одуматься просила. – «Представляю
(я хохотнул) реакцию его».
– Нет, ты не представляешь: он меня
избил. – «Вот как?» – Тут шрам остался. – «Вижу».
– О, как я эту суку ненавижу.
10
Меня избил он, выставил за дверь,
ключи отнял, не соглашался видеть
и на звонки не отвечал; ходила
к нему – он не пускал; тогда со зла
он и сказал, что все тебе оставит…
все достоянье… Я тебе готова
служить, я буду приходить сюда
и убираться. – «Ничего такого
не надо». – Ты сиди, я прям сейчас
все сделаю, управлюсь до пяти,
и вместе мы пойдем, нам по пути.
– «Не стоит, право». – Как ты тут живешь?
Где тряпка, швабра, мыло, губка, ерш?
11
Сидел, читал, смотрел – она металась
по кухне и прихожей, пыль столбом
стояла. И откуда в этом малом,
тщедушном тельце столько сил? Совсем
не запыхалась, будто только надо
ей тяжкого семейного уклада,
чтоб счастливо скончать благие дни.
Такие доживают жизнь одни.
12
Потом мы пили чай, о том о сем
болтали. Развлекался я похабной
и потаенной мыслью: писку, визгу
вот будет, если сисек жидкомясых
коснуться мне, испачканный в варенье
поцеловать рот, руки запустить
под юбку – отбиваться будет слабо,
слабеюще, потом решит остаться,
чтоб заново, где были мы, прибраться.
13
Я вызвонил такси. Веселых мыслей
не воплотил. Мы ехали стремглав
на Сретенку, мелькали светофоры,
визжали тормоза, свистели вслед
городовые, гонка продолжалась,
как от погони. Ночь солнцеворота
к нам приближалась, чтобы замер мир,
как на весах. Мы добрались к семи.
14
И я был неприятно удивлен,
тебя увидев; муж твой тихо рядом
