Эра Мифов. Эра Мечей

Глава 7

Черное дерево

«Серповидный лес был нашим соседом. И таким он был огромным, что всех его секретов не знал никто. Далль-Рэн построили из его деревьев. Далль-Рэн кормился его дичью. И в его тьме родился герой».

Рэйт и Малькольм расположились на краю леса возле Далль-Рэна – укрепленного поселения, построенного на холме и окруженного бревенчатой стеной. Холм был совершенно сказочный – высокий, зеленый. Рэйту никогда не доводилось видеть такой буйной растительности. В Дьюрии краски отсутствовали и появлялись лишь на закате. Его отец рассказывал про Элисин, куда после смерти попадали души павших воинов – сплошные зеленые поля, пивные реки и красивые женщины. Глядя на Далль-Рэн, Рэйт заподозрил, что до отца просто дошли слухи об этом месте.

– Так что же, тот холм и есть далль? – спросил Малькольм, который сидел, поджав колени к подбородку и покручивая двумя пальцами веточку.

Рэйт снова поразился отсутствию у него элементарных знаний о том, как живут люди. Он уже не пытался разузнать о том, как именно Малькольм стал рабом. Но на свои расспросы получал невразумительные ответы, и тема разговора резко менялась. Рэйт заключил, что либо фрэи забрали Малькольма еще младенцем, либо он родился в неволе.

– Да, это далль.

– Чересчур симметричный, они его что – построили? – спросил Малькольм.

Рэйт кивнул.

– Отчасти. Век из века они строили дома на одном и том же месте. – Дьюриец стоял на коленях в кустах и уже приладил поперечную ветку к силку, теперь он завязывал петлю. Обычно с последним у него не ладилось – пальцы у Рэйта были слишком большие. – После пожара или другого бедствия люди строятся заново прямо на руинах. Не надо никуда идти, да и колодец тут же. Сделай так много раз – вот тебе и холм.

– Значит, Рэн – это клан? А сколько всего есть кланов? – спросил Малькольм.

– Семь. Не считая гула-рхунов.

– Почему их не считают? Они ведь тоже люди?

– Рхулин-рхуны и гула-рхуны между собой не ладят. – Рэйт наконец завязал узелок. – Мы воюем сотни лет.

– Это против них твой отец сражался вместе с фрэями?

– Угу. Каждый год бывает одно-два сражения, каждые десять лет – полноценная война. Мой отец продержался больше тридцати лет.

– Как же вышло, что он ни разу не видел мертвого фрэя?

– Фрэи не пачкают рук в крови. Они планируют битвы, отбирают и обучают людей, потом посылают их воевать. Смертей было много, но лишь среди рхунов.

Малькольм кивнул с таким видом, будто все понял, только Рэйт знал, что ничего он не понял. Мало кто понимает. Даже до него самого дошло не сразу. Судя по всему, у отца никаких вопросов не возникало. Херкимер принимал войну с той же готовностью, с которой признавал, что вода – мокрая. Все-таки Дьюрия разительно отличалась от Рэна.

– Как правило, чем выше холм, тем старше далль, – пояснил Рэйт, глядя через залитое солнцем поле. – Вот почему он такой формы. По сути, это могильный холм. Судя по виду, Далль-Рэн очень стар.

Бывший раб откинулся назад, продолжая изучать далль.

– Он вовсе не выглядит большим.

Рэйт думал совсем иначе. Залитый солнцем далль величественно возвышался в отдалении, драгоценной древесины на его постройку явно не пожалели.

– Он гораздо больше Далль-Дьюрии, а по сравнению с Клэмтоном – деревушкой, где я вырос, – так и просто гигант.

– Я-то жил в Алон-Ристе, помнишь? – Малькольм указал на деревню большим пальцем. – По меркам фрэев он и на загон для скота не тянет. Как думаешь, сколько там жителей?

Рэйт пожал плечами и завязал на петле второй узелок, чтобы уж наверняка. Он не хотел лишиться обеда. Нет ничего хуже, чем найти силок пустым.

– Здесь? Не знаю, может, тысяча. Там, где вырос я, было около сорока семей – сотни две людей, ну так то маленькая деревушка, а не далль.

– И в чем же разница?

– Далль – самая старая и многолюдная деревня клана. Там находится чертог вождя. Знаешь, что такое чертог?

– Такая нора, как у бобров?

Рэйт уставился на него недоверчиво.

– Да знаю я, что такое чертог, – усмехнулся Малькольм.

– Ну, зато в остальном ты разбираешься слабо.

Малькольм пожал плечами.

– Никогда не считал себя умником. – Он снова посмотрел на холм. – Значит, там тысяча жителей?

– Вероятно. Этот далль раза в два больше, чем в Дьюрии.

– А сколько всего рхунов… прошу прощения, людей?

– Считая гулов?

Малькольм кивнул. Рэйт пожал плечами.

– Вряд ли их кто считал.

Рэйт уставился на огромный зеленый холм. За стеной горели утренние костры. Домов видно не было, лишь столбы дыма, поднимавшиеся высоко в небо в безветренный день. С места, где они сидели, можно было разглядеть только остроконечную крышу чертога. Строение из необработанных бревен смотрелось внушительно.

– Не понимаю, почему бы нам не зайти, – сказал Малькольм.

– Нам туда не надо. После того, как я закончу ловушку, мы вернемся к водопаду, где я расставил остальные. Надеюсь, первый кролик нас уже дожидается. Там будет сколько угодно свежей воды и жареная крольчатина на ужин! С остатками хлеба пойдет на ура.

– Хлеб кончился, – напомнил Малькольм.

– Кончился? Неужели весь?

– Еще прошлой ночью.

– Но мы же съели совсем чуть-чуть!

– И еще чуть-чуть позапрошлой ночью. Хлеб-то не волшебный.

Рэйт насупился. Он уже предвкушал отведать кролика и помакать в жир хлеб. Мысли о еде, когда ее не было, делали его несчастным.

Малькольм указал на стадо овец, едва видневшееся на дальней стороне холма. Двое мужчин и пара собак перегоняли их на заросший травой склон.

– В Далль-Рэне наверняка есть баранье жаркое, свежий хлеб и, может быть, даже молоко, яйца и масло. Спорим, сейчас они завтракают? Обожаю завтрак! Знаешь, что это такое?

– Даже не начинай! Если тебе так по душе регулярное питание, не следовало бить Шегона камнем по голове. – Рэйт поднял взгляд на Малькольма. – Он что, правда творил те бесчинства? Скармливал женщин псам и отрубал ручки детям?

– Нет. – Малькольм покачал головой. – Шегон был самовлюбленный спесивый дурак, как и большинство фрэев, но вовсе не чудовище. Он был охотник. Другое дело – инстарья, которые за нами гонятся. Это воины, стоящие на заставах, им поручена охрана внешних границ.

– Я-то думал, что Алон-Рист это дом… – Рэйт умолк, не желая показывать свое невежество.

Малькольм не стал злорадно скалиться или презрительно ухмыляться, он просто понимающе улыбнулся. И Рэйт переменил первое впечатление о нем. Несмотря на вздернутый нос и маленькие глазки, на хорька он ничуть не похож.

– Нет, хотя Алон-Рист впечатляет куда сильнее, чем эта деревенька, по фрэйским меркам он считается маленьким. Родина фрэев – Эриан, – сказал Малькольм. – Великая и красивая страна древних лесов, что лежит на северо-востоке. Туда больше недели пешего пути. Он находится на дальнем берегу огромной реки под названием Нидвальден. Фрэи редко покидают Эриан. Почти никто из его жителей вообще не выезжал за пределы своей столицы – Эстрамнадона. Они считают Эриан центром вселенной, источником всего самого лучшего, поэтому не видят смысла идти в другие места. Алон-Рист – крупнейшая из пяти цитаделей, выстроенных во время Дхергской войны. Тамошние фрэи патрулируют эти земли и следят за тем, чтобы такие люди, как мы с тобой, оставались на безопасном расстоянии. Кстати, не всех это устраивает. Инстарья не хотят быть единственными фрэями, которым приходится жить на заброшенных землях.

Поднялся легкий ветерок. Листья зашелестели, будто шепчась друг с другом. Уходившие в небо столбы дыма теряли очертания по мере того, как их сносило к югу.

– Не понимаю, чем инстарья недовольны. Здесь так красиво, – заметил Малькольм.

Рэйт встал, прихватил ловушку. Он срезал маленькое деревцо, обрубил ветви и приладил на просвет в крошечной тропинке. Судя по размеру, она была кроличьей, да и круглый помет валялся повсюду. Рэйт подвесил петлю, чтобы она не касалась земли. Потом воткнул срезанные веточки так, что кролику придется через них прыгать прямо в силок.

– Пошли мне трех кроликов, Воган, и последнего я принесу тебе в жертву!

– Снова торгуешься с богами? – спросил Малькольм. – Предложить ему первого кролика было бы куда заманчивее.

– Воган – не бог, он просто дух-хранитель леса.

– В чем же разница?

– Знаю, ты долго был рабом, но неужели тебя все время держали в подвале? Как это – в чем разница?! В чем тогда разница между коровой и козой, между солнцем и луной? Тэтлинская ведьма! Клянусь…

– Не смей! – резко оборвал его Малькольм.

– В чем дело? С каких это пор ты против божбы?

– Я вовсе не против. Только выбери другое имя…

– Почему? Разве не хуже поминать имя бога или духа?

– Считай меня суеверным.

– Тебя? Малькольма из Риста, который насмехается над теми, кто верит в души предков и в леших? Ты боишься Тэтлинской ведьмы?!

Малькольм промолчал. Он подвинул колени к груди и уставился на холм и окруженный стеной далль.

– Знаешь, чем вымаливать кроликов, лучше бы мы наведались в далль. В таверне все вышло как надо.

– Как надо?! Про Донни ты уже забыл?

– А если я пообещаю держать рот на замке? – спросил Малькольм.

– Ты на это вообще способен?

Малькольм насупился.

– Я не стану рассказывать сказок. Разве жители далля не должны быть добры к путникам? Разве так не принято? По крайней мере, они же дадут нам немного поесть?

– Наверно, если только они придерживаются традиций… Для кланов настали трудные времена. И для нас это может быть опасно. Вдруг здесь побывал кто-нибудь из той таверны? Купцам Убийца Богов пришелся по нраву, но жители далля – совсем другое дело. В даллях есть вожди, чей долг – беречь своих людей. Они согласились жить по законам фрэев и остальных заставляют делать то же самое.

– Вряд ли у нас есть выбор. Мы не можем бежать вечно, особенно без еды.

– Наша единственная надежда – двигаться на юг, оставаясь впереди фрэев. Тогда мы выживем.

– От смерти человеку не убежать, – напомнил Малькольм. – Важно, как именно ты бежишь. Разве тебе не…

Малькольм смолк, сощурил глаза и вгляделся в залитый солнцем луг перед даллем.

– Чего там? – шепотом спросил Рэйт, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.

– Думаю, женщины. – Малькольм указал на две фигуры, выходящие из далля и направляющиеся в их сторону.

Это действительно были женщины. Та, что выше ростом, в длинном черном платье, пробиралась по некошеной траве с заметным усилием. Вокруг нее облаком вились черные волосы, обрамлявшие красивое лицо. За нею шла девочка с расписанным ритуальными узорами лицом и короткими волосами, в потрепанном плаще цвета красной глины. При них был белый волк.

«Это всего лишь лес, просто деревья», – убеждала себя Персефона, подходя к краю луга.

Но в нем гибнут люди! Ее сын погиб, охотясь на оленя с двумя своими лучшими друзьями – оба крепкие парни. А Рэглана сопровождал целый боевой отряд…

«Надо было позвать с собой хоть кого-нибудь! Я могла попросить Коннигера послать со мной Сэккета в качестве сопровождения, но что бы я сказала? Я боюсь леса, поэтому хочу прихватить с собой Щит вождя. Кстати, причина, по которой я отправляюсь в пугающий меня лес, – необходимость поговорить с деревом. Разумеется, исключительно ради блага нашего далля… Угу, отличная идея».

С каждым шагом сумрачный лес становился все огромнее. Персефона надеялась, что деревья гораздо меньше, чем ей запомнилось. С возрастом многое мельчает. В детстве ступени чертога казались ей гигантскими, каменный фундамент – настоящей скалой. Но деревья ничуть не уменьшились. Даже наоборот. После смерти сына Персефона не выходила за пределы далля, после смерти Рэглана даже из домика Сары и Дэлвина редко выглядывала. Однако лес – совсем другое дело, она не входила в него с тех пор, как…

Это всего лишь лес! Просто деревья.

Когда Персефоне было семь лет, дети подбивали друг друга зайти подальше в лес и дотронуться до определенных деревьев. До березы добирались все, но до вяза, стоявшего под сенью леса, отваживались добегать только она и ее подруга Ария. Потом кто-то из ребятишек, вероятно Сара, подзадорил их обеих коснуться черного дерева. Никто не знал, что это за дерево. С теплой солнечной опушки его почти не было видно. Сара, если это придумала она, вряд ли говорила всерьез. Это понимали все. То дерево росло слишком далеко, даже дальше той линии, где траву сменял папоротник. Идея была глупая – да что там, сумасшедшая! – и Персефона над ней посмеялась. Дети выбрали то дерево, чтобы отомстить Персефоне и Арии за храбрость, которой сами похвастаться не могли.

Вряд ли это придумала Сара. Ведь они были близкими подругами, девчонку же, которая бросила им вызов, Персефона возненавидела.

Она возненавидела ее, потому что Персефона посмеялась, а Ария нет.

Неважно, что Ария была на два года старше. Как лучшие подруги они соглашались друг с другом всегда и во всем, только не в этот раз. Ария взяла ее за руку и сказала: «Мы пойдем вместе». Подруга не шутила. Персефону ее слова потрясли, перспектива забраться в лес так далеко напугала, и она вырвала руку. Она до сих пор помнила и разочарование в глазах подруги, и то, каким маленьким стало ее отражение в них.

«Что ж, пойду одна», – огорченно вздохнула Ария.

Персефона пыталась ее остановить, убеждая, как это глупо и опасно. Ей хотелось верить, что попытки удержать подругу были вызваны страхом за ее жизнь. Правда же заключалась в том, что она не желала быть второй среди лучших. Ей хотелось быть храброй, но она отчаянно трусила, и ей было очень стыдно.

Ария пошла в лес одна.

Никто не верил, что она отважится, однако под их взглядами маленькая девочка забиралась все дальше и дальше, пока ее не поглотил подлесок. Прошли долгие часы, или же им так показалось. Для детей время – как и размеры вещей – величина не постоянная. Наконец Персефона запаниковала и помчалась в далль за помощью.

«Если бы только я побежала в другую сторону… Если бы только я побежала в лес спасать подругу, все могло бы закончиться совсем иначе».

Она успела добраться лишь до середины холма, когда из леса вышла Ария. Персефона услышала за спиной радостные крики. Некоторые называли Арию сумасшедшей, но в их насмешках звучало уважение, и она смеялась вместе с ними. Персефона смотрела издалека и не подошла к друзьям. Она не смогла, просто не смогла взглянуть в глаза подруге, не хотела видеть, как ее отражение станет еще меньше. Она поплелась домой. Ария окликнула ее. Персефона сделала вид, что не слышит. Ария закричала, что просит прощения, однако Арии было не за что извиняться.

После этого Персефона избегала Арии. Каждый раз при встрече она вспоминала о своей трусости. Минуло десять лет, прежде чем они заговорили снова. По случаю свадьбы Персефоны жители пришли ее поздравить, и Ария, в тот момент уже беременная, стояла в длинной очереди. Как и все прочие, Ария взяла Персефону за руку, и взгляды их встретились. Она ожидала увидеть злость, может быть, даже ненависть, но обманулась. Персефона увидела лишь безудержное счастье замужней женщины, ожидающей рождения первенца, которая желала такой же благополучной жизни своей подруге детства. Ария простила Персефону, а та себя простить так и не смогла…

Она собиралась пойти к Арии после рождения ребенка, извиниться за годы отчуждения и принести подарок новорожденному. Они снова посмеялись бы, как в детстве, и все прошлые недоразумения оказались бы забыты. Увы, этого не случилось. Ария умерла родами… Вероятно, Гиффорд унаследовал храбрость матери. Проклятый богами, изломанный ужасной трагедией, он выжил, несмотря ни на что. Своими нескладными руками он снова и снова совершал невозможное, создавая шедевры из глины, которым завидовали все мастера-гончары. Гиффорд каждый день касался черного дерева. На свой лад.

Ария умерла прежде, чем Персефона успела извиниться. За то, что избегала ее много лет, за то, что не обернулась на крики, когда шла домой, за то, что не помчалась в лес ее спасать, но больше всего за то, что отвергла руку подруги и не пошла с ней.

Прошло тридцать лет, и наконец Персефона решилась прикоснуться к черному дереву.

– Ты живешь там? – спросила она у Сури.

Бежавшая перед ними Минна то и дело останавливалась, что-нибудь обнюхивала и снова бросалась вперед.

– Да, госпожа. – Сури шла уверенным шагом, помахивая деревянным посохом Туры, который был для нее слегка коротковат и явно намного старше девочки.

– Как ты это делаешь? Я имею в виду, как ты живешь совсем одна? Разве тебе не страшно?

– Жить там, где ты, гораздо страшнее. – Сури оглянулась на далль.

– Я ведь не одна. В далле живет две сотни семей.

Сури засмеялась.

– Я сказала что-нибудь смешное?

– Знаешь, сколько семей живет в лесу?

– Разве в лесу живут семьи?

– Еще бы! Их там не сосчитать: белки, лисы, барсуки, пауки, кролики, ежи, змеи, олени, еноты, дрозды, дятлы, лоси, куропатки, совы, ласки, кроты, скунсы, голуби, бабочки – не забывай про бабочек!

– Они ведь не люди.

– Вот именно! – подмигнула ей Сури. – Ты начинаешь понимать мою точку зрения, госпожа? Ведь семейство заек, малиновок или енотов в качестве соседей куда приятнее! Только посмотри, где живешь ты! Повсюду гниющая древесина. Дом из мертвых деревьев никуда не годится. Лучший сосед, которого можно пожелать – дерево, причем живое. Они больше слушают, чем говорят, в жаркие дни укрывают от солнца, дают тебе еду и кров, ничего не просят взамен.

– А как же опасности леса? К примеру, медведи?

– О да, – Сури понимающе кивнула. – Нам следовало бы их бояться, будь мы парочкой лилий.

– Почему?

– Медведи обожают лакомиться лилиями, ягодами, муравьями и мышами. Если ты к ним не относишься, то медведи довольно милые. Любят поиграть, хотя могут и сжульничать.

– К Бурой это тоже относится? – спросила Персефона чуть с большей горечью, чем хотела показать.

– Грин другая…

Они подошли к подножию холма, где начиналась рощица широколиственных деревьев, еще недостаточно разросшихся, чтобы заглушить потоки яркого солнечного света. Там стояли светлые березки, которые Персефона помнила с юности. Белые как мел стволы с шелушащейся корой и свежие зеленые листочки.

Посмотрев налево, Сури чуть крутанулась и помахала рукой. Персефона никого не увидела.

– Кому ты машешь?

– Чего? А, там растет куст падуба, с которым я пообщалась по дороге сюда. – Она понизила голос. – Обычно до кустов мне дела нет. Почти все они вредные и необщительные, сплошные шипы и колючки. Думаю, у них есть на то причины. Каждый так и норовит их оборвать. Впрочем, тот падуб вполне себе милый.

С этими словами Сури зашагала вперед.

Они прошли мимо берез, подлесок сменили папоротники. Тот самый вяз рос где-то неподалеку, но после стольких лет Персефона не смогла его узнать. Сама того не замечая, она двигалась все медленнее, пока не остановилась совсем. Через несколько шагов прекратили ходьбу и Сури с Минной. Они оглянулись на Персефону в полном недоумении.

Персефона стояла, стиснув руки, и не отрываясь смотрела на темные деревья впереди. Отсюда было видно, как местность отлого поднимается в гору. Густой подлесок и кроны деревьев почти не давали пробиться солнечным лучам.

– Дальше этого места я никогда не заходила.

Сури прыснула, прикрыв рот ладошкой.

– Извини.

– Смейся на здоровье. Знаю, это глупо. Я добиралась до самого Алон-Риста на севере и Синего моря на юге. Я побывала во всех даллях и видела гору Мэдор, конечно, издалека. И хотя я смотрю на лес каждое утро из окна своей спальни, внутрь я не вхожу никогда. Не испытываю в том ни малейшей нужды. Я не охочусь, не рублю дрова, и для меня там нет ничего интересного.

Татуировки над глазами Сури недоверчиво поднялись, но Персефоне было слишком страшно, чтобы думать о вежливости.

– Это же просто деревья, верно? – спросила Персефона, чтобы себя подбодрить, однако страх никуда не делся. Старый ужас выпустил когти, сжимая живот и мешая дышать. – Даже ребенок… даже семилетняя девчонка это знает!

– Да уж. – Сури прошла еще несколько шагов, но Персефона так и не двинулась с места. – Идешь?

– Можно тебя кое о чем попросить? – Персефона потянулась к девочке. – Пожалуйста, возьми меня за руку…

Сури прищурилась, скептично посмотрела на Минну и пожала плечами.

– Э-э… ладно.

Сури вернулась в заросли папоротника. Нежные листочки колыхались и подрагивали, когда она проходила мимо, и ни на один девочка не наступила. Персефона почувствовала крепкое пожатие руки мистика.

– Веди, Ария, – сказала Персефона.

– Кто такая Ария?

– Одна знакомая девочка.

Сури посмотрела на нее снизу вверх.

– Ну ты и странная, госпожа!

Глава 8

Спросить у дуба

«Магда была древним дубом, который рос на поляне, раскинувшейся на вершине холма в глубине леса. Говорят, она могла предсказывать будущее и отвечать на любые вопросы, заданные под ее кроной. Для большинства людей “спросить у дуба” было обычным делом, занимавшим всего полдня. У Персефоны дорога заняла день и ночь и стоила нескольких людских жизней».

В воображении Персефоны лес за пределами черного дерева всегда рисовался зияющей утробой, во тьме которой кишели злобные демоны, призраки и кровожадные рэйо, пожиравшие людей начиная с лица. В этом были виноваты рассказы, что велись зимними ночами у очага в чертоге вождя. Греясь у извечного огня, она слушала их, а ветра снаружи выли и ломились в двери, будто кто-то пытался войти. Большинство историй излагались от лица рассказчика или его близкого друга, если герой погибал, что случалось довольно часто. Веселых историй про лес почти не бывало. Никто не находил ни счастья, ни утраченной любви. Неудивительно, что увиденное под сенью леса привело Персефону в восхищение.

Деревья со стволами в обхвате больше, чем хижины далля, достигали умопомрачительной высоты и поддерживали огромную зеленую крышу. Листву пронзали золотистые лучи солнца, отбрасывая на хвойный ковер замысловатые движущиеся узоры. Покрытые мхом камни и слой опавших листьев придавали лесу уют, напоминая Персефоне о набитом шерстью домике Сары. По пути им встретилась пара оленей. Прекрасные животные стояли с поднятыми головами, навострив уши. Персефона отвела взгляд, а когда посмотрела опять, оленей как не бывало, они исчезли, словно призраки. Сури оказалась права: это действительно был настоящий дом, и лучшее ожидало их впереди.

Вступив под сень леса, путницы все время шли в гору, и Персефона задавалась вопросом, как они пойдут дальше, если уклон увеличится. Сури привела ее к расщелине, с которой вода струилась на груду камней. Брызги собирались в лужи и переливались через край, вымывая в скале нечто вроде высокой, мокрой лестницы. Снизу поднималась туманная дымка, орошая лишайники и придавая черному камню влажный блеск.

– Как красиво! – воскликнула Персефона, взбираясь вслед за Сури по неровным скользким ступеням.

Хотя карабкаться по камням оказалось проще, чем идти в гору по палой листве сквозь колючий кустарник, подъем был крутым и сложным. Персефоне пришлось несколько раз останавливаться, чтобы отдохнуть. Сури тем временем плюхалась на камень у нее над головой и сидела, нетерпеливо болтая тощими ногами.

Почти у самой вершины Персефона оглянулась и посмотрела вниз. Они забрались довольно высоко, и теперь водопад казался не таким большим и величественным. И все же игра воды на камнях восхищала. Внезапно внимание Персефоны привлекло движение внизу. По скалам взбирались трое мужчин.

Узнать Сэккета было несложно. Короткая борода, длинные темные волосы падают на плечи. Двух других она тоже признала быстро. У одного повязка закрывала отсутствующий глаз, у второго не хватало руки. Повязка Эдлера была достаточно узкой, чтобы виднелся шрам от когтей медведя. Он постоянно вращал головой, компенсируя потерю зрения. Хэгнеру пришлось хуже всех. Весил он немало, и с одной рукой на скалу ему было не взобраться.

– Что вы здесь делаете? – приветливо окликнула их Персефона.

Лес оказался не таким страшным, как она ожидала, и все же компания им совсем бы не помешала. Медведица ведь никуда не делась.

– То же самое я собирался спросить у тебя, – ответил Сэккет.

Сури проворно спустилась к Персефоне и спросила:

– Ты их знаешь?