Девица расплывается в улыбке от моей непонятливости и снова выпускает пузырь жвачки:
– Он стоял почти под самыми нашими окнами и орал отсюда.
– И что он орал?
– Сперва пугал, что выгонит всех к чертям собачьим на улицу… – девице явно льстит внимание взрослых. – А разве они уже были не на улице? Потом стал кричать, что если они будут и дальше медлить, то в спину последнему он выпустит пулю…
Мы с Лёхой переглядываемся, и Лёха вкрадчиво спрашивает:
– Ты рассказывала об этом полицейскому, который приходил до нас?
– Он меня ни о чём таком не спрашивал. Ему бабушка вообще запретила со мной разговаривать.
– А как выглядел тот дядька? Ведь ты же его хорошо запомнила?
– Он стоял у самого нашего дома, но я же была на втором этаже, и видела его только сверху.
– Ну и какой он из себя? Низкий, высокий, светлые волосы или тёмные, во что был одет?
– Обычный, как все… Я его даже на телефон сняла. Хотите, покажу?
Лёха закатывает глаза и разводит руками, а у меня чашка с кофе чуть не опрокидывается на брюки.
Девица неторопливо лезет в задний карман джинсов, широким жестом извлекает телефон, и уже через минуту мы снова наблюдаем, как разворачивались события у виллы Тавризи. Изображение не очень хорошее, но всё-таки лучше, чем на камерах видеонаблюдения, правда, при каждом выстреле рука девицы вздрагивала, и картинка дёргалась. В какой-то момент камера вильнула, и изображение переместилось вниз, туда, где под деревом рядом с оградой действительно стоял человек, размахивающий руками и показывающий нападающим направление, откуда по ним велась стрельба из виллы. В самом конце человек неожиданно поднял голову и в упор посмотрел на окно, из которого снимала Шуламит. Изображение тотчас пропало. Видно, девица догадалась, что нужно спрятаться, пока её не заметили.
На всякий случай Лёха интересуется:
– Человек, который попал в кадр, не заметил, что ты его снимаешь, как думаешь?
Девица неуверенно пожимает плечами и прячет телефон обратно в карман.
– Ты вот что, милая, – распоряжаюсь я, – сбрось-ка эту съёмку на наш номер.
– Вот ещё! – хмыкает юное создание. – Я её уже в интернет выложила. Если хотите, можете там и посмотреть, только не забывайте лайки ставить. Сейчас адресочек скину…
Мы с Лёхой переглядываемся, и тот даже качает головой.
– Вы понимаете, – картинно насупив брови, вещает он бабушке, молча слушающей наш разговор, – что вы теперь в опасности? Лицо главаря бандитов попало в кадр съёмки, и ему не составит труда выяснить, откуда эта съёмка велась.
– Ну и что он нам может сделать? – вызывающе каркает молодящаяся старушка и тут же осекается, потому что только сейчас до неё доходит, насколько всё и в самом деле опасно.
– Полиция об этой съёмке наверняка ещё не знает, значит не сможет ничем помочь, если преступники явятся к вам.
– А для чего мы им нужны? Брать у нас нечего…
– Им ваши драгоценности и не требуются. Они заставят уничтожить выложенные в интернет файлы, как и запись в телефоне, – предполагает Лёха, – да и лишние свидетели им ни к чему.
– Нас могут убить?!
– Не думаю, но всё возможно. Кто знает, что у них в голове?
– Что же нам делать?!
– Во-первых, – Лёха снова смотрит на Шуламит и изображает самую грозную физиономию, на которую только способен, – ты всё-таки быстренько перешли мне эту съёмку, а после сотри её в телефоне и уничтожь файл в интернете. Прямо сейчас, на моих глазах. Забудь про лайки… И, во-вторых, – он глядит на струхнувшую бабушку, – вам необходимо на всякий случай куда-нибудь уехать на несколько дней, пока полиция найдёт и арестует оставшихся преступников. Иначе за вашу безопасность никто не даст и ломаного гроша.
– Так, быстро собираемся! – громогласно командует старуха, подхватываясь со своего кресла. – Шуламит, немедленно сделай всё, что они просят… Хаим! – кричит она своему супругу, которого мы так и не увидели. – Срочно закажи отель в Эйлате, мы уезжаем на неделю… Вы, господа полицейские, за это время справитесь? Пообещайте, что поймаете тех негодяев!
– Постараемся, – обещает Лёха и незаметно подмигивает мне.
Выйдя на улицу, мы внимательно осматриваемся, но никакой опасности пока нет.
– Давай подумаем, – прикидываю, – этот новый предводитель стоял примерно там, где сейчас стоим мы, и отсюда командовал парадом. Следов тут, естественно, никаких нет, а даже если бы и были, то их уже успешно затоптали бы.
– Ну, и что ты хочешь сказать? – Лёха печально поводит взглядом, но вокруг и в самом деле пусто, тем более, каждое утро уборщики довольно чисто выметают весь мусор не только с тротуара, но и с этих закрытых участков.
– Наш клиент наверняка пришёл сюда не пешком, а приехал на машине. Верно? Где-то он её должен был оставить. На съёмках этой бодрой девицы никаких машин нет. Значит, она стояла на соседней улочке неподалеку, чтобы при случае можно было сразу сделать ноги.
– Прочешем окрестности?
Гляжу на часы и вспоминаю, что мне ещё предстоит беседа с профессором Гольдбергом, и оттягивать её глупо. В любом случае, разговор для меня сейчас важнее, чем поиски его вероятных пациентов. С этим полиция и без меня прекрасно справится.
– Вызывай своих коллег из отдела, и занимайтесь этим сами, – хлопаю Лёху по плечу и выдаю фразу, которой напутствовал его в самом начале нашей милицейской дружбы, едва он явился ко мне зелёным практикантом: – Кто ищет, тот обрящет! А у меня своих дел выше крыши…
6
Вернувшись в управление, решительно отгребаю все бумаги на моём столе в сторону, с жалостью гляжу на заготовки отчёта о командировке, срочно затребованного Дрором, но который, по всей видимости, не скоро будет закончен, и сажусь размышлять. На освободившееся место кладу чистый лист и телефон, с которого сейчас позвоню профессору Гольдбергу.
Но пока попробую снова прикинуть, что ему от меня всё-таки потребовалось. Наши отношения всегда складывались по принципу «старший – младший», «умный – глупый», «экспериментатор – морская свинка». То есть, экспериментатором был он, продвигавший свои научные идеи, а я волей-неволей оказывался тем, на ком проводились опыты. Честно признаюсь, мне это было поначалу интересно, и я представлял себя в роли почти что Юрия Гагарина, прокладывающего путь в новое и неизвестное. Пока всё было в рамках закона, наши отношения оставались прекрасными, хоть мне не очень нравилось то, что моя жизнь всегда в чьих-то руках, и я ей во время эксперимента не хозяин. Затем, как я уже говорил, профессором Гольдбергом заинтересовались люди, не совсем чистые на руку, и дело стало принимать криминальный оборот. Однако он по-прежнему доверял лишь мне и заводить новую «морскую свинку» не хотел. По крайней мере, мне так казалось. А потом начались конфликты, ведь при всём моём желании заработать побольше денег, служение закону я считал однозначно выше. Как бы это высокопарно ни звучало.
В последнее время о профессоре я и в самом деле ничего не слышал, да он меня и не интересовал, потому что я полагал нашу совместную работу законченной. Не без моей помощи он попал в руки правосудия и получил свой небольшой тюремный срок.
Я не совсем наивный простачок и понимал, что после всех провалов и неприятностей Гольдберг вряд ли успокоится и оставит свои прибыльные эксперименты. А, может быть, он просто поменял «свинку» и какое-то время меня больше не беспокоил. Но, как видно, я ошибался.
Хоть, по большому счёту, мне совершенно не хочется продолжать с ним общение, да охота пуще неволи. Ну, и любопытство при этом. Даже не говорю о профессиональной ловле преступников, которые стоят за его спиной, – в этом я уже не сомневался.
Набираю, наконец, номер и жду. Но ожидание не затягивается. Профессор откликается сразу:
– О, привет, дорогой! Наконец-то ты отозвался…
– Был в командировке за границей, – отвечаю коротко, – а у вас, чувствую, дело, которое не обсудишь на ходу.
– Правильно чувствуешь! – хохочет Гольдберг. – Нам нужно вообще-то встретиться, чтобы обсудить всё без телефонов и глядя друг другу в глаза. Дело, поверь, того стоит.
Всегда поражаюсь нахальству некоторого сорта публики, которая сперва причинит тебе кучу неприятностей, а потом как ни в чём не бывало лезет с объятьями и поцелуями да ещё свято уверена, что ты не в состоянии отказать. Раньше я часто покупался на этот дешёвый трюк, но с некоторых пор решил, что хватит, и отныне не позволю себя использовать. Тем более, когда это относится к профессору Гольдбергу, от которого ничего, кроме неприятностей – личных и служебных – для меня не было.
С другой стороны, расследование, в которое я волей-неволей всё больше сегодня втягиваюсь, наверняка связано с его очередными, ещё неизвестными мне проделками, так что наша встреча мне необходима, наверное, даже больше, чем ему. Единственное, что я твёрдо решил про себя, это не поддаваться ни на какие его уговоры, однако отношения, по возможности, не портить и постараться вытянуть побольше информации, оставаясь при этом человеком независимым и свободным. Ну, если уж не совсем свободным, то хотя бы имеющим право принимать собственные решения… Идея фикс, конечно.
– Ну и как вы, профессор, представляете нашу встречу? Неужели считаете, что офицер полиции может просто так сорваться и полететь куда-то без того, чтобы не сообщить об этом своему начальству? – решаю немного покочевряжиться, чтобы всё выглядело естественней. – Ведь особой огласки, как я понимаю, вы традиционно не хотите?
