Море играет со смертью
Полина не жалела сил, однако понимала, что это на сегодня последние. Под конец, когда взрослый двухметровый мужчина плакал у нее на плече, ее саму трясло. Мир перед глазами кружился, и становилось трудно дышать. Выдержки Полины хватило лишь на то, чтобы проводить Егора к выходу. После этого она сообщила координатору, что от нее раньше завтрашнего дня толку не будет.
Сидеть в номере Полина не собиралась: номера второго корпуса наверняка являлись точной копией номеров первого, рухнувшего, и это угнетало. Она покинула здание и направилась по узкой аллее вниз, к морю. Вокруг обнаружилось множество лавочек, окруженных цветами – белыми, красными и оранжевыми. Здесь пахло медом и свежестью, но задерживаться Полине нигде не хотелось, движение сейчас спасало.
Она ожидала, что проведет это время в одиночестве, но ошиблась. Майоров появился рядом с ней почти сразу, как только она отошла от второго корпуса.
– А вы как здесь оказались? – удивилась Полина.
– Тогда, днем, случайно, а теперь – запланированно. Я вас ждал.
– В смысле? Несколько часов же прошло!
– Несколько часов и ждал, – подтвердил Майоров. – Мне нетрудно.
Да уж… Наверно, когда ты звезда, тебе можно работать по желанию. Полина понимала, что это злые мысли, спровоцированные скорее усталостью, чем реальным положением дел. Но думать по-другому пока не получалось.
– Зачем вы меня ждали?
– Хотел убедиться, что с вами все в порядке. Сцена была жуткая… Вы – и этот бугай перед вами… Он ведь реально собирался вас ударить!
– Да, – кивнула Полина. – Собирался.
– Не понимаю, почему… Он что, пьяный был?
– Нет. Это от боли.
– И что, боль – оправдание для чего угодно?
Ей вообще не хотелось с ним разговаривать. Он не мог понять. В его ярком глянцевом мире, полном тусовок и роскоши, все наверняка четко и ясно. Трагедии оставались только в сценариях. Люди умирали не по-настоящему, кровь была бутафорской и ничем не пахла. Ну и к чему такого развлекать беседой?
Однако Полина по-прежнему помнила о фильме. Был шанс, что хотя бы часть ее слов отложится у Майорова в памяти – и потом дойдет до нормальных людей.
– Боль бывает разной. И вот такая, неожиданная, абсолютная боль потери способна сломить человека, который в иных обстоятельствах выдержал бы очень многое.
– Так значит, он кого-то потерял в том здании? – тихо спросил Майоров.
– Потерял. Но главная беда даже не в этом. Или, точнее, главная сложность.
– Не уверен, что понимаю…
– Вы и не понимаете, – согласилась Полина. – Потому что такое невозможно ни понять, ни представить, не зная всех деталей. Егор и его сестра Мария жили в первом корпусе, в соседних номерах. Они с детства были близки, тот сценарий семейных отношений, когда брат и сестра становятся лучшими друзьями, поэтому они и прибыли на отдых вместе. Но это не значит, что они постоянно держались за руки, они взрослые молодые люди, у каждого своя жизнь и свои увлечения. Та гроза… Она ведь началась не очень поздно. Просто когда она достигла пика, она принесла с собой одну непрекращающуюся ночь. Но дождь и ветер в тот день загнали всех под крышу часов в семь-восемь.
– Сбили привычный распорядок?
– Именно так, а люди на отдыхе не любят сидеть без дела, им кажется, что они упускают важные возможности. Поэтому Егор отправился в третий корпус – в тренажерный зал. Мария осталась у себя. Через час в отеле отключилось электричество, шторм усилился. Вот тогда Егор хотел вернуться, но ему не позволили.
– Почему?
– На улице стало слишком опасно, расстояние между корпусами большое. Считалось, что те, кто окажется снаружи, могут пострадать. Поэтому ни Егору не позволили вернуться, ни Марии – уйти к нему. Сейчас он убедил себя, что у него появилось дурное предчувствие, которое предупреждало его и давало шанс спасти сестру. Но это всего лишь жестокий трюк, который проделывает его подсознание. Он не знал, что корпус рухнет. Никто не знал, невозможно такое предугадать!
– Но он все равно винит себя… Почему? Он же ни в чем не виноват!
Она видела, что Майоров искренне удивлен и даже подавлен. Это чуть снизило раздражение Полины: значит, с ним еще не все потеряно.
– Потому что Егор – человек деятельный по натуре. Именно поэтому потеря сестры стала для него двойным ударом. Он снова и снова думает о том, что мог бы спасти ее. Мог настоять, вырваться, выбраться и бежать в первый корпус. Все предвидеть и всех спасти. Но получилось иначе: его сестра умерла в пяти минутах ходьбы от него. То, что вы видели, что произошло сегодня… Он проецирует случившееся тогда на сегодняшний день. Ему кажется, что Мария все еще жива и только он может ее спасти. Если он спасет ее сейчас, остальные его грехи будут отменены.
– И он действительно не понимает, что она мертва?
– Понимает. Он просто не позволяет себе поверить, человеческая психика достаточно сложна для такого контроля.
– Абсурдного? – поразился Майоров.
– Самосохраняющего. Для Егора вера в то, что никто из спасателей не ошибся и Мария действительно мертва, означает принятие неизбежного. Той реальности, в которой у него больше нет сестры, а значит, он и не брат теперь. Все возможные действия остались в прошлом… Поэтому он и пытался ударить меня. Он не имел ничего против меня лично, я просто подталкивала его к принятию боли. И я была бы рада, если бы нашелся другой путь… Но его нет. Нам всем остается только справляться с последствиями.
Аллея вывела их к склону холма. В нем были вырезаны широкие плоские ступени, плавно уходящие вниз – к песчаному пляжу. Там даже собрались отдыхающие, всего пара семей, но все же… Их мир в день грозы дрогнул, однако не рухнул, все осталось прежним. Поэтому они могли позволить себе наслаждаться солнечным днем и не смотреть в сторону белых лент.
Полина прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, наполняя легкие морским ветром, удерживая его внутри сколько получится. От моря пахло арбузно-огуречной свежестью. На губах Полина чувствовала легкий привкус соли.
– Как вы это выдерживаете? – спросил Майоров, все еще стоявший рядом с ней. – Как принимаете такую реальность?
– Она не всегда такая. Но когда такая… Принимаю ее день за днем и стараюсь исправить то, что можно.
– Ясно… Как думаете, шторм вернется?
Этот вопрос заставил Полину открыть глаза и посмотреть вперед. Небо над отелем и заповедником было ясным, бледно-голубым, выгоревшим от солнца. А вот на далеком морском горизонте зависла темно-серая полоса, такая маленькая и нестрашная теперь, однако способная обернуться чем угодно.
– Понятия не имею, – признала Полина. – У меня не было времени прогноз узнать.
– Прогноз говорит, что грозы не будет, это я как раз узнавал. Но мне показалось, что местные ему не очень-то верят.
– Возможно, не зря. Мы сейчас находимся между морем и горами, здесь специфическая роза ветров. Движение грозового фронта меняется непредсказуемо, и случиться может что угодно.
* * *Гроза устала.
Она играла, она танцевала и собирала трофеи. Она не имела ничего против людей… Она даже не задумывалась о том, что такое люди. Она просто меняла мир так, как делала всегда, испокон веков. Эти перемены ведь и создали его когда-то.
И даже о своих трофеях гроза не думала, как о победах. Она не забирала их с собой, она порой бросала их там же, где нашла, или близко, или где придется. Сразу забывала.
Пределом ее возможностей была лишь усталость. Как устала – так и остановилась. Как устала – так и развеялась. Из зловещего круглого пятна на спутниковом снимке превратилась сначала в дымку, а потом в пустоту. Какой спрос с пустоты? Какие на пустоту жалобы?
Вот и теперь гроза готовилась раствориться, но неожиданно для себя вышла на новый круг. Уже не такой дикий и разрушительный, как прежде, сил бы не хватило. Но все равно рычащий и рокочущий, вызывающий куда больший страх, чем следовало бы – на фоне того, что уже случилось.
Люди ведь не могли знать, что гроза вернулась не рвать и метать.
Это была прощальная прогулка, возможность посмотреть на то, что уже получилось.
А еще – отдать людям последние темные дары…
Глава 3
На берегу кричали чайки
Борис знал, что высшее руководство отеля прислало своих представителей в «Пайн Дрим», новостью это не стало. Такой поступок, в отличие от дурацкого документального фильма, казался ему правильным. Может, они ни в чем и не были виноваты, но они все равно должны держать ответ перед людьми, такая уж у них работа.
Турецкую сторону представлял Орхан Саглам. Он даже не приезжал сюда, он здесь и жил – работал директором отеля. Прибыл только его сын, да и понятно, зачем. Орхан не был стариком, но не был он и молод – Борис предполагал, что ему около шестидесяти. Турок заметно нервничал, промокал лицо платком, даже когда оно не было потным, и не мог скрыть нервный тик. Сын прекрасно понимал, в каком состоянии его отец, и следовал за ним неслышной тенью, готовый поддержать в любой момент. Гадать о причинах такой реакции не приходилось: Орхан ведь сам принимал гостей, погибших в первом корпусе, он знал сотрудников, работавших там… Чудо, что он вообще способен хоть что-то делать!
Представитель российской стороны держался куда уверенней, он был здесь чужим – прибыл одновременно со спасателями. Сначала такой выбор посланника показался Борису странным: Александр Зотов отличался очевидной, почти болезненной полнотой. Однако выяснилось, что грандиозный лишний вес не мешает ему свободно двигаться, а главное, соображает Зотов быстро и умеет находить общий язык со всеми. Именно он наконец сумел вышвырнуть за ворота журналистов и заставить местную полицию работать как надо. Уже за это Борис готов был многое ему простить.
Первое время оба руководителя трудились на местах и не считали нужным проводить общие собрания. Но теперь ситуация изменилась: вечером снова начался дождь, вдалеке урчал, пока еще лениво, первый гром. Раньше никто и внимания бы на это не обратил, а теперь люди боялись, нервничали. Некоторые так и вовсе побросали вещи в чемоданы, быстренько сдули резиновых уточек и требовали сейчас же доставить их в Россию. Вот прямо отсюда и первым классом.
Тогда Зотов и объявил об общем собрании. Оно проходило в третьем корпусе – расположенном дальше всего от моря. Куда лучше для этого подошел бы амфитеатр, но там крышу заменял навес, а навесам теперь не доверяли. Да и первый корпус оставался слишком близко: тихая общая могила…
Пришлось довольствоваться концертным залом, который едва вместил всех желающих послушать, что там способно предложить начальство.
– Дорогие мои, друзья, коллеги, уважаемые клиенты! – обратился к ним Зотов. Орхан стоял за его спиной и снова нервно промокал сухое лицо платком. – Прежде всего позвольте вас успокоить! Мы находимся на непрерывной связи с синоптиками. Пока что все указывает, что эпицентр грозы останется далеко над морем, нас он не коснется. Но даже если случится иначе, эта гроза намного, намного слабее предыдущей… той самой. В десятки раз! Их ни в коем случае нельзя сравнивать.
Пока он говорил, Борис украдкой оглядывался по сторонам. Киношники, конечно, тоже пришли – в первом ряду сидят, почетные гости! Скучают, кажется. И Майоров тоже скучает. Зато не скучают все те женщины, которые уселись вокруг него плотным кольцом и теперь пялятся на своего кумира.
От этого Борису становилось тошно. Он сегодня доставал из-под завалов тело молоденькой девушки – искаженное, едва опознаваемое. Вот что было главным. Вот о чем нужно было думать – а не о том, что какой-то клоун сюда сниматься приехал! Правда, Борис не смог бы точно объяснить, какого именно поведения ждет от Майорова и его фанаток. Но безотчетный гнев уже клубился в груди облаками горячего пара.
Взгляд скользнул дальше, по рядам собравшихся. Сотрудники. Гости. Представители полиции. Кто-то из спасателей, отец Гавриил. Ее нет… Хотя наверняка все-таки где-то в толпе, Полина бы такое никогда не пропустила. Впрочем, какая ему разница? Ему уже много лет не должно быть дела до Полины.
– Но если гроза такая слабая и безопасная, почему нас заперли здесь? – поинтересовалась женщина откуда-то из середины зала. Другие отдыхающие тут же одобрительно загудели, словно только этих слов и ждали, как условного сигнала. – Я, например, хочу домой!
– Мы многим предлагали отправиться на эвакуационный рейс, – напомнил Орхан Саглам. По-русски он говорил бегло и уверенно, пусть и с небольшим гортанным акцентом. – Простите, мадам, но желающие уехали…
– Я вам не мадам! – немедленно оскорбилась женщина, заранее готовая на что-нибудь оскорбиться. – Утром я не хотела уезжать, потому что было солнце! Никто не предупреждал меня, что будет дождь!
– Да не слушайте вы ее! – не выдержала другая туристка, молодая, смертельно бледная, с темными кругами под глазами, без слов рассказывавшими о мучительных бессонных ночах. – Почему мы должны оставаться именно в этом отеле? Я бы хотела уехать в город, ближе к больнице, там моя подруга! Она… Я должна находиться рядом с ней!
Женщина не выдержала, закрыла лицо руками. Гул в зале нарастал. Зотов был вынужден поднять обе руки, призывая собравшихся к тишине и вниманию.
– Дорогие мои, родные, прошу вас, не нервничайте! Я сейчас все объясню. К сожалению, во время того самого шторма, на который этот, напоминаю, совсем не похож, пострадал не только наш отель. Есть аварии на дорогах, есть повреждения линий электропередач, да и в аэропорту не все гладко.
Об этом Борис как раз знал – и уже давно. В аэропорту никто не пострадал, однако одна из взлетно-посадочных полос получила серьезные повреждения. Это не парализовало работу, просто значительно увеличило очередь на вылет. Борис подозревал, что люди, которые сегодня утром согласились на возвращение домой, еще дожидаются своего часа в аэропорту. А новых просили пока не подвозить, чтобы избежать опасной давки и скандалов.
К тому же грозовой фронт и правда не отступал, кружил, двигался то в одну сторону, то в другую. При планировании полетов это учитывалось, даже немногочисленные оставшиеся рейсы могли отменить в любой момент.
Примерно это и объяснял теперь постояльцам Зотов.
– Так что всем, кто не нуждается в медицинской помощи, придется остаться здесь, – завершил он. – Не переживайте, все будет хорошо, вас обеспечат всем необходимым! Да и шторм завтра отступит, снова выйдет солнце. Что же до переезда в город… Простите, но там сейчас свободных мест нет. Очень многие пострадали, больницы переполнены. Места в гостиницах достаются в первую очередь родителям, дети которых оказались в больнице. Взрослым людям придется дожидаться здесь. Но отель со своей стороны сделает все, чтобы у вас была постоянная связь с родными и близкими.
За окном блеснула белая, яркая, как вспышка фотоаппарата, молния. Гул снова взвился над толпой – и снова Зотову пришлось успокаивать людей:
– Пожалуйста, тише! Ну что вы, в самом деле? Помните, как нас учили в детстве: чтобы определить, как близко гроза, нужно считать время между молнией и громом. Молния была, я с вами вот говорю и говорю, а где же гром? Вы понимаете теперь, как далеко шторм? Над морем – там пусть и остается! Мы все в безопасности!
– Да брехня все это! – неожиданно выкрикнул хриплый мужской голос. – Мы не в безопасности! И никогда не были в безопасности!
Борис, как и многие другие, тут же обернулся, чтобы рассмотреть говорящего. У дверей стоял мужчина лет шестидесяти пяти, еще крепкий, не тянувший на древнего старика, но какой-то растрепанный и неопрятный. Он сошел бы за бродягу, если бы не тот факт, что в отель бродяга забраться не мог. Да и откуда в этом диком уголке русскоязычный бродяга?
Нет, это был кто-то из туристов, из тех, что пострадали сильнее. И для кого главной заботой была вовсе не испортившаяся погода. Поначалу Борис даже решил, что мужчина этот – из помешавшихся от горя, однако на окружающих он не кидался, смотрел только на руководителей отеля – и на них направлял свою ярость.
– Я понимаю ваши опасения, но, уверяю, для них нет оснований, – сдержанно улыбнулся Зотов. – Ситуация под контролем.
– Черта с два! Она у вас и раньше была под контролем, и что теперь? Маленький мальчик погиб! Его звали Кирюша! Ему было четыре года! Он впервые увидел море, впервые!
По щекам мужчины катились крупные слезы, но он, казалось, не замечал их. Он по-прежнему стоял с гордо расправленными плечами, словно ждал расстрела. Зотов выглядел смущенным.
– Я искренне соболезную вашему горю…
– Не надо! Вот этого лицемерия не надо, ничего не надо! Вы это натворили!
– Боюсь, над грозой мы не властны.
– Дело не в грозе, а в здании! Оно не должно было рухнуть! Я знаю, о чем говорю, не должно было!
Продолжить обсуждение ему не позволили. Мужчину под обе руки подхватили подоспевшие охранники и осторожно, но решительно вынесли из зала. Он пытался сопротивляться, однако тягаться с молодыми и сильными соперниками не мог. Очень скоро его возмущенные крики затихли в коридоре. Борис успел лишь заметить, как следом за ним и охранниками по-кошачьи ловко скользнул сквозь толпу темный силуэт.
Полина. Конечно, она, Борис ее сразу узнавал – хоть за секунду, хоть за долю секунды. Наверняка отправилась помогать этому мужчине, она никогда в стороне от такого не оставалась. И все это было ее делом, личным и профессиональным, Бориса вроде как не касалось, однако он едва заставил себя сидеть на месте. Хотелось встать и пойти за ней, но – нельзя. Потому что нет причин, по которым можно.
Собрание неоправданно затянулось. Зотов снова и снова доказывал, что все будет замечательно, слышите, уже и дождь стихает? Орхан выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок, сын вывел его из зала еще до конца собрания. Это вроде как казалось напрасной потерей времени, но Борис без труда разобрался, чего добивается Зотов. Споря и возмущаясь здесь, люди забыли о своих истинных страхах. А когда постояльцев все-таки отпустили, пригласив на ужин в ресторан, гроза и вовсе затихла, остался только дождь.
Ужинать Борису не хотелось, но он заставил себя. Не новичок ведь, уже попадал в эту ловушку: сегодня нет аппетита, а завтра не получится толком работать, потому что в теле не осталось энергии. К своему корпусу он возвращался ближе к десяти, спрятавшись от мира под выданным в отеле черным зонтом.
Хотя до корпуса он все равно не дошел, свернул к ближайшей ажурной беседке из белого дерева. Потому что там неожиданно обнаружилась знакомая фигура.
Полина тоже его заметила. Она устроилась на единственной сухой лавочке и наблюдала за приближением Бориса с мягкой усталой улыбкой.
– Привет, – кивнула она. – Всегда считала, что у тебя в родне были хамелеоны.
– Почему это? – растерялся Борис.
– Потому что ты видишь все вокруг на триста шестьдесят градусов.
– Может, я тебя сердцем чувствую?
– Только если как надвигающуюся беду! – рассмеялась Полина. – Но я рада тебя видеть, правда. Отлично выглядишь.
Она все и всегда умудрялась говорить искренне и естественно, и это звучало правдой. Но Борис прекрасно знал, что ее слова могут оказаться и ложью – шансы пятьдесят на пятьдесят. Полина была действительно хорошим психологом, и дар ее работал в разных направлениях. Она могла как понять людей, так и внушить им то, что они хотели услышать.
Раньше это выводило Бориса из себя, превращая любой разговор с ней в прогулку по минному полю. Теперь же переродилось в теплые, немного грустные воспоминания о том, что уже не повторится.
– Избавилась от воинственного деда? – полюбопытствовал Борис. Хотелось подойти ближе, сесть рядом или хотя бы поцеловать в щеку. Но он слишком хорошо помнил, что теперь стоит между ними. Борис остался у входа в беседку, и дождь по-прежнему барабанил по черному зонту.
– Он не воинственный дед, – покачала головой Полина. – Федор Михайлович потерял слишком многих слишком быстро, от такого невозможно просто отмахнуться.
– Извини, туповато прозвучало…
– Не извиняйся, я прекрасно знаю, что ты на самом деле все понимаешь. Для его семьи эта поездка должна была стать большим событием: три поколения вместе. Он с женой, его сын с женой и два внука.
– А один из внуков умер?
– Не только это. Умер внук и умер сын, а второй внук и невестка в реанимации. Выживут или нет – пока непонятно.
– Да уж… – Борис не знал, что еще можно сказать. Слова всегда оставались вотчиной Полины.
– Не пострадали только Федор Михайлович и его жена, потому что их поселили в другой корпус, – продолжила Полина.
– И что теперь? Он считает, что руководство отеля виновато… в чем? Что не эвакуировало весь первый корпус с началом грозы?
– В том, что вообще использовало его. Федор Михайлович считает, что первый корпус был аварийным и руководство об этом прекрасно знало.
– Очередная теория заговора… Как ты там говорила? Способ справиться с потерей?
– Именно так. У каждого свой. Как ты держишься вообще? Страшно ведь там?
– Да, – вздохнул Борис. – Но ведь и на твоей стороне страшно?
– Иначе и быть не могло.
Когда-то такие разговоры были для них нормой – и даже спасением. Борис и Полина могли работать на разных объектах, но по вечерам всегда встречались дома. Он говорил ей о том, что видел. Она рассказывала ему о том, что слышала. Потом они засыпали, прижавшись друг к другу, плотно, жарко, словно боялись отпустить.
Это помогало ему. Уже потом, с другой женщиной, Борис пытался такое повторить, да не сумел.
Впрочем, не повторялось это и сейчас, с Полиной, просто напоминало о былом. Это не то же самое, если нельзя подойти поближе и хотя бы взять ее за руку. Даже если хочется… особенно потому, что хочется. Борис вдруг осознал, что долго так не простоит. Подсознание скоро начнет подкидывать ему оправдания: что они одни, что никто не увидит их сквозь ночь и дождь, что никто не узнает…
Нужно было уходить немедленно, пока ни одно из этих оправданий еще не сработало.
– Ну, я пойду… – неловко улыбнулся он. – Завтра рано вставать.
Полина не собиралась его удерживать. К сожалению.
– Спокойной ночи, – только и сказала она. – Надеюсь, эта ночь будет действительно спокойной.
* * *На берегу кричали чайки, словно предупреждая о возвращении непогоды, а потом затихли – и начался дождь. Порыкивание грозы, слабое и безобидное, разогнало людей по номерам. Марат видел, что они напуганы, а сам страха не чувствовал. Может, это было несколько наивно, однако его не покидала уверенность: тот самый шторм уже не повторится.
Поэтому Марат на собрании слушал руководство отеля вполуха. Он и сам знал то, о чем они твердили снова и снова, чувствовал на уровне инстинктов.
Когда все эти бессмысленные посиделки были закончены, он вместе с режиссером и его ассистенткой отправился отсматривать сторонний видеоматериал, закупленный для будущего фильма. Надо все-таки вспомнить, как зовут эту девицу, а то уже неловко… Там же что-то простое было… Катя? Лена? Нет, без вариантов.
А потом Марат отвлекся на сценарий и вообще перестал думать об ассистентке.
В сценарии была запланирована и часть о жертвах, погибших не при крушении здания. Марат думал, что их вообще нет, а таких оказалось немало. Сотрудники, которых выгнали на пляж собирать мебель – нескольких унесло кипящими волнами. Пятеро человек, друзья, приехавшие вместе, отправились в заповедник, на холмы – снимать приближение шторма с вершин. Больше их никто не видел. Похожая судьба постигла и молодого парапланериста, который решил подняться в небо и, как он сказал родным, «лично встретиться с непогодой». Его на это уговорили местные дельцы, обычно катавшие туристов на катерах.
Встретился, ничего не скажешь. Гроза подобралась к пляжу куда быстрее, чем можно было ожидать. Трос оборвался, и несчастного парапланериста унесло куда-то в сторону деревьев. Потом злые языки поговаривали, что никакого случайного обрыва не было. Чтобы спастись, владельцам катера требовалось как можно быстрее добраться до берега, а огромный парашют их здорово задерживал, тут еще и нож под руку подвернулся… Разбираться с этим предстояло местной полиции.
Ну и конечно, был «Сонай». Большой прогулочный катер, организовывавший дальние экскурсии – вдоль побережья, с остановкой в живописных бухтах на купание, а потом – с рыбалкой в открытом море. В тот злополучный день он уплыл с утра, когда никто еще не знал о грядущей беде. С тех пор он не выходил на связь, судьбы экипажа и туристов оставались под вопросом.
Все эти жертвы считались не погибшими, а пропавшими без вести, таков закон. Он оставлял за родственниками право надеяться до последнего, и они за это право держались. Марат даже видел их несколько раз на территории отеля: группы замученных, потерянных людей, державшихся вместе. Они большую часть времени оставались у моря, словно только оттуда могло прийти спасение. Они повторяли друг другу и окружающим, что если тела не нашли сразу – то люди живы, обязательно живы, без вариантов!..