Вздох моих горючих тел.
С якоря сошла дорога,
Обвивающая тьму.
Небо – узко и немного,
И ступенечки в дыму.
Отчего уходит небо,
Рассевая пенный след,
Угол тающий и недо —
Возвратившийся отсвет?
Как здесь выйти за границу,
Ускользающую прочь?
Тел бренчащую седьмицу
Разгонять уже невмочь…
5
Я кровью говорил: уйди…
Но тишина не уходила.
Рябился месяц впереди,
Река удушливо кадила.
Какая маленькая тишь
Лучом – прищелкнув! – шевельнула!
Раздвинул рёберки камыш
И лодка угол разогнула.
Куда я плыл? Куда ж мне плыть…
В ночи исчезнул провожатый…
Не всю ли жизнь вот так пылить
На жесткой влаге волосатой?..
6
В чужом окне стоит звезда,
Как рыба за стеклом зернистым.
О, кто ж ее загнал сюда?
Чья ж эта черная уда?
Кто тяжкой тенью с краю льда
Навис – набычен и расхристан?
А лёска гладкая бежит
По маленьким волнам слоеным;
Катушка холодно жужжит,
Крючок, надкушенный, дрожит,
И рыба на весу лежит. —
Когда же вытащат ее нам?
1986
Баллада
И уж кажется, смерть позабыл,
Но некрашеной тенью короткой
Острый всадник становится в тыл
И становится иноходь ходкой
Уходящих налево снегов,
Становящихся, как для расстрела:
И стоишь, и не меришь шагов,
Потому что уже отсмердело…
Эти женские руки зимы
Накопали корней первородных;
Стало, ночь наступала взаймы
В одеялах светящеся-потных;
Наступая на лона снегов,
Выступаешь из духа и тела
И стоишь, и не слышишь шагов
По тому, что уже отсмердело.
А когда просыпаться пора,
На нечищенной чаше рассвета
Мир вскользает наверх, и дыра
Рабьим зеркалом встала под это
Воскользанье к небесному льду;
Не в нее ли, безмолвьем глушимы,
На резиновом, страшном ходу
Ускользают деревьев машины?
И вослед этих страшных винтов
Поднимаются плоские дула
Вверх сдвигающихся ветров;
И сквозь конус сетчатого гула
Поднимаешь глаза, и на них,
На сетчатке, светящей по-смердьи,
Отпечаток – в оглядке на миг —
Ускользающей одвуконь смерти.
1986
«Луны недолгие глаза…»
Луны недолгие глаза.
Китайские ее усы.
Но знаю я: еще нельзя
На смертные глядеть часы.
