Очевидный выбор
– Я была занята.
– Чем же, позволь узнать?
– Проходила собеседование.
– Весь день?
Я не отвечаю. Но это и не нужно. Потому что стоит поднять на нее глаза, как я читаю разочарование на ее лице. Чтобы я не ответила, это не удовлетворит ее, как обычно. Поэтому я просто пожимаю плечами.
Официант приносит нам меню, и мы делаем заказ.
– Шон, как тебе жизнь в Париже? – интересуется Элеонора.
– Прекрасно. – улыбается Шон. – Компания быстро расширяется.
– Твой отец, наверное, гордится тобой. – вдруг говорит папа.
Ричард Эдвардс – лучший хирург на всем западном побережье Соединенных Штатов.
– Не знаю, – честно отвечает Шон. – он всегда хотел, чтобы я работал на него. Но я рано понял, что инвестиции – это не мое. – усмехается он, и на лице отца появляется улыбка.
Боже, если ты меня слышишь, пусть еду несут быстрее, молю я про себя. Но официант лишь приносит бутылку вина и разливает ее по бокалам. Алкоголь тоже сойдет, спасибо.
– Мы частенько видимся с ним. – продолжает Ричард. – Думаю, нам всем стоит в августе съездить в Ниццу отдохнуть, как считаешь?
– Было бы неплохо.
Черт, надеюсь, я подхвачу какую-то инфекцию или обо мне просто забудут, вот прям, как сейчас. Даже неделя с моими родителями вызывает зуд на коже.
Я делаю внушительный глоток вина и тут же замечаю неодобрение на лице мамы. Отлично, теперь, она наверное думает, что я еще и алкоголичка. Делаю еще глоток, осушая бокал полностью. Затем беру бутылку, но Шон перехватывает её и сам наливает мне.
Спустя, как мне кажется, целую вечность приносят горячее. Родители увлечены рассказом Шона о его работе, так что даже не замечают меня. И во мне теплится надежда, что так оно и останется, но вдруг мама делает глоток вина, и спрашивает:
– А чем ты занимаешься пока Шон на работе?
Отпиваю еще из своего бокала, чтобы протолкнуть кусок мяса.
– Работаю официанткой. Буквально сегодня устроилась в новый ресторан. – сухо отвечаю и пью еще, чтобы перед глазами наконец расплылось разочарованное выражение на лице матери.
– И что, ты всю жизнь собираешься быть прислугой?
Сердце больно сжимается, а я вместе с ним.
– А почему нет? График неплохой. А если улыбаться, как ты меня учила, так еще и щедрые чаевые оставляют.
– Дана. – резко обрывает отец, но я даже не смотрю в его сторону. Если мать просто разочарована, так отец еще и видит во мне избалованную, эгоистичную суку, которой нет дела ни до кого, кроме себя любимой. Огрызаюсь значит не уважаю. Отчислилась из университета значит плюю на все, что в меня вложили. Уезжаю и не звоню – ну, так это мне просто похрен на всю семью.
Делаю еще щедрый глоток красного вина, ощущая, как сильно сдавливает грудь. Снова поправляю воротник.
Шон берет меня за руку под столом, и я поднимаю на него глаза.
– Хватит пить. – шепотом просит он, и я тут же отнимаю руку.
Он меняет тему и заваливает родителей вопросами об их путешествиях и всем остальном.
Приносят основное блюдо, но я к нему даже не притрагиваюсь. Разговор продолжается, а я не слушаю. Вино в бутылке предательски заканчивается.
– Что собираетесь делать, когда вернетесь в Америку? – вдруг спрашивает мама, и я цепенею.
– Мы хотим поженится. – тут же отвечает Шон, и все вокруг, как будто бы исчезает.
– Это же невероятная новость! – восклицает Элеонора. – Поздравляем!
Мне становится трудно дышать. Нет. Нет.
– Нет! – вдруг вырывается из меня.
– Дана, детка. -снова берет меня за руку, но я тут же вырываюсь.
– Не трогай меня.
Резко встаю с места, хватая сумочку. Как назло, именно в этот момент вино ударяет в голову, а официант проходит мимо с подносом. Я врезаюсь в него, теряю равновесие, слышу треск разбивающегося стекла и падаю назад. Руку пронзает острая боль и я морщусь, из глаз летят искры, смешиваясь со слезами.
– Дана! – слышу голос Шона.
– Нет! – кричу я. – Не подходи ко мне.
Беру сумочку с пола, и не в силах поднять глаза на тех, кого обычно зовут семьей, встаю на ноги, разворачиваюсь и ухожу прочь.
Из груди вырываются всхлипы, когда прохладный воздух ударяет в лицо на улице. Трясущимися руками достаю телефон из сумочки, но руки не слушаются. Он выскальзывает, я не успеваю опомнится, как он разбивается об асфальт. Экран трескается, и я начинаю плакать сильнее. Поднимаю его с земли и иду. Просто иду. Прохожие оборачиваются. Но слезы застилают глаза, и я не вижу выражение их лиц. Все тело содрогается, и я никак не могу взять себя в руки.
В какой-то момент небо разрывается на части, и начинается ливень. Черт побери! Да что со мной не так?! Продолжаю идти, упиваясь жалостью к себе.
Проходят минуты или часы, ноги болят так, что хочется отрезать их, платье прилипает к телу. Мимо проносятся машины, люди разбегаются по углам. И я останавливаюсь, снимаю с себя туфли, которые мне когда-то подарила мать. Беру их в руки и выбрасываю в ближайшую урну. Смотрю на них так, словно где-то там написаны слова гордости, признания и любви. Но теперь на них лишь какая-то белая жижа.
– Дана! – слышу я своё имя. – Дана Эдвардс!
Поднимаю глаза и вижу машину прямо перед собой с опущенным окном. Раздаются сигналы других машин, смешиваясь с шумом дождя.
Сначала не совсем понимаю, кто это сидит в машине, но потом узнаю Тристана.
– Садись! – кричит он, и я на автомате босиком забираюсь к нему в машину.
Он сразу срывается с места, нажимает что-то на приборной панели и меня окутывает теплый воздух.
– Что с тобой случилось? – осторожно спрашивает он. – Ты цела?
Лезу в сумочку, чтобы снова проверить телефон. Но он не включается, экран рассыпался на кусочки.
– Я разбила телефон. – тихо говорю я и снова разрываюсь рыданиями.
– У тебя рука в кровоточит.
Переворачиваю ладонь и вижу кусочки стекла под кожей, но боли не чувствую, только странное онемение. От этого непонятного чувства перестаю плакать, словно кран перекрыли, и слезы закончились. Но вот мерзкие содрогания в груди остались. Похоже на икоту.
– Черт. – ругается он. И я думаю, что и он злится на меня. Но в его глазах только беспокойство. Тристан осторожно паркуется в ближайшем свободном месте и оборачивается ко мне всем телом. От него хорошо пахнет. Или это машина? Дождь барабанит по крыше. В голове туман.
– Позволишь? – спрашивает он, протягивая свою руку.
Секунду таращусь на нее, пока до меня наконец не доходит. Показываю ему ладонь. Он обхватывает её теплыми пальцами, и по телу проносится дрожь.
– Швы не нужны. – говорит. – Но нужно обработать рану.
– Можешь…можете позвонить Эмме?
На его лице растягивается улыбка.
– Можно на ты. И да, могу, конечно.
Тристан достает телефон из местечка между нами. Прикладывает к уху, но ничего не происходит. Он пробует еще раз. Снова глухо.
– Не берет? – спрашиваю я, чувствуя, как вода стекает по спине и ногам. Хорошо, что салон машины кожаный.
– Нет.
– А вы…ты знаешь, где она живет?
– Да, знаю.
– Можешь отвезти, пожалуйста?
– Конечно. – отвечает он и заводит машину.
Мы мчим по ночным улицам Парижа под музыку дождя. Сиденье приятно согревает теплом, а воздействие алкоголя усиливается. Голова начинает кружится, а ладони покалывать. В голове пусто, как после шторма, и я почти молюсь, чтобы так оно и оставалось.
Дождь прекращается, когда мы подъезжаем к зданию, где живет моя подруга. Я тянусь за ручку, но Тристан останавливает.
– Подожди, – его взгляд опускается на мои босые ноги. – я сам проверю дома ли она.
Мне ничего не остается, как просто кивнуть. Он выходит из машины, а я наблюдаю за тем, как он подходит к двери и нажимает на кнопку домофона. Всю дорогу сюда он молчал. И я словила себя на мысли, что мне не было неловко. В любой другой ситуации я бы наверняка постаралась как-то заполнить тишину, но с ним в этом не было необходимости.
Проходит несколько минут, прежде чем он возвращается, и я понимаю, что Эммы скорей всего нет дома. И что мне теперь делать? Ехать домой совсем не хочется. Впервые за все шесть месяцев.
Тристан садится в машину и я тут же говорю.
– Все в порядке, я подожду её.
– И кем я буду, если оставлю девушку одну ночью в промокшем платье на улице.
Я задумываюсь.
– Эм-м-м, последним козлом? – выпаливаю я, и только потом осознаю, что только что сказала.
Жар стыда поднимается к щекам. Но Тристан начинает смеятся.
– Я не это хотела сказать.
– Нет. Именно это. И ты права. Поэтому выбирай. Дом или ресторан?
– Что?
Его синие глаза выжидающе смотрят, будто он не знает, я правда такая глупая или он не так выразился. Я склоняюсь к первому варианту, но видимо, он думает иначе.
– Куда поедем? Ко мне домой или в ресторан?
– В этом нет необходимости. Правда. Дождь закончился. На улице лето. А я брала пару уроков самообороны в детстве. Я справлюсь.
– Я не спрашивал справишься ты или нет. Если ты не выберешь сама, я сделаю это за тебя. И мне почему-то кажется, что тебе мой выбор не понравится.
– В ресторан. – тут же говорю я, и он одобрительно кивает.
– Вот так бы сразу.
Мы снова срываемся с места.
В какой-то момент я не могу устоять и опускаю окно со своей стороны, немного высовываясь головой. Ветер щекочет лицо, и я закрываю глаза, вдыхая запах дождя и Парижа, который действует на меня практически исцеляющим образом.
Я влюбилась. Думаю, это самое подходящее слово. Я по уши влюблена в этот город с его узкими улочками, уютными кафе и старыми книжными магазинами. От этой мысли становится тепло, и я улыбаюсь. В этот момент все хорошо. У меня все хорошо.
Снова сажусь ровно и перевожу взгляд на Тристана, который наблюдает за мной, как за предметом искусства, словно пытаясь понять, что задумал художник. Спойлер. Мои родители хотели, чтобы я стала доктором, была признана высшим обществом, вышла замуж за достойного человека, естественно из хорошей семьи, и превратилась в женщину, которой можно гордится. Забавно, как все пошло не по плану – краски на холсте растеклись, фон смазался, а рисунок исказился, превращаясь в карикатуру. Да, это я.
Мы одновременно отводим взгляд. Я из-за неловкости, а он…наверное, потому что прочел мои мысли.
Спустя пару минут мы останавливаемся у ресторана. Он выходит из машины, и я делаю то же самое.
Тристан открывает дверь ключом и включает свет. Я плетусь за ним до кухни и приваливаюсь к одному из металлических столов. Он скрывается в одной из подсобок. Пол холодный, и я трусь ногой о ногу, чтобы хоть как-то согреться. Затем рассматриваю свою ладонь, которая бешено пульсирует. Ставлю сумочку рядом на стол.
Тристан появляется с маленьким белым чемоданчиком, кладет его рядом со мной и открывает. Его тело так близко к моему, что я чувствую тепло, исходящее от него. Приятное тепло.
– Почему ты ничего не спрашиваешь? – вдруг задаю вопрос, который крутился в моей голове.
Он достает пинцет и принимается доставать осколки.
– А что ты хочешь, чтобы я спросил? – его голос такой низкий и глубокий, что даже шепот кажется громким.
– Не знаю. – переминаюсь с ноги на ногу и делаю глубокий вдох. Дивный древесный аромат ударяет в нос. Так это от него так пахнет, а не от машины.
– Предпочитаю не лезть в дела других, если меня не просят.
– Понятно. – я резко втягиваю ртом воздух, когда он ваткой проходится по ране. Но в этот же момент он слегка дует на неё, и по телу проносятся мурашки от его нежного прикосновения.
– Прости, что испортила твой вечер. – тихо говорю я.
– Тебя бы здесь не было, если бы я этого не хотел, Дана. Да и к тому же, думаю, твой вечер выдался куда хуже моего. – уголки его губ дергаются вверх, когда наши глаза сталкиваются.
– Мой вечер был бы не таким ужасным, если бы я не налетела на того официанты посреди ресторана. Да еще и этот дождь. Вообще я люблю дождь, но сегодня я была к нему не очень готова. Ну, знаешь, зонтик, резиновые сапоги.
Тристан подавляет улыбку. Но я все равно понимаю, что он смеется надо мной.
– Как давно ты в Париже? – вдруг спрашивает он.
– Шесть месяцев.
– Что успела посмотреть?
– Почти ничего, если ты о музеях. Приходилось работать, времени не было.
– У тебя неплохой французский для иностранки.
– Спасибо. Языки – мое хобби. Мне кажется, так будет легче путешествовать по миру.
Он накладывает повязку на руку и начинает убирать все обратно в ящичек, а осколки выбрасывает в ведро под столом.
– Ты голодна? – спрашивает он, а я тут же вспоминаю кошмарный ужин.
– Нет.
Он кивает и продолжает просто смотреть на меня.
– У тебя красивые глаза. – выпаливаю я, и тут же прикусываю язык. Его брови слегка взлетают вверх. – Черт. Это наверное было неуместно, просто я иногда не думаю, когда говорю, особенно, когда немного выпью…
– Дана. – он вдруг обхватывает меня за плечи. – Расслабься.
И словно по волшебству, мое тело расслабляется. Раздается тихая мелодия, и он выпускает меня, доставая телефон из кармана брюк.
– Да. – тут же говорит он, не отрывая от меня взгляда. – Да, я звонил, у меня тут твоя подруга. Говорит, у меня красивые глаза.
Лицо снова вспыхивает. Да кто меня за язык тянул?
– Нет, выпила не сильно. На ногах стоит. Хорошо. Мы скоро будем.
5
Теплый кофе в кружке согревает окоченевшие ладони. Эмма терпеливо ждала, пока я приму душ, дала мне свою одежду и старый телефон, чтобы я поменяла симки. Как только телефон ожил, я написала Шону, что останусь у Эммы сегодня ночью. И тут же снова отключила его. По-детски? Да, но сегодня вечером я могу себе это позволить.
Мне всегда нравилась маленькая квартирка подруги. Она была самой уютной и в данный момент стала моим убежищем.
Эмма выходит из кухни со своей кружкой кофе в одной руке и пачкой сигарет в другой.
– Бери плед. – говорит она, и я встаю с дивана, хватая коричневый плед со спинки стула.
Подруга выходит на балкончик и садится на один из стульев. Я укутываюсь в плед, размещаясь напротив.
После дождя воздух такой свежий и приятный, что мне хочется вдохнуть поглубже. Вдалеке горит кусочек Эйфелевой башни, а улицы заметно опустели под нами, хотя город не спит.
Эмма закуривает сигарету, откинувшись на спинку стула.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, замечая усталость в её глазах.
– Это я тебя должна спросить. Что с тобой стряслось?
– Ты первая.
Она сглатывает, выпуская дым, и отвечает.
– Мы сегодня поссорились с отцом. Ему не понравилось, что я согласилась работать с Тристаном. Говорит, что я способна на большее, что я могу стать шефом в его ресторане. Но ключевое слово – его. Как он не поймет, что я хочу сама выбирать где, и с кем мне работать?
– Ну, я-последний человек, кого нужно об этом спрашивать.
Уголки её губ слегка подрагивают, но улыбка тут же сползает, а взгляд обращается к горизонту.
–Я люблю отца. Всем сердцем. – тихо продолжает. – Но как бы ему не хотелось, мы просто не сможем вместе работать. Для него готовка- это смысл жизни. А я…– пожимает плечами. – я просто люблю готовить.
Я слегка смеюсь, и она тут же подхватывает мое настроение.
– Эм, ты – единственный ребенок в семье, кто пошел по его стопам. Это нормально, что ему хочется разделить с тобой свою страсть.
– Я знаю. Но от этого не легче. Я просто чувствую, что мне не место там, понимаешь?
– Понимаю.
Я чувствовала то же самое в Нью-Йорке.
Она сбрасывает пепел в пепельницу на столе.
– Не знаю, как заставить его взглянуть на все моими глазами. Он упрямый, как я.
– Может, тебе стоит пригласить его на открытие вашего ресторана?
Она поднимает на меня глаза, словно не совсем понимает смысл моих слов.
– Думаешь, стоит?
– Так ты и не думала его звать?
– Нет. Мне казалось, ему не понравится эта идея.
– И с чего ты взяла, что он не захочет увидеть свою дочь в действии?
– Когда я работала поваром в другом ресторане, он ни разу не изъявлял такого желания.
– Может, он просто ждал, когда ты проявишь инициативу. – делаю глоток кофе. – Поставь себя на его место. Ты уезжаешь в другую страну, отказываешься работать с ним. Думаю, он просто решил, что теряет тебя.
– Наверное, ты права. – нахмурившись, говорит она. – Позвоню ему завтра и приглашу на открытие в пятницу.
– Вот и молодец. – радостно подбадриваю я, отпивая еще кофе.
– Теперь ты.
Мне не хочется снова возвращаться в сегодняшний вечер. Так что я ставлю кружку на стол, достаю сигарету из ее пачки, она молча протягивает зажигалку. Обхватывая губами фильтр, поджигаю табак и пропускаю дым через легкие. На мгновение они заполняются, тяжелеют, но после становится легче, как только я выпускаю дым. Вот бы всегда можно было так выпускать день из своего тела.
– Шон предложил выйти за него.
На секунду она замирает, не моргая. А я пытаюсь прочесть реакцию с её лица.
– Ага. – говорю я. – Значит, я не единственная, у кого брак не вызывает приступов ликования. Нас таких двое.
– Эм-м-м, поздравляю? – не уверенно протягивает она, затягиваясь одновременно со мной.
– Не думаю, что "поздравляю" подходящее слово.
– Ты что отказала ему?
– Нет.
– Значит, вы женитесь?
– Не уверена.
– Как так?
– Он не спрашивал меня, хочу ли я выйти за него. Просто сказал "давай поженимся". А потом еще и объявил это моим родителям.
– Стоп. Что? Твоим родителям?
– Да, за ужином.
– Они в Париже?
– Эта вторая часть моего рассказа.
– Так, подожди. – трясет она головой, туша сигарету, и берет еще одну. – Значит, Шон хочет женится на тебе, правильно? А ты что?
– Не знаю. – честно отвечаю я. – Я никогда не думала о браке.
Эмма неодобрительно качает головой.
– Дана, если ты за шесть лет отношений с парнем ни разу не представляла себя в свадебном платье – дело плохо.
– В каком смысле? – выпускаю дым и стряхиваю пепел.
Подруга поджимает губы.
– Одно дело, если ты не хочешь замуж совсем, но если ты не горишь желанием выходить именно за Шона – это хреново.
– Но брак никак не изменит наших с ним отношений.
– А вот тут ты ошибаешься, подруга.
– Почему?
– Что такое брак? Это обещание, который один человек дает другому, обещание пройти вместе всю жизнь. Понимаешь? Всю. Жизнь. Если вы просто встречаетесь – это не на всю жизнь.
– То есть, ты говоришь, я не хочу провести с Шоном всю оставшуюся жизнь?
– Это не я говорю, а ты.
Впускаю в себя побольше дыма.
– Я думала, ты не веришь в любовь и брак.
– Я не против брака и любви, просто думаю, что люди разбрасываются этими понятиями, не в силах признать – не каждый способен найти любовь. Они женятся, дабы избежать одиночества, дают ложные обещания, а в итоге страдают.
Её слова глубоко проникают под кожу, оседая на сердце. И думаю, теперь у меня вряд ли получится вытолкнуть их из своего тела.
Тушу сигарету в пепельнице и хватаюсь за кружку, чтобы вернуть себе ощущение спокойствия. Но сердце все равно начинает колотится. Боже, пусть это будет из-за никотина.
На утро мы с Эммой позавтракали. Я натянула её черные джинсы и топ с открытыми плечами в тон к зеленым кедам.
С ней в метро мне даже не приходится напрягаться. Хотя не сказать, что я в принципе напрягаюсь, когда дело касается любой дороги. Шон звонил мне несколько раз утром. Но я только ответила, что мы поговорим вечером, после работы. Он попросил скинуть ему адрес ресторана, и я отправила. Мне нужно было время, чтобы придумать, как сказать ему, что я не могу выйти за него. Страх, что он расценит это, как причину для расставания, сжимал внутренние органы.
– Элиот узнал о моей страничке в Instagram. – говорю я, пока мы едем, попивая кофе из стаканчиков, что захватили по дороге.
– Я не удивлена. Он мне еще месяц назад показал твой профиль, восхваляя свет и перспективу.
– Почему ты мне не рассказала?
– Не подумала, что это важно. Какая разница, кто знает. Это что, секрет?
– Нет. Но…
– Никаких но. Ты придумала, что скажешь Шону? – вдруг переводит тему.
– Нет. – я морщусь.
– Не затягивай. Ты должна честно признаться ему в том, как чувствуешь себя по этому поводу. А то не успеешь оглянуться, как уже будешь идти к алтарю в подвенечном платье.
От одной только мысли к горлу подкатывает тошнота. Черт! Почему меня так воротит от свадьбы? Может, я просто из тех, кто не создан для брака?
Эмма вдруг наклоняется ко мне, когда я делаю глоток кофе, и шепчет:
– Этот парень напротив пожирает тебя глазами.
Мой взгляд опускается на сиденье напротив. Парень с дредами и кольцом в носу подмигивает мне, и мой кофе поднимается по горлу через нос вместе со смехом. Я начинаю громко кашлять, разбрызгивая кофе по сторонам. Эмма чуть ли не умирает, пытаясь не рассмеяться во весь голос, и протягивает мне салфетку из своей сумочки. Я вытираю лицо, мгновенно теряя привлекательность в глазах того парня.
Похоже, мне все-таки стоит завязать с кофе на какое-то время.
Сегодня в ресторане собрался весь персонал. Мне показали мой шкафчик, выдали форму и представили еще одного официанта, Марселя. Это был невысокий светловолосый парень моего возраста, все его тело покрыто татуировками от кистей рук до самой шеи.
Помимо Тристана и Эммы, на кухне работали Изабель – кондитер, Антуан – соус-шеф, Луиз – шеф по рыбе, Роман – шеф по овощам и Люк, с которым я уже знакома, – шеф по мясу. Всем не больше тридцати. А судя по тому, как общается с ними Тристан, все давно с ним знакомы. Хотя может, мне так просто кажется, потому что он относится к ним на равных, не ставя себя выше. По опыту знаю, не все шефы такие. Некоторые с радостью унижают своих коллег даже из-за малейшей ошибки.
Сегодня нам с Марселем предстоит заучить все меню. Мы будем наблюдать за работой кухни, а они тестировать блюда.
Никогда раньше не работала при запуске ресторана. Это сильно отличается от того, что я видела раньше. Пусть никто этого не показывает, но каждый по-своему переживает. Ведь от открытия во многом зависит и успех ресторана в будущем.
Мы с Марселем наблюдаем со своих мест на высоких стульях в углу кухни. В ней закипает жизнь, которая понятна лишь присутствующим здесь. Пар поднимается в воздух из кастрюль и сковородок, заполняя все пространство, каждый миллиметр. Вытяжки работают на полную, но даже они не могут справится с хаосом, который возникает, когда шесть поваров намереваются создать шедевры гастрономического искусства.
Я знаю, что должна изучить работу каждого, но мой взгляд не отрывается от Тристана, который учтиво дает рекомендации другим поварам и с такой точностью нарезает мясо, так легко, словно всю жизнь этим занимается.
Я вспоминаю, как эти же руки доставали осколки из моей раны, и невольно задумываюсь, каково это быть уверенным в своих действиях? Он явно влюблен в то, что делает. Как ему удалось найти эту страсть внутри себя, узнать ее и не отпускать? Это поистине завораживает, вызывает уважение.
– Он-гений. – шепотом говорит мне Марсель, кивая в сторону Тристана.
– Откуда ты его знаешь?
– Знаком с его братом.
Значит, у Тристана есть брат.
– Ты тоже хочешь стать поваром?
Он начинает тихонько смеяться.
– Нет, я хочу открыть свою тату-мастерскую.
– Это круто!
– Да, но на это требуются деньги. И поэтому я здесь. А ты?
– Честно тебе скажу, я понятия не имею, что здесь делаю.
Мы оба начинаем хихикать, как подростки. Я поднимаю глаза и сталкиваюсь со взглядом Тристана. На секунду мне кажется, что сейчас нас отчитают. Но он только растягивается в улыбке и подмигивает мне, а затем снова погружается в работу.
Я ловлю себя на мысли, что мне правда хочется узнать, кто такой Тристан Ревиаль.
Ближе к вечеру, когда все блюда протестированы, ошибки исправлены, а шеф-повар доволен, все начинают расходится. Мы с Эммой задерживаемся в раздевалке.
– Ты едешь домой? – спрашивает она, снимая китель и распуская волосы.
– Да. – на выдохе отвечаю я.
– Чего ты так боишься, не пойму?
– Что если я ему откажу, а он решит расстаться со мной?
– И?
– В смысле и?Мне придется возвращаться в Нью-Йорк.
Она хмурится, бросая на меня странный взгляд.
– То есть ты здесь только из-за Шона?
– Ну, да.
– У вас одни легкие на двоих, что ли?
– Нет.
– А сердце? Одно на двоих?
– Нет.
Она кладет руки мне на плечи и заглядывает в глаза.
– Тогда отсоединить от него уже, Дана, и начни дышать самостоятельно.
Забирая сумочку из шкафчика, она закрывает его, и целуя меня в щеку, уходит. А я так и остаюсь стоять там.
Как можно вот так просто бросить человека, который на протяжении шести лет был в твоей жизни, поддерживал тебя, любил?Я не имею права причинять ему такую боль. Не после всего, что он для меня сделал.