В центральном блоке, который располагался посередине нейронного электрода, сосредоточились функции, без которых невозможно было понять природу и смысл летающих из отдела в отдел паутинок-мыслей. Именно в него стекались электроимпульсы из разных мозговых центров. Мыслерадар помогал рассчитать скорость движения мыслей по нейронным цепочкам головного мозга, показывал место закрепления Мыслина, подсчитывал количество мыслей в голове и сортировал их, а также вылавливал электроимпульсы для последующего направления в Мыслесчитыватель.
Мыслесчитыватель был ещё одним функциональным элементом электрода «Мыслин». Он шёл в комплекте с мультичастотным расшифровщиком мыслей и помогал прочитать мозговые электроимпульсы. Существовал в электроде и элемент с обратной функцией. Когда изобретатели хотели отправить в мозг носителей устройства какую-либо мысль, им, прежде всего, требовалось перевести обычный текст в электроимпульс нужной частоты. И тут на помощь приходил Мыслеформирователь. Наконец, благодаря Мыслину из головы можно было удалять ненужные мысли и воспоминания. Для этого в приборе существовал Мыслестиратель.
Вряд ли Мирослава смогла самостоятельно воплотить в жизнь эту безумную идею с Мыслином, если бы рядом с ней не оказались трое талантливых мужчин. Один из них – нейрохирург Гордей Титов, был лечащим врачом её матери. Другой – военный Тарас Кулян, потерявший на чеченской войне обе ноги и сейчас передвигающийся на протезах, волею случая оказался бывшим пациентом и другом Гордея. Молодой программист Эдуард Горяев пришёл в команду последним. Его Мирослава нашла на одном из украинских фриланс-сайтов. Это был тихий, скромный и невысокий паренёк 28-ми лет, демонстрировавший трудолюбие и усидчивость.
Совместная работа задалась не сразу. В управление мыслями с компьютера поверил только программист. Он сразу загорелся этой идеей и с энтузиазмом принялся генерировать варианты её дальнейшего развития.
– Мозговой чип! Нет, лучше электрод! Тоненький такой, как рыболовная леска! – с нездоровым блеском в глазах предлагал программист. – Со специальной микросхемой посередине! Сюда будут стекаться мысли со всей головы! Только представьте, с горячностью гения и странной улыбкой на лице описывал будущее устройство Эдуард. – В нём будет всё! И расшифровщик мыслей, и уловитель со считывателем, и даже ластик для их удаления!
Мирослава вначале улыбалась в ответ на фантазии своего коллеги, а затем предложила программисту взять на себя разработку технической части электрода.
– Конечно, тебе придётся работать вместе с нашим нейрохирургом. –Хозяйка лаборатории кивнула Гордею. – Он-то знает об устройстве человеческого мозга всё! Соединить электрод с биологическими тканями живого мозга вы сможете только вместе!
Гордей Титов отнёсся к идее поучаствовать в создании электрода с недоверием. Он работал нейрохирургом больше 20 лет и за это время повидал тысячи человеческих мозгов.
– Сложная, скажу я тебе, штука, мозг людей – говорил он Мирославе, когда она рассказала о своей цели. – С ним нужно быть крайне аккуратным. А иначе – человек просто выключиться, потухнет как лампочка. И вместо него останется только оболочка. А вообще, я считаю, люди обязаны самостоятельно управлять собственными мыслями.
– Да, – согласилась с ним Мирослава. – Но многие просто не умеют этого делать. Это я тебе как психолог говорю.
Создательница лаборатории действительно понимала, о чём говорила. Свою жизнь она посвятила психологии, имела диплом специалиста и собственный кабинет психоаналитика. За годы практики она тоже повидала немало человеческих мозгов. Но, в отличие от Гордея, ей удавалось лицезреть мозговую начинку, а не оболочку. Непроработанные эмоциональные травмы, стрессы, обиды, вредные привычки – истоки всего этого находились где-то в глубинах мозга. И ей приходилось раскапывать первопричины зависимостей, непонимания между родителями и детьми, агрессии и других психологических проблем, забираясь, порой, в самую толщу человеческих мозгов.
В конце концов, работа над Мыслином началась. Изобретатели решили спрятаться от мира в заброшенном украинском селении Апрелевка, выстроили посреди заросшего поля дом и принялись за разработку устройства. Создание Мыслина занимало у них всё свободное время. Мирослава приходила сюда во второй половине дня, а нейрохирург Гордей приезжал только в выходные, когда у него не было рабочих смен в киевской онкологической клинике. Зато военный Тарас Кулян вместе с программистом проводили в лаборатории практически всё своё время. Военный оборудовал в одной из комнат нового дома спальный уголок и частенько оставался здесь на ночь. Конечно же, главными в команде изобретателей были нейрохирург и программист. Гордей Титов подбирал оптимальную комбинацию нейронов в будущем электроде, а также пытался определить участок мозга, куда можно было бы внедрить чужеродный элемент без особых последствий для работы органа разума. Эдуард Горяев занялся разработкой микросхемы Мыслина.
Сама Мирослава создавала план изменения мыслей в головах будущих испытуемых. И здесь у неё сразу же возникла загвоздка. Кем будут первые носители Мыслина? Обычно изобретатели тестируют новые медицинские препараты на животных. В исследовательских лабораториях всегда есть золотой запас мышей, хомячков, крыс и кошек. Однако Мирослава понимала, что проверка Мыслина на животных будет попросту бессмысленной. В их головах никогда не рождаются такие сложные мысли, как у человека. К тому же, появление устройства связано с желанием самой Мирославы исправлять плохие идеи именно в человеческих мозгах.
На общем собрании изобретатели решили вживить Мыслин в мозг тем, кто страдает разного рода вредными привычками и зависимостями. Каким образом нить с нейронами туда попадёт? О хирургической операции и речи быть не могло, поскольку сотрудники лаборатории не хотели привлекать внимание общества к своему изобретению. И тогда оригинальную идею предложил военный. Тарас Кулян был человеком спокойным, выдержанным и творческим. Его характер во многом определило нелёгкое военное прошлое.
– Для нейронной нити нужна игла – сказал военный, когда вся их тайная группа в очередной раз собралась в лаборатории. Это вызвало смешок у нейрохирурга.
– И как она попадёт в человеческий мозг, интересно? – спросил Гордей Титов.
– Оптическая игла – начал фантазировать Тарас, – в кончик которой будет встроена микроскопическая камера, пронзит лоб наших испытуемых, и с помощью дистанционного пульта мы направим нейронную нить в нужный мозговой отдел, где она и закрепиться.
– Что, вместе с иглой? – недоумённо вскинула брови Мирослава.
Гордей Титов задумчиво произнёс:
– Допустим, это возможно. Направить иглу в гипоталамус, откуда, собственно и происходят чувства и эмоции людей. Когда нить соединиться с базовыми нейронами мозга, формирующиеся нейронные цепочки быстро оплетут иглу, и она никак не будет мешать работе устройства. Но как, скажите на милость, как мы заставим иглу незаметно пробить твёрдую черепную коробку? Из лука, что ли, её запульнём?
Военный почесал подбородок ладонью.
– Нет, нет, нет. Здесь нужно что-то неприметное, естественное. Иглу с нейронной ниткой придётся как-то замаскировать.
– Как, у тебя есть идеи? – спросила Мирослава.
На лице Тараса заиграло озарение.
– Есть – улыбнулся он.
***
Толстый художник весом под 200 кг вышел на балкон своей квартиры на прогулку. Традиция гулять на балконе появилась у него давно. Из-за лишнего веса творец не мог передвигаться на дальние расстояния. Поэтому единственным средством связи с внешним миром был балконный поход.
Нынешняя прогулка ознаменовалась небольшим приключением. В его лоб врезалась бабочка. Большая и наглая, с белыми крыльями, на которых виднелись крупные чёрные точки. Художнику на миг показалось, что она его укусила, потому что лоб пронзила острая боль. Впрочем, болевые ощущения быстро прошли и он, любуясь окружающими пейзажами и переливающимся на солнце церковным куполом, снова задумался о еде.
Трапезничать художник любил. Это занятие было единственным, если не считать написания картин, чем творец хотел бы заниматься каждый день по многу раз. Удовольствие, получаемое от еды, помогало художнику забыть обо всём на свете. Рисовать роскошные пейзажи получалось только после плотного завтрака. Какой глупец сказал, что художник должен быть голодным? Чушь! Голодный художник всегда очень злой. А в состоянии злости ничего прекрасного и светлого нарисовать нельзя.
Как человек творческий, он любил смешивать краски. Не только на палитре, но и в тарелке. Завтрак толстого художника обязательно состоял из вареников ассорти. Для творца вполне привычным было съесть десяток вареников с картошкой, густо пересыпанных жареным луком, затем добавить к ним вареники с капустой (тоже не меньше десятка), грибами и в самом конце – десертные, с изюмом и творогом. Но после вареничного рая чувство голода всё ещё оставалось с творцом. Поэтому он добавлял к основному меню бургер с огромной котлетой и хот-дог с двумя сосисками, затаившимися под хрустящей квашенной капустой и густо смазанными горчицей вперемешку с кетчупом. Свой завтрак пышный живописец запивал огромной кружкой чая с пятью столовыми ложками сгущённого молока вприкуску с ванильными вафлями. Только после этого у него появлялось немного сил для прогулки к балкону. После неё художник семенил к мольберту, стоявшему на кухне около холодильника, и принимался за работу. Он рисовал пять часов кряду, а потом обязательно обедал густым борщом с чесночными пампушками, воздушной картошкой-пюре на молоке, омлетом из пяти яиц, мясными голубцами или долмой. В самом конце обеда творец выпивал смородиновый кисель и отправлялся отдыхать вплоть до четырёх часов вечера. Затем он вновь принимался писать картины, а в девять часов ужинал диетической телячьей колбасой с толстым куском белого батона, нежирным бульоном на свиных косточках и тёплым козьим молоком с желтоватой пенкой.
Так, в муках творчества, проходил его день. Но однажды привычный уклад жизни художника был нарушен. Произошло это аккурат в тот день, когда его уколола назойливая бабочка. На пути к мольберту в его голове возникла весьма странная мысль: ГЛЮКОЗЫ В КРОВИ МНОГО. Почему она вдруг, ни с того, ни с сего, там появилась? Художник почему-то посчитал эту мысль новым витком своего творчества и, вооружившись простым карандашом, стал рисовать на девственно-чистом холсте новую картину. Теперь это были не пейзажи. Плотная бумага быстро покрывалась густой сетью кровеносных сосудов, по которым вместо крови тёк приторный сахарный сироп.
Нейрохирург заметил в мыслительном центре художника-обжоры яркие вспышки электроимпульсов. Вероятно, там зарождались новые, самостоятельные мысли.
– Похоже, сработало – громко сказал он, наблюдая за картинкой на экране. Идея военного по маскировке иглы с нейронной нитью под бабочку пришлась весьма кстати. Действительно, кто подумает, что насекомое с яркими крыльями могут использовать для внедрения в голову устройства управления мыслями? Наверняка и сам Тарас Кулян до этого не додумался, если бы бабочки не были его увлечением. Он их коллекционировал. Поэтому очень много знал о видах насекомых. Заветной мечтой военного было заполучить в свою коллекцию редкий экземпляр бабочки – Князя Тьмы. Роскошная красавица с огромными крыльями была самой большой среди всех своих родственниц на планете Земля. Она жила всего десять дней и водилась только в субтропиках и Китае. Сделать её частью коллекции было пока недостижимой мечтой Тараса. Зато благодаря своему хобби он придумал искусственных интерактивных бабочек. И они сослужили изобретателям нейронного электрода хорошую службу.
***
На огромной скорости бабочка, крылышки которой были сделаны из лёгкой шифоновой ткани, а туловище представлено длинной иглой, врезалась в лоб будущего носителя Мыслина. Стоявший во дворе многоэтажного дома молодой программист, которому Мирослава поручила задание по внедрению электрода, держал в руке дистанционный пульт и наблюдал за тем, как толстый художник на балконе со злостью смахивает со лба наглую красавицу. Наверняка творец ощутил укол иглы, поэтому так разозлился. Оставшись без металлического туловища, искусственная бабочка рухнула куда-то вниз, под балкон. В ближайшем рассмотрении можно было заметить, что от неё остались одни лишь крылья. Игла, игравшая роль туловища, уже была в голове художника-обжоры. Программист Эдуард Горяев успешно справился с первой частью поставленной задачи. Ему ещё предстояло отправить Мыслин в головы алкоголику и наркоману, которых Мирослава нашла специально для проведения первичных испытаний устройства.
А в лаборатории нейрохирург уже изучал данные из мозга ненасытного художника.
– Так, так, так – бурчал Гордей Титов себе под нос. – Мыслерадар показывает, что электрод закрепился в гипоталамусе.
На компьютерном экране виднелись два мозговых полушария. Они были совсем не такими, какими нейрохирург привык их видеть во время операций. Мозг отображался на приборе в разрезе, благодаря чему можно было увидеть глубочайшие слои и основные рабочие отделы. Между центрами памяти, мышления, воображения и речи тянулись редкие и короткие нейронные цепочки. Каждая из них содержала всего несколько звеньев. Среди всех мозговых структур самым огромным был центр удовольствий. От мыслительного центра к нему исходила всего одна нейронная цепочка, состоящая из трёх звеньев.
Нейрохирург подозвал к компьютеру создательницу лаборатории.
– Мира, смотри.
– Что там? – Рыжеволосая женщина встала из-за письменного стола, где изучала очередную жизненную историю одного из клиентов своего кабинета. Ради достижения мечты ей приходилось работать на два фронта, совмещая деятельность в лаборатории с психологическими консультациями.
– Вот. – Гордей Титов повернул к ней голову, не вставая с офисного кресла, и показал пальцем на экран. – Видишь? Центр удовольствий огромный, а все нейронные цепи – короткие и редкие.
– Почему так? – спросила у него Мирослава.
– Наверное, потому, что этот человек практически не думает. В нейронной цепи просто неоткуда взяться новым звеньям. Жизнь этого художника течёт по стандартной, заранее определённой схеме, где нет места новым мыслям.
Мирослава задумалась.
– Мы можем это исправить?
– Да, – ответил нейрохирург. – У нас же есть Мыслин. Вот он, кстати, в гипоталамусе. – Он вновь ткнул пальцем в экран. В одном из отделов мозга художника Мирослава увидела большой клубок нейронов, который густо оплетал металлическую иглу вместе с электродом.
– Похоже, наш Мыслин успешно прижился в мозге этого творца. Отторжения не будет.
Мирослава вновь направилась к столу, стоявшему посередине комнаты, порылась в стопке бумаг и достала из её толщи какой-то напечатанный бланк. Вернувшись к компьютеру нейрохирурга, она протянула коллеге лист, на котором было написано «План изменения мыслей».
– Я составила его ещё на этапе поиска испытуемых – начала пояснять женщина. – Уже тогда я понимала, что первыми носителями устройства будут зависимые люди. За годы психологической практики я на них насмотрелась вдоволь. И всегда хотелось узнать, почему вдруг в их головах зарождаются мысли отрешиться от мира с помощью психоактивных веществ, вкусной еды или алкоголя.
Гордей прочитал вслух выдержки из плана:
– человек с расстройством пищевого поведения – отправить мысль «глюкозы в крови много», алкоголик – мысль «пойдём со мной», наркоман – мысль «конопля в кадиле».
– Поясни, что всё это значит – попросил нейрохирург Мирославу.
– Смотри, – с энтузиазмом заговорила она. – Обжора ведь не задумывается над тем, что происходит в организме, когда он ест много разной и не всегда полезной еды за один присест? Сам ведь видишь – Мирослава кивнула на компьютерный монитор, где по-прежнему красовался мозг художника. – мыслительный центр у него практически не работает. Иначе от него в разные отделы мозга отходила бы целая паутина нейронных цепочек. А так – всего лишь одна, две, три – в каждый отдел. Но самое опасное – это центр удовольствий. Он ведь не должен быть таким огромным, правильно? А у нашего художника он именно такой. Это означает только одно. Носитель Мыслина занимается прокачкой только центра удовольствий, а на остальные отделы мозга ему, по большому счёту, плевать.
– И? – вопросительно смотрел на неё Гордей.
– Наша задача, – продолжала рыжеволосая хозяйка лаборатории – активировать мыслительный центр в голове зависимого человека так, чтобы вокруг него образовался целый лабиринт из нейронных цепей. Он должен задуматься не только о еде, наркотиках или спиртном. Вот, например, обжора-художник. Сформируй-ка для его мыслительного центра электроимпульс «ГЛЮКОЗЫ В КРОВИ МНОГО». Он наверняка подумает, что это за мысль такая странная и откуда в человеческой крови берётся глюкоза?
Гордей недоверчиво улыбнулся, но просьбу Мирославы выполнил.
– «Глюкозы в крови много» – написал он текст в Мыслеформирователе. Буквы медленно превратились в тоненькую ниточку-мысль, которая вырвалась за пределы устройства и устремилась юркой змейкой по нейронной цепочке прямо в мыслительный центр. Именно такую конечную точку задал для неё нейрохирург на своём компьютере.
Одиночные электроимпульсы в мыслительном центре художника вспыхивали и гасли, снова вспыхивали, и вновь гасли. Толстый творец пытался понять, в какой момент его манера написания картин так поменялась?
– Ну почему я вместо традиционных пейзажей намалевал кровеносные сосуды, заполненные сахарным сиропом? Вероятно, на это повлияла та самая диковинная мысль. В крови много глюкозы… В крови много глюкозы… Глюкоза – это ведь сахар? А откуда же в человеческой крови берётся сахар?
И в этот момент в мыслительном центре художника произошёл настоящий взрыв. Он на секунду ослепил нейрохирурга, наблюдавшего за этим процессом с экрана своего компьютера. В следующий миг центр удовольствий немного сдулся, а в нейронной цепочке между отделами памяти и мышления образовалось новое звено. Она начала расти, а ненасытный художник навсегда запечатлел в воспоминаниях мысль, которая помогла ему стать чуточку умнее и открыть новый этап жизни: Глюкозы в крови много…
***
Алкоголик Витя направлялся в свою любимую оранжерею, неся в руках целый пакет бутылочек, наполненных настойкой боярышника. Он очень любил выращивать цветы. Несмотря на некоторые особенности жизни, связанные с алкогольной зависимостью, Витя никогда не забывал ухаживать за своими питомицами. В оранжерее у него росли бордовые и синие розы, своенравные тюльпаны, нежные петунии, царственные лилии и трогательные ландыши.
В периоды запоев Витя брал с собой множество пузырьков настойки боярышника, которой затаривался в ближайшей аптеке, и отправлялся в цветник. Пить и разговаривать с цветами. Нынче он как раз собрался в алкогольную нирвану, прихватил с собой всё необходимое и почти дошёл к уютной и такой родной оранжерее.
– Шлёп!
О его лоб ударилась бабочка с коричневыми крыльями. Ударилась и упала. Замертво. Витя потёр лоб ладонью, потому что ощутил едва уловимое жжение. Если бы желание напиться было не таким огромным, то он бы наверняка заметил странности в туловище бесцеремонной бабочки. А точнее – его отсутствие. На вымощенной брусчаткой дорожке, ведущей к двери оранжереи, одиноко лежали сморщенные крылья. И они совсем не были похожи на крылья настоящих бабочек. А за дощатым забором Витиного двора затаился какой-то молодой мужчина с густой копной кудрявых чёрных волос на голове. В руках он держал предмет, похожий на джойстик от приставки.
Но алкоголику было совсем не до этого. Он резким движением открыл двери оранжереи и поприветствовал цветы:
– Привет, красавицы. Вот и снова я с вами.
Удобно расположившись прямо на земле между стройными цветочными рядами, Витя открыл первый пузырёк с боярышником.
– Пойдём со мной, – прозвучал в его голове писклявый и тонкий голос. – Или не в голове?
Алкоголик опешил, едва не выронив из трясущихся рук ёмкость с пахнущей высоким градусом жидкостью.
– К-к-куда? – заикаясь спросил Витя, оглядываясь по сторонам и совершенно не понимая, с кем он разговаривает.
– Как куда? Внутрь тебя самого. Быстренько по пищеводу пробежимся, в желудке попрыгаем, потом спустимся в кишечник и оттуда пойдём по клеткам.
Витя в недоумении продолжал оглядываться по сторонам. Его взгляд остановился на руке, сжимавшей пузырёк с настойкой. И вдруг алкоголика словно осенило:
– Боярышник, это ты со мной говоришь?
– Ну а кто, если не я? – пропищал голос.
Военный Тарас Кулян внимательно следил за мыслительным центром алкоголика с лабораторного компьютера. Именно ему Мирослава поручила работать с этим любителем цветов и боярышника. Подсадка Мыслина в голову алкоголика Вити тоже прошла успешно и когда на компьютерном экране появились данные из его мозговых центров, военный тут же принялся их изучать. Центр удовольствий у второго носителя электрода был таким же огромным, как и у обжоры-художника. От мыслительного центра исходили редкие канатики нейронных цепочек. Пара – к центру памяти. Ещё две – к центру воображения. Одна – к генетической базе. Цепочку нейронов, ведущую к центру удовольствий, почти не было видно за внушительными размерами последнего.
– Так-с – произнёс военный. – Что там у нас в плане записано? Ага, «ПОЙДЁМ СО МНОЙ».
Он записал фразу в текстовом поле Мыслеформирователя и задал конечную точку её движения: «мыслительный центр». Отправить. Новая мысль заструилась по нейронной цепи и быстро добралась в нужное место, минуя расположенный рядом отдел воображения.
Алкоголик, которого она неожиданно посетила, задал вопрос, тут же распознанный и расшифрованным мыслесчитывателем.
– К-к-куда? – прочитал военный поступившую информацию.
Поскольку Тарас Кулян был человеком творческим, он решил позаигрывать со своим подопечным от имени боярышника и тут же сварганил ответ, вновь направив его из базы Мыслина в мозговой центр мышления.
Алкоголик лихорадочно соображал, что же ему делать дальше. Допился. Раньше он, пьяненький, вёл беседы с цветами. Теперь с ним, трезвым на всю голову, беседует настойка боярышника. Может, внутри открытого пузырька сидит Джинн? Или Джинна?
– Нужно потереть флакон. Вдруг волшебник вылетит оттуда и начнёт исполнять мои желания?
И Витя принялся с остервенением натирать ребром ладони тёмно-коричневое стекло.
– От силы трения градус не поменяется – пискляво верещал боярышник. – Но алкоголик не обращал на него никакого внимания.
– Закрой крышку, я же испаряюсь – продолжал орать боярышник.
Витя тёр и тёр стеклянный пузырёк, размышляя о том, что же попросить у боярышникового Джинна.
– Чего я хочу? – думал Витя. – Конечно, пить. И ещё раз пить. А потом? Дарить людям радость. И цветы. А ещё? Быть нужным. Хоть кому-нибудь. А кому же я нужен? Да никому, поэтому и пью. Как никому? Не может быть такого, чтобы человек совсем никому не был нужен.
Военный заметил вспышки в мыслительном центре алкоголика, которые становились всё чаще и ярче. Витя совсем перестал беседовать с боярышником, от лица которого с ним разговаривал сотрудник лаборатории. Взрыв! В нейронной цепи между мыслительным центром и отделом воображения появилось новое звено. В этот момент Витя понял, что в мире точно есть один человек, которому он нужен. И этот человек – он сам.
***
Третье задание программиста Эдуарда Горяева было самым сложным. Наверное, потому, что в нём требовалось не только внедрить Мыслин в голову наркомана, но и кое-что отправить в мыслительный центр. Об этом «кое-что» Мирослава сказала ему ещё перед операцией по подсадке электрода в головы.
– Ты должен будешь активировать мыслительный центр у наркомана – наставляла программиста начальница. – Вот эту фразу отправишь туда из Мыслеформирователя.
Эдуард взял в руки листок, протягиваемый ему Мирославой, и прочитал:
– Отправить мысль «КОНОПЛЯ В КАДИЛЕ».
– Почему именно это? – спросил программист.
– Понимаешь, Эдик – начала объяснять начальница. – Наркоманы – это потерянные личности. Их интересует лишь одно – где находится закладка. Ты, кстати, знаешь, что такое закладка на наркоманском языке?
Эдуард замотал головой:
– Нет.
– Тайник с дозой наркотиков, который продавцы психоактивных веществ организуют в разных местах. Так вот, как ты думаешь, к чему приведёт мысль «КОНОПЛЯ В КАДИЛЕ», отправленная в мозг наркомана?
Программист задумался, приложив большой палец к губам:
– Наверное, наркоман решит, что это подсказка о месте тайника. И… И пойдёт в церковь, искать кадило.
– Точно! – Мирослава заулыбалась. – А уж там ему святой отец даст ладану понюхать.
Центр удовольствий в наркоманском мозгу разросся до таких размеров, что перекрывал практически все пути из базы Мыслина в отдел мышления. Единственный открытый канал для отправки мысли «Конопля в кадиле» программист увидел в нейронной цепи, пролегающей через речевой отдел. Туда Эдуард и направил её. Превратившись в зеленовато-красный электроимпульс, фраза понеслась прямо в конечную точку. Не вписавшись в поворот, она застряла в пятом, предпоследнем звене нейронной цепочки речевого центра.