Любовь через века. От Екатерины Великой до Гумилева и Есенина

Смена веков и смена царств

Вдоль Невы двигалась траурная процессия. Стояла лютая зима, белесая мгла, приправленная изморозью и сырым ветром с моря, давила на обитателей столицы, поникших от известия о нынешнем погребении Екатерины II. К тому же людям не давал покоя порядок похоронного движения: впереди – катафалк с трупом Петра III, за ним – катафалк с телом государыни Екатерины Алексеевны, далее – рыцарь в железных латах. Таково было распоряжение наследника Павла I.

Немецкая принцесса, ставшая русской императрицей, взлелеяла свою мечту: она стала не только просвещенной государыней, но и любимицей подданных. Если осуществляется замысел, достигается цель, то и кончина бывает легкой, мгновенной, как и случилось с Екатериной.

…Позади был 1796 год.

Молодая художница, аристократка Виже-Лебрен бежала от Великой французской революции, ища спасения в России. Едва появившись в Петербурге, она стала свидетельницей этого потрясающего похоронного шествия. Все уведенное она описала подробно в своих записках.

«…Шествие растянулось по правому берегу Невы. Множество лошадей в черных епанчах создавали мрачное впечатление.

Но что же впереди? Впереди медленно двигался катафалк с трупом Петра III, извлеченного из могилы.

Далее – катафалк с телом Екатерины II, гвардейцы, а замыкал шествие рыцарь в железных латах: руки, ноги, тело – все заковано в броне, голова – в шлеме. За ним – простые люди, кутавшиеся в теплые одежды. Мороз стоял жестокий. Медные трубы музыкантов примерзали к губам».

Павел, сын и наследник, раздраженный деятельным правлением матери, жаждал отомстить за смерть отца. Он мстил Екатерине и такими похоронами, что долго-долго еще о них судачили в Санкт-Петербурге. Одни ужасались, что наследник устроил такое шествие, другие одобряли процессию и восхищались мужественностью рыцаря, шагавшего в страшенный мороз.

Шествие двигалось в сторону Петропавловского собора.

– Неужели правда в конце похоронного шествия возле собора рыцарь упал замертво – замерз? Какой ужас! – судачили в толпе.

– Правда или нет – не знаем, не ведаем, – отвечали другие, – но он дошел до могилы и рухнул.

Перезахоронение Петра III и похороны Екатерины II. Старинная гравюра

Так началось царствование Павла I и закончилась славная пора деятельности его матери. Что же, объяснение всему этому есть. Мать и сын испытывали друг к другу антипатию. Екатерина была умна и хитра, еще при жизни ее называли Великой. От своих многочисленных государственных дел, которые она начинала вести с 6 утра, императрица находила утешение в фаворитах, а сын – в фантазиях и мечтах. Она не любила масонов, он же увлекался масонской литературой. В его памяти громоздились не только истории о славных рыцарских временах, прекрасных дамах, о временах тамплиеров, но и легенды о масонах. Так, он любил читать рассказ «Перстень (масонская сказка)»:

«Жил-был господин Дубровин. Преисполнился он сочувствием к крестьянам и раздал им те доходы, которые у него были, отдал и землю. Однако тут пошли неурожаи один за одним. Небогатый дворянин продолжал делиться с крепостными своими жалкими доходами. Он даже занял денег у одного, а потом и у другого дельца. Миновал год, и заимодавцы потребовали возвратить долги. Что делать? Крестьяне не хотели и не могли ему помочь. Соседские помещики тоже, хотя он умолял их о помощи чуть ли не на коленях. Положение было безвыходное. Однако в уезде том жил еще один помещик, богатый, но очень странный. У него был прекрасный сад, огромный дом, он вел уединенный образ жизни, время свое проводил в отдалении, в глухом лесу, в хижине. Фамилия его была Опальский.

В соседстве были о нем разные толки и слухи. Многие приписывали уединенную жизнь его скупости. В самом деле Опальский не проживал и тридцатой части своего годового дохода, питался самою грубою пищей и пил одну воду. Но в то же время он вовсе не занимался хозяйством, никогда не являлся на деревенские работы, никогда не проверял своего управителя, к счастью, отменно честного человека. Другие довольно остроумно заключили, что, отличаясь образом жизни, он отличается и образом мыслей, и подозревали его дерзким философом, вольнодумным естествоиспытателем, тем более что, по слухам, не занимаясь лечением, он то и дело варил неведомые травы и коренья, что в доме его было два скелета и страшный желтый череп лежал на его столе. Мнению их противоречила его набожность. Опальский не пропускал ни одной церковной службы и молился с особенным благоговением. Некоторые люди, и в том числе Дубровин, думали, что какая-нибудь горестная утрата, а может быть, и угрызения совести были причиною странной жизни Опальского.

Словом, Дубровин, окончательно обедневший, наконец решился обратиться к этому человеку. В лесу обнаружил он хижину и постучал в дверь. Ему никто не ответил. Он снова постучал, вошел и, чтобы обратить на себя внимание, закашлял и пошаркал ногами – результат тот же.

Надо сказать, что на пальце его был перстень – не так давно сынишка нашел его где-то и отдал отцу. Перстень тот был массивный, из желтого камня, и в центре темно-медового украшения, внутри прозрачного янтаря навеки закаменела какая-то козявка. И вот этот-то перстень он снял и постучал им по креслу, в котором сидел господин. Он, увидев перстень, резко схватил его и мгновенно переменился:

– Что это, откуда у вас? Не я ли обронил его в сих местах? – Он даже привстал с кресла и, вдруг сложив руки, поклонился. – Извольте, скажите, что вам надобно, и я все исполню!

Дубровин поведал про свои беды, как жалел крепостных, помогал им, а сам остался ни с чем.

– Сколько вам надобно? – склонив голову, спросил Опальский. – Десять тысяч довольно? – и, выдвинув ящик, достал пачку денег и протянул ее гостю.

Дубровин был обескуражен, однако совершенно счастлив. Мало того, богач еще задал вопрос:

– Есть у вас иные, срочные нужды?

Тот замялся и пробормотал что-то насчет мельницы: мол, хорошо бы иметь.

– Я понял. После воскресного дня я пришлю своих работников, и они построят вам мельницу. А теперь – прощайте! И благодарю вас за перстень! – он мне завещан, а те, кто завещал, это было триста лет назад, вам тоже низко кланяются. – И хозяин сложил все свои пальцы лодочкой».

Наш проситель слышал немало легенд и слухов о прежних хозяевах этих мест, о том, что тут бывали знаменитые масоны и розенкрейцеры Лопухины, поэтому решил: странный сей богач – волшебник, один из владельцев тайного знания и тайного богатства, он – один из двенадцати учеников Петра Первого, который был послан для добрых дел по северному российскому пути.

Портрет императора Павла I. Художник В. Л. Боровиковский

В таких мыслях Дубровин утвердился еще и потому, что через месяц, когда была построена мельница, таинственный философ исчез из тех мест…

Однажды Павел повстречался с монахом по имени Авель. Монах просидел в одиночестве много лет. Он уже поведал свои пророчества на много лет вперед: о 1812 годе, 1825-м и даже о событиях XX века – о революциях. Павлу же он предрек короткое царствование и насильственную смерть. Это так повлияло на царя, на его нервический нрав, что он стал торопиться и издавать указ за указом (подписал почти в два раза больше указов, чем Петр I за всю свою жизнь).

Царь-рыцарь и его Прекрасная Дама

Павел встретил юную княжну Анну Лопухину во время коронации в Звенигороде. Очарованный ею, он выделил большую часть земли Введенского для нее, и сразу же началось строительство дворца.

В одном из архивов обнаружилось несколько писем некой Василисы, дочери мелкопоместного дворянина Звенигородского уезда и горничной княжны, о событиях столь же значительных, сколь и таинственных.

«Апрель, 11-й день 1797 года

Дорогая тетушка, Марфа Михайловна! Обещала я писать про наше житье-бытье, особливо о происшествиях, – большая Вы до них охотница. Так вот, нынешней весной случилось в московской скучной жизни великое событие. Похоже это на то, как в ясный-ясный день налетает гроза и ударяет такая молния, что только Богу впору молиться! Расскажу по порядку.

Появился у нас в доме Степан Петрович, крестный мой. Помните Вы его, тетушка? Воевал с молодых лет с моим батюшкой, а теперь из Ярославля к нам пожаловал, ибо служит он при тамошнем губернаторе Петре Васильевиче, князе Лопухине.

Зимой 1797 года вся Москва была полна вестей о предстоящей коронации Павла Петровича. Все только и говорили о коронационных торжествах и балах. Все наши дамы и барышни мечтали попасть туда, где будет весь цвет Петербурга и сам государь с семьей.

Однажды крестный со значением промолвил:

– А знаешь ли ты, что днями прибывает в Москву наследник на свою коронацию?

Тут я подскочила до его великого роста, закричала:

– Крестный, миленький, возьмите меня на ту коронацию, никогда не видела.

– Прибыл я сюда с князем Петром Васильевичем Лопухиным, – серьезно сказал крестный, – он непременно будет приглашен, авось и меня возьмет, а я тебя попрошу взять, Василиса Егоровна.

Коронация совершилась 5 апреля, в день Светлого Воскресения. На коронации нам не привелось быть, зато видела я государя.

В день приема ярославской делегации. Как меня причесывали и наряжали! Даже мачеха расщедрилась, подобрела. И сподобилась я увидеть представление такое, каких ни в церкви не видывала, ни в театре!

Новый государь Павел Петрович ростом не велик, телом не дороден, однако настоящий царь: и мантия, и корона, и сапоги со шпорами, и глаза имеет блестящие, карие. К нему приходили, кланялись господа, чиновники, а ярославский губернатор Петр Васильевич Лопухин встал на колено и поцеловал руку государя. Сам Лопухин высок, статен, с орденами, лицо правильное, приятное, даже красивое, а взгляд умный. И семья его была рядом: супруга шустрая такая и две дочери.

Степан Петрович сказал мне на ухо: мол, это мачеха, вторая супруга князя, первая-то была красавица, да только рано почила, а эта – хваткая, сразу всех к рукам прибрала и мечтает только о том, чтобы жить в Петербурге.

Вся зала устремила взоры на тех девиц, ее дочерей, особенно на маленькую, черноглазую. Звали ее Анна, и глядела она на царя с покорностью и почтением. Глаза ее как омуты, что в глухих лесах бывают. А волосы… волны черные по плечам!

На сем прощаюсь с Вами, дорогая тетушка, и остаюсь любящая Вас

Василиса».

«Апрель, 19-й день 1797 года

Дорогая тетушка! Давно я не писала Вам. И все потому, что происшествия продолжаются. Вчерашний день оказались мы опять на коронационных торжествах, на балу.

На этот раз Степан Петрович представил меня сестрам Лопухиным, Анне и Екатерине. Когда заиграл менуэт, князь-отец протянул руку Анне и пригласил ее на танец. Ах, что это была за пара! Седой, благородный, рослый отец – истинный князь – и маленькая с черными локонами, неподвижным мраморным лицом Анна!..

После того княжна села на кресло возле меня, и мы с ней имели разговор. Обе мы – сироты, у обеих мачехи, в Москве из девиц она никого не знает, и исполнились мы друг к другу дружеских чувств и тихо переговаривались до той самой минуты, пока не возгласили прибытие императора.

И тут!.. Заиграла музыка – и государь пригласил Анну. Он неотрывно на нее глядел, что-то говорил, видимо, желая добиться благосклонности, но лицо ее оставалось бесстрастным, а глаза, кажется, стали еще чернее. Не от страха ли? Потом Его Величество говорили с семейством Лопухина…

На другой день Степан Петрович поведал нам, что государь в восторге от Анны Петровны и желает подарить ей звенигородский участок земли. Более того, тут же подозвал человека из своей свиты и рекомендовал его как архитектора, способного создать чертеж усадебного дома на той земле, в селе Введенском. О, как обрадовалась я, услышав про Введенское! Ведь это по соседству с нашим имением!

Павел Петрович пребывал в великолепном настроении и принимал участие во всех намеченных в его честь торжествах. Был в итальянской опере, в Дворянском собрании, на народном гулянье, присутствовал на спектакле театральной труппы графа Николая Петровича Шереметева в Останкинском дворце. Там пела Прасковья Жемчугова, как божественно! Павел Петрович подарил ей бриллиантовый перстень!..

Однако, тетушка, как же Анна! На одном из балов Павел Петрович снова танцевал с ней. Но что это был за танец?! Тот самый вальс, который он сам запретил по причине французских вольностей… Да только Аннушка велела оркестру играть его – и Его Величество танцевали и, говорят, не сводили с нее глаз!

Целую ручки.

Василиса».

«Август, 18-й день 1798 года

Желаю здравствовать Вам, дорогая тетушка! Стоит у нас во Введенском золотая пора: деревья как золотом облитые, а главное, что усадебный дом почти готов, парк обрел новый вид. Есть конюшенный двор, флигеля, водные приспособления.

Посажены новые березы, ели, сосны, тополя, и ото всех деревьев теперь золотой свет излучается. Все стройно, красиво, все одно к одному. Тут и простор, и воля, и порядок.

О! Если бы Вы видели, тетушка, какой простор и вид открывается на заречные дали! Река синеет, небо без края, а вдали Савво-Сторожевский монастырь…

Нынче Львов-архитектор показывает здесь свой труд Лопухиным и про все (про водные строения: фонтаны, падение воды) объясняет.

Мачеха Аннушки трещала без умолку. Сам князь внимательно оглядывал дело рук мастеров и был молчалив. Высокий лоб даже пересекали морщины, а губы улыбались по-доброму, но сам он скорее грустен, чем весел. Отчего бы?

Аннушка стояла возле колонны, глядела вдаль. Хороша она. Довольна царским подарком, однако шумной радости не высказала. Зато Степан Петрович был весел:

– Вот истинный рыцарь! Видел я, как государь взял платочек кружевной у Анны Петровны, приложил к груди и прошептал что-то. Небось, готов, как рыцарь, носить его на шляпе…

Князь и Николай Львов отправились во внутренние покои, а мы с Анной пошли к ротонде.

– Жалко государя, – промолвила она.

– Должно, в Вашей красоте государь находит отраду? – спросила я.

– Говорит… будто излучаю я что-то… утешение, что ли, сердечное, легко ему со мной, а уж комплиментам нет счета… Целует край платья.

Слышала я, дорогая тетушка, что государь навещал Аннушку во Введенском. Выехал рано утром из Москвы в карете инкогнито под фамилией Павел Федотов. Но все, конечно, узнали императора. А как подъехал к Введенскому, пересел государь-рыцарь на белого коня и в черной полумаске поскакал ко дворцу по аллее, прорубленной Львовым среди вековых берез.

По приезде ко дворцу государя встречали с левой стороны церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, а с правой стороны – великолепный конный двор, а посреди – круглая клумба с маргаритками, фиалками и васильками – любимыми цветами Анны Павловны.

Павел Петрович спешился, вбежал по мраморной лестнице и через анфиладу комнат в покои, где ждала его Аннушка.

Василиса».

А. П. Лопухина. Художник В. Л. Боровиковский

«Январь, 18-й день 1799 года

Дорогая, любезнейшая моему сердцу тетушка! Знаете ли Вы, что уже три недели живу я в столице? Самой не верится, однако, как говорится, “вышел случай”. Государь призвал возлюбленную Аннушку, и она вызволила меня к себе – вот! Знали бы Вы, какой дворец для княжны приготовил государь! Рядом с Зимним, на Дворцовой набережной, в три этажа! Весь уставлен скульптурами, дорогой мебелью, бронзой, вазами, а картин сколько – не счесть.

Благодаря ей на Лопухиных посыпались царские милости. Анна и князь – оба уже награждены орденами Мальтийскими. Раньше только одна статс-дама, госпожа Лита, имела этот орден. Петр Васильевич получил еще один орден – Андрея Первозванного, но главное – он теперь не просто князь, а “светлейший”! В мгновение ока отец Анны сделался генерал-губернатором. Лопухины получили восемь тысяч крепостных с землей в разных губерниях. Государь подарил им участок земли на Каменном острове, где выросла нарядная дача.

Мачеха Анны была возведена в звание статс-дамы, высшее придворное звание. Сестры Аннушки тоже были хорошо пристроены. Екатерину выдали замуж за Николая Демидова из богатейшей семьи, а Прасковью – за сына графа Кутайсова, любимца императора.

Писала ли я Вам, тетушка, что императрица Мария Федоровна, еще когда все были в Москве, отписала Анне гневное письмо, мол, не смей являться в Петербург! Про то узнал император, был взбешен – и с того дня заколотил дверь, ведущую в ее спальню…

Чуть не каждый вечер по Дворцовой набережной от Зимнего отправляется теперь пара лошадей, на запятках лакей в красном, и хотя карета закрытая, все знают: Павел едет к Лопухиной!

Свиданиям с Аннушкой государь придает почти мистическое значение.

Государь неизменно щедр и великодушен, держит себя как истинный рыцарь и прямо называет ее своей “дамой сердца”, а еще “божественное утешение”, “отрада души” и “благодать” – так переводится имя Анна.

Анна Петровна – брюнетка, любила малиновый цвет. Теперь он повсюду, даже придворные чины являются в малиновом.

Слово “благодать” стало девизом императора. Оно было начерчено на стандартах, которые получила конная гвардия в январе 1799 года.

Для государя, который был очень одинок, Аннушка становилась все более и более необходимой. Она действовала на него успокаивающе. Только не думай, тетушка, что всем этим безмерно счастлива Анна. Ей что бриллиантовое колье, что букетик маргариток – едино. Царские приближенные с Анной любезны, ласковы, а что говорят за спиной, неизвестно. Попала она в золотую клетку к паукам, которые плетут золотую паутину, – не тошно ли?..

На сем прощаюсь, дорогая тетушка, и желаю покоя, ночей без худых снов (меня-то они чуть не всякую ночь терзают).

Василиса».

«Февраль, 2-й день 1880 года

Тетушка! Давно я Вам не писала, почти целый год – Санкт-Петербург такой город, что тут не до писем. События происходят чрезвычайные, и всякий день новости, всего не опишешь.

…Как-то мы разговорились с Аннушкой о наших личных делах. В тот же вечер Анна сама призналась:

– Василисушка, не сказывала я тебе, что знакома с Павлом Гагариным, встречались в Ярославле, нравлюсь ему… Даже слово дал, после того, как отслужит в армии, женится… Да вот Бог не привел: коронация, Москва, император…

И, чуть не заливаясь слезами, поведала она мне, как прошлым летом сидели они с государем в Петергофе, а тут принесли конверт с сургучной печатью. То было донесение от Суворова. Он прочел вслух, что бои идут успешно и что в скором времени сюда прибудет с подробным донесением полковник Гагарин!..

– Услыхав эту фамилию, я не сдержала замешательства, и это заметил государь. “Объяснитесь”, – сказал он. Мне пришлось признаться, что молодой князь Гагарин мне не чужой, мы встречались в Ярославле. Не знаю, сделал ли из сего казуса Павел Петрович вывод или в планы его и ранее входило выдать меня замуж… Только решил он поразить меня новым великодушным поступком. Сказал, что вышлет навстречу посланцу – князю Гагарину – офицеров и что мечтает устроить нашу свадьбу.

– Да сильно ли ты к нему расположена, Аннушка? – спросила я.

– Я расположена, однако страсти мне неведомы…

– Ну да Бог даст, все устроится.

Анна была в волнении, закашлялась, что-то в этом холодном городе часто стала она кашлять. Я ее успокоила… Мы почему-то вспоминали Шереметева и его театр: Петербург не Москва. Тут сырость, ветры, театр шереметевский надломился, а Жемчугова потеряла голос.

Ночью я думала: любит ли Аннушка государя? Любит ли Гагарина? И для чего так решил государь? Опять из рыцарских побуждений? Чтобы казаться образцовым? Иной раз мне кажется, будто живет он как в театре: играет для зрителей. И такую роль себе возьмет, что не знаешь, что и сказать. То брата молодого Гагарина болваном обзовет, то офицера за круглую шляпу велит избить розгами…

А вот еще какую штуку выкинул с молодым Гагариным! Вошел тот в кабинет императора, оставив шляпу в передней, а возвратившись назад, не обнаружил шляпы. Вернулся во второй раз – опять, там лежит чужая шляпа. Тут вышел царь и засмеялся: «Это твоя шляпа, князь, возьми ее». После этого князь из полковника стал генерал-адъютантом.

П. Г. Гагарин. Неизвестный художник

Это был подарок князю к свадьбе с Аннушкой. Через несколько дней состоялась свадьба Анны Лопухиной с князем Павлом Гагариным. Сам император был посаженым отцом на их свадьбе. Щедрость его не знала границ. Анна получила от государя сто тысяч рублей деньгами, бриллианты и необыкновенное жемчужное ожерелье, стоимостью в десять тысяч рублей. Павел велел купить три дома на набережной Невы и соединить их в один дворец, который подарил князю Гагарину. Сам Павел Гаврилович был посвящен в командоры Мальтийского ордена, что являлось знаком высшего расположения. Был один Павел, теперь – два. Ой, что-то будет!

Остаюсь любящей племянницей,

Ваша Василиса».

«Декабрь, 21-й день 1800 года

Дорогая тетушка! Господи, что это за несчастье – быть красавицей! Пусть не бросит на меня амурного взгляда – все же это лучше, чем быть осаждаемой со всех сторон… Зачем государь выдал замуж свою фаворитку? Выказал себя сторонником платонической любви, любил порядок и хотел казаться безгрешным в глазах своих подданных? Но одно дело – намерения, иное – чувства…

Ваша В.».

«Март, 15-й день 1801 года

Тетушка! Государь ведет спешное строительство Михайловского замка… Что-то будет? Впереди осень, зима, дом должен сохнуть долго, а прожект таков: к зиме туда переселиться…

– Верно ли, Анна Петровна, что замок будет выкрашен малиновой краской, под цвет Ваших перчаток? – спросил Львов.

Анна кивнула, довольная.

Первого февраля 1801 года состоялся переезд в Михайловский замок. Анна Петровна оставила дом своего мужа и была помещена в новом дворце под самым кабинетом государя. Вход к ней вел из покоев Павла Петровича через особую лестницу. Переход же, соединявший спальню императора с апартаментами его жены Марии Федоровны, был наглухо закрыт.

Анна не чувствовала себя здесь счастливой и спокойной. На каждом углу таилась тревога, было трудно дышать из-за непросохших стен. Она сильно кашляла.

Первое время она отлично справлялась с ролью укротительницы Павла Петровича, но потом… Ссоры становились чаще, она – нетерпеливее. Даже щедрые подарки – что они значили для красавицы. Ей было жалко маленького императора с таким некрасивым лицом, и она мирилась. Видно, ей не суждено испытать подлинную страсть: ни царь, ни муж Павел Гагарин не годились для этой роли. Спасибо, что муж пренебрегал сплетнями света при дворе…