– А как? – Спрашивал Кес. – Как это сделать? Я хочу научиться видеть детей в людях и договариваться со взрослыми.
И они научили его.
Долго ли, коротко ли, Кес добрался до юга. А эта часть мира, надо сказать, умела прельстить своими дарами. Палящее солнце и прохлада тени раскидистых пальм заставляли неопытного путника впадать в негу. Нежные воды южных морей смывали воспоминания о севере. А зелёные склоны гор обещали уют и благоденствие, стоило лишь захотеть остаться здесь навсегда. И Кес захотел.
Случилось так, что Кес встретил двух больших толстых мух, которые были торговцами. Одна была чуть поменьше, изумрудно зеленая, а хитиновый панцирь второй отливал синевой. Мухи увидели, что Кес умеет говорить и договариваться с людьми, и захотели взять его на службу. А тому нужны были средства, чтобы кормить детей, оставшихся на севере.
Мухи были хитры и жадны. Когда они увидели, что Кес хорошо справляется с работой, они придумали, как не только не платить ему, но и отобрать то, что у него было. Одна муха, с изумрудной спинкой, начала вредить ему во всем, что бы он ни делал. А вторая, синяя муха, притворилась его помощником. Она пообещала помогать ему, в обмен на половину его заработка. Наедине эти торговцы посмеивались и потирали руки, готовясь поделить наживу. Они рассчитали так: если у Кеса не получится справиться со всеми бедами и напастями, которые готовила ему зелёная муха, то они заберут у него все. А если он всё-таки пройдёт это испытание, то они потребуют с него половину в обмен на «помощь» синей мухи. Хороший план они придумали, и принялись за его воплощение в жизнь.
Кес работал хорошо, потому что работал не столько за барыши, сколько из любови к своему делу. А уроки учителей, которых он встретил по пути на юг, помогли ему увидеть и разгадать обман. И когда Кес почувствовал, что дело идет к развязке, он намазал прилавок торговой лавки сладкой патакой и позвал мух для расчёта. Жадные мухи не смогли обойти лавку, и набросились на угощение. А когда их лапки прилипли к прилавку, они стали жужжать и угрожать Кесу, что отнимут у него и здоровье, и навредят близким. Но Кес забрал свое и ушел от жадных торговцев, оставив их довольствоваться обществом друг друга.
По дороге из лавки он встретил человека, который шел на восток. Он узнал Кеса, так как видел его работу, пока находился в южной стороне по каким-то своим делам. Человек оказался переписчиком древних свитков из далекого храма в восточных горах. Ему понравились усердие и таланты Кеса, и он предложил тому пойти вместе.
Так Кес выучил ещё один урок: каким бы ни был твой хозяин, работай усердно. Ибо даже если он не оценит твой труд, другой увидит твои способности, и предложит работу. Может быть, она придётся тебе по душе.
Как-то раз, в один из теплых летних вечеров, когда листва шепчет тихими голосами, а небо долго не становится чёрным, путники сидели у костра и смотрели на загорающиеся звезды. Человек, которого на самом деле звали Лок, спросил у своего спутника:
– Кес, ведь тебе непросто работалось в лавке? Я знаю, что торговцы подсылали к тебе колдунов и жуликов. Первые дурманили твой ум и ломали волю, вторые подсыпали ядовитые снадобья в воду и пищу. Они шептали тебе оскорбления и ложь голосами твоих близких. Долгих два года тебя мучали и искушали разными способами. Ради чего ты все это терпел? Неужели из-за обещанных монет?
Кес посмотрел на Лока, поворочал угли в костре и неспеша заговорил:
– Я отвечу тебе, Лок, только сначала ответь и ты на мой вопрос. Ты позвал бы меня с собой, если бы думал, что всё это было ради платы?
– Нет, не позвал бы. – Серьёзно ответил тот. – А если бы и позвал, то ты в таком случае и сам бы со мной не пошёл.
– Тогда зачем ты спрашиваешь, если сам знаешь ответ?
– Я знаю, что не деньги были причиной. Но не знаю, что ею было.
Кес снова замолчал, теперь уже надолго. Затем вздохнул, и сказал:
– Когда я только прибыл на юг, я пошёл к морю, чтобы спросить у него, где искать Искристый Океан. Я стоял и ждал ответа или какого-то знака, похожего на ответ. И вдруг увидел женщину, идущую по самой кромке воды. Она была прекрасна и свежа, как воды горной реки. А когда она заговорила, мне почудился звон ручейков и пенье весенних птиц. От неё веяло ароматом полевых цветов, а лицо было ясным, словно блеск луны на ночном небе.
– Если судить по твоим словам, она либо принцесса, либо царица. – Весело сказал Лок, чуть усмехнувшись краешками глаз.
– Может быть. Но будь она самой бедной девушкой на земле, она царица моего сердца. – Кес, кажется, чуть смутился, говоря это. Вдруг в его глазах отразился пламень костра, и он заговорил уверенно и прямо. – Я полюбил эту девушку с первого взгляда. Никогда раньше я не испытывал подобных чувств. Работая в лавке, я вместил в себя океан боли, но любовь от этого не угасла, а лишь стала сильнее. Словно огонь выжег в моей груди всё, кроме этого чувства.
Кес замолк ненадолго. А когда заговорил, голос его был тихим и спокойным.
– Она попросила, или я сам пообещал ей ждать. Я не сразу разобрался, что это значит – ждать. В той ли лавке у торговцев, или здесь, с тобой, в пути. Но скажи мне, Лок, разве деньги всех торговцев со всего юга могли бы вернуть мне это время? Или те тончайшие струны, связывающие меня и моих близких, которые рвали и оскверняли жулики и чародеи?
– Нет, они этого не могут. – Был ответ.
– А разве эти деньги могут сделать человека сильнее, чтобы не сломаться под тяжестью навалившихся невзгод?
– И этого они не могут, Кес.
– Но я стал и сильнее, и, наверное, мудрее. Это сделала со мной любовь. Она давала мне дышать душными ночами, согревала в холода, остужала мой лоб в зной, очищала кровь от ядов. И ещё, я знаю, что море тогда ответило на мой вопрос. Эта женщина и есть ответ. Она и Искрящийся Океан связаны невидимой нитью. И это всё, что я пока знаю.
– И что ты собираешься делать теперь?
– Ждать. Только теперь подальше от торговых лавок. – Улыбнулся Кес и улегся у костра поудобнее. – Спокойной ночи, Лок.
– Спокойной ночи, Кес.
Глава 2
Ветер убаюкал меня, и я, кажется, задремал. Горячие ступени у подножья храма, хоть и не очень напоминали мягкую кровать, но оказались вполне удобными. А воркование рассказчика было таким уютным, что я, видимо, почувствовал себя как дома, и потому уснул. Правда, совсем ненадолго, на пару мгновений. Ведь я совсем не хотел пропустить чего-то из рассказа об Искристом Океане. Встрепенувшись, я открыл глаза и, чтобы ветер не уличил меня в невнимательности, тут же спросил:
– А почему история так странно построена? Ты столь коротко описал два долгих года, проведенных Кесом в лавке у торговцев, а один короткий разговор у костра занял добрых пол часа твоего рассказа. И почему ты не поведал об этой таинственной женщине сразу, ведь Кес встретил её еще до знакомства с мухами.
Ветер недовольно завыл. Он, как и большинство рассказчиков, не любил, когда его перебивают.
– Потому, что никто, кроме Кеса, не расскажет о его любви лучше него самого. А пока он работал в лавке, для него лучше было скрывать свои чувства, ведь жулики постоянно целились в его сердце. Что же касается краткости рассказа о мухах, так и история эта не о них. А потому, я не думаю, что им стоило бы уделять больше внимания. Они того не стоят. Так ты собираешься слушать, что было дальше, или всё-таки будешь спать?
Я виновато поджал губы и всем своим видом дал понять, что готов слушать продолжение этой удивительной истории.
Лок и Кес шли много дней, недель и месяцев. Путь их пролегал через леса и равнины, горы и речные броды. Кес увидел множество красивых удивительных мест, но также ему довелось побывать и в пустых выжженых землях, разрушенных городах и зловонных болотах. Но Лок учил его находить прекрасное даже в самых уродливых явлениях. Это было сложно, но то, что ему открывалось было поистине удивительно.
Однажды, во время ночного привала, Кес спал у тлеющего костра. Где-то за полночь его разбудил тихий голос. Сначала Кес не понял, что происходит, но протерев глаза увидел – Лок говорил со звездой. Со стороны это могло показаться бормотанием сумасшедшего. Но Кес провел достаточно времени с этим человеком, чтобы понимать, Лок говорит о важном лишь с тем, кто источает свет.
Зная из опыта, что сейчас он сможет прикоснуться, дотянуться до преддверия мудрости, заглянуть под полог занавеса, скрывающего тайны бытия, Кес достал из походного мешка бумагу и совиное перо. Почему именно совиное? Ему всегда казалось, что сова несёт в себе мудрость. Не потому, что живет долго, и даже не потому, что голова её крутится так, что она может взглянуть через левое плечо на правое. А потому, что ей не нужно много света, чтобы видеть. Итак, Кес достал перо и стал записывать слова Лока.
Я ненадолго отвлекусь от истории, рассказанной ветром, и погорю с тобой, Элли, для которой я пишу эту сказку. Тебе могут показаться непонятными некоторые слова Лока, но те фразы, которые врежутся в твою память, будут словно из-под толщи воды напоминать о себе во время твоего путешествия по жизненному пути. И когда-нибудь, в самый неожиданный или непростой момент, раскроются как по волшебству и укажут направление, подскажут ответ или дадут ключи к запертым дверям. Со мной так было, будет и с тобой, ведь ты уже сейчас удивительно умная и прекрасная читательница сказок. Тебе интересно, о чем Лок говорил со звездой? Тогда слушай.
Глядя в ночное небо, Лок медленно перебирал в пальцах четки. Отблески костра играли на его одеждах, и тени плясали вокруг неподвижной фигуры переписчика старых свитков. Он говорил, а свет звезд отражался в его глазах.
«Сегодня я увидел заросший пруд с прекрасными лилиями. Мне захотелось запечатлеть их для тебя, но, когда я подошел к берегу, вспомнил, что оставил холсты и краски на другой стороне. Тогда я решил запомнить нежные цвета и оттенки, чтобы рассказать тебе о них. Я наслаждался их красотой, и вдруг понял, что будь при мне кисти, я бы увлекся рисованием и не увидел тех смыслов и переливов, той красоты, которые доступны лишь глазу, отвлеченному от любой иной деятельности и от любого стремления. Смысл прекрасного открывается, когда ничего не нужно менять.
Затем мой взгляд скользнул по отражению лилии в воде, и я увидел себя. Хотя вернее будет сказать, что увидел я не себя, а человека, забывшего краски и холсты. А так как ум мой был настроен на философский лад, мысли потекли, как горные ручейки, обгоняя друг друга.
Я думал об отражениях и целях. На водную гладь часто глядят как на зеркало. А в зеркале отражается лишь то, что перед ним. Одни люди более других заражены неведением. Они не понимают, что видят лишь себя в зеркальном отражении. Им не нравится то, что они видят, это не соответствует их целям. Тогда они требуют, угрожают и манипулируют подручными средствами, чтобы зеркало изменилось, стало удобным. Но разве зеркало можно изменить. Меняется лишь отражение. Тогда недовольные начинают бросать камни, стремясь разбить зеркало. Но и в осколках отражаются лишь их гневные недовольные лица.
Другие лицемерят и врут, видя в зеркале подобного себе актера. Они извиваются как змеи перед своим отражением, и видят то наивного дурачка, то родственную душу. Но что враль и лицемер надеется увидеть иного в зеркале? Они понимают, что перед ними зеркало, но суть его для них сокрыта.
Есть и третьи, которые видят за отражением воду. Этим открыты некоторые секреты, они не заигрывают с зеркалом, они говорят с водой. Им доступно, что в глубине есть движение, множество потоков и воронок. И они хотят управлять водой. У них тоже есть цели. Они знают, что вода расступится перед камнем и сомкнется вновь, похоронив брошенное на дне. Тогда они строят плотины и дамбы на реке, требуя, чтобы она работала на них. И пока они требуют немного, они получают искомое. Но попробуй перекрыть реке ход её вод чуть больше, и она выйдет из берегов, затопляя прибрежные города. Если ты великий маг и способен испарить океан, укроешься ли ты от потоков, которые обрушатся на тебя с небес? Готов ли ты к потопам и грозам, вызванным твоими действиями? А к засухам и заболачиванием полей? И снова ты глядишь на свое отражение, которое все также не соответствует твоим целям. Посмотри на это моими глазами, и ты рассмеёшься. Ведь это действительно довольно забавно.
Есть еще другие люди, которые видят в воде лишь воду. А в отражении – отражения. И чем сложнее и глубже смотрящий, тем больше он видит. Иногда у меня получается смотреть так, и я расскажу тебе, что вижу я.
Один из величайших учителей, о ком я слышал, говорил, что если перестать сотрясать стакан, вода успокоится, муть осядет, и ты увидишь и глубину, и свое отражение, если захочешь. Многие его ученики ищут этого постоянного спокойствия воды, и оно по истине великолепно. Но всегда ли ты хочешь штиля? Если бы воде было необходимо всегда оставаться спокойной, могли бы мы любоваться пеной приливных волн, мощью бушующих морей, журчаньем ручьев и грохотом горных рек. Раздувались бы паруса яхт? Ведь не может быть на море ветра без волн. А дожди? Тёплые летние дожди. Или ливни в сверкании молний. Хотела бы ты отказаться от всего этого ради постоянного спокойствия? Ради того, чтобы вода стала удобной? Я знаю, что нет.
Иногда, когда я смотрю в спокойную воду, я вижу свое отражение. Когда получается, я заглядываю глубже, прямо в глаза и вижу свет. Ты тоже его видишь, я знаю. Но понимаешь ли ты его природу, прекрасная звезда? Ведь тот свет – отражение твоего сияния. Угаснет твой свет, моим глазам нечего станет отражать, и они угаснут тоже. Все, что ты видишь во мне светлого и прекрасного – твое отражение. И ни брошенные камни, ни старания магов, не изменят света в моих глазах, пока ты смотришь на меня так.
Об этом я думал у заросшего пруда, глядя на лилии. Но, раз уж я забыл и кисти, и холсты, я пошел дальше, по чуть видной, неизвестно кем протоптанной тропинке. Вскоре она и вовсе исчезла. Почва под ногами стала болотистой, а прибрежные травы сменились колючими кустарниками и вьюнами. Один из них обвил мою обнаженную голень и впился острыми шипами в кожу. Умно было бы отступить, освободиться от вьюна и пойти назад по той же тропинке. Но я не пошёл. Вместо этого, я, ободрав ноги о колючки и вымазав их в грязи, пробрался сквозь заросли, и подошёл к ручью, преградившему мне путь. Найдя брод, я перешел на другую сторону и вышел на дорогу. По ней я вернулся за холстами.
Ты спросишь меня, в чем смысл? Да, я омыл ноги в ручье, стерев грязь и кровь из царапин, а также забрал оставленные кисти и краски. Но, если бы я вернулся по тропе, то мне не пришлось бы ни мыться, ни терять силы, ни мокнуть в ручье. Это было бы логично. Но что, в таком случае, я мог бы тебе рассказать? Ведь на той тропе не было уже ничего нового, и она ничему больше не учила.
Знаешь, я думаю, что дело не в царапинах, не в том, что умно или даже логично. Каждый шаг на новой дороге подобен сотне учителей. В движении травы, в падающем с дерева листе, в порхании бабочки, в суете муравьев, во всем этом разлита мудрость. Там можно узнать много больше, чем в речах занудных учителей. Нет, в их словах, конечно, есть знания. Эти знания они взяли от своих учителей, те приняли от своих. И так дальше, дальше назад, к истокам. А началось все здесь, среди трав и суеты живого мира. Здесь есть все, если уметь смотреть. Конечно, знания учителей стоит принимать с благодарностью, ведь они отшлифованы сотнями и сотнями умов, им предшествующих. Но когда их учения противоречат тому, что ты чувствуешь, видишь вокруг, если они запирают твое горячее сердце и заставляют твой ум зевать – усомнись. Любой учитель – человек. А человеку свойственно обрамлять знания в обод суждений, основанных на личностных предпочтениях. Зная, что ночью в пустыне холодно, очень холодно, по сравнению с дневной жарой, один учитель откажется задержаться там до темна, другой же останется на сорок дней. Кто-то проводит в пустыне годы, а кто-то и вовсе живет там всегда. И все знают, что ночью в пустыне очень холодно.
