Под брызгами искр высыхает волна,
Мадам Валтасар у бушприта пьяна,
Кивает бантом, в петлице бутон,
Отходит десантная шлюпка бортом,
И машут матросские девки
Матрацным штандартом на древке.
Из черных проплешин, из каменных нор,
Из ссохшихся десен пустыни
В морщинистой коже ползет Мельхиор
С своими червями пустыми:
Морщинистым глазом сжирая луну,
Застенчиво жмется пластун к пластуну,
Бездонны уста, простата пуста,
Щекотится ус у незримого рта,
А может, прикуска кинжала —
Востры у язычников жала.
Небесная язва пухла, глубока —
Разрыва воронка сырая,
Предатель ракету пульнул в облака
И пляшет на крыше сарая,
Завалы разобраны, сети сняты,
Предатель с начальником стражи на ты,
Мы спим, на подушку пуская слюну, —
Цари-чернокнижники входят в страну.
Помилуй нас, Господи Боже,
Опять мы попались на то же.
1999–2000
«На волны? попятный выпят…»
На волны? попятный выпят
в шкурке полувосковой
полый тополь солнцем сыпет,
мертвый, полувековой —
сучья старческие гладки,
желтой серой заплыли?,
листья – гнутые облатки
на клею и на пыли —
не нагнутся в токе сорном
паутинных кристаллид…
Вдовья тополь, газом черным
вся очеркнута, стоит
за рекой. Сходить бы – не с кем,
да и как назад потом? —
мостом Александро-Невским,
топким охтенским мостом
за рек?, где сушь литая
женских тополей аллей?
Пух летит не долетая
от утопших тополей:
водный шар в магнитной раме,
пух искрящийся над ним…
Кем родиться в смертном сраме?
– только тополем одним,
кем же кроме? Кроме – некем,
кроме тополя в окне…
Разве только – блеском неким
вскользь по вздыбленной волне..?
2000
«…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой…»
…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой,
как перчатка наизнанку, шевелящий пустотой,
где с ладони краснопалой на дворцы и на дворы
леденеющего жара разбегаются шары;
…будет тихо на причале – ни огня, ни корабля,
лодочник культю протянет в направлении рубля
и польет волна косая, золотея с-под винта,
от причала до причала, от моста и до моста;
…или будто бы случайно я тряхну из кошелька
три текучие крупинки дорогого порошка,
и польет волна косая через Зингера и Ко,
заливая в шар крылатый золотое молоко;
…или я такое слово на три такта просвищу,
что польет волна косая по обводному свищу,
золотя и золотея, догоняя ртуть-свинец,
чтобы море на рассвете стало морем наконец.
2000
«На глубоко-синем небе треугольные круги…»
На глубоко-синем небе треугольные круги.
Из-за лиственного блеска не по-русский говоръят.
Тишина и нега мира – вот вам главные враги,
Отрядившие дозором голубят и воробьят.
Сколько будет еще длиться этот вечер-до-войны,
Сколько еще будут литься щебетанья и щелчки,
Сколько виться еще будут ангелочки сатаны —
