Пусть совокупность событий Большой игры не является чем-то особенным в контексте мировой истории, из нее, по крайней мере, явствует, что за последнюю сотню лет в регионе мало что изменилось. Захват посольств неистовствующими толпами, убийства дипломатов, отправка боевых кораблей в Персидский залив – все это видели наши викторианские предки. В самом деле, заголовки нынешних газет зачастую неотличимы от тех, что публиковались сто и больше лет назад. Похоже, мы сумели извлечь немного пользы из болезненных уроков прошлого. Вспомни русские в декабре 1979 года о печальном опыте англичан в Афганистане в 1842 году при довольно схожих обстоятельствах, они вряд ли угодили бы в ту же ужасную ловушку, унесшую жизни 15 000 молодых русских парней[13], не говоря уже о неисчислимом количестве невинных афганских жертв. Москва слишком поздно поняла, что афганцев победить нельзя. Они не только не утратили своих устрашающих боевых способностей, особенно на той территории, которую выбирают для сражений сами, но и быстро освоили новейшие методы ведения военных действий. Смертоносные длинноствольные ружья – джезайли, – которые в свое время сеяли смерть в рядах британских красных мундиров, нашли достойное современное продолжение в реагирующих на тепло «стингерах», столь смертоносных для русских штурмовых вертолетов.
Могут возразить, что Большая игра в действительности никогда не прекращалась, что она была всего-навсего предшественницей холодной войны наших дней и питалась теми же страхами, подозрением и непониманием. Что ж, люди вроде Конолли и Стоддарта, Поттинджера и Янгхасбенда без труда узнали бы в схватке XX века свою собственную, разве что с куда более высокими ставками. Подобно холодной войне, Большая игра также имела свои периоды detente[14], пускай они никогда не затягивались надолго (и это повод удивиться постоянству сегодняшних улучшившихся отношений между странами). Поэтому и поныне, спустя более восьмидесяти лет со дня ее официального окончания в результате подписания англо-российской конвенции 1907 года, Большая игра все еще остается угрожающе актуальной.
Перед тем как взойти на заваленные снегом перевалы и проникнуть в коварные пустыни Центральной Азии, где развивается действие этой книги, следует обратиться к русской истории семивековой давности. Ведь именно тогда случился катаклизм, оставивший неизгладимый отпечаток на русском характере. Он не только породил у русских непреходящий страх окружения, будь то перед кочующими ордами или ядерными ракетами, но и разбудил в них неудержимое стремление на восток и юг – в Азию, к возможному столкновению с Великобританией в Индии.
Часть первая. Дебют
Поскреби русского – найдешь татарина.
ПословицаГлава 1. Желтая опасность
Говорили, что их запах можно учуять даже раньше, чем послышится топот лошадиных копыт. Но и тогда было уже поздно. Через несколько мгновений проливался убийственный ливень стрел, заслонявший солнце и превращавший день в ночь. А потом они обрушивались на тебя, убивая, насилуя, грабя и сжигая. Подобно расплавленной лаве, они уничтожали все подряд на своем пути. Позади оставались пепелища городов и выбеленные кости, мостившие их обратный путь на родину, в Центральную Азию. «Воины Антихриста, явившиеся пожинать свой жуткий урожай», – так отозвался о монгольских ордах книжник тринадцатого столетия[15].
Прыть конных лучников в сочетании с блестящей и непривычной тактикой боев сокрушали войско за войском. Прежние приемы, отработанные годами межплеменных войн, позволяли им громить намного превышавшие по численности силы, отделываясь пренебрежимыми потерями. Вновь и вновь их притворное бегство с поля боя соблазняло опытных вражеских полководцев – и обрекало тех на смерть. Считавшиеся неприступными твердыни быстро захватывались благодаря варварской практике гнать перед штурмовыми отрядами толпы пленников – мужчин, женщин и детей, чьими телами гатили крепостные рвы. Тех пленников, кто оставался в живых, заставляли тащить длинные приставные лестницы монголов к самым стенам крепости, другим приходилось под шквальным огнем неприятеля ставить осадные башни. Зачастую защитники твердынь узнавали среди пленников своих родичей и друзей и отказывались в них стрелять.
Истинные мастера черной пропаганды, монголы заботились о том, чтобы страшные рассказы об их зверствах опережали само войско, и продвигались по Азии, опустошая одно царство за другим на пути к дрожавшей от ужаса Европе. Говорили, что среди многочисленных монгольских грехов был каннибализм, что груди захваченных в плен девственниц сохраняли в качестве приношений для старших монгольских военачальников. Лишь немедленная сдача в плен допускала ничтожную возможность милосердия. После очередной битвы вождей противника медленно давили насмерть под помостами, на которых пировали победившие монголы. Если нужды в пленных не испытывали, население захваченных городов нередко истребляли поголовно, чтобы избежать возможной будущей угрозы. В других случаях всех поголовно продавали в рабство.
Чудовищный монгольский вихрь обрушился на мир в 1206 году – под началом неграмотного военного гения Темучина, прежде никому неведомого вождя крохотного племени; его славе было суждено затмить даже славу Александра Великого. Став известным под именем Чингисхана, он мечтал покорить весь мир, ибо верил, что избран для этого небом (Богом). За последующие тридцать лет ему и его преемникам это почти удалось. На вершине могущества империя монголов простиралась от побережья Тихого океана до польской границы, охватывала весь Китай, Персию, Афганистан, современную Центральную Азию, часть Северной Индии и Кавказ. Для нашего повествования важно то обстоятельство, что она включала обширные области России и Сибири.
В ту пору Россия состояла из десятка разрозненных княжеств, которые враждовали и воевали друг с другом. Между 1219-м и 1240-ми годами все они, оказавшись не в состоянии объединиться и совместными усилиями противостоять общему врагу, одно за другим пали под ударами безжалостной военной машины монголов. Потом об этом пришлось долго сожалеть. Когда монголы покоряли какую-то местность, они принимались править через вассальных князей. Довольствуясь обильной данью, они редко вникали в подробности местного управления, но не ведали жалости, если их требованиям не подчинялись. Результатом стало тираническое правление вассальных князей, тень которого по сей день тяжко нависает над Россией, наряду с длительным обнищанием и отсталостью (с их преодолением приходится бороться до сих пор).
Более двух столетий русские страдали и изнемогали под монгольским игом – под властью Золотой Орды, как именовали себя эти торговцы смертью, по большой юрте на золотых столбах, в которой помещалась ханская ставка их западной империи[16]. В дополнение к жутким материальным разрушениям, учиненным захватчиками, их хищническое правление привело к тому, что экономика России оказалась в руинах, торговля и промышленность застопорились, а русский народ оказался закрепощен. Годы татаро-монгольского ига, как называют русские эту черную главу своей истории, привели также к внедрению азиатских методов управления и других восточных обычаев, наложившихся на существовавшую византийскую систему. Более того, отрезанный от либерального влияния Западной Европы народ становился все более и более восточным по своему мировоззрению и культуре. Как говорится, «поскреби русского, и найдешь татарина».
Между тем, воспользовавшись стесненными обстоятельствами и военной слабостью России, на ее территорию стали покушаться европейские соседи. Германские княжества, Литва, Польша и Швеция – все принялись нападать и грабить. До тех пор пока дань продолжала поступать исправно, монголов это не заботило: куда больше их интересовали азиатские владения. Там лежали Самарканд и Бухара, Герат и Багдад, богатством и роскошью, безусловно, затмевавшие деревянные русские поселения. У зажатых между европейскими врагами на западе и монголами на востоке русских выработался параноидальный страх перед вторжением и окружением, который до сих пор определяет для них международные отношения и внешнюю политику.
Редко когда опыт оставляет такие глубокие и устойчивые шрамы на психике народа, как это случилось с русскими. Это обстоятельство вполне объясняет их историческую ксенофобию (особенно по отношению к восточным народам), их зачастую агрессивную внешнюю политику и покорное принятие тирании у себя дома. Вторжения Наполеона и Гитлера, пусть окончившиеся неудачей, этот страх только усугубили. Лишь сегодня русские начинают выказывать признаки избавления от столь несчастливого наследства. Низкорослые и жестокие конники, которых обрушил на мир Чингисхан, несут ответственность за многие события на протяжении четырехсот с лишним лет после того, как их власть была окончательно свергнута и сами они канули в тот мрак, из которого когда-то появились.
Избавлением от монгольского господства русские обязаны Ивану III, известному под именем Ивана Великого, тогда великого князя Московского. Во времена монгольского нашествия Москва была крохотным, незначительным провинциальным городком, находившимся в тени своих могущественных соседей. Однако не было, пожалуй, более усердных вассальных князей по уплате дани и проявлению почтения к чужеземным правителям, чем московские князья. В награду за такую преданность ничего не подозревавшие монголы предоставляли им все больше власти и свобод. Годами Москва – теперь уже Московское княжество – росла, набирала силу, увеличивала свои размеры и в итоге вознеслась над всеми своими соседями. Занятые внутренними распрями монголы слишком поздно заметили, в какую угрозу для них превратилось Московское княжество.
Прозрение пришло в 1480 году. Как говорят, в приступе ярости Иван растоптал портрет властителя Золотой Орды Ахмед-хана и приказал казнить его посланников. Одному удалось бежать, и он принес весть об этом дерзком акте неповиновения своему властелину. Решив проучить бунтовщика и преподать незабываемый урок, Ахмед-хан двинул свое воинство против Московского княжества. К его изумлению, на дальнем берегу реки Угра, в 150 милях от Москвы, он обнаружил поджидавшее многочисленное и хорошо снаряженное войско. Несколько недель противники смотрели друг на друга через реку, не предпринимая попыток ее форсировать. Когда же, с приближением зимы, начало подмораживать, грядущая жестокая сеча как будто сделалась неизбежной.
Именно тогда произошло нечто невероятное. Без какого-либо предупреждения оба войска неожиданно снялись с мест и двинулись прочь, словно их одновременно охватила паника. Несмотря на собственное бесславное поведение, русские поняли, что с тянувшимся столетиями рабством покончено навсегда. Стало ясно, что их угнетатели утратили вкус к битве. Когда-то внушавшая ужас монгольская военная машина больше не выглядела несокрушимой. Их централизованная власть на западе наконец-то рухнула, оставив последние осколки некогда могущественной империи Чингисхана и его преемников – три изолированных друг от друга ханства: Казанское, Астраханское и Крымское. При этом, пусть цельная власть монголов и была свергнута, три оставшихся ханства представляли собой несомненную угрозу. Чтобы чувствовать себя в безопасности, их следовало уничтожить.
На долю одного из преемников Ивана Великого – Ивана Грозного – выпало овладеть первыми двумя из перечисленных ханств и присоединить их к быстро расширявшемуся Московскому царству. Охваченные жаждой мести русские войска в 1553 году штурмом взяли крепость Казань в верховьях Волги и перебили ее защитников точно так же, как делали монголы, опустошая крупные русские города. Два года спустя такая же участь постигла Астраханское ханство, расположенное у впадения Волги в Каспийское море. Продолжал держаться только Крым, последний оставшийся татарский редут, и то лишь благодаря покровительству Османской империи, султаны которой видели в полуострове ценный плацдарм против русских. Таким образом, если не считать случайных набегов крымских татар, монгольская угроза была ликвидирована навсегда. Это открыло дорогу величайшему колониальному предприятию в истории – русской экспансии на восток, в Азию.
Первая стадия этого предприятия состояла в продвижении московских первопроходцев, солдат и торговцев на четыре тысячи миль через необозримую Сибирь с ее могучими реками, ледяными пустынями и непроходимыми лесами. Сравнимое по многим признакам с освоением американского Запада первыми поселенцами, это продвижение заняло больше столетия и закончилось тогда, когда русские достигли побережья Тихого океана и прочно там обосновались. Впрочем, покорение Сибири, одна из величайших эпопей в истории человечества, остается вне рамок нашей истории. Этот обширный и негостеприимный регион лежал слишком далеко от других великих держав, лишь англичане в Индии могли ощущать подобие угрозы с этой стороны. Однако его колонизация была первой стадией процесса экспансии, которая не прекращалась до тех пор, пока Россия не стала крупнейшей в мире страной и – по крайней мере, в глазах англичан – не превратилась во все нарастающую угрозу для Индии.
* * *Первым из царей, обратившим взор в сторону Индии, стал Петр Великий. Болезненно воспринимая чрезвычайную отсталость своей страны и ее уязвимость перед нападением извне – что во многом было обусловлено «потерянными» из-за монголов столетиями, – он решил не просто догнать остальную Европу экономически и социально, но и создать такую армию, которая не уступала бы армии любой другой державы. Для этого отчаянно требовались деньги, ведь казну опустошила одновременная война со Швецией и Турцией. По счастливому совпадению именно тогда начали поступать из Центральной Азии донесения о том, что на берегах реки Окс (Амударья) – в отдаленном и враждебном краю, где ранее побывало всего несколько русских и прочих европейцев, – обнаружены большие залежи золота. Из сообщений русских путешественников Петр также знал, что за горами и пустынями Центральной Азии лежит Индия – страна легендарных богатств. Ему было известно, что эти богатства с размахом вывозят морем европейские соперники, в первую очередь англичане. Проницательный царь занялся составлением планов по присвоению золота Центральной Азии и доли индийских сокровищ.
За несколько лет до того к Петру обратился хивинский хан – мусульманский владыка, пустынные земли которого лежали по обе стороны реки Окс, – за военной помощью в усмирении непокорных местных племен. В обмен на покровительство русских хан предложил Петру стать вассалом царя. Питая в то время лишь незначительный интерес к Центральной Азии (или не питая вовсе) и будучи занят делами дома и в Европе, Петр об этом предложении забыл. Но теперь ему пришло на ум, что обладание Хивой, лежащей на полпути между его собственными владениями и границами Индии, обеспечит тот самый плацдарм, в котором он так нуждался. Оттуда его геологи смогут вести поиски золота, это место послужит промежуточной перевалочной базой для караванов, которые, как он надеялся, вскоре потянутся из Индии с грузом экзотических сокровищ, предназначенных как для внутреннего, так и для европейского рынка. Используя прямой наземный путь, можно нанести серьезный урон текущей морской торговле, так как морем путь из Индии занимал почти год. Более того, дружески настроенный хан мог снабжать караваны вооруженным сопровождением, что позволило бы сэкономить немалые расходы на наем русских войск.
Петр решил направить в Хиву хорошо вооруженную экспедицию, чтобы, пусть с некоторым опозданием, принять предложение хана. В обмен тот получал постоянную русскую стражу для собственной защиты, а его семье гарантировалось бы наследственное владение троном. Если выяснится, что намерения хана изменились или что хан оказался не слишком дальновидным и захотел сопротивляться, приданная экспедиции артиллерия привела бы его в чувство, обратив в пыль глинобитную архитектуру средневековой Хивы. После овладения Хивой, желательно на дружеской основе, можно было начинать поиски золота Окса и разведку караванного пути в Индию. Во главе этой важной экспедиции поставили кавказского князя, мусульманина, обращенного в православие, офицера элитного лейб-гвардейского полка Александра Бековича[17]. Петр посчитал, что Бекович, благодаря своему происхождению, будет идеальной кандидатурой для ведения дел с восточным приятелем. Воинский отряд насчитывал 4000 человек, включал пехоту, кавалерию, артиллерию и некоторое число русских купцов, а также 500 лошадей и верблюдов.
Помимо кочевавших в этом отдаленном краю враждебных туркмен главной опасностью, с которой предстояло столкнуться Бековичу, была обширная пустыня более пятисот миль в ширину между восточным побережьем Каспийского моря и Хивой. Преодолевать ее предстояло не только экспедиции, но также и тем груженым русским караванам, что будут возвращаться из Индии. Здесь на помощь пришел дружественный туркменский вождь. Он рассказал Петру, что много лет назад река Окс, впадающая в Аральское море, впадала в море Каспийское, а местные племена направили ее в нынешнее русло посредством плотин. Петр справедливо рассудил, что если это правда, то его инженерам не составит труда разрушить плотины и вернуть реку в прежнее русло. Тогда товары между Индией и Россией будет возможно на протяжении значительной части пути перевозить по воде и тем самым избежать опасного перехода по пустыне. Перспективы приобрели более четкие очертания, когда русская изыскательская партия сообщила об обнаружении в пустыне, недалеко от побережья Каспия, пересохшего речного русла – должно быть, старого русла реки Окс.
Отпраздновав русскую Пасху, в апреле 1717 года Бекович с экспедицией отплыл под парусами из Астрахани, расположенной в северной оконечности Каспийского моря. В поход по обширному внутреннему морю выдвинулась и сопроводительная флотилия приблизительно из ста небольших судов; экспедиция взяла с собой запас провизии почти на год. Но все предприятие заняло куда больше времени, чем предполагалось, и только в середине июня русские вышли в пустыню и двинулись на восток, в сторону Хивы. Вскоре люди начали страдать от необычайной жары и жажды и умирать из-за солнечных ударов и других болезней. Одновременно приходилось отражать нападения воинственных племен, стремившихся помешать их продвижению. Но о том, чтобы повернуть, не могло быть и речи (все страшились царского гнева), поэтому поход продолжался, а трудности мужественно преодолевались. Наконец, в середине августа, после двух с лишним месяцев перехода по пустыне, до столицы ханства осталось всего несколько дней пути.
Далеко не уверенный в теплом приеме, Бекович выслал вперед группу своих людей с богатыми дарами для хана и велел заверить, что их миссия носит исключительно дружеский характер. Надежды на успешное завершение похода заметно укрепились, когда хан лично прибыл приветствовать царского посланца. Обменявшись любезностями и совместно насладившись выступлением оркестра экспедиции, Бекович с ханом направились к городу верхом, а довольно малочисленная охрана следовала чуть поодаль. Когда приблизились к городским воротам, хан объяснил Бековичу, что не сможет разместить и накормить в Хиве столько людей одновременно. Вместо этого он предложил русским разделиться на несколько отрядов, которые затем надлежащим образом разместят и накормят в близлежащих селениях.
Опасаясь обидеть хана, Бекович согласился и приказал своему заместителю майору Франкенбургу разделить войско на пять отрядов и направить каждый на назначенные квартиры. Франкенбург горячо возражал и ссылался на дурные предчувствия. Но Бекович продолжал настаивать на выполнении своего приказа. Поскольку Франкенбург упорствовал, Бекович предупредил, что отдаст майора по возвращении домой военному суду, если тот не подчинится. В результате войско разделилось на пять отрядов, и случилось именно то, чего добивались хивинцы.
Они повсюду напали на ничего не подозревавших русских. В числе первых погиб сам Бекович. Его схватили, сорвали мундир и на глазах хана изрубили на куски. Потом отрубили голову, набили соломой и вместе с головами Франкенбурга и других старших офицеров выставили на обозрение ликующей толпы. Между тем русских солдат, оставшихся без командования, тоже методично уничтожали. Около четырех десятков сумели ускользнуть от кровавой бойни, но, когда все было кончено, хан велел их выстроить на главной площади города, чтобы казнить на глазах у местных. Их жизни спасло вмешательство хивинского ахуна – духовного вожака, – который напомнил хану, что победа одержана благодаря предательству и что безжалостное избиение пленных только утяжелит его вину в глазах Аллаха.
Такой поступок требовал немалого мужества, но на хана он произвел должное впечатление, и уцелевших русских пощадили. Некоторых продали в рабство, другим позволили проделать мучительный путь через пустыню обратно к Каспию. Те, кто пережил путешествие, донесли печальные вести до своих товарищей, что дожидались в двух крохотных деревянных фортах, построенных перед началом Хивинского похода. Оттуда новости передали Петру Великому в только что отстроенную столицу, Санкт-Петербург. Тем временем хан, желая похвастаться победой над русскими, отправил голову Бековича – князя-мусульманина, продавшего душу царю неверных, – своему соседу, эмиру Бухары. Тело же Бековича выставили на всеобщее обозрение в Хиве. Но жуткий трофей тотчас был возвращен, а бухарский эмир заявил, что никоим образом не намерен потворствовать подобному вероломству. Скорее всего, он попросту испугался возможного гнева русских.
Хивинскому хану повезло куда больше, чем он сам, вероятно, рассчитывал, поскольку имел слабое представление о размерах и военной мощи северной державы. Никакого возмездия не последовало: Хива была слишком далеко, а Петр, расширявший границы империи повсюду, особенно на Кавказе, имел достаточно хлопот для того, чтобы посылать карательную экспедицию и мстить за Бековича и его людей. Это могло подождать, пока руки не будут развязаны. Фактически прошло немало лет, прежде чем русские снова предприняли попытку включить Хиву в число своих владений. Правда, предательство хана осталось безнаказанным, но о нем не забыли, и оно еще сильнее утвердило русских в недоверии к жителям Востока. Впоследствии они мало кого щадили, завоевывая и подчиняя себе мусульманские племена Центральной Азии и Кавказа; да и в наши времена жестоко обходились с моджахедами в Афганистане (хотя в этом случае дела у них пошли менее успешно).
Так или иначе, Петр больше не возвращался к своей мечте открыть золотой путь в Индию, по которому могли потечь невообразимые богатства. Он и без того затеял сразу столько дел, что едва ли мог надеяться завершить их в течение своей жизни (большую часть все же выполнил). Много лет спустя после его кончины в 1725 году по Европе стала расходиться странная история относительно последней воли Петра. Как утверждали, на смертном одре он велел своим преемникам и последователям осуществить историческую миссию России – а именно добиться мирового господства. Обладание Индией и Константинополем являлось двойным ключом к такому господству, и Петр настойчиво призывал не успокаиваться до тех пор, пока город и регион не окажутся в русских руках. Самого документа никто никогда не видел, большинство историков считает, что его никогда не существовало. Но трепет и страх перед Петром Великим были столь велики, что временами в этот документ начинали верить и принимались публиковать различные версии предполагаемого текста. В конце концов легендарное завещание превратилось в своеобразный наказ, оставленный неугомонным и амбициозным гением грядущим поколениям. Последующее движение России в сторону Индии и Константинополя многим виделось достаточным подтверждением этого факта. Вплоть до недавнего времени на Западе были твердо уверены в том, что долгосрочной целью России является мировое господство.
* * *Только сорок лет спустя, во времена правления Екатерины Великой, Россия снова начала выказывать признаки интереса к Индии, где британская Ост-Индская компания последовательно укрепляла свои позиции – главным образом за счет французов. Одна из предшественниц Екатерины – любительница наслаждений Анна Иоанновна – вернула все кровопролитные петровские завоевания на Кавказе персидскому шаху (что едва ли находилось в согласии с предполагаемым завещанием Петра) на том основании, что эти земли истощают казну[18]. Но Екатерина, подобно Петру, тяготела к экспансии. Все знали, что она грезила выдворить турок из Константинополя и восстановить там Византию – под русской властью. Тем самым русский флот получил бы доступ в Средиземное море, тогда в значительной мере сделавшееся «Британским озером», из Черного моря, все еще сильно напоминавшего «Турецкое озеро».
Известно, что в 1791 году, ближе к концу правления, Екатерина обсуждала тщательно разработанный план по освобождению Индии из крепнущей хватки Великобритании. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что эту мысль породил острый французский ум – а конкретнее, за нею стояла некая таинственная личность по имени мсье де Сен-Жени[19]. Этот мсье предложил Екатерине провести войска по суше через Бухару и Кабул, объявив во всеуслышание, что русские намерены восстановить мусульманское правление Моголов во всей их былой славе. Он утверждал, что такое заявление привлечет под знамена Екатерины войска расположенных на пути вторжения мусульманских ханств и побудит массы в Индии подняться против британцев. Дальше обсуждения плана дело не пошло (Екатерину отговорил ее главный министр и бывший любовник, одноглазый князь Потемкин), но это был первый из длинной цепочки подобных прожектов вторжения в Индию, с которыми русские государи забавлялись еще около столетия.