Сестра! Сестра?

– Отличная мысль. Отведем Элис туда, куда я водила вас в детстве. Вдруг это освежит ее память? Набережная, пирс, улочки с магазинами. Поедим рыбы с жареной картошкой, мороженого. Девочкам тоже понравится. Да, давайте.

Я с улыбкой поглаживаю мамину руку:

– Мам, Элис ведь жила здесь совсем крошкой. Она может вообще ничего не вспомнить.

– Я знаю, – мама похлопывает меня по руке.

– Ты, главное, не огорчайся. И не дави ни на кого.

– О, похоже, я вовремя. Всем доброе утро.

В кухню заходит Люк и подхватывает тост с моей тарелки. Синие, зеленые и желтые пятна на руках мужа похожи на синяки. Он снова всю ночь работал над новым заказом.

– Как дела? – Люк целует меня в макушку и бредет к чайнику.

– В порядке. А как твоя картина?

– Кому сделать чаю? – предлагает Люк. – Марион?

– Нет, спасибо, – качает головой мама. – Нагрей воды и для Элис, она наверняка скоро встанет.

– Картина отлично пишется, малыш. – Он садится рядом со мной. – Какие планы на сегодня?

– Есть идея поехать в Брайтон. Показать его Элис. Ты с нами? Или продолжишь работать?

– С вами. Работа подождет. С удовольствием сделаю перерыв и глотну морского воздуха. А главное, побуду с семьей.

Вскоре в кухню спускается Элис. Я невольно приподнимаю брови и украдкой переглядываюсь с Люком. Из одежды на сестре только безразмерная футболка – хотя, на мой взгляд, она достаточно короткая. Ноги у Элис, конечно, красивые. Очень американские, длинные и загорелые; не то что мои – может, и длинные, но белые, как молоко. Элис наклоняется, целует маму в щеку, и футболка подскакивает еще выше. Люк отводит взгляд, сосредоточенно добавляет в чай лишнюю ложку сахара.

– Доброе утро всем! – Элис выпрямляется, запускает пальцы себе в волосы, приподнимает их над головой и отпускает.

– Доброе утро, дорогая, – отвечает мама. – Хорошо спала? Не было жарко или холодно? Как матрас, удобный?

– Конечно, – ласково улыбается ей Элис. – Постель прекрасная. Смена часовых поясов только сказывается.

– Садись, – мама выдвигает стул рядом с собой. – Чем будешь завтракать? Есть тосты, хлопья, пирожные. Клэр, будь добра, приготовь Элис кофе. Ты ведь больше любишь кофе, да?

Элис с улыбкой кивает.

– Спасибо, Клэр. Мне очень приятно.

– Не за что. – Я игнорирую скорбную усмешку Люка и откладываю тост.

– Можно мне тоже тост? – просит Элис. – У вас, наверное, нет арахисовой пасты и конфитюра?

– Где-то было варенье. – Я роюсь в буфете. – Вот.

Элис снимает крышку с банки, изучает содержимое. Потом морщит нос:

– Я воздержусь. Оно с кусочками.

Такая привередливость меня неприятно поражает, но я решаю не обращать внимания.

– Можно купить «Мармайт», – сообщаю я, заваривая для Элис кофе.

– «Мармайт»? – переспрашивает Элис.

– Даже не думай, – предостерегает Люк. – Паста из дрожжевого экстракта? Нет уж, ешь джем или варенье, это полезнее.

– Люк, может быть, ты глянешь в Интернете, где купить арахисовую пасту и конфитюр? – замечает мама.

– У нас дома столько всего! Наверняка Элис что-нибудь да понравится, – возражаю я, подавая сестре кофе.

Люку совсем не обязательно бежать куда-то сломя голову, чтобы удовлетворить американские вкусы Элис. Он вечно угождает маме, а она, по-моему, принимает это как должное. Я возвращаюсь к буфету и начинаю вынимать разнообразные баночки. Звон стекла о гранитную рабочую поверхность выдает мое раздражение.

– Джем. «Нутелла». Мед. – Я поворачиваюсь к Элис.

– Э, можно мед? – отвечает она, метнув взгляд на Люка.

– Местный мед, – рекламирует тот, передавая ей банку.

Потом поворачивается ко мне и делает большие глаза. Я пожимаю плечами, и мне тут же становится стыдно – мою маленькую вспышку злости заметили все взрослые в доме.

К счастью, мама спасает положение – заводит разговор о сегодняшних планах. Я смахиваю свое дурное настроение вместе с крошками хлеба и подключаюсь к обсуждению.

Элис рада предстоящему развлечению и тому, что поедут все.

– О, настоящая семейная прогулка. Наша первая прогулка. Ну, первая из тех, что я буду помнить.

Мама тепло улыбается.

– Не могу передать, как я мечтала о таком вот дне.

– Я тоже, – кивает Элис.

Погода удивительно теплая для середины октября, лишь легкий морской ветерок дует в спину, когда мы гуляем по набережной Брайтона. Люк везет Хлою в коляске, Ханна скачет вприпрыжку рядом с ним. Мы с Элис шагаем по обе стороны от мамы, держим ее под руки.

– Ты помнишь, как мы сюда приезжали? – спрашивает мама.

– Не особо, – морщит лоб Элис.

– А пирс? – показываю я, когда мы к нему приближаемся. – Мы часто здесь бывали. Нам покупали мороженое, мы с тобой бегали туда-сюда, глазели сквозь перила на воду внизу.

– Я водила вас на аттракционы в конце пирса, – подхватывает мама. – Ты была еще мала для каруселей, а Клэр каталась. Мы с тобой наблюдали за ней, сидя на лавочке.

– Простите, – говорит Элис. – Я и правда была очень маленькой, ничего не помню.

Мы идем дальше к пирсу, любуемся пейзажем. На галечном пляже пусто, отдыхающие давно разъехались, и прохладное осеннее солнце неярко поблескивает на серых волнах, мягко набегающих на берег.

К нам подбегает Ханна, Люк ждет чуть впереди.

– Мама, мама! – восторженно кричит она. – Папа отведет меня на вышку!

Неподалеку от пирса стоит брайтонская смотровая башня i360. Стеклянная капсула-платформа, похожая на бублик, скользит вверх-вниз по столбу высотой четыреста пятьдесят футов и предлагает шикарный панорамный обзор города и побережья. По крайней мере, так говорят. Я с высотой не дружу. Я побывала на башне вместе с Люком, когда ее открыли, но от ужаса все время простояла с закрытыми глазами.

– Ух ты! Можно мне с вами? – спрашивает Элис.

Ханна смотрит на меня – не знает, как правильно ответить.

– Вот здорово, правда? Если Элис пойдет с тобой и папой? – подсказываю я. Мы догоняем Люка, и я забираю у него коляску. – Мама, ты рискнешь?

– Пожалуй. Я уже давно настраиваюсь.

Они вчетвером входят через двойные двери в стеклянную платформу. Я вдруг вспоминаю фильм Стивена Спилберга «Близкие контакты третьей степени». Семью похитили инопланетяне, и по возвращении мои любимые будут уже другими людьми.

Я покупаю мороженое и съедаю его на пару с Хлоей, сидя на скамейке. Солнце висит низко, я отворачиваю коляску от ветра. Обзорная поездка занимает минут двадцать. Пока платформа медленно снижается, я подкатываю коляску ближе и жду у дверей.

Первыми появляются мама с Ханной. Они держатся за руки, и непонятно, кто кому помогает на лестнице. Ханна замечает меня, на лице расцветает широкая улыбка.

– Так здорово, мам! – кричит дочь, осиливая последнюю ступеньку.

Дальше идут Люк и Элис. Озираются, видят меня, машут с улыбкой. Судя по всему, поездка имела большой успех. Элис оступается. Я ахаю – во мне срабатывает материнское чувство, я уже вижу, как Элис падает, разбивает лицо. Но она, к счастью, успевает ухватиться за Люка.

Элис держится за него, пока они преодолевают остаток лестницы. Держится, пока они идут ко мне. Льнет к Люку, что-то говорит, оба хохочут.

Я никогда не ревновала. Не было повода, видимо. Но сейчас в животе вдруг возникает какое-то странное чувство. Оно ползет выше, взламывает душу. Во мне вспыхивает собственнический инстинкт. Сама не знаю почему. Может, из-за непринужденности Элис: она ведет себя так, будто для нее нет ничего естественнее, чем ходить под ручку с Люком. Словом, я не знаю почему, но мне это не нравится. Элис поднимает голову, мы встречаемся взглядом. Уголки моих губ ползут вверх в улыбке. Но это лишь видимость. Внутри же мое лицо напоминает гримасу Халка.

Элис отвечает улыбкой и убирает ладонь с руки Люка.

– Просто потрясающе, Клэр! Я никогда ничего подобного не видела. Зря ты не пошла.

– Я уже была на башне однажды, с Люком, – сообщаю я и преграждаю ему дорогу коляской. – Вот, вези ты.

Хлоя больше любит, когда ее катает папа, так? Вот пусть и катает. Я беру Элис под руку, и мы бредем по набережной, а ветер развевает нам волосы и швыряет их в лицо.

Элис откидывает волосы на одну сторону, ежится.

– Мне здесь очень нравится, но как же я скучаю по солнцу Флориды!

– По британским стандартам сегодня хорошая октябрьская погода, – со смехом заявляю я. – Привыкай.

– Надо было привезти побольше теплой одежды.

– Я одолжу тебе пару свитеров. У нас с тобой один размер.

– Как близнецы, – соглашается Элис.

– Малышкой ты вечно просила у меня одежду. – На память вновь приходит история с грибами. – Помнишь, как мы устроили в саду пикник для игрушек, ты была в моей бело-розовой полосатой футболке и тебя на нее вырвало?

– Да, помню! – восклицает Элис. – Футболка выглядела на мне как платье.

– Точно, мы подвязали тебя ремнем. И рвота собралась в пряжке. Такая гадость.

– Я тогда конфет переела.

– Конфет? Нет, грибов. Я дала тебе грибов, и тебе от них стало плохо.

– Правда? Прости, это было так давно.

– Ты после того перестала есть грибы, и мама сильно недоумевала. Она-то думала, ты отравилась ягодами.

Мне ужасно хочется, чтобы Элис вспомнила. Это одно из самых ярких моих воспоминаний: наше совместное детство, наш общий секрет.

– Совсем не помнишь? – настаиваю я. – А сейчас? Сейчас ты ешь грибы?

Пусть Элис скажет, что грибы она ненавидит. Это подтвердит мой рассказ и послужит хоть каким-то доказательством, даже если сестра и не вспомнит тот случай.

– Прости, но грибы я люблю. Не терзай себя, Клэр, ты не нанесла мне никакой психологической травмы. В доказательство я куплю тебе новую футболку.

Элис со смехом прижимает мою руку покрепче к себе. Такой естественный для сестер жест, но мне почему-то неловко, слишком уж он интимный.

Мы бредем по пирсу дальше, и я размышляю: как удивительно – люди, пережив одно и то же, хранят совершенно разные воспоминания. Я-то надеялась, что у нас с Элис будет хоть парочка общих воспоминаний, что они нас свяжут, помогут возродить сестринские чувства. Но пока ничего общего не нашлось, и мне грустно. Да, я сама уговаривала маму – мол, Элис была совсем малышкой, не жди от нее многого. Тем не менее я то и дело задаюсь вопросом – как же так? Неужели она совсем ничего не помнит? Совсем?

Вечером в постели я прижимаюсь к Люку.

– Замечательный был день, – говорю я и гоню прочь зеленоглазое чудовище, которое маячит неподалеку.

– Замечательный. – Люк устраивается поудобнее и обнимает меня. – Ты как, малыш?

– Хорошо.

– Точно?

– Точнее некуда.

Люк знает, что я сейчас не совсем честна. Я для него открытая книга. По его словам, он с первого взгляда может определить мое настроение. Честно говоря, я обычно тоже сразу определяю его настроение. Наверное, это потому, что мы очень давно знакомы.

– Ты уже привыкла к Элис? – спрашивает он.

– Почти. Все будет хорошо. Пока немного странно, – признаюсь.

– То есть?

– Сама не пойму. – Я вздыхаю. – Мне немножко… неловко, что ли. Не так, как я представляла.

– А как ты представляла?

– Думала, мы будем ближе, роднее… Это ведь Элис. Она моя сестра, но вот родственной теплоты нет. Не чувствую.

– Не торопись и не накручивай себя, – советует Люк. – Ты это умеешь. Элис, наверное, тоже несладко. Дай ей время.

Я выгибаю брови:

– Значит, тебе она нравится, да?

Вот она, моя ревнивая сторона. Я и не подозревала о ее существовании. Ничего не могу с собой поделать.

– Элис – милая девушка. – Люк перекатывается на спину, склоняет голову набок. – Это, видимо, наследственное.

– Милая? – Я приподнимаюсь на локте. – Что значит «милая»? В чем проявляется ее «милость»?

Люк косится на меня.

– Ты же не ревнуешь? – Голос насмешливый.

– Я? Ревную? С чего ты взял?

Люк со смехом валит меня на спину, садится сверху и целует меня.

– Не переживай, малыш, мне нужна только ты, и больше никто.

– Я не ревную.

– Как там в «Гамлете»? По-моему, леди слишком много говорит. – Люк заглушает мой ответ поцелуями.

Сноски