама все узнай. Ты общаешься с кем-нибудь или по-прежнему живешь затворницей?
– Я уехала из Москвы для того, чтобы уединиться.
– Тебе не кажется, что твое уединение затянулось?
– Ма, не начинай.
Мать укоризненно вздохнула и поправила волосы. Она всегда так делала, когда поведение дочери не соответствовало ее ожиданиям. Кто бы мог подумать, что ее красавица Глория рано овдовеет, променяет Москву на глухую деревню и слышать не захочет о новом замужестве. А ведь она еще молода, умна и не лишена амбиций. Хотя теперь уже непонятно, остались ли амбиции.
– Тебе надо бывать в обществе.
– Ма, у меня есть все, что нужно. Поверь!
– Деньги не заменят счастья, доченька. Ты спохватишься, но будет поздно.
– Я не о деньгах, ма, – улыбнулась Глория.
– Слава Богу, твой Толик не оставил тебя без средств. О покойных плохо не говорят, но…
– Вот и не говори, – перебила дочь.
– Ладно, ладно.
Мать нахмурилась и уставилась в окно. Молчание длилось не более минуты. За это время Глория успела понять достаточно. Ее родители страдают из-за того, что она живет «не по правилам». Ребенок должен стать продолжением родителей, во всяком случае, они ждали внуков, которые скрасили бы наступающую старость. А Глория, кажется, не собирается рожать. Она не стала врачом, как они надеялись, и прозябает в подмосковном лесу, вместо того, чтобы блистать в столице.
– На твои деньги ты могла бы…
– Ма!
– Молчу, – обиделась та. – Тебе слова не скажи. Все-то ты знаешь, все делаешь по-своему. А мы с отцом тебе не чужие! Мы тебе добра хотим!
– Когда похороны?
Мать осеклась и сердито сдвинула брови. Дочка ясно дала понять, что не нуждается в ее наставлениях. Как быстро она выросла!.. Как неумолимо летят вперед годы!..
– Завтра. Это где-то за городом. Московские кладбища переполнены. Ты бы позвонила Ирише, уточнила время.
Ириша – студенческая подруга Глории осталась в прошлом, как и вся ее жизнь до Черного Лога. Ей не хотелось ворошить былое. Она ни с кем не встречалась, никому не звонила. В Черном Логе не брала сотовая связь. Такое уж там место.
– Бедный Генрих, – прослезилась мать. – Ему бы жить да жить. Ириша сказала, у него отлично шли дела. Он занимался поставками медицинского оборудования для стоматологических клиник. И вдруг случилось это несчастье…
– Ты же не из-за Генриха плачешь, ма. Тебе горько, что твоя дочь выросла упрямая и непутевая. Так?
Родительница затихла. В кухне повисло настороженное молчание. Между матерью и дочерью пробежал холодок.
– Что ты говоришь? Как у тебя язык поворачивается?
Глория слушала притворные причитания матери, но картина перед ней развертывалась совершенно другая. Генрих рядом с какой-то нелепой барышней, которая виляет сухими бедрами и задирает подол модного платья. Вот он, еще живой стоит, вне себя от смущения. А вот он падает…
– Генриха убили? – вырвалось у Глории.
– Нет! С чего ты взяла? У него случился сердечный приступ. Прямо во время помолвки. Генрих собирался жениться. Он наконец-то нашел себе невесту. Какая трагедия! Умереть накануне собственной свадьбы!
– Генриха убили, – повторила дочь. – Спасибо за пельмени. Я, пожалуй, пойду.
– Уже? – опешила мать. – Отец скоро вернется с прогулки. Ты его не дождешься?
– Прости. В другой раз.
– Когда это будет? Через полгода? Ты совсем нас забросила. Даже в праздники не навещаешь…
Но Глория ее не слушала. Она оставила на полке в прихожей деньги, чтобы родители ни в чем себе не отказывали, и торопливо накинула плащ.
– Пока, ма! Не экономьте, пожалуйста. Толик был плохим зятем, но умел хорошо зарабатывать. Благодаря ему мы обеспечены.
– Ты слишком легко одета, – бросила ей в спину мать. – Гляди, простудишься. Апрель нынче холодный.
– Я на машине.
Она бегом спустилась во двор, где скучал в «аутлендере» Санта, и велела ехать в бюро ритуальных услуг.
– Кто-то умер? – деловито осведомился слуга. – Надеюсь, не ваши почтенные родственники, Глория Артуровна?
– Нет.
– Хвала Всевышнему!
Весна в этом году сильно запоздала. В городе еще лежал снег. Всюду капало. Текли ручьи. Небо было пасмурное. Но в воздухе ощущалось приближение тепла, а на оттаявших газонах зеленела травка.
Эта робкая травка, пережившая зиму, почему-то напомнила Глории о Лаврове. Открыл он свое детективное агентство или нет?
– Он еще думает, – произнесла она вслух.
– Кто, Всевышний? – обернулся к ней Санта.
«Аутлендер» притормозил и свернул на парковочную площадку, избавив Глорию от необходимости отвечать. Впрочем, слуга привык, что его вопросы остаются без ответа, и не напрягался по сему поводу. Его бывший хозяин карлик Агафон приучил Санту ко всякого рода странностям.
В ритуальном бюро Глория выбрала огромную корзину белых гвоздик с траурной лентой, и Санта понес цветы в машину.
Глория представила себе похороны: вырытая в глинистой земле яма, лакированный гроб, желтое лицо Генриха с закрытыми глазами… плачущие дамы в трауре, заунывная музыка. Среди пришедших проводить Генриха в последний путь она вдруг заметила… Лаврова.
– Вот где мы с тобой встретимся, Рома, – пробормотала она.
Слуга установил корзину в багажнике, и салон наполнился сладковатым запахом свежих гвоздик. Аромат смерти…
– Поехали, – скомандовала Глория, усаживаясь.
– На кладбище?
– Туда еще рано. На Шаболовку, в мою квартиру. Давненько я туда не заглядывала.
Пока «аутлендер» ехал по запруженным транспортом улицам, она прислушивалась к себе. Не кольнет ли в сердце иголка ревности? Не вспыхнет ли мимолетная досада? Злость на мужчину, который предал?
– Глупости, – шептала она, глядя на мелькающие за окнами дома и голые скверы. На город, охваченный предвкушением весны. – Мне нет дела до того, где он и с кем.
Санта деликатно помалкивал. Крутил баранку. Он тоже поддался гипнозу апреля, и его душа встрепенулась…
Глава 6
Дневник Уну
Мы покинули поселок в машине обладателя перстня – я и еще две девушки, отобранные для непонятного шоу. Что это за «представление», мне по дороге объяснили мои товарки. Их звали Дина и Люба. Мы поневоле подружились, ведь нам предстояло провести вместе много часов в салоне минивэна, который принадлежал нашему боссу.
Мы назвали его Хозяином. А он дал нам трем смешные прозвища: Хаса, Тахме и Уну. Последнее, самое некрасивое, досталось конечно же мне.
– Он не русский, – шепотом заметила Дина-Хаса. – Может, нас везут вовсе не в Москву, а в Турцию? Чтобы продать в гарем?
– Ага! – скривилась Люба-Тахме. – В Арабские Эмираты! Чтобы выдать замуж за шейхов! Все, что нам светит, это дешевый публичный дом. На большее мы не годимся. Но я и этому рада. Мой отчим пьет и постоянно тащит меня в постель. Клиенты хотя бы будут платить нам деньги, а этот норовил бесплатно попользоваться.
– Мать ревнует?
– Еще как! Грозилась выгнать меня из дому, если я стану крутить перед ним задницей.
– А ты крутила?
– Нужен он мне, слизняк вонючий! Глаза зальет и лапает своими клешнями. Бр-р-ррр! У меня аж мурашки по коже.
– Кто знает, какой клиент попадется? – зябко поежилась Хаса. – В борделе выбирать будем не мы, а нас.
– Почему вы решили, что нас отобрали для борделя? – не выдержала я.
– А для чего же? По-твоему, нас возьмут в кино сниматься? Или в шоу-бизнес определят? Ты на себя в зеркало смотрела, малявка?
– Я ненавижу зеркала.
– Не мудрено! – захихикали девушки. Они освоились, осмелели и расслабились. Будущее казалось им далеким и туманным, как горные вершины в ночной мгле. Зато поездка сулила массу удовольствий.
– Не понимаю, чем ты ему приглянулась, – искренне недоумевала Хаса по поводу меня. – С твоей внешностью даже в борделе делать нечего.
– Я не хочу в бордель.
– Ты, небось, целка еще? Кто на тебя позарится? С братьями не кувыркалась? Они у тебя бандюги и наркоши. Неужели ты с ними не…
– Нет! – взвизгнула я, ошалев от такого предположения. Братья меня дразнили, третировали, понукали, отбирали накопленные копейки, но иного себе не позволяли. – Ничего не было! Мне нельзя!
– Нельзя ей, – беззлобно бросила Тахме. – Уймись, дура!
– Пошла ты…
– Ого! Она огрызаться умеет. Ты слышала, Хаса?
Девушки быстро привыкли к своим прозвищам, как будто их с детства так звали. Лишь я не сразу научилась откликаться на Уну. В этой новой жизни мне все давалось с трудом.
Когда Хозяин повел нас в районный универмаг покупать одежду, я дольше всех возилась в примерочной. Меня подгоняли, надо мной посмеивались. Наконец мы переоделись. Я с наслаждением сбросила поношенные лохмотья и облачилась в темные брюки, серый свитер и курточку.
– На кого ты похожа? – переглядывались девушки. – На облезлую мышь! Ничего поярче не нашлось?