Кинжал Зигфрида
После таких слов молодая помощница убегала на чердак или в сарай и лила горькие слезы. Далеко ей до ангельской чистоты! Далеко до бескорыстной самоотверженности! Ведь она будто награду себе вымаливает у Бога, будто поощрения ждет. А это хуже, чем уподобиться обычному человеку, живущему в свое удовольствие.
– Господь испытывает нас, – говорила Василиса. – Мы ошибаемся, спотыкаемся и падаем на уготованном нам тернистом пути. Он же многотерпелив и многомилостив. Он простит тебя, дитя.
Временами Филофее казалось, что она вытравила из себя все плотские желания, чувства, мысли. Но никто не мог подсказать ей, достаточно ли этого. Она прислушивалась к своей душе, пытаясь уловить божественный свет… Увы, ничего такого не происходило.
Филофея мучилась, раскаивалась, терзалась сомнениями, и этот внутренний надлом, жестокая борьба с собственной гордыней лучше всего показывали, что прорыв не состоялся. Что еще она должна сделать?
В самые невыносимые дни послушница, если позволяла погода, отправлялась в Дамианову пустынь. Каждый камень разрушающейся обители, каждая былинка на монастырском дворе были ей смутно знакомы. Девять лет назад сестра Василиса показала ей дорогу через болота.
Филофея, затаив дыхание, стояла в соборной церкви, и на облупившихся стенах проступали некогда бывшие здесь фрески – фигуры Богоматери и святых в длинных складчатых одеяниях, Николай Чудотворец, Варвара-великомученица… Через пустые окна купольного барабана вливалось солнце, золотило остатки иконостаса.
– Что с тобою? – испугалась Василиса. – Побледнела, как полотно.
– Покажи мне… кельи.
– Идем, – вздохнула сестра. – Там одни руины.
Ступив на порог тесной комнатки без потолка, девушка задохнулась от нахлынувших слез, угадывая, где стояло твердое ложе, где висел образ Спасителя, где горела по вечерам лучина. Свечи считались роскошью, которую монахини дозволяли себе по светлым праздникам Рождества Христова, Пасхи, Троицы. Здесь, в этих некогда чисто выбеленных стенах, страдала и молилась юная инокиня Филофея, усмиряла сердечный жар и смуту в крови, прося у Бога избавить ее от искушений дьявольских.
Сюда под покровом темноты принесла она краски, кисти – дар молодого иконописца, расписывающего собор сценами из Святого Писания, – дабы запечатлеть являвшегося ей Ангела. Лучезарный образ как будто сам лег на свод стены, засиял нестерпимо, так, что Филофея зажмурилась и сомлела.
Ее житие, отягченное содеянным грехом, ибо наносить какие-либо изображения на стены кельи строжайше воспрещалось, превратилось в ежедневную, еженощную пытку. Один вопрос жег ее, раскаленным жалом терзал душу. Можно ли возлюбить Ангела плотскою любовью? Но никому не смела несчастная задать его.
Игуменья заметила неладное, подошла в трапезной, ласково спросила:
– Что тебя сушит, сестрица? Почему лицо твое белее полотна, а в глазах тоска? Исповедуйся… Любовь Господа простирается на чад его и укрепляет в испытаниях.
Филофея смолчала. Губы ее деревенели, язык не поворачивался признаться, какие чувства охватывают ее при виде Ангела. Такого ее уста вымолвить не могли. Молодая инокиня чахла, томилась сердечной мукой, пока тяжелая болезнь не сразила ее.
Тогда вошли в ее келью и увидели пресветлого Ангела, сияющего ярче солнца. Игуменья приказала сестрам замазать изображение мелом и никому о том не проговориться. Грозилась наложить тяжелую епитимью.
Монахини исполнили повеление, но наутро Ангел снова проступил сквозь слой побелки и засиял пуще прежнего. Сколько его ни замазывали, все оказалось бесполезно. Разрушать стену игуменья не решилась и только запретила Филофее покидать свою келью, а другим сестрам нарушать ее уединение.
Все эти картины пронеслись перед молодой послушницей как наяву. Девушка повернулась к Василисе, как бы пытаясь удостоверится, что она не спит и не видит чудесный сон.
– Ну что с тобой? – спросила та. – То бледнеешь, то краснеешь, как маков цвет.
– Расскажи мне о монахине Филофее! – пристала к ней девушка. – Раз я взяла ее имя, значит, нас что-то связывает.
– Да ты в уме ли? Подумаешь, имя! Многие сестры принимают одинаковые имена при поступлении в иночество. В каждой женской обители можно встретить Елену или Агафью. А нас никто не постригал, мы самовольно дали обет служения Господу нашему, – истово перекрестилась Василиса. – И ты послушание возложила на себя сама, и мирское имя поменяла на духовное. При чем тут Филофея, которая давно вознеслась на небеса?
– Что ты про нее знаешь?
Василиса сжала губы и осталась непреклонной.
– Читай Псалтырь, – сказала. – Житие святых изучай. Там найдешь ответы на все вопросы.
С того памятного момента не было дня, чтобы послушница не уносилась мыслями в заброшенный посреди болот монастырь, в келью с остатками каменного свода. Все казался ей на той стене Ангел в золотых одеждах, с легкими, как солнечный дым, кудрями, с ясным лицом и белоснежными крыльями за спиной. Все тянуло ее туда, где инокиня Филофея дареной кистью и запретными красками рисовала лик посланника Божия…
Зачем он к ней являлся? Какую весть приносил?
Украдкой ходить в Дамианову пустынь не получалось. В Камке, где только четверо жителей, – все на виду. У Авксентия был особо зоркий глаз, несмотря на плохое зрение. Он сердцем чуял, что вокруг происходит.
– Куда ты пропадаешь? – спросил как-то у молодой помощницы. – Чай, в пустынную обитель бегаешь? Не боязно одной-то? А ну как в болоте утопнешь?
– Я дорогу хорошо знаю. Не утону!
– Что тебя влечет туда?
– В храме помолиться хочу…
– Господь вездесущ, – мягко произнес старец. – Вся земля – его храм.
Новоявленная Филофея устыдилась. Негоже обманывать преподобного! Молилась она в храме – это так. Но на самом деле ее влекло к Ангелу на стене кельи. Пришлось признаться.
– Что ж, показался он тебе? – прищурился старец. – Не каждый его видит.
– Я видела! – горячо выдохнула девушка. – Видела! Золотой весь, с крыльями. Светится едва заметно… сквозь черную сырость, сквозь потеки.
Авксентий молча жевал губами. Размышлял. Как отвадить девицу от пагубы? Пропадет ведь, как та юная монашенка.
– Плохой конец был у Филофеи, – наконец вымолвил он. – Страшный! Сказывают, утопла она.
– Как… утопла?
– Умом тронулась. Все ждала Ангела… слышала его зов. Как ей удалось сбежать из кельи, точно неизвестно. Хватились сестры утром, а ее, горемычной, и след простыл. Искать стали. За сук поваленного дерева клочок рясы зацепился, оторвался… как раз близ топкого места. Тот год дождливый выдался, всюду вода стояла, болота сделались непроходимыми. Только безумный мог пуститься в дорогу через топи, не дожидаясь зимы. Сколько ни звали беглянку, она не откликнулась. Кроме обрывка рясы, монахини ничего не обнаружили. Молились сначала за спасение «блаженной Филофеи», а потом уж, когда поняли, что не вернется она, за упокой ее души. Келью ту перекрасили, и постепенно страсти улеглись, ужасное событие стало забываться…
Старая Русса
Улицы провинциального городка утопали в садах. Расцветала сирень. В озерах отражалось синее небо, белые храмы.
– Останови у монастыря, – попросила Астра.
Она залюбовалась строением, которому почти восемь веков, – скупые, суровые формы, мощные стены, узкие окошки, тяжеловесная колокольня. Монастырский собор идеально вписывался в пейзаж – древние зодчие чувствовали гармонию пространства и не нарушали ее.
– Сходим в музей? – предложил Карелин.
– Потом. Сначала найдем Неверова.
– Куда ехать? В санаторий, в гостиницу? А если этот господин снял комнату или дом?
– У него машина, внедорожник. Где-то же он ее оставляет?
– Джип не иголка, – согласился Матвей. – Пожалуй, начнем с санатория.
Он свернул не в ту сторону. Пришлось спрашивать дорогу у двух симпатичных девушек, жующих резинку. Они подкрепляли объяснения выразительными жестами.
– Туда езжайте, потом налево…
В теплом воздухе запах цветущих деревьев смешивался с запахом соли.
– Соленое озеро, – сказала Астра, потягивая носом. – Здесь отдыхали знаменитости, между прочим.
В санатории женщина-регистратор отрицательно покачала головой.
– Нет, господин Неверов у нас не проживает. И не проживал.
– Это мой друг. Мы договорились встретиться, – вступил в разговор Матвей. – Я специально приехал из Москвы.
– Извините, ничем помочь не могу. Спросите в гостинице, может, он там остановился. Многие вообще предпочитают частный сектор.
– Как же нам быть? – огорчилась Астра.
«Я тебе говорил?» – выразительно посмотрел на нее Карелин.
– Ладно, пошли. Теряем время.
В гостинице их ожидал тот же ответ: «Господин Неверов у нас не проживает».
– Ты уверена, что девушка Женя из питерского офиса не направила нас по ложному пути? – ворчал Матвей.
– Зачем ей это нужно?
– А если она в сговоре с Неверовым? Или просто из спортивного интереса.
– Я думаю, Влад действительно искал в Сети информацию о местах отдыха. Приехал сюда, посмотрел, не понравилось, уехал.
– Вот так, да? Мы пилили столько километров, чтобы похлопать глазами?
– Что ты предлагаешь?
– Я пить хочу. Давай хоть попробуем их знаменитую минералку.
Вода оказалась приятной на вкус, холодной. Путешественники набрали пару бутылок с собой.
– Есть идея, – повеселел Матвей. – Надо поговорить с гаишниками. Серебристый джип в небольшом городке – машина приметная. Вдруг кто-то обратил на нее внимание?
На сей раз им повезло. Первый же сотрудник дорожно-патрульной службы вспомнил, что видел такой автомобиль.
– Мы друга ищем, – объяснил Карелин. – Ехали вместе, потом он оторвался и как в воду канул. На звонки не отвечает. Не случилось ли чего?
– Я бы не обратил внимания, – сказал патрульный. – Но ваш друг сильно превысил скорость, чуть не создал аварийную ситуацию. Пришлось его остановить, проверить документы и прочее. Знаете, это давно было – дней десять назад или больше.
– Так мы и потеряли его давно, – не растерялась Астра. – Пытались догнать, не получилось. Погостили у родственников, теперь возвращаемся в Москву и на обратном пути снова ищем. Звонили ему домой, мать говорит, он еще не приехал.
– Да, на трассе всякое бывает.
– Вы фамилию нарушителя не вспомните? Мало ли одинаковых машин?
Она была очень убедительна в роли женщины, всерьез озабоченной судьбой друга. Молоденький патрульный ей поверил. Он отошел в сторонку, связался с кем-то, потом вернулся со словами:
– Кажется, Неверов его фамилия была. Напарник подсказал. У него не память, а фотоаппарат. Раз увидел, щелкнул – есть кадр.
Астра просияла – она готова была расцеловать парня. Не зря они тащились в такую даль! Неверов все-таки здесь.
– А где вы остановили его машину? В центре города или на окраине?
– Кажется, на Н-ской улице, – охотно пояснил патрульный. – Потом джип поехал дальше. А остался он в городе или нет, не знаю. Больше мне на глаза не попадался.
– Вы нам очень помогли, – проникновенно произнесла Астра. – Спасибо!
На улице, которую назвал патрульный, росли плакучие березы. Их нежная листва ласково шелестела, и ветер раздувал висячие ветки, как девичьи волосы. Вдоль двухэтажных деревянных домов тянулись запущенные палисадники, над кустами шиповника вились пчелы.
«Неверов проезжал здесь случайно или с какой-то целью? – думал Матвей. – Возможно, хотел снять жилье на время отдыха. Если он это сделал, то машина должна стоять в одном из дворов».
Астра ощущала в груди тревожный холодок: значит, они напали на след. Где-то совсем рядом кончик той ниточки, за которую потянешь – клубок и распутается.
Улица уходила вниз, к реке, домики стали одноэтажными, а заборы более добротными. Попадались новые срубы.
– Небось богатые петербуржцы скупают участки, – сказал Матвей. – Строят дачи над рекой. Место курортное. Озера, целебные источники, грязи, красотища кругом. Не исключено, что Неверов тоже присматривал участок для дачи. Надо же куда-то вкладывать наворованные в компании деньги.
– Ты считаешь его вором?
– Люди с чистой совестью не прячутся.
– Тогда нам следует посетить здешнее агентство недвижимости, – загорелась Астра.
– Подожди. Мы пока что ищем серебристый джип.
Но ни в одном дворе, куда им удалось заглянуть, такого автомобиля не было. Из-за заборов лаяли собаки.
– В гаражи нас никто не пустит, – уныло протянула Астра. – Да и гаражей-то нормальных не видно.
– Машину можно загнать за дом. Сады вокруг старые, густые; за деревьями не то что джип, танк укроется.
– Что же нам, каждый двор обшаривать?
– Надо было об этом раньше думать, – усмехнулся Карелин. – А теперь, госпожа Груздь, полезайте в кузов!
– Я просто устала… – буркнула она. – И проголодалась.
– Терпи.
По улице вразвалочку прогуливались подростки, по всему видать, местные. Парни пили пиво из банок, девушки курили. Молодежь явно была под хмельком. Матвей легко нашел с ними общий язык. Попросил зажигалку, угостил дорогими сигаретами. Девушки жеманились, хихикали. Слово за слово, он спросил о джипе.
– Друга ищем, – придерживался он первоначальной «легенды». – Мы на вашей улице домик собирались снять. Влад вперед поехал, обещал позвонить. И молчок!
– Прикалывается… – предположила одна из девчонок.
– А нам не смешно! Темнеет уже, спать охота. Выехали мы из Питера ни свет ни заря, спешили, на обед даже не останавливались. За его джипом не угонишься! Может, кто из вас видел его тачку?
– Джип, говорите? – заинтересовался крепко сбитый паренек в спортивных штанах и тенниске. – Какого цвета?
– Серебристая «Хонда».
– Кажется, у нашего соседа на заднем дворе стоит такая, – сказал паренек. – Только она давно стоит, больше недели.
– Ты бы еще про царя Гороха вспомнил! – засмеялись девчонки. – Говорит же человек, они сегодня из Питера выехали. Се-год-ня!
– Нужно взглянуть, – со всей серьезностью произнес Карелин. – Чем черт не шутит?
– Вообще-то у нашего соседа постоянно гости, – сконфузился подросток. – Он это, охотничьими делами занимается. Ну, возит мужиков на охоту. Места знает, со всеми егерями дружбу водит.
– Так ведь не сезон сейчас. Охота запрещена.
– У кого деньги водятся, для тех всегда сезон! – ухмыльнулись парни.
– Ладно, покажи, где сосед живет, – попросил Матвей. – Как его зовут, кстати?
– Шемякин, Егор Петрович. Только я с вами не пойду. Не хочу, чтобы он на меня отцу нажаловался.
– Вован к его дочке клинья подбивает! – захохотали подростки.
– Хватит вам… – без обиды буркнул паренек. – Во-о-он тот забор! – показал он Матвею на высокий коричневый штакетник, за которым буйно росла калина. – Лучше в калитку не входить. У него собак тьма!
Егор Шемякин оказался мужчиной средних лет с военной выправкой, одетым в камуфляжные брюки и безрукавку. Он цыкнул на собак, пропустил Матвея и Астру во двор.
– Мы ищем Влада Неверова, – прямо заявила она. – Он говорил, что заедет к вам. Насчет охоты.
Хозяин молча изучал взглядом посетителей. Кто такие? Зачем пришли?
– Мы его друзья, – пояснил Матвей. – Целый год собирались на кабана. Нам посоветовали обратиться к вам.
– Кто посоветовал?
– Охотники. Говорят, вы можете настоящее «сафари» устроить за соответствующее вознаграждение.
– Приезжайте, когда откроется сезон.
– Разве Влад не решил с вами этот вопрос?
Егор Петрович потерял терпение:
– Понятия не имею, что вам наплели про меня! Я не браконьер.
– Послушайте, позовите Влада, и мы все обсудим, – предложила Астра. – Мы вам заплатим.
– Мало того, что он свою тачку тут оставил, так еще и приятелей натравил! – взвился Шемякин. – Вы не за того меня принимаете, господа! Я сам вашего Неверова ищу. Пусть забирает джип! У меня частный дом, а не парковочная площадка.
Глава 9
Москва
Леда вышла из клиники в удрученном состоянии. Анализы опять плохие. Сколько времени она принимает таблетки, выполняет все рекомендации специалистов, а воз и ныне там! Сегодня лечащий врач назначил новый курс процедур, но она уже потеряла веру в благополучный исход.
– Да не расстраивайтесь вы так! – успокаивал ее профессор. – Ваше заболевание не угрожает жизни. Неприятно, однако не смертельно. Вялотекущий хронический процесс хуже всего поддается действию препаратов.
– Не хватало, чтобы он обострился.
– Пока причин для обострения я не вижу.
«Пока! – подумала Леда. – Хорошенькая же у меня перспектива. Постоянно находиться в ожидании: вдруг болезнь начнет прогрессировать?»
Она заплакала. Почему ей так не везет? Все, казалось бы, подарила ей судьба – красоту, ум, богатство, а счастья нет. Здоровье вот пошатнулось. Банальная до тошноты истина открылась перед ней вместе с недомоганием: не все можно купить за деньги.
Воспаление придатков, которое не считается опасной патологией, тем не менее серьезно осложняло жизнь Леды Куприяновой. Боли, слабость, постоянный дискомфорт и ощущение какой-то женской неполноценности угнетали ее.
– Не обращай внимания на ерунду, – говорила ей мать. – В той или иной степени через это проходит каждая женщина. У кого не было воспаления?
– И что ты делала?
– Лечилась, потом махнула рукой.
Но Леда «махнуть рукой» не могла. Непрерывная ноющая, тянущая внизу живота боль истощала ее силы; в голову приходили страшные мысли. Раз лекарства не помогают, значит, недуг гораздо злее, чем полагают врачи. Медицина – не панацея, теперь Леда убедилась в этом на собственном опыте.
Ей выписывали все более дорогие препараты, но эффекта не было. Вообще никакого!
– Это у вас на нервной почве, – сказал ей один знаменитый лекарь. – Мнимая болезнь. Потому и лекарства бессильны, что лечить нечего.
Леда возмутилась, устроила ему скандал. Выплеснула все негодование, накопившееся за время хождения по кабинетам и лабораториям. Сунула ему в нос бланки с результатами анализов. Доктор невозмутимо просмотрел их и продолжал стоять на своем: болезни нет, она существует исключительно в воображении пациентки. А тело услужливо воспроизводит симптомы.
– Мы и не такое способны! – с улыбкой заявил он. – Люди – удивительные существа.
– Вы шарлатан. Вам следует запретить заниматься медицинской практикой! – бушевала Леда. – Я напущу на вас журналистов!
Доктор не испугался, не смутился:
– Уверенность в себе, любящий мужчина рядом, регулярный секс, и от вашего диагноза не останется и следа. Когда испробуете все традиционные методы лечения, вспомните мои слова. Мнимые заболевания вовсе не безобидны. Умереть от них можно вполне реально.
Тогда Леда, кипя праведным гневом, и слышать его не желала. Теперь она нет-нет да и возвращалась мысленно к тому разговору. Что, если лекарь был прав и ее болезнь порождена умом, а не телом? Как от нее избавиться?
«Решу, что я абсолютно здорова, перестану ходить на обследования, принимать лекарства, – размышляла госпожа Куприянова. – Но как справиться с вполне конкретной болью, от которой корчишься и стонешь? Как заставить себя поверить в ее виртуальную природу? Как забыть о ней, если порой каждый шаг, каждое движение причиняют физические муки? Как их превозмочь?»
По совету приятельницы Леда записалась на прием к знахарке.
– У твоей болезни одна причина – злость! – ошарашила пациентку целительница. – Иди в церковь, покайся, сделай щедрые пожертвования, потом приходи. Буду тебя спасать!
Куприянову неприятно поразили фамильярное обращение знахарки, ее псевдонародные присказки, жесты, интонации.
– На кого мне злиться? – попыталась возразить молодая женщина. – У меня все есть. Я ни в чем не нуждаюсь.
– Каждый в чем-нибудь нуждается. Раз на земле живешь, значит, чего-то тебе не хватает. Полная чаша бывает только в райских чертогах.
Знахарка улыбнулась, недобро блеснув глазами, а у Леды холодок пробежал по коже.
После этого посещения ей стало еще хуже. По ночам пробирал озноб, боль блуждала по телу, уже не локализуясь в области живота, казалось, кости и мышцы крутит, выворачивает неведомый жестокий палач. Леда, стуча зубами, натягивала на себя второе одеяло, потом все равно вставала, доставала из шкафа припрятанную между бельем бутылку с крепким напитком, наливала, проглатывала… и постепенно согревалась, оттаивала.
По утрам не хотелось смотреть на себя в зеркало. Бледные щеки, чернота под глазами, бесцветные губы, тусклые волосы. Душ, ароматические масла, шампунь, фен и фирменная косметика через час превращали изможденную страдалицу в надменную светскую даму. Дивная метаморфоза обманывала не только посторонних, но и близких. Вряд ли родная мама догадывалась, что творится с ее дочерью.
Слова знахарки засели в сознании Леды против ее воли. Она все чаще ловила себя на том, что обдумывает их, ищет ту занозу, которая породила «заражение царственной крови». Мало-помалу пелена заблуждений рассеялась, и Леда прозрела. Где-то в глубинах подсознания мелькнула искорка, осветила как истинную причину ее болезни, так и средство избавления от страданий.
Сначала Леда приняла это в штыки, протестуя и не веря себе. Потом свыклась. А потом в ее жизни появился Влад, завязался роман. Внезапно умер ее отец, возникли новые проблемы, и раскрылись новые обстоятельства. Болезнь Леды неожиданно обострилась. И у нее не осталось сомнений, какое средство способно ей помочь.
Замужество казалось делом решенным. Господин Неверов покорил сердце Леды, всецело завладел ее помыслами… И вдруг исчез.
Все должно было складываться не так. Не так…
– Кто-то украл мое счастье, – сокрушалась Леда. – Давно, еще у моей колыбели. Или даже раньше. Вместо синей птицы слетелось воронье. Накаркало беду…
Старая Русса
Господин Шемякин, отставной майор, увлекался охотой. Где бы он ни служил, везде устраивал вылазки в лес, на речку или озеро, добывал уток, зайцев, лосей или кабанов. В зависимости от места расположения воинской части. Выйдя на заслуженный отдых, превратил хобби в работу, которая приносила приличный заработок.
Устраивать для приезжих традиционно русское развлечение – наряду с рыбалкой, парной баней и обильными возлияниями – оказалось прибыльным делом. Появилась постоянная клиентура. Среди егерей Шемякин наладил надежные связи, и те включились в процесс. Деньги никому не помешают, особенно в глуши, где источники дохода можно пересчитать по пальцам. А у всех семьи, дети – все кушать хотят.
Браконьерство Шемякин не приветствовал, но иногда скрепя сердце нарушал закон. Редко, потому как сам любил природу-матушку, зверье и птицу, чистый лесной воздух и прозрачные речки, где ходят жирные лещи и щуки.
– Я не святой, – честно признавался Егор Петрович. И тут же спрашивал: – А кто без греха?
Он держал целую свору гончих, борзых и легавых собак, слыл непревзойденным знатоком разных охотничьих тонкостей и хитростей, метким стрелком и душой мужской компании. Его дом был открыт для друзей и приятелей, которых с каждым охотничьим сезоном становилось все больше.
Когда приехал господин Неверов и попросил устроить для него кабанью охоту, Егор Петрович наотрез отказался. Не помогла и предложенная заезжим любителем острых ощущений солидная сумма.
– Ты что, смеешься, парень? Кто же в мае станет загонять кабана? Это зимняя забава. Весной только птицу стрелять можно, и то не всякую.
Как Неверов ни упрашивал, Егор Петрович оставался непреклонным. Нет, и все. Ему не нужны неприятности.
– Странный ты человек, ей-богу, – удивлялся Шемякин приезжему москвичу. – Что за блажь идти на кабана именно сейчас? Я смотрю, ты вообще на охотника не похож. Где ружье? Где снаряжение?
– Какое еще снаряжение? Не из Москвы же все тащить? Я думал, у вас тут возьму, напрокат.
Поскольку Шемякин на уговоры не поддавался, москвич спросил, можно ли оставить машину у него во дворе – на время охоты.
– Я заплачу.
– Ладно, пусть стоит, – согласился хозяин. – Жалко, что ли?
– Если понадобится, пользуйся, – великодушно предложил Неверов. – Дам ключи.
– Зачем? У меня свой транспорт. Только я бы тебе не советовал с браконьерами связываться.
– Спасибо, – усмехнулся приезжий. – Учту.
Он ушел, где-то бродил до вечера. Вернулся затемно, довольный, попросил напрокат ружье и рюкзак. Видно, нашел желающих заработать на худом деле.
Шемякин хотел предостеречь москвича, но передумал. Не в его правилах учить взрослого мужика уму-разуму. Жизнь научит.
– Рюкзак бери, а ружье – вещь дорогая… – неодобрительно глядя на Неверова, сказал он. – Вдруг не вернешь?
– Я похож на вора? – обиделся тот.
– Не о том речь. А если сам не вернешься?
– Типун тебе на язык, дядя! – как-то слишком весело, беззаботно произнес москвич. – Сколько ружьишко стоит? На, возьми деньги. И потом, у тебя моя тачка в залоге остается. Держи! – Он бросил Шемякину ключи и усмехнулся: – Не дрейфь, мужик! Все будет в порядке.