banner banner banner
Ручной Привод
Ручной Привод
Оценить:
 Рейтинг: 0

Ручной Привод

– Черепанычу мешать не надо.

Слова прозвучали приказом.

Удовлетворенный механик вернулся к машине, а парни сползли со стола и замерли, почтительно уставившись на пришельца.

На совершенно непримечательного пришельца.

Внешность мужчины была столь же невзрачна, как и одежда. Лицо узкое, с резкими чертами, напоминало птичье. Серые, словно подобранные в тон свитеру, глаза. Черные с проседью волосы, прямые и мягкие, неспособные надолго улечься в прическу. Тонкая горизонтальная полоска – рот. Тонкая вертикальная полоска – нос. И лишь с правой стороны шеи, бросая вызов обыденной внешности, чернела татуировка: простой крест, обрамленный идущей овалом надписью. При желании, подойдя совсем близко, можно было разобрать слова: «Caelum, non animum mutant, cui trans mare current».[1 - Небо, а не душу меняют бегущие за море (лат.).]

Отпустив замечание, мужчина сделал еще пару шагов к механику, но затем остановился, повернулся к замершим картежникам и вопросительно поднял брови. В ответ Бандера сглотнул и очень вежливо сообщил:

– Мы просто разговаривали.

Бизон, который непостижимым образом успел прибрать со стола и спрятать деньги, карты и бутылку, присоединился к приятелю:

– Мы немного вспылили, но никого обидеть не хотели. А уж Черепанычу мешать – тем более. Вы ведь нас знаете, Карбид.

– В том-то и дело, что знаю, – хмыкнул мужчина.

Устройство оглушительно свистнуло и принялось пыхтеть с удвоенной энергией. Карбид посмотрел на часы, затем снова перевел взгляд на картежников.

– Какого черта явились?

– Заняли места в зрительном зале, – с приятной улыбкой ответил Бизон.

– Ждем, – добавил Бандера. – Такое шоу не каждый день показывают.

– Мы ведь всегда, везде, всем постоянно помогаем, – напомнил Бизон. – И с Инкубатором тоже. Ящик выдвинем, чтобы вам лично не возиться и руки не пачкать. С приездом поздравим. А то и реанимацию сделаем, ежели чего, вы ведь знаете – мы умеем.

– Хотел бы я посмотреть, как вы будете делать реанимацию, – хмыкнул Карбид.

– Только скажите на ком! – заулыбался Бизон, сообразив, что выгонять их невзрачный не собирается. – Хотите, я брата Бандеру реанимирую? Он все равно шулер, так что не жалко.

– Ты сам шулер!

Карбид приподнял левую бровь, и парни мгновенно умолкли.

– Сидите тихо, делайте что велят.

– Есть!

– Будет исполнено!

Бизон выудил из-под стола пару брезентовых рукавиц и натянул их. Бандера последовал его примеру.

Карбид покачал головой, дошел наконец до пыхтящего устройства и осведомился:

– Как дела, Черепаныч?

– Агрегат работает штатно, – доложил тот, поглядывая на манометр. – Тридцать секунд. Отсчет пошел.

Вопреки ожиданию, ЭТО не походило на падение. Но не было и полетом. Самое интересное, что ЭТО напоминало восхождение. Именно восхождение.

Виктор давно впитал в себя ощущение полета, сроднился с ним, полюбил. Как и ощущение почти мгновенного перемещения в пространстве, позволяющего дотянуться до любой звезды. Расстояние, как и время, потеряло смысл, осталось в прошлом, но ЭТО заставило вспомнить о них. Пробудило забытые воспоминания.

Расстояние и время.

Некогда, еще в прошлой жизни, Виктору довелось взбираться на высокую, считавшуюся неприступной гору, имея в качестве снаряжения лишь посох, моток веревки да неукротимое желание достичь вершины. Наверное, именно оно, желание, и позволило ему достичь цели. Ободрать лицо и руки, сломать ребро, но подняться наверх. И теперь, переживая то ли полет, то ли падение, Виктор неожиданно вспомнил то давнее восхождение. Вспомнил, как легко и непринужденно начиналось путешествие и как тяжело заканчивалось. С каким трудом давались ему последние шаги к вершине, последние метры, сантиметры… Вспомнил, как верил сначала в свои силы, а потом – в свое упрямство. Потому что в какой-то момент вперед его повели не подгибающиеся ноги, а стиснутые зубы.

Усилия и Упрямства, вот чего требовало от Виктора ЭТО.

Падение, сменившееся восхождением. Легкая прогулка, превратившаяся в испытание.

Необычно.

Восхитительно.

Виктор наслаждался каждым мгновением.

Наслаждался до тех пор, пока не пришла боль.

В первую секунду он растерялся.

И даже запаниковал.

Боль?!

Откуда боль?!

Виктор едва не повернул назад, едва не прервал восхождение, потребовавшее от него невероятных для последнего времени усилий. Он понял, что отвык стараться, отвык рвать жилы. Он едва не сдался. Но справился. Выдержал волну необъяснимой, непонятной, в принципе бессмысленной боли и в следующий миг понял, что это была не боль.

Не физическая боль. Ведь ей неоткуда было взяться.

Виктор понял, что теряет силу и вечность. Теряет сбывшуюся мечту. Сила и вечность, ставшие его сутью, уходили и на прощание дарили боль. Не физическую, но от того не менее страшную. Свободная «искра» противилась приближающейся тюрьме, инстинктивно сопротивлялась, скручивалась в жгут, пыталась вырваться, уйти. Хотела оказаться как можно дальше от вершины, на которую, падая, взбирался Виктор. «Искра» не хотела терять силу, даже часть ее. «Искра» не хотела расставаться с вечностью. «Искра» хотела быть сейчас и всегда. Звала назад.

Повернуть?

До вершины близко.

Или до дна пропасти?

Я падаю или поднимаюсь? Что я? Как я? Кем стану я, из Вечности вернувшийся в Мгновение? Из сейчас во вчера? Кем стану я?

Зачем я делаю это? Стоит ли падающее восхождение моих мучений?

«Искра» по имени Виктор не знала ответа на эти вопросы, и поэтому ей было страшно. «Искра» звала назад.

А Виктор, бывший «искрой», рвался вперед. К ответам на вопросы. К поиску. К жизни. Виктор, бывший «искрой», неожиданно понял, что теперь у него снова будет завтра, а не бесконечное сейчас. Дно, на которое он падал, вершина, на которую он взбирался… цель… вопрос поставлен просто: сейчас или завтра?