– Вы, похоже, много задолжали своим друзьям.
Билл помолчал, отхлебнул из горлышка и поставил бутылку на подоконник. На ее боках мелькнул отблеск вырвавшейся из-за туч ущербной луны, Билл переставил виски на пол и произнес совершенно трезвым голосом:
– Это ты верно подметил, сынок, у меня много долгов. Но ты с матерью получишь все, если сможешь с толком распорядиться тем, что я тебе сейчас скажу. Это старая история, многих уже давно нет на свете, но кое-кто пока еще жив, и я в том числе, и те, что скоро придут по мою душу. Сколько лет с той поры прошло – неважно, служили мы тогда у Флинса, много чего было, о чем и вспоминать не стоит, а закончилось все в один день. Мы подошли тогда к островам, тем, на которых когда-то любили отдыхать богатые бездельники, курорту, проще говоря, с отелями, парками, казино, дорогими шлюхами и прочей мишурой. К тому времени, когда я оказался там, ничего подобного уже не наблюдалось, здания пришли в негодность и потихоньку разваливались, парки разрослись, одичали и захватили весь полузатопленный остров. Нам казалось, что мы в джунглях, не хватало только обезьян и попугаев над головой.
– И отравленной стрелы в шею, – поддакнул я, глядя на дорогу. Луна снова спряталась, тучи заволокли ее наглухо, по стеклу забарабанил дождь. Все, это теперь надолго, на неделю, если не больше, и дождь в любой момент сменится снегом, потом он ляжет на землю, закроет траву и мох, превратится в наст, потом в сугробы, потом…
– Не было там никого, кроме нас, – сварливо отозвался Билл, – никого, кроме нас четверых. Меня, бедолаги Хью, Черного брата и еще одного нашего приятеля, упокой господи, его душу.
Билл замолчал, и мне показалось, что он перекрестился. Потом еще разок приложился к бутылке и продолжил:
– Флинс отправил нас за пресной водой. На островах всегда отыщется пресная вода, надо только найти ее. Мы без труда выполнили приказ. Мы нашли водоем с пресной водой. Вода была такой чистой, что упавший на нее лист дерева точно парил в воздухе, а на дне отражалась его тень. Мы не торопились. Набрали воды, искупались, наплавались в воде и двинули обратно, нашли свою шлюпку и привезли воду на яхту. И, свободные от службы, завалились спать. А ночью, сразу после полуночи, меня разбудил Хью, тот самый Хью, что лежит сейчас в кухне с простреленными кишками, разбудил и прошептал, что надо бы поговорить. И не просто так выйти потолковать предложил, а был при этом точно сам не свой, то ли боялся чего, то ли психовал, как барышня, оглядывался поминутно и шарахался от каждой тени. Ну, я и вышел на корму, гляжу – а там уже все наши собрались, все, с кем я на том острове был.
Последним притащился Хью, все шарахаясь от каждого шороха, как крыса. Он приволок с собой фонарь и, убедившись, что все в сборе, сказал: «Посмотрите на себя». И включил фонарь. Я не сразу понял, что надо делать, глядел на знакомые рожи, мои товарищи – друг на друга и на меня, и тут до нас дошло. У Черного брата был шрам на физиономии, от скулы через обе губы до подбородка – кто-то на совесть постарался и расписал ему его черную рожу.
– Шрам? – вырвалось у меня. Я видел этого негра впервые в жизни и всего несколько минут, но мог поклясться на Библии, что шрама на лице Черного брата не было. Может, Билл помешался от таблеток, которые щедро заливал виски, и теперь бредит. Или хуже того – тронулся умом. Или говорит о ком-то другом.
– Да, сынок, это та самая чернозадая образина, что ввалилась сюда пару часов назад, – сказал Билл, как мне показалось, с усмешкой. Я отвел взгляд от окна, посмотрел на нашего постояльца, но в темноте мало что мог разглядеть, вернее, вообще ничего, кроме темного силуэта да тускло поблескивающего браунинга, что лежал на подоконнике. Билл еще разок приложился к бутылке и продолжил:
– Вот теперь ты представляешь, как мы все обалдели, когда заметили это. У одного сошел шрам от старого ожога кислотой, еще у одного за одну ночь обросла лысина, которой тот обзавелся лет в двадцать пять, а у поганца Хью сошла с рук экзема. До этого руки и рожа этого засранца походила на шкуру камышовой жабы, смотреть было тошно, а тут – на тебе, кожа стала гладкая, чистая, как у младенца. Куда что подевалось, спрашивается. А я избавился от душившего меня кашля, что привязался ко мне с полгода назад и вытянул все силы и прекратился тоже в один миг.
– Почему? – не сдержался я. – Как это возможно?
Снизу послышался глухой стук, потом что-то мягко шлепнулось, раздались торопливые шаги. Потом невнятный, приглушенный расстоянием голос матери, негромкий звон – она явно уронила что-то и теперь подбирала в потемках, вернее, при дерганом тусклом свете единственной свечи, что горела в кухне. Я только собрался повторить свой вопрос, как Билл заговорил сам:
– Все просто, сынок. То озерцо, где мы брали воду, было непростым, вернее, вода в нем. Живая вода, проще говоря, та самая живая вода, о которой ты наверняка слышал в детстве, когда твоя красотка-мать читала тебе сказки. Так вот, все, что произошло с нами – это не сказка, эта вода существует, мы нашли ее, хоть и случайно.
Я не знал, что и думать. Билл был уже пьян в доску, но голос его звучал трезво, даже уверенно и как-то покровительственно. Но что он говорил… Ему, действительно, нужен врач, но особый, чья тема – помешательство, пока тихое, на наше с матерью счастье. Если же оно перейдет в буйную стадию, то у меня есть ремингтон, а у матери карабин, справимся как-нибудь. И все же…
Живая вода, озеро с живой водой, пруд жизни – об этом не говорил только ленивый. Давно уже среди наших постояльцев и случайных залетных гостей ходили упорные слухи о чудодейственной воде, якобы находившейся на одном из океанских островов. И стоит человеку выпить той воды или окунуться в нее, то разом пройдут все его болезни, и отныне, присно и вовеки веков будет он силен, здоров и счастлив. Впрочем, последнее утверждение можно было всерьез не принимать, сосредоточившись на первых двух, их хватало с избытком. Идеальное лекарство, что поднимало человека на ноги без таблеток, пилюль и ножа хирурга. В считанные часы изуродованное тело становилось прежним, мало того – возрождалось вдвое сильнее против прежнего, сильнее и моложе.
Я не верил в эти сказки, хоть наши гости и клялись всеми святыми, чьи имена еще помнили, что пруд с живой водой существует, и если им удастся добраться до него, да любому, у кого эта затея выгорит, дальше в жизни будет все хорошо. От желающих купить воду не будет отбоя, счастливчик обеспечит себе безоблачное существование даже в нашем мире, что сейчас катится к черту, но сколько он еще будет так катиться – кто знает… Загвоздка в одном – найти этот остров и пруд на нем. А вот Билл нашел, был там, вернулся живым и почти здоровым, как и его товарищи, что через час придут прикончить нас.
– Мы радовались, как дураки, думали, что поймали бога за бороду, что теперь разбогатеем и навсегда забудем про свои болячки. А Хью, умный паршивец, заставил нас заткнуться и сказал: «Кретины. Вы – кретины и сборище ослов. Я скажу вам, почему. Заметил я – заметит Флинс. Мы все знаем Флинса, знаем, как он думает. А подумает он так: этот остров – не просто секрет, это главный секрет мира и он должен принадлежать одному человеку, самому Флинсу, разумеется. Потому что иначе об острове непременно разболтают – кто-то из ублюдков, напившись в порту, обязательно проговорится об острове и его сокровище. Так что, парни, не сомневайтесь: Флинс прикажет сперва своим псам, своим шестеркам, перерезать глотки нам. Затем вернется к острову, наберет живой воды, пойдет к земле, а на подходе к порту избавится и ото всех остальных».
Вот что сказал нам Хью. И добавил парой минут позже: «А поэтому если мы хотим выжить, мы должны напасть первыми». В ту ночь на корабле случилась бойня.
Нас на борту было двенадцать человек, ровно дюжина. И нам предстояло отправить на смерть бо?льшую часть экипажа. Трех простых матросов решили не трогать, они были тут ни при чем, а первым делом нам предстояло избавиться от пятерых – самого Флинса и четырех его подручных, верных псов, что сторожили нашего капитана днем и ночью.
Пятеро их – четверо нас, не самый дурной расклад, бывало и похуже, сынок. Псов мы уложили тихо и быстро, в дело пошли ножи, и никто не успел даже тявкнуть, как все было кончено. Но Флинс – он точно видел сквозь стены, почуял неладное и стал стрелять. Взять его врасплох не удалось, он заперся в каюте и, отстреливаясь, прихватил двоих из нас, но к утру мы достали и его, пристрелили и выкинули за борт. Потом мы втроем развернули судно и вернулись к острову за водой, набрали ее, сколько смогли, вернулись на корабль.
С дороги послышался шум двигателя, туман и морось разорвал дальний свет фар. Машина неслась точно к трактиру, но в последний момент неловко вошла в поворот, вылетела из колеи и пару десятков метров пропахала колесами по мокрой траве и мху. Я схватил ремингтон, вскочил, отшатнулся к стене. По стенам и потолку полоснул желто-белый луч. Билл вытянулся на стуле и смотрел в окно, в одной руке он держал браунинг, в другой – полупустую бутылку. Посидел так, балансируя, как статуя правосудия, только глаза при этом у него были широко открыты, потом положил пистолет себе на колени и приложился к бутылке. Машина – тяжелый белый внедорожник – вернулась в колею и покатила дальше, в тумане помелькали и пропали красные огоньки габариток, и снова все стало тихо.
– Эй, как вы там? – крикнула снизу мать, – кто это был?
– Нормально все, – отозвался я и вернулся на свой пост у окна, – кто-то проехал мимо, пока мимо.
И снова стало тихо, мне даже казалось, что я слышу, как в толще стен по своим ходам бегают мыши, как пищат тонко-тонко, на грани слышимости, как шуршат их отвратительные лапки и хвосты. Грызуны не особо досаждали нам – кошки, периодически появлявшиеся в доме, отрава и мышеловки держали этих тварей в узде, и их временем была ночь, да и то не вся, а самый глухой ее час, до которого было пока далеко. На часах стрелки показывали половину десятого, ждать оставалось недолго, и я спросил:
– И что было дальше? Вы разбогатели, как планировали?
– А как же, – отозвался Билл, – разбогател, как церковная крыса. Во всем виноваты эти ослы, Хью и Черный брат. Когда мы вернулись на судно и погрузили воду, Черный брат взял нас на прицел и заявил, что вся вода теперь его и мы можем убираться к чертовой матери. В результате с разрезанной рукой убираться пришлось ему, мы с Хью великодушно дали ему шлюпку и оставили в открытом море. А Хью… Мы с ним схлестнулись, когда подплывали к земле, она уже показалась на горизонте. Не знаю, что пришло ему в башку, но он попытался прирезать меня в рубке, и это ему почти удалось. Нож прошел по касательной – я вовремя почувствовал неладное и успел увернуться. А Хью озверел, точно бешеный хорек, он кидался на меня с таким остервенением, что мне стало не по себе – я решил, что он накурился какой-то дряни, до того зверский был у него вид. Но нет, трава тут была ни при чем, Хью, как и этот чертов негр раньше, решил, что вся вода должна достаться ему. И просчитался, я выкинул его за борт. Было уже довольно мелко, и полно крылаток, они ходили гигантскими стаями, гонялись за самками, как кобели за течной сукой. Они могли порвать любого, кто окажется у них на пути, и Хью полетел к ним в объятия. Я не стал смотреть, чем вся закончится, а зря.
– Это вы опрометчиво поступили, – сказал я, не отрываясь от окна. В темноте мне померещилось, что впереди и справа тени стали гуще и как-то подозрительно колыхнулись. Смотрел минуту, другую, вглядывался так, что у меня заслезились глаза, но больше ничего не происходило. Тогда я дал себе передышку, зажмурился ненадолго и услышал голос Билла:
– Верно, сынок, я был неправ. Не знаю, как Хью с ними договорился, а может, они приняли его за суку, кем он и был по сути своей. Не знаю. Я один добрался до берега, затопил судно – мне оно больше было не нужно, ведь почти всю воду мы выпили по дороге, а она оказалась слишком длинной в тот раз. У меня осталась одна большая фляга с водой, мое единственное богатство – эта фляга и карта острова. Толку от этого было мало, как и воды – ее скоро не осталось, а для того, чтобы вернуться за ней, мне понадобилась бы новая шхуна, но купить ее или нанять я не мог, у меня не было денег. Зато теперь была цель, – Билл стукнул бутылкой об пол, – да цель, и я шел к ней несколько лет. Ввязывался в любые самые сомнительные и рискованные дела, возвращался живым оттуда, куда и ворон костей не заносил, я хорошо зарабатывал, но все равно этого было мало. И вот когда я был в двух шагах от исполнения своей мечты – мне удалось очень выгодно продать пару вещиц, я даже не ожидал, что мне так хорошо заплатят, и присматривал себе судно – Хью нашел меня. Появился, прикинувшись карточным фокусником – что-то, а мухлевать с колодой он умел отменно. А потом привел остальных.
– Остальных? – удивился я. – Но кого? Ведь все погибли, кроме Черного брата и Хью. Кто эти остальные?
– Почем я знаю, – сказал Билл, – наемники, скорее всего. Хью, дрянь, продал нашу тайну и продал меня, как продают долги, вот, как я думаю, в чем дело. Сам бы он не смог снарядить экспедицию к острову, да и толком не помнил к нему дороги. И на самом острове он первым делом напился, я тащил его на себе. Его и воду. Так что и тут он ничего не помнит. Зато я помню все, и мне тогда удалось уйти, я провел в бегах почти полгода, пока не оказался у вас. Думал, что здесь меня никто не найдет, но ошибался. Все, они здесь, они пришли за мной.
Я невольно посмотрел на часы – стрелки показывали две минуты одиннадцатого, а на улице по-прежнему стояла непроглядная тьма. Луну надежно скрывали тучи, мрак казался густым и вязким, казалось, он лип к окнам и стекал по ним вместе с дождем, я ничего не мог разобрать за рябью и дрожью воды.
Билл последний раз опрокинул бутылку, допил виски и кое-как поднялся со стула.
– Отойди, сынок, если они начнут стрелять, тебе не поздоровится. И очень прошу тебя: увидишь Черного брата – прострели ему башку. Я сам не успел, и если снова не выгорит, то я хочу, чтобы это сделал ты. Вон они, пока двое.
И тут я тоже увидел, как черная на черном крадется с дороги тень, как раздваивается на глазах и ее обрывки ветром разносит в разные стороны. Билл распахнул окно и прежде, чем я успел прицелиться, выстрелил дважды. В лицо мне ударила пороховая гарь, смешанная с запахом дождя и моря, и я отвернулся. Билл пристально посмотрел на меня и только собрался что-то сказать, но глянул в окно и вдруг толкнул меня в плечо. Я врезался спиной в стену и единственное, что успел услышать – это глухой стук. Затем мгновение полной тишины – и адский грохот, от которого качнулись стены дома и вылетели стекла в окнах нашей комнаты. Треск, запах гари и еще чего-то едкого, вспышка и два выстрела один за другим – это Билл, переждав взрыв у противоположной стенки, палил в окно. Выстрелил, отшатнулся назад и крикнул мне:
– Я прикончил его! Того, кто швырнул гранату! Нас было трое против девяти, теперь трое против шести, по трое на каждого из нас, не будем же мы впутывать твою матушку в это грязное дело!
Тереза словно только и ждала, когда наш постоялец помянет ее добрым словом, и разразилась в адрес нападавших такими словами, что Билл уважительно присвистнул. Впрочем, ее оборвали почти сразу, кто-то заорал из темноты, и мне показалось, что я узнал голос Черного брата.
– Билл, отдай нам карту и проваливай ко всем чертям! Катись, ты нам не нужен, нам нужна только карта!
В полумраке я заметил, как Билл улыбается во весь рот, как тянет из кармана куртки горсть патронов и пополняет ополовиненный магазин браунинга. И посылает «парламентера» в такие дали, такими заковыристыми и окольными путями, что с улицы донеслась лишь бессвязная злобная ругань, и все стихло.
– Спокойно, сынок, – Билл встал в простенок между окнами, – выкрутимся. Я нужен им живым, так что можешь быть спокоен.
Его оборвали два взрыва, что грохнули внизу один за другим – это разорвались две гранаты. Из коридора потянуло дымом, раздался топот – Тереза вбежала в комнату, и Билл едва успел перехватить ее за руку и отшвырнуть к двери.
– Стой, где стоишь, – пробормотал он, возвращаясь к окну, – а ты, сынок, приготовься, мне понадобится твоя помощь.
Я по-прежнему ничего не видел в темноте, да и нападавшие стали осторожнее, и положение их было более выгодным, чем наше. Два окна с выбитыми стеклами они вычислили сразу и держали нас под постоянным огнем, в стены и дверь то и дело влетали пули, мать с карабином в руках сидела на полу и кляла Билла и всех его «друзей» на чем свет стоит. Тому удалось сделать два или три выстрела, но, похоже, все они угодили в «молоко», вернее, в чернила, что разливались за окном. Липкие, холодные, провонявшие водорослями и морем, они лились в комнату вместе с дождем и мокрым снегом. Пуля, попав в раму, застряла в ней, и, как несколько часов назад, в лицо мне ударила «картечь» из щепы.
Я разозлился от собственной беспомощности, от злости и от холода, поднял ремингтон, прицелился наугад – туда, где, как мне показалось, у развалин ограды притаился человек, и выстрелил два раза. Отдача отбросила меня назад, на пол с веселым стуком упали гильзы, а на улице кто-то заорал не своим голосом, потом еще раз, но уже тише, и замолк.
– Поздравляю, – пробормотал, целясь во что-то видимое только ему одному, Билл, – с почином тебя, Данила. Хороший выстрел, теперь их пятеро.
Он опоздал на пару лет, поздравлять меня надо было гораздо раньше, первый раз стрелять мне пришлось точно такой же непроглядной ночью. Только дело было внизу, в зале, и бандитов было трое, я выбрал самого здорового и прострелил ему колено, правда, со второго выстрела. Остальные мигом стали сговорчивыми и убрались прочь, прихватив своего воющего от боли дружка, мать молча отобрала у меня ремингтон, а остальные посетители сделали вид, что ничего не заметили. Это была просто самооборона, вот и все, каждый защищался тем, что бог ему послал. У залетных грабителей-подростков с собой были только ножи, а у меня имелся аргумент посерьезнее. Думаю, что после того случая они бросили свое ремесло или сделали выводы, но я их больше поблизости никогда не видел.
Билл выстрелил, глянул поверх пистолета, повернулся вправо и пальнул еще раз. Снова крик, только глуше, точно пуля влетела человеку в глотку, еще крик, переходящий в хрип и тишина.
– Четверо, – произнес Билл, – их осталось четверо. Неплохо, неплохо, скажу я вам.
Он едва успел убраться от окна, сполз по стене на пол, и в стенке над его головой одна за другой появились три дырки. Потом еще три, пониже, потом их стало много, и я сбился со счета, так как лежа на полу и не поднимая головы это делать неудобно. Грохотало так, точно по дому палили из пулемета, одна пуля каким-то образом срикошетила, комочек свинца упал на пол, из стен летела труха и клочки обоев.
– Вниз! – крикнул Билл. – Скорее вниз, они уже в доме! Быстро!
