Я, ты и черничный мохито
– Я объяснила ему твою позицию, но мы хотим, чтобы ты знала о наличии уже готовых постановок, которые он подготовил специально для тебя. И ты имеешь на них полное право. Если у тебя что-то не получится, просто подойди к кому-то из нас и мы тут же все решим. Хорошо?
– Почему бы просто не отдать эти программы другим?
Кто бы знал, как трудно мне скрывать дрожь в голосе, когда идет речь о Луке.
– Он сказал, что никто другой не сможет откатать их так, как ты.
По иронии судьбы именно в этот момент наши с ним взгляды пересекаются, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не налететь на него с кулаками.
– Продолжай разминку, через пятнадцать минут начнем отрабатывать прыжки, –тренер быстро сжимает мою ладонь и тут же отъезжает к другим своим ученицам.
Я намеренно не отвожу взгляд и даже не моргаю, желая, чтобы Лука сдался первым. Хочу, чтобы он знал, что ни его присутствие, ни его слова, ни придуманные им программы не изменят моего к нему отношения. Я продолжу презирать его и буду делать это так долго, как только смогу.
Чего мне не удается предвидеть, так это того, что он решит со мной заговорить. Каким-то чудесным образом нам удавалось избегать общения на протяжении целой недели. Мне даже начало казаться, что вполне реально игнорировать друг друга, находясь на одном катке, но нет – это не наш случай.
– Просто хочу поздороваться, – спешит он объясниться, как только оказывается рядом. – Ты же не против?
– Не против поздороваться или того, что ты теперь работаешь на катке, где я тренируюсь с трех лет? – заметив его округлившиеся глаза, я решаю продолжить. – Ответ отрицательный на оба вопроса. Меня устроит, если мы продолжим делать вид, что нас ничего не связывает.
– Как-то это по-детски. Тебе так не кажется?
– А тебе не кажется, что как-то по-детски выдумывать липовую причину для расставания?
– Я ничего… – видимо, осознав, что его голос звучит слишком громко, он переходит на шепот. – Я ничего не выдумывал.
– Да ну? Не помню, чтобы ты собирался завершать карьеру.
– Инга, я всегда был с тобой честен. Прыжки сыпались один за другим, я стал срывать элементарные вращения и спотыкаться на дорожках шагов. Я не сдавался до тех пор, пока у меня не обострилась давняя травма спины, из-за которой мне пришлось пропустить чемпионат страны. Мне очень хотелось продолжать соревноваться, но у меня не получилось восстановить необходимую форму. Нам с тренером пришлось признать, что я перестал быть конкурентноспособным и больше не могу собрать себя воедино. Что-то надломилось внутри меня. Возможно, так и бывает в конце карьеры. Ко мне до сих пор не пришло осознание, что все закончилось. Но одно я знаю точно – мне нравится эта работа. И твоя неприязнь не заставит меня от нее отказаться.
– Неприязнь?
– Я же вижу, как ты на меня смотришь. Как обиженный ребенок, у которого отняли игрушку.
– Ребенок?
– Я и сам не рад обстоятельствам, в которых мы оказались. Но мне хватит воспитания и ума сохранять самообладание. Рассчитываю и на твое благоразумие, Инга. Не надо портить жизнь ни себе, ни мне, – убедившись, что его слова дошли до адресата, он кивает и молча уезжает к уже заждавшейся его Эмилии.
Перед тем, как сбежать с катка, я встречаюсь взглядом с появившейся за бортиком Дианой. Она с тревогой наблюдает за моей тщетной попыткой скрыть от нее наполнившиеся слезами глаза.
– Инга, – зовет она меня, когда я прохожу мимо нее, – подожди!
– Мне нужно в раздевалку, – отвечаю я, сомневаясь, что она разберет мою невнятную речь.
Вот оно – мое личное «слишком». Граница, перейдя которую, я уже не могу сдерживать рвущуюся наружу горечь от всех накопившихся за эти годы поражений. И, к сожалению, речь идет не только о соревнованиях.
Дима
Несмотря на острое желание провести свой единственный выходной в постели, я все же соглашаюсь на встречу с Сеней, которому не терпится показать мне город и помочь с поиском квартиры. По его просьбе я приезжаю к ледовому дворцу, где тренируется его девушка. Все еще привыкая к улыбчивой версии друга, я не сразу замечаю его прямо у входа в здание.
Мне казалось, что годы, проведенные в одном компьютерном клубе, не сблизили нас до такой степени, чтобы помогать друг другу, случайно оказавшись в одном городе. Но Сеня считал иначе.
Случайно узнав о моем переезде в столицу, он сразу же пообещал мне всяческую поддержку, что никак не вязалось с укоренившимся в моей голове образом. Я помнил его как вечно подавленного и погруженного в себя подростка и никак не ожидал встретить уверенного в себе парня, нашедшего свое место под солнцем. Тот факт, что он никогда не рассказывал об увлечении фотографией, еще раз доказывает, что никакие мы с ним не друзья. Но, возможно, теперь, когда он занимается любимым делом, снимая спортивные соревнования, а я учусь не зацикливаться на работе, у нас есть шанс начать наше общение с чистого листа.
– Привет! Как доехал? Быстро?
– Привет, да, отлично, хостел недалеко отсюда. Я только не очень понял, зачем мы здесь?
Подняв голову, я еще раз окидываю взглядом огромное серо-голубое здание и тут же ловлю себя на мысли, что много лет не бывал на катке и почти наверняка разучился стоять на коньках.
– Сейчас выйдет Диана и отдаст мне ключи, чтобы мы могли поехать в центр на машине.
– Хорошо, у нее сейчас тренировка или типа того?
– Ага. У них сейчас начало сезона. А ты смотришь фигурное катание?
– Этот спорт прошел мимо меня, – я решаю умолчать, что мимо меня прошли абсолютно все виды. Ведь, несмотря на регулярные походы в фитнес-клуб для поддержания формы, меня вряд ли можно назвать человеком, который интересуется миром спорта.
– Понимаю, – кивает Сеня. – Я и сам не думал, что это так интересно.
– Ты же фотограф. Наверное, в кайф делать снимки красивых девушек?
На днях он сам рассказал мне, как еще до знакомства с Дианой влюбился в ее катание и образы на льду.
– Мне в кайф фотографировать абсолютно всех фигуристов, – серьезно отвечает друг, не оценив мою шутку.
– Конечно, я и не… – Мою речь прерывает неожиданно выбежавшая из здания девушка. Только услышав, как Сеня окликает ее по имени, я узнаю в ней свою недавнюю спасительницу.
В этот раз ее рыжие волосы распущены и доходят до плеч. Есть что-то невероятно притягательное в сегодняшнем небрежном образе Инги. Сам не замечаю, как начинаю пялиться на ее покрытый испариной лоб и на торчащие в разные стороны вьющиеся локоны. Мешковатый спортивный костюм не скрывает, а, наоборот, – подчеркивает ее миниатюрность.
Прислушавшись к их с Сеней разговору, я отчетливо улавливаю в ее голосе нежелание общаться.
– Эй, может, сходишь за Дианой? – предлагаю я другу. – Мы уже давно ее ждем.
– Ладно, только подожди минуту, – отвечает он, даже не обернувшись.
– Просто напоминаю, что мой выходной не резиновый. И мне не хочется провести его под этой дверью, – встретившись взглядом с Ингой, я пожимаю плечами и тут же добавляю, – ничего личного.
– Да, ты прав, сейчас схожу за ключами.
Уходя, Сеня просит Ингу подождать их с Дианой, чтобы они смогли поговорить все вместе. По ее реакции я понимаю, что она только делает вид, что задержится, а сама ждет не дождется, когда появится возможность свалить.
Как только Сеня скрывается в здании, она разворачивается, очевидно, за тем, чтобы уйти, но тут же останавливается, словно перед ней возник невидимый барьер.
– Спасибо, – благодарит она меня, обернувшись. – Дима, правильно же?
– Правильно. Я решил, что самое время вернуть долг. За черничный мохито.
Мимолетная растерянность быстро сменяется пониманием, и она почти улыбается.
– Ты чем-то расстроена, – озвучиваю я мысли вслух. – Но почему-то не хочешь делиться этим с друзьями.
– Значит, это не миф, что все бармены немного психологи?
– А много ты знаешь барменов?
– Только тебя.
– Значит, пока рано делать выводы, – я не думаю, что моя улыбка способна ее приободрить, но не улыбнуться такой грустной девушке просто нельзя.
– Я пойду, – она бросает взгляд на дверь, – пока они не вернулись. Еще раз спасибо.
– Если захочешь поговорить, то ты знаешь, где меня найти.
– Считаешь, что мне нужен разговор с барменом?
– Ты не поверишь, но иногда это помогает, – уверенно заявляю я.
– И много ты знаешь людей, кому это помогло?
– Ну…
– Значит, пока рано делать выводы.
Кивнув тому, как изящно она вернула мне мою же фразу, я прихожу в восторг из-за знакомства с этой девушкой.
Больше ничего не сказав, Инга надевает на голову капюшон, поправляет висящую на плече черно-белую спортивную сумку и удаляется в сторону метро.
Когда вышедшие из здания Сеня и Диана оглядываются в поисках подруги и огорчаются, поняв, что она ушла, я почему-то искренне радуюсь тому, что помог ей сбежать.
Инга
Еще никогда наша с сестрой квартира не казалась такой пустой и одинокой, как после сегодняшней тренировки. Пройдя в спальню, в которой еще недавно обитала Мелисса, я сразу же замечаю так и не завершенную картину по номерам, стоящую у стены. Подобное увлечение всегда вызывало у меня недоумение, и я никогда не понимала, зачем она тратит на это крохи свободного от тренировок и соревнований время. Наклонившись, я замечаю название картины «Прогулка под звездным небом» и подпись в нижнем углу холста: десятое февраля. Она всегда так делает – ставит дату, когда начала и закончила рисовать. Мысль о том, что сестра в другой стране ранит не так сильно, как то, что она, кажется, не собирается возвращаться.
Быстро переодевшись в домашнюю одежду, я забираюсь под одеяло и мыслями возвращаюсь к прошедшему дню. Утихшие эмоции охватывают меня с новой силой, и я впервые за долгое время даю выход слезам.
У Мелиссы для таких случаев даже был специальный грустный плейлист. Садясь за очередную картину по номерам, она включала колонку, и наша квартира тут же наполнялась заунывными мотивами. Сестра хвасталась, что годами собирала эти композиции и обижалась, когда я не оценивала по достоинству ее коллекцию.
Такой открытой и честной Мелисса могла быть только дома. Большую часть жизни она провела с папой, который учил ее скрываться даже от самых родных и близких людей. «Никто не должен знать в лицо твое истинное я» – любил он повторять на каждом семейном ужине. Трудно представить, какое влияние он оказал на сестру, если учесть, каким безэмоциональным человеком она казалась всем вокруг. Журналисты и болельщики называли ее то снежной королевой, то фарфоровой куклой, что никак не вязалось с яркими образами, которые она воплощала на льду.
Когда папа решил уехать назад в Корею, Мелиссе пришлось перебраться к нам с мамой. Она долго привыкала к нашему укладу жизни: не могла смириться с тем, как громко мы себя ведем, или с тем, что иногда мы ужинаем прямо в кровати. Ей претила мысль о совместных просмотрах кулинарных или музыкальных шоу, но в конечном счете мой и мамин шебутной нрав победил, и Мел сдалась. У нас не так часто получалось собираться всем вместе, но сейчас, вспоминая наши шумные вечера, я отчетливо слышу, как бьется мое готовое разорваться от грусти сердце.
Мысль, что мне следовало наплевать на фигурное катание и уехать вместе с сестрой, преследует меня уже несколько недель. Но вместе с этим я не могу вообразить, как бы жила в другой стране, ведь, в отличие от сестры, я совсем не знаю корейского языка.
Когда родители развелись, мы с сестрой уже занимались фигурным катанием, и им пришлось принять непростое для всех решение – разлучить нас. Ледовые арены, на которых мы тренировались, находились в разных концах города. Поэтому папа арендовал квартиру рядом с катком Мелиссы, а после и вовсе забрал ее к себе. А я осталась с мамой.
Из-за насыщенного графика мы виделись не так часто, как полагается настоящей семье, но наша с сестрой связь оказалась сильнее расстояния. По мере взросления мы не отдалялись, а, наоборот, – сближались, годами планируя, как однажды купим квартиру и станем жить вместе.
Наша мечта сбылась полтора года назад. Сразу после того, как пара Мелиссы и Феди выиграла Олимпийские игры. Мой денежный вклад в наше общее жилье оказался минимальным, но мы никогда не поднимали эту тему. Как и ту, почему ей пришлось так резко уехать.
Почти погрузившись в сон, я вдруг вздрогнула, осознав, что осталась одна. От папы и сестры меня отделяют восемь тысяч километров, а где сейчас находится мама с третьим по счету мужем остается только догадываться.
Как бы мне сейчас хотелось с кем-то поговорить! Но единственный кандидат, претендующий на роль моего собеседника, – это огромный плюшевый медведь, которого мне подарили болельщики на недавнем чемпионате страны.
Решив, что нужно как-то отвлечься, я решаю вернуться к подбору музыки для новых программ, но тут же захожу в уже знакомый тупик. Ни идеи, ни образа, ни мелодии. Откуда только у постановщиков берутся эти мысли? Каким образом в их голове складывается пазл идеального выступления? Каждый раз, когда я пытаюсь что-то придумать, у меня получается лишь повторение старых номеров.
После сегодняшнего разговора во мне не осталось сомнений на счет программ, которые создал Лука. Даже если у меня ничего не выйдет, я лучше пропущу целый соревновательный сезон, чем приму его помощь. Хотя, возможно, будь Мелисса сейчас здесь, она бы сказала, что я слишком драматизирую и что ничего плохого в сотрудничестве с Лукой нет.
Хуже всего в этой ситуации то, что о наших с ним тайных отношениях знают только Диана, которую я успешно вычеркнула из своей жизни, и Эмилия, случайно заставшая нас за поцелуем в одной из раздевалок прямо во время сборов. Когда Лука сказал, что у спортсменов принято скрывать личную жизнь, я не стала возражать, решив, что так и правда будет лучше. Но именно по этой причине мне сейчас не с кем поговорить о своих чувствах.
Хотя один человек все же готов меня выслушать, ведь привык делать это для других. С трудом веря, что всерьез размышляю об этом, я проваливаюсь в тревожный сон.
Дима
Зевая прямо на рабочем месте, я удостаиваюсь нескольких осуждающих взглядов следящей за мной Сабрины. После того, как она застукала меня за написанием новых рецептов из имеющихся в баре ингредиентов, я окончательно потерял ее доверие. А еще сегодня, будто назло, играет чересчур громкая музыка.
– Что ты делал прошлой ночью? – ухмыляясь, спрашивает Феликс. – Выглядишь так, будто тебя заездили.
– Было бы хорошо, но я не настолько везучий, – отвечая, я в очередной раз массирую пальцами пульсирующие виски.
– Так что случилось?
– Сначала я позволил своему другу с топографическим кретинизмом устроить мне экскурсию по городу. Каждый раз, когда он вел меня в новое место, мы искали его не меньше двух часов. И это при том, что Сеня настаивал, будто это находится буквально за углом, надо только немного пройтись.
– И долго вы так блудили? – смеется Феликс.
– Он привез меня в хостел почти в час ночи. А дальше началось самое интересное.
– Что же?
– В соседней комнате происходила какая-то вакханалия. Музыка, безумные крики, звуки падающей мебели и все в таком духе. Самое ужасное, что этот кошмар прекратился только утром. Я поспал чуть больше четырех часов и сейчас готов вырубиться прямо под барной стойкой.
– Держись, мужик, – похлопав меня по плечу, Феликс отходит покурить.
Завидев направляющуюся ко мне Полли, я не понимаю, как ей удается улыбаться при таком количестве работы.
– Дай угадаю! Новый заказ?
– Так не честно! Как ты узнал? – она корчит обиженное выражение лица и невинно хлопает серо-голубыми глазами. – А где Феликс?
Я делаю характерный жест, поднеся два пальца ко рту с воображаемой сигаретой между ними.
– Он же хотел бросить, – озадаченно покачав головой, она поправляет немного растрепавшийся высокий хвост. – В любом случае с тебя одна острая тропикана. Это наш постоянный клиент, не облажайся.
– Постараюсь.
С трудом подавив очередной зевок, я доверху наполняю бокал для вина кубиками льда. Затем кладу в шейкер три дольки ананаса и одну дольку корня имбиря. Тщательно продавливая их мадлером, я не замечаю, как ко мне подкрадывается Сабрина.
– Знаешь, чего мне сейчас хочется?
– Секс на пляже?
Мое предположение она встречает хмурым взглядом.
– Я имею в виду коктейль, – решаю я пояснить на всякий случай. – Кажется, ты говорила, что любишь его.
– А знаешь, что я не люблю? – сделав акцент на слове «не», она подается вперед и внимательно следит за тем, как я по очереди отмеряю и добавляю в бокал лимонный сок, сахарный сироп и серебряную текилу.
– Полагаю, что меня. Но дело в том, что…
– Не утруждайся, – прерывает она меня. – Феликс уже объяснил мне, почему ты такой помятый.
– Ладно, – про себя решив больше ничего не рассказывать этому балаболу, я судорожно ищу лист ананаса, чтобы украсить готовый напиток.
– Он внизу, в контейнере под номером три, – подсказывает Сабрина, словно прочтя мои мысли.
– Я знаю, просто… забыл.
– Ну разумеется, – кивнув, она возвращается к нашему разговору. – Я не люблю, когда сотрудники приходят на работу в разобранном состоянии. Мне не нужна половина или четверть бармена, ты нужен здесь целиком. Это понятно?
– Да, но я не могу гарантировать, что такое больше не повторится.
– Разумеется не можешь, ведь ты живешь в хостеле, где все делают то, что им вздумается.
Промолчав, я поднимаю руку, чтобы подозвать Полли, но Сабрина тут же ее опускает.
– Я сама отнесу этот коктейль, – проигнорировав мой вопросительный взгляд, она продолжает меня чихвостить. – Подводя итог, мы возвращаемся к вопросу твоего жилья. Ты уже нашел квартиру?
– Пока нет. В выходной не хватило времени, но я займусь поиском в ближайшие дни.
– Еще раз повторю, что готова заранее выдать тебе аванс или даже зарплату, если есть такая потребность.
– Спасибо, но дело не в деньгах.
– А в чем?
Когда Сабрина задает вопрос, у меня всегда складывается ощущение, что это чистая формальность. Она все равно услышит лишь то, что захочет.
– Не знаю. Все-таки это серьезный шаг. Хочется подойти к этому делу с умом.
– По-моему, ты просто сохраняешь себе путь к отступлению.
– Как будто квартира меня остановит, если я захочу сбежать, – говорю я себе под нос, но она все равно слышит каждое слово.
– Не остановит. Именно поэтому я не вижу смысла тянуть с этим вопросом.
– Хорошо. Больше тянуть не буду.
– Вот и отлично.
Явно удовлетворенная исходом нашей беседы, она забирает коктейль и плавной походкой следует к столику за полупрозрачной ширмой, где обычно сидят влюбленные пары.
– Я вернулся! – объявляет Феликс, насквозь пропахший табаком. – Что новенького?
– Ничего. До закрытия двадцать минут, а я не использовал свой перерыв.
– Можешь уйти пораньше. Я предупрежу Сабрину.
– О, в этом я даже не сомневаюсь, – нервно сбросив с себя фартук, я ухожу в раздевалку.
Сделав несколько заметок в блокноте, я снимаю белоснежную рубашку и, надев свою уже порядком заношенную черную футболку, выхожу из бара.
Едва не столкнувшись с какой-то явно угашенной девицей, я направляюсь в сторону остановки и только потом вспоминаю, что знаю это лицо.
– Инга? – окликаю я ее.
– Да! Привет! – как-то слишком бодро отзывается она. – Мне не спалось, и я вспомнила о твоем предложении. Ну… поговорить. Хотя ты, наверное, уже забыл. Понимаю, прошло много времени, но я… Я слишком много болтаю. Прости.
– Не так уж и много времени. Всего пару дней, – напоминаю я ей.
– Да, точно. Просто они очень долго тянулись. Ну, по крайней мере, для меня. У тебя-то наверняка другой темп жизни. Или как это называется? – ее растерянный вопрошающий взгляд вынуждает меня подойти ближе и положить руку ей на плечо.
– Все нормально?
– Да-да, – энергично кивая, она смотрит мне прямо в глаза. – Раньше я тоже не замечала, как пролетел очередной день, а теперь эти двадцать четыре часа просто сводят меня с ума. Они тянутся и тянутся. И это так мучительно долго! Понимаешь, о чем я?
– Думаю, да.
– Ой, ты же с работы вышел и хочешь домой. Извини, что задержала. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я так не делаю.
– Как так? – решаю я уточнить, с трудом сдерживая улыбку. – Не стоишь в три часа ночи под дверью коктейль-бара?
– И это тоже.
– Можешь пройтись со мной до остановки, – предлагаю я ей. – Заодно поговорим.
– Ладно. А тебе не надоедают разговоры с клиентами?
– В баре, где я сейчас работаю, этого практически нет. Все сидят за столиками и практически не подходят к барной стойке.
– Ты поэтому туда устроился?
Меня ошарашивает ее вопрос, и я непроизвольно замедляю шаг.
– Отчасти – да.
– На твоей прошлой работе был кто-то особенно надоедливый?
Не знаю, что именно на меня подействовало: ужасная сонливость, усталость во всем теле или Инга, располагающая к себе с первой секунды разговора. Но я выдаю ей то, что еще никому не озвучивал.
– Одна девушка. Но она мне не надоедала.
– Тогда почему ты уехал?
– Потому что… – Задумавшись обо всех причинах моего переезда, я осознаю, что именно эта болезненная история помогла мне принять окончательное решение. – Кажется, это я ей надоел. И поэтому не имело смысла там оставаться.
– Вы расстались?
– Знаешь, недавно я понял, что мы, кажется, даже не встречались. По крайней мере, она точно не считала нас парой.
– Как же я тебя понимаю! – громко сокрушается она. – Парень, с которым я встречалась, сначала настоял сделать наши отношения тайными, а теперь обвиняет меня в том, что мне больно находиться рядом с ним на одном катке. И это после того, как он бросил меня ради карьеры. Карьеры, которую он, на минуточку, завершил через пару месяцев после нашего расставания. Да что с этими людьми не так?!
Странно, но меня не напрягает ее болтливость, хотя обычно я держусь подальше от тех, кого захлестывают эмоции. Мне даже нравится рвущаяся из нее наружу экспрессия. Вспомнив, что она фигуристка, я пытаюсь представить, как она выражает свои чувства на льду.
– Наверное, он тоже не считал нас парой. Только делал вид, что влюблен, а сам…
– Ты сказала, что вы видитесь на катке.
– Да, каждый божий день!
– Тогда ты можешь напрямую у него спросить, было ли все это игрой. – Мы останавливаемся у автобусной остановки, и Инга достает телефон, чтобы вызвать такси. – Я бы обязательно спросил, если бы мог.
– А ты не можешь? Позвонить той девушке или написать ей?
– К сожалению, нет. Но раз у тебя есть такая возможность, стоит ей воспользоваться.
– Да, может, и стоит. Спасибо! – она делает шаг в мою сторону, явно собираясь меня обнять.
– Да не за что, – растерявшись, я прижимаю ее к себе.
Первые лучи восходящего солнца падают на ее рыжую голову, которая едва доходит до моей груди. Я понимаю, что обязан попросить номер ее телефона, но мои планы рушит шумно подъехавший автомобиль.
Отпрянув, Инга замечает такси и тут же направляется в его сторону.
– Еще раз спасибо! – кричит она напоследок и исчезает в салоне.
Оставшись наедине с собственными мыслями, я вдруг понимаю, что уже давно не встречал столь искреннего человека, как она.
Инга
Решив последовать совету Димы, я выжидаю Луку на катке, параллельно восстанавливая развалившийся в прошлом сезоне прыжок.
Марина, явно догадываясь о моем упадническом настроении, дает мне всяческие поблажки, чего не случалось уже много лет. После каждого моего падения на лед она вежливо поясняет, чего мне не хватило для удачного приземления. А когда мне хочется сделать внеплановый перерыв, она не препятствует моему уходу в раздевалку.
Вполне вероятно, что тренер уже списала меня со счетов. После откровенно неудачного проката на чемпионате мира я всерьез задумалась о завершении карьеры, и она прекрасно об этом знает. Каждый раз, когда Марина бросает на меня фирменный изучающий взгляд, я знаю, о чем она думает в этот момент. Ей кажется, что однажды после тренировки я выйду со льда и уже больше никогда на него не вернусь.
Второй вопрос, который мне часто задают журналисты: «Где вы черпаете мотивацию для того, чтобы продолжать кататься даже после поражения?».
Похожим вопросом я задалась в день, когда мама познакомила меня с мужчиной, который вскоре стал ее вторым мужем. Разве развод – это не поражение? Разве потеря любви всей твоей жизни не бьет под дых так сильно, что ты едва можешь сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы полюбить снова? Я ведь видела, как сильно родители дорожат семьей, которую создали и как сложно им расставаться. Но после их развода мы с Мелиссой целый год ходили к психологу, благодаря которому я начала замечать, как меняются наши с ней родители. И тогда я поняла, что они не были проигравшими. Они двигались вперед.