Отойдя от клумбы, Изма открыл заднюю дверь флаера, проговорив:
– Граф согласился обсудить интересующий вас вопрос, но просил передать, что его время сильно ограничено, так что, будьте любезны, занять свои места.
Большого желания усаживаться в машину, за штурвалом которой окажется одурманенный наркоман я не испытывал и потому ждал, что Аверре откажется. Но тот, видимо, ничего предосудительного или опасного в этом не видел и спокойно забрался на одно из задних сидений.
Стоило отметить, что летательный аппарат графа фактически ничем не отличался от своих собратьев, распространенных по всей галактике: аэродинамичный, вместительный и, без сомнения, очень дорогой.
Дождавшись, когда и я займу место, Изма, оскалив острые мелкие зубки в широкой улыбке, взялся за штурвал.
Мягко загудели репульсоры, машина легко приподнялась над брусчаткой и затем, повинуясь действиям пилота, резво сорвалась с места.
– Далеко отсюда до замка? – поинтересовался я, когда мы понеслись по улицам. Как и везде в черте города, меройские правила движения запрещали подниматься над дорогой выше, чем на пять метров.
– Нет. Всего минут десять, – охотно откликнулся мект. – Мероэ специально строился таким образом, что все его кварталы располагались спиралью вокруг одной единственной точки – самого замка. Его шпиль отсюда видно. Вон он. – Изма ткнул когтистым пальцем в лобовое стекло.
Проследив направление, я сразу понял, о чем он толковал: высоченные золоченые пики замка Занди сверкали на солнце, словно мачты древнего корабля. Великолепный образчик архитектурной мысли, он неоспоримо доминировал над прочими зданиями, ослепляя своим величием и внушая трепет одним лишь видом. Даже столица Риомма не могла похвастать чем-то столь грандиозным, а это уже о многом говорило.
По мере приближения к замку, улицы становились все шире, а дома – роскошнее, но ничуть не новее. Даже в центральных проспектах Мероэ чувствовалось отчуждение. Народу было много, – как Аверре и говорил, мектов и впрямь насчитывалось едва ли не больше, чем людей, – и лавочек, торгующих всякой всячиной, но кипения жизни не ощущалось. Меройцы влачили своё существование по привычной, давно наезженной колее, и делали все спустя рукава, по инерции. Даже в детях не виделось того огонька, что зажигает их глаза неуемной жаждой приключений и познания.
Они вымирали.
От одной только мысли об этом, всякое желание любоваться местными красотами пропадало. В чем толк, если все вокруг, точно декорации низкопробной пьески? Ничего настоящего, лишь фарс. А теперь еще представьте, что вам подвластно видеть души людей со всеми тусклыми, серыми, как сама их жизнь, мыслями… Бррр…
Несмотря на не вполне вменяемое состояние, Изма прекрасно справлялся с обязанностями пилота, управляя машиной со сноровкой заправского гонщика. Пока он выкручивал штурвал, срезая углы на особо крутых поворотах, я то и дело поглядывал на Аверре, прикидывая, какие думы вызывал у него Мероэ? Он сидел, уставившись в окно с отрешенным видом, погруженный в глубокие мысли. Суть их меня, признаюсь, интересовала мало, даже, несмотря на то, что в основном из них и состояло значение нашего присутствия на планете.
Хоть мастер и пообещал, что уделит тому «несчастному» случаю внимание в более подходящее время, что-то мне подсказывало, особого интереса у него он не вызывал. Что, само по себе, уже казалось странным. Либо на Боиджии принято нападать на людей в любое время дня и ночи, либо Аверре было известно больше, чем он хотел мне показать.
Даже более чем странное поведение горожан не могло склонить меня к первому варианту. Наставник явно что-то знает, но почему не говорит?
Пока я пытался разобраться в причинах и следствиях, Изма остановил флаер у края рва, окружавшего замок со всех сторон. Оказалось, что великий генерал Занди возвел свое жилище на скошенной вершине крутой скалы, сделав его центральной достопримечательностью города, но при этом совершенно изолированной от него. Ни мостов, ни линий, ни каких других видимых соединений, способных провести внутрь замка не наблюдалось. Но флаер-то наш летал, так что следующий мой вопрос оказался вполне логичным:
– А что мы стоим?
– Ждем, когда нам разрешат лететь дальше, – отозвался Изма, занимаясь вводом данных через бортовой компьютер. – Все воздушное пространство над замком находится под круглосуточным наблюдением. Любое несанкционированное вторжение на территорию автоматически активирует систему обороны. Без пропусков мы не сможем двигаться дальше.
– А разве у тебя отсутствует особый допуск? – внезапно спросил Аверре.
– Конечно есть, мастер, – кивнул мект. – Я оговорился: пропуска нужны вам. Охрана должна быть уверена, что вы не замышляете худого.
Я удивленно посмотрел на Батула.
– Как мило. Не знал, что тут все настолько серьезно. Кого или чего так опасается граф?
От необходимости отвечать на явно не понравившийся ему вопрос Изму избавил донесшийся из внутреннего динамика металлический голос. Из замка сообщили, что пассажиры, то есть мы, могут спокойно следовать ранее заданным курсом. Вдавив до упора рычаг акселератора, Изма стартанул через пропасть.
Его нежелание отвечать на первый вопрос, возбудило во мне упрямое стремление разговорить мекта во чтобы то ни стало. Не зная, одобрит ли это Аверре, я собирался слегка подтолкнуть преданного слугу к некоторой откровенности. Совсем не лишним будет знать, что собой представляет нынешний граф Занди. Но для этого необходимо было сперва как-то посадить Изму на крючок.
Я проговорил:
– Столько мер предосторожности, будто это военный аванпост, а не резиденция.
Периферическим зрением я заметил, как молчаливо воззрился на меня Аверре. Прознал ли он о моем намерении или просто почувствовал некие изменения, однако я отчетливо уловил ухом его одобрительный смешок.
Ободренный этим, я осторожно надавил на разум одурманенного пыльцой райса Измы, подтолкнув его к разговору. Сколько раз мне доводилось проделывать подобный трюк над более слабыми ментально алитами, но, даже несмотря на это, я никогда не пренебрегал осторожностью. Любое слишком сильное воздействие на мозг само по себе опасно, тем более, когда имеешь дело с расой, до этого тебе не знакомой.
– Его светлость не привык делиться своими соображениями с прислугой, – в ответ на мои слова вяло промямлил Изма, еще сохраняя веру, что от него так просто отстанут.
Слегка усилив натиск, я сказал:
– Да брось. Уверен, что ты преуменьшаешь свою значимость для графа. Едва ли в замке есть хоть кто-то, знающий его светлость так же хорошо, как и ты.
На самом деле бил я наугад, исходя лишь из собственных предположений. Изма мог вполне оказаться той самой личностью, которая проводила подле хозяина практически все свое время. Если верить книгам, у аристократов, особенно склонных к скрытности, всегда есть самые доверенные слуги. Так с чего бы Занди оказаться исключением?
Тонкий удар, подкрепленный убеждением, попал прямо в цель и мект заговорил:
– Все дело в том, что его светлость очень замкнутый человек и предпочитает, чтобы его уединению никто не мешал.
И из-за этого возводить вокруг замка целые рвы и сети лазерных батарей? Весьма оригинальный способ оградить себя от окружающих. Вслух, конечно же, я этого не сказал, позволяя Изме, вцепившемуся чешуйчатыми руками в штурвал, говорить дальше:
– Знаю, это выглядит странно, но на то есть причины. Его светлость не совсем здоров, – последнюю фразу он словно выдавил из себя, как будто боялся слов, которых сам и произнес.
Я искоса поглядел на Аверре, но тот упорно продолжал смотреть вперед, создавая видимость, что его эта тема совсем не интересует. Подумав, что нужно не забыть, позже узнать у мастера, каковы его мысли на сей счет, я спросил у Измы:
– Граф болен? Чем?
Ответом было пожатие плечами.
– Никто не знает. Его показывали многим докторам. Как-то раз даже из Риомма прилетал какой-то профессор, графские тетушки его вызвали, но толку от этого оказалось чуть. Они все считали, будто это какой-то вирус. Они и сейчас так считают, думают, он умудрился подхватить его где-то в лесу. Ерунда все это. И болезнь совсем незаразная. У моего народа есть такое понятие: «душевная червоточина». Я раньше не представлял, что оно означает, а теперь знаю – ею страдает мой хозяин. Я вижу, как она поедает его изо дня в день, по чуть-чуть откусывая кусочки души и разума. Оно не всегда заметно, но я каждый раз чувствую, когда ему становится плохо.
В этот момент в психической ауре мекта чувствовались явные изменения. Мне удалось приоткрыть эмоциональную заслонку Измы и его чувства, против воли, просочились наружу. Я поймал его взгляд в зеркале заднего вида и увидел, что глаза полны слёз. Тогда я понял, что даже если бы болезнь графа оказалась заразной и смертельной на сто процентов, его верный слуга все равно остался бы подле больного хозяина до самого конца. Это было больше, чем простая преданность. Это определенно была любовь.
Мне вдруг захотелось услышать полную историю этих двоих, но тут мы достигли внешних замковых ворот, где нас встречала графская гвардия. Вопросы пришлось на время отложить.
Я не знал, будет ли какой-то особый досмотр и на всякий случай приготовился предъявить удостоверение, но, ни один из стражников не проявил, ни ко мне, ни к Аверре интереса большего, чем мог вызвать неодушевленный груз. Их занимал исключительно Изма, которого они, к моему удивлению, слушались беспрекословно.
Получив от него все необходимые указания, гвардейцы вернулись на свои посты, а мект повел аэрокар в сторону ворот большого и темного ангара.
Посадив машину у противоположной стены, где виднелся проход во внутренние помещения замка, Изма попросил нас на выход. Места в ангаре оказалось более чем предостаточно, чтобы разместить военный гарнизон, однако две трети пространства пустовало, а все остальное занимали личные транспорты графа и его родни.
Не задерживаясь, Изма повел нас дальше, через пустые и такие же полутемные коридоры, все вверх и вверх. Пользуясь отсутствием посторонних, я решил как бы невзначай вернуться к начатой ранее теме.
– А давно ты работаешь на графа?
– Уже давненько, – кивнул Изма, отпирая электронным ключом одну дверь, пропуская нас вперед и запирая ее снова. – Мы познакомились, когда еще были совсем детьми. Мои родители тоже служили роду Занди. С тех пор прошло больше трех десятков лет, хотя я точно и не помню. Это был лучший человек, которого я когда-либо знал. Он был добр и щедр, никогда не задирал носа и не ставил себя выше других, лишь только потому, что он родился графом. Он и сейчас такой. Почти. – В голосе мекта сквозила огромная гордость за своего хозяина.
– Ну, у него наверняка было много друзей, – вдруг заметил Аверре и получил в ответ очередную печальную улыбку.
– Все видели в нем только будущего правителя, но не замечали человека, – сказал Изма. – Даже его родители, когда были живы, всегда чего-то от него ждали, а он был просто ребенком. Он хотел заслужить их любовь и уважение, но не понимал, что для этого нужно. Наверное, граф был одинок, как никто. И мне кажется, будь на моем месте кто-нибудь другой, он все равно сблизился бы с ним, просто потому, что больше никого рядом не было. Я был тем, кто просто хотел его поддержать, а он был тем, кто просто хотел жить… – он замолк на секунду, – … ну и мы начали искать приключения.
