– Смертельный случай. Таксист и его пассажир. Чтобы вытащить из салона, ребятам пришлось стойки распиливать. А водила…
И он безнадежно махнул рукой.
Стогов невольно покосился на темный брезент, из-под которого торчали две пары ног. Одна в серых носках, без туфель, которые соскочили, видимо, когда труп вытаскивали из железных, искореженных тисков, вторая пара ног – в давно не чищеных темно-коричневых ботинках на шнуровке, владельцем которых, видимо, был хозяин «Волги». Он отвел глаза, а в памяти вдруг ожил давно забытый анекдот о непревзойденном качестве советской обуви: мужик вывалился с балкона девятого этажа, сам вдребезги, а на его туфлях даже кожа не треснула.
– Документы смотрели? – спросил Стогов, кивнув на трупы.
– А как же! – удивился гаишник. – Оттого и контору вашу сразу же поставили в известность. – Таксист, конечно, наш клиент, а вот что касается его пассажира… Судя по всему, мужик на свои рейс торопился, в аэропорт. В его портмоне вместе с документами лежал билет на нью-йоркский рейс.
– Даугель Рудольф Иосифович? – уточнил Стогов.
– Да, – кивком головы подтвердил гаишник и невольно передернул плечами от попавшей за шиворот дождевой воды. – Американец. Хотя отчество, казалось бы, советского происхождения. Я бы даже сказал, сталинского. Его дедушка, видать, довольно сильно Сталина любил, что решился своего сынка его именем назвать.
Стогов хотел уж было не согласиться с гаишником – Иосиф имя еврейское, и далеко не каждый, кто говорит на идиш или иврите, склонен произносить имя «отца народов», однако капитан уже достал из глубин своего плаща впечатляющий портмоне из светлой кожи и протянул его Стогову. Мол, далее разбирайся сам, коллега. Мое дело – поставить тебя в известность.
Раскрыв портмоне, из которого едва не выпал авиабилет, Стогов сунул его в тот же кармашек, из которого высовывалась квитанция на гостиницу, в которой, видимо, проживал Рудольф Даугель, и уж открыл было паспорт американца, как вдруг что-то заставило его вернуться к кармашку, и уже через секунду он понял, что именно заставило его сделать охотничью стойку.
Квитанция! Та самая квитанция, корешок которой выглядывал из кармашка. Точнее сказать, коротенькое слово, которое он выхватил глазами, когда засовывал в этот кармашек авиабилет.
«Стрельня».
Еще не осмыслив до конца всей важности своего открытия, беззвучно шевельнул губами, перечитывая по верхнему обрезу название гостиницы, в которой, видимо, проживал Рудоль Лаугель, и вдруг почувствовал, как екнуло где-то глубоко под ложечкой.
«Стрельня»! Пятизвездочный отель, в котором был убит Игорь Державин!
Адское совпадение? Наворот случайностей?
Однако Стогов не был бы капитаном ФСБ, если бы верил в подобного рода навороты, совпадения и прочую хренотень. Кивком головы поблагодарив гаишного капитана и пробормотав напоследок что-то маловразумительное, он прошел к «мерседесу» и, уже забравшись в салон, еще раз, но уже более тщательно, просмотрел гостиничную квитанцию и документы Даугеля.
В Москву прилетел из Нью-Йорка за сутки до того дня, как в этой же гостинице поселился Державин. Причем жил на том же этаже, на котором находился «девятый люкс» Державина.
«Что, тоже совпадение?» – размышлял Стогов, заставляя себя «не гнать лошадей».
Хрен с ним, можно допустить и подобную возможность – в жизни случается и не такое, но когда оба гостя столицы оказываются в московском морге, то это уже информация для размышления.
Бросив последний взгляд на поливаемый дождем брезент, из-под которого торчали две пары безжизненных ног, Стогов достал мобильный телефон и, когда послышался осевший после ночного бдения голос дежурного, устало произнес:
– Стогов, ФСБ. Записывай данные. Даугель Рудольф Иосифович, шестьдесят шестого года рождения. Соединенные Штаты, Нью-Йорк. Необходима вся информация, которую удастся нарыть, а также все то, что заложено в визовом отделе. Срочно!
* * *
Сообщение о ночном ДТП, при котором погиб сосед Державина по этажу, но главное – ту эмоциональную подтекстовку, с которой все это было доложено Стоговым, полковник Бусурин воспринял нарочито удивленным взбросом седеющих бровей:
– И ты что же, всерьез уверен, что этот случай на скользком шоссе как-то связан с убийством Державина?
– Я еще не знаю доподлинной роли Даугеля во всем этом деле, но то, что он как-то причастен к убийству Державина, в этом я не сомневаюсь.
– В таком случае обоснуй!
– Получен ответ на мой запрос по Даугелю и… Короче говоря, нестыковка получается, товарищ полковник, с нашим эмигрантом. Кстати, из России он эмигрировал в девяносто седьмом году. Получил в Америке гражданство, и за эти годы уже четыре раза наведывался в Россию.
– Причина?
– Как сообщили из визового отдела, больные, весьма почтенного возраста родители, проживающие в Псково-Печерске, без которых он, якобы, жить не может.
– Серьезная заява.
– Вполне серьезная. Кстати, и на этот раз он обосновал свой приезд в Россию все той же причиной: «больные родители». Однако по прибытии в Москву довольно круто изменил свой маршрутный лист и вместо того, чтобы сесть на поезд и ехать к своим престарелым, тяжелобольным родителям, он надежно окопался в «Стрельне», где ему, оказывается, за сутки до его прибытия в Москву был заказан одноместный номер на том же этаже, что и Державину.
Это уже было кое-что, по крайней мере Бусурин не буравил Стогова язвительно-снисходительным взглядом. К тому же эти детали, судя по всему, ложились в версию полковника Бусурина относительно смерти Державина.
– Не выяснял, чем вызвана его задержка в Москве?
– Постараюсь прояснить сегодня же, товарищ полковник, но это еще далеко не все. Виза Даугеля заканчивалась в мае месяце, у него еще было время и в Псково-Печерск съездить, и утрясти все свои дела в Москве, оттого и непонятно, с чего бы это вдруг он сорвался с места и в одночасье взял билет на нью-йоркский рейс.
– Изменились обстоятельства?
– Возможно, хотя и маловероятно. Уж слишком мало времени прошло с того дня, как Даугель покинул Штаты. И что могло произойти за эти дни настолько архичрезвычайного, чтобы столь любящий сын бросил всё и вернулся обратно, не доехав до родителей всего лишь несколько сот километров. Впрочем, меня насторожило другое… Рейс, на который был взят билет, вылетает из Шереметьева в одиннадцать утра, и лично мне непонятно, с чего бы это господину Даугелю тащиться ночью в аэропорт, под дождем, если до отлета еще оставалось почти шесть часов.
Стогов скромно замолчал, ожидая положительной реакции со стороны своего шефа, однако Леонид Яковлевич Бусурин не был бы полковником Бусуриным, если бы даже при таких картах не продолжал оппонировать капитану:
– Нервы? Предполетная бессонница?
– Товарищ полковник! Я, конечно, могу допустить любой вариант развития событий: и нервы, и предполетную бессонницу, но когда все это начинает напоминать многослойный пирог, накладываясь одно на другое…
– Ладно, капитан, забыли о нервах, предполетной бессоннице и прочей хренотени, – перебил его Бусурин, – и вернемся к существу вопроса. Считаешь, что все-таки существует какая-то взаимосвязь между смертью Державина и приездом в Москву нашего Даугеля?
– Уверен!
– В таком случае лично мне непонятно, с чего бы господину Даугелю срываться после смерти Державина с места и в срочном порядке заказывать билет на Нью-Йорк, вместо того чтобы ехать к родителям в Псково-Печерск, где его, судя по всему, уже должны ждать. Ведь он же не полный дебил и должен понимать, что этот его финт не может не вызвать ряд вполне естественных вопросов. Причем вопросов недоуменных.
Именно эта «нестыковка» в действиях Даугеля не давала покоя и Стогову, и все-таки он вынужден был подчеркнуть уязвимость логических построений своего шефа:
– Я не совсем уверен в том, что Даугеля мог волновать этот факт, я имею в виду преждевременный отлет в Штаты. Да и обосновать его он мог чем угодно. Вплоть до того, что произошло что-то непредвиденное с его женой в Нью-Йорке и он вынужден был срочно вернуться домой.
– Может, ты в чем-то и прав, – пожал плечами Бусурин. – И все-таки я не уверен, что при успешном развитии сценария, если, конечно, Даугелю действительно отводилась в нем какая-то серьезная роль, он не мог не задуматься о том, что его внезапный отлет из Москвы может вызвать серию нежелательных для его персоны вопросов, вплоть до того, что ему будет отказано впредь во въездной визе.
С этим не мог не согласиться и Стогов.
– Может, что-то пошло наперекосяк и заставило Даугеля нервничать?
– Возможно. Знать бы только, что именно заставило его всполошиться.
– Утечка информации? Даугелю стало известно о том, что всплыла правда о смерти Державина?
– Возможно и это, – согласился с капитаном Бусурин. – По крайней мере ничего иного и более умного на данный момент предположить не можем. Кстати, кто конкретно мог знать о настоящей причине смерти Державина?
– Ну-у, если не считать нас и Головко… – И Стогов чисто по-детски стал загибать пальцы.
