То, что произошло потом, походило на то, как лопается по швам ящик, доверху набитый бумагой. Из-под обложки хлынули на волю многочисленные книжные страницы, на письменном столе происходил настоящий бумажный потоп. Сотни, а затем и тысячи страниц громоздились друг на друга, образовав сначала холм, а затем и островерхую гору из бумаги. При этом ни одна страница не соскальзывала на пол: все они удерживались вместе с помощью библиомантики.
Спустя каких-нибудь полминуты на столе возвышалась пирамида, состоявшая из нескольких тысяч книжных страниц и продолжавшая расти; пирамида эта напоминала гигантский бумажный кулёк, поставленный на стол остриём вверх, высотой с раскрытый зонтик, и была составлена практически симметрично, только кое-где из неё торчали уголки страниц или даже высовывались целые страницы.
И наконец листы, располагавшиеся вверху пирамиды, причудливо изогнулись, образовав лицо, похожее на те, которые кукольных дел мастер лепит из папье-маше и клея, лицо с выпуклым лбом, широкими скулами и большим носом-картофелиной. Когда Всезнайка открыл глаза, жёлтые, словно пожелтевшие газетные страницы, было хорошо заметно, что он косит.
– Тебе нужны очки, – вырвалось у Мерси, которая сидела, отодвинувшись на своём стуле далеко назад, с таким потрясённым видом, как будто в неё угодил пушечный снаряд.
– А у вас, миледи, двойной подбородок, если вы сидите с таким брюзгливым выражением лица. Если вы, конечно, простите мне эту дерзость.
Она сглотнула и выдвинула подбородок вперёд:
– Я ценю в собеседниках честность.
– Тогда, с вашего позволения, вам следовало бы привести волосы в порядок и отказаться от привычки грызть ногти.
– Пожалуй, столько честности я не вынесу.
В основании перевёрнутого кулька что-то зашуршало: с каждой стороны из-под стопки листов вылезли по три толстых пальца, три слева и три справа.
– Единственный человек, которому разрешается стоять на этом столе, – это я, – заметила Мерси.
– Прошу прощения. – Кряхтя, ветератор неуклюже спрыгнул на пол и, слегка покачиваясь, встал перед Мерси; в его широком основании лежала раскрытая кожаная обложка, но её не было видно. У этого странного существа не было ни рук, ни ног, но было шесть пальцев, и Мерси втайне радовалась этому: иначе он, возможно, ринулся бы расчёсывать её спутанные волосы на манер придворной камеристки.
– Ты больше, чем я думала, – сказала она.
Она по-прежнему сидела на стуле, поэтому её глаза находились примерно на уровне глаз ветератора. Его мятое, сморщенное лицо во всех направлениях покрывали строчки: страницы здесь сходились под самыми невероятными углами. На его широком приплюснутом носу красовались слова «центробежная сила», однако это не означало, что в следующий раз там будет написано то же самое: каждый раз, когда Всезнайка восставал из своей обложки, страницы, из которых он состоял, образовывали новые сочетания.
– Значит, Седжвик сдержал своё слово, – пробормотала она.
– Мне незнаком джентльмен, носящий это имя.
– Похоже, мне также следует отказаться от привычки размышлять вслух.
– Я в высшей степени молчалив. Никто никогда не узнает, о чём мы беседуем. Или о чём вы размышляете вслух.
– Вообще-то я полагала, что ты должен всего лишь отвечать на мои вопросы, когда я задаю их. Как энциклопедия. – Она опустила глаза на его круглые пальцы. – Энциклопедия, у которой есть пальцы.
– Разумеется. – Он разговаривал напыщенным тоном дворецкого. – Если миледи желает получить справку, я немедленно…
– Любимая пища «чёрной вдовы».
Ветератор громко кашлянул. С бумажной пирамиды слетел листок и спланировал на пол.
Мерси подняла его. Это был листок из какого-то справочника. Верхние несколько строк она оставила без внимания, первый же новый абзац на листке начинался напечатанными жирным шрифтом словами: «Latrodectus tredecimguttatus, или европейская чёрная вдова, – вид пауков…» Ниже следовал сухой высоконаучный текст, но, прежде чем Мерси успела пробежать его глазами, Всезнайка пояснил:
– Она питается жуками и иногда маленькими ящерицами.
Мерси кивнула и снова прижала страницу к его бумажному телу. Страница тут же с тихим шелестом убралась обратно и скрылась под другими листами.
– Если хотите, я могу изложить эту тему подробнее, миледи.
– Никакая я не леди.
– В моих глазах вы всегда леди, миледи.
– Потому что ты косишь.
Всезнайка снова кашлянул, на пол прямо у ног Мерси спланировала ещё одна страница. Заголовок на ней гласил: «Ветератор, в просторечии Всезнайка». Далее следовало что-то вроде инструкции по уходу за ним. Она пробежала её по диагонали, потом снова прижала страницу к пирамидальному телу удивительного существа и зачарованно наблюдала за тем, как она скрывается под другими слоями бумаги.
– Ну ладно, – сказала в конце концов она. – То есть я могу спрашивать тебя обо всём, что хочу знать.
– Полагаю, это так.
– А ты будешь выплёвывать мне под ноги страницы, на которых содержатся соответствующие сведения.
– Я бы не употреблял слово «выплёвывать», миледи. Я бы предпочёл термины «предоставить в распоряжение» или «подготовить», если вам будет угодно. Помимо этого, я конечно же в любой момент способен сообщить вам желаемые сведения в устной форме. Доклады научного характера как нельзя лучше соответствуют природе ветератора.
Мерси медленно кивнула, чувствуя, что недолго сможет выносить присутствие ветератора и его напыщенные излияния. С тех пор как она покинула Сесил-корт, она отвыкла от какого бы то ни было общества.
– По всей видимости, вы живёте здесь одна, – констатировал Всезнайка, пренебрежительно сморщив нос.
– Ты умеешь подметать или прибираться?
– Надеюсь, вы заметили, что у меня отсутствуют руки, миледи. Наблюдательность – одно из основополагающих свойств ветератора, и я хотел бы обратить ваше внимание на необходимость соблюдения определённых норм гигиены…
– Пожалуйста, никаких комментариев о незаправленных постелях, разбросанных нижних юбках и остатках еды.
– Как вам угодно, миледи, пока в моём окружении отсутствуют следы липкого варенья и лужицы от пролитых напитков. И то и другое мне вредит.
– Тогда мы поняли друг друга.
Ветератор слегка поклонился:
– Рад быть к вашим услугам, леди… э-э-э, леди…
– Мерси Амбердейл. Для тебя просто Мерси.
– Да, миледи Мерси.
Она вновь смерила его взглядом. Пальцы ветератора нетерпеливо постукивали по полу.
– Что тебе? – наморщив лоб, спросила она.
– Какие ещё сведения вам требуются, миледи?
– Э-э… Я просто хотела… Вообще-то сейчас мне не нужны никакие…
В дверь постучали, и оба собеседника прикусили языки. Хотя Мерси терпеть не могла, когда к ней приходили без предупреждения, сейчас она испытала облегчение оттого, что их беседу прервали. Оригами возбуждённо прыгали по клетке.
– Если вам больше не требуются мои услуги, вам нужно только…
– Я знаю, – быстро ответила она, откашлялась и приказала: – Veterator recedite![1]
В ту же секунду страницы наползли на лицо ветератора, скрывая его. Всезнайка скорчился и на глазах стал уменьшаться в размерах, как будто в полу под ним образовалась воронка. За несколько секунд на полу осталась лежать лишь потрёпанная кожаная папка с небольшой аккуратной стопкой разрозненных страниц. Она захлопнулась, как по волшебству.
Стук повторился.
– Мерси? Я знаю, что ты дома. Я слышал твой голос.
Дрожащими пальцами она взяла кожаную обложку и спрятала её в один из ящиков письменного стола.
В дверь постучали в третий раз:
– Я прошу тебя, Мерси. Ну открой же, наконец.
Скрепя сердце она поднялась, направилась к двери и посмотрела в глазок, чтобы узнать, кто же стоял там, снаружи, на тёмной лестнице.
Глава двенадцатая
Как только Мерси приоткрыла входную дверь, человек с длинными седыми волосами произнёс:
– Произошло нечто важное.
Он явно запыхался, его лицо пылало.
У Мерси было достаточно веских причин захлопнуть дверь перед Артуром Гилкристом. Все они, в общем, сводились к тому, что Валентин умер, а виновата в этом была она. Это она не справилась с мадам Ксу, это она допустила гибель Гровера и не смогла достать денег на лекарства для Валентина. Она не желала, чтобы ей напоминали об этом, и Гилкрист был последним, кого она хотела видеть в этой связи.
– Возвращайся домой, Мерси. – Одной рукой он ухватился за дверной косяк.
«Он сильно сдал, – подумала она. – Прежде он так не пыхтел, поднявшись на какую-то пару ступенек».
– Возвращайся в Сесил-корт, – повторил Гилкрист, словно втолковывая ей, что имеет в виду под словом «домой».
Гилкрист считался кем-то вроде неофициального бургомистра улицы книготорговцев: все шли к этому человеку со своими заботами и нуждами. Он улаживал споры, созывал собрания, именно ему удавалось не допускать в Сесил-корт конкурирующих книготорговцев с Холивелл-стрит. Задолго до того как Мерси съехала в Ковент-Гарден, по Сесил-корту ходили слухи о том, что старую застройку квартала собираются снести, а вместо неё проложить новые улицы: именно это произошло уже с несколькими кварталами в центре Лондона. С тех пор и по сей день Гилкрист взял на себя переговоры с графом Солсбери, владевшим землёй, на которой находился Сесил-корт, и однажды даже совершил путешествие в его поместье Хэтфилд-хауз в Хартфордшире.
– О господи, Артур. – Мерси отступила в сторону. – Ты выглядишь, как будто тебя прямо сейчас хватит удар.
– Я просто немного… запыхался.
Когда она пропускала его в комнату, ей бросилась в глаза кровавая рана на шее у Гилкриста.
– Откуда это, чёрт побери… Тебя порезали?
Мерси втолкнула его в комнату и быстро заперла дверь. Потом она подбежала к шкафу, чтобы взять оттуда небольшое льняное полотенце. У неё в шкафу хранилось несколько таких полотенец, и Гилкристу не обязательно было знать, для чего она их обычно использовала.
– Вот, приложи к ране и зажми её.
– Ничего страшного, это всего лишь порез. – Тем не менее он послушался. – И я здесь не поэтому.
– Кто это тебя так отделал?
– Парни из банды Руделькопфа. По дороге сюда я попался им на глаза, и они решили позабавиться и попугать меня.
Испугать Гилкриста было не так просто, он был высок и силён, как портовый грузчик. Большинство людей и не подозревало, сколько тяжёлых ящиков с книгами приходилось ежедневно таскать книготорговцам. За последние два года он сильно сдал, но это не значило, что он представлял собой лёгкую добычу. Вероятно, они напали на него со спины.
– Я думала, Руделькопф больше не берёт с вас откупных.
Гилкрист кивнул, промокая рану. Кровотечение уже почти прекратилось.
– До него дошло, что на книгах много не заработаешь. Иногда он, правда, вспоминает о нас, и тогда мы платим ему пару монет. Ребята, на которых я наткнулся, – всего лишь молодые петухи, они просто хвастались своими ножами.
Мерси обрушила на негодяев поток брани, включавший все известные ей ругательства. Гилкрист с улыбкой наблюдал, как она вышагивает по комнате взад и вперёд с раскрасневшимся лицом и посылает Руделькопфа ко всем чертям.
– Ты, конечно, понимаешь, что ты сейчас ведёшь себя точь-в-точь как Валентин?
Ей было всего три года, когда Валентин взял её к себе, и она стала частью радушной семьи книготорговцев с Сесил-корта. Само собой разумеется, она много переняла от приёмного отца; она сама замечала за собой это, особенно это бросалось в глаза с тех пор, как его не стало.
Гилкрист собрался было присесть, но обнаружил в комнате лишь один табурет, на котором к тому же лежали позавчерашние полпирога. Он аккуратно положил остатки еды на пол и опустился на табурет.
– Я до последнего надеялся, что ты унаследуешь его лавку и продолжишь его дело.
Мерси встала перед ним, подбоченившись.
– Прости великодушно, что я вас так разочаровала, – ледяным тоном произнесла она. – Можешь остаться, пока не отдышишься, а потом, будь любезен, уходи.
Он покачал головой:
– Я пришёл не для того, чтобы увещевать тебя. И пара капель крови не стоит того, чтобы меня жалеть.
Его седые волосы, заметно поредевшие в области пробора, беспорядочно ниспадали ему на плечи. Мерси видела старческие пигментные пятна на его голове, и ей подумалось, что Валентин был не единственным, кого она тогда потеряла. Хотя, если быть честной самой с собой, на самом деле это произошло уже давно, тогда, когда, напуганная, она втихаря сбежала из Сесил-корта. За свою короткую жизнь Мерси успела совершить немало ошибок, однако самой большой из них был побег после поражения в Лаймхаузе, чтобы не смотреть, как умирает Валентин. Ей казалось, что, находясь рядом с ним, она приносит ему несчастье. Вскоре после своего бегства она получила известие о его смерти, и её детские иллюзии на эту тему разбились вдребезги, рухнули, словно гнилые сараи Сент-Жиля.
Несмотря на всё это, вернуться в Сесил-корт она не могла. Передвигаясь по Лондону, она каждый раз аккуратно огибала два района, два белых пятна на её личной карте города: Лаймхауз и местность вокруг Сесил-корта. Что бы Гилкрист ни намеревался сообщить ей, она не изменит своих привычек.
– Птолеми скончался, – сказал он.
Мерси подошла к письменному столу и плюхнулась на стул. Она удивилась этому известию, но не огорчилась. В том, что шайка Турпина проворонила тот заказ, не было вины Птолеми, и всё же он был так или иначе связан с теми событиями. Над ними словно сквозила его тень.
– Ты, конечно, не ожидаешь, что я разражусь рыданиями в связи с тем, что старый скряга отдал концы?
Казалось, Гилкрист хотел возразить ей, однако воздержался. В его взгляде смешались печаль и разочарование, Мерси от этого стало неуютно.
«Он печалится по мне, – подумала она, – а не по покойнику».
– Дело не в том, что он умер, – продолжал Гилкрист, – а в том, как именно он умер.
Мерси выжидала, выдерживая его взгляд, – она не думала, что это потребует от неё такого количества душевных сил. Теперь она снова чувствовала себя маленькой девочкой. Хорошо, что между ними находился письменный стол.
– Птолеми сгорел, – начал Гилкрист. – Сгорел прямо в своей лавке. Его тело обнаружили сегодня утром в нижнем подвале. Дым, вонь – спуститься туда потребовалось немало усилий.
Теснившиеся друг к другу дома Сесил-корта были построены из дерева и допотопных кирпичей. Если при строительстве не хватало кирпичей на кладку, пространства между балками забивали соломой. Однако, если начинался пожар, перенаселённые кварталы Центрального Лондона превращались в мышеловки: деревянные дома занимались сразу, и их жителям далеко не всегда удавалось выбраться наружу. Если бы в лавке Птолеми случился пожар, он бы непременно перекинулся и на соседние здания. Удивительно, что квартал вообще уцелел!..
– Как дела у Джереми и Сайласа? – обеспокоенно спросила она. Джереми и Сайлас были соседями Птолеми.
– Сайлас-то и обнаружил тело Птолеми, и его до сих пор трясёт как в лихорадке. Однако в остальном оба невредимы, и их лавки тоже не пострадали.
– Не может быть…
– Птолеми сгорел посреди своего книжного склада в подвале. Пламя совершенно изуродовало его, просто смотреть невозможно. Однако все книжные полки, вся эта макулатура – одним словом, не пострадало ни клочка бумаги. Даже ни одна книга не обуглилась.
Она вгляделась в лицо Гилкриста, задаваясь вопросом, не уловка ли это. Того, о чём он рассказывал, просто не могло быть. Она знала лавку Птолеми, и в подвале у него она тоже бывала. Как и во всех старых зданиях Сесил-корта, там было очень тесно, по узким проходам между полками человек пробирался с трудом. Одной искры хватило бы, чтобы вызвать пожар. Открытый огонь, а тем более горящий человек должен был в мгновение ока спровоцировать пожар во всём квартале.
– Не пялься на меня так, будто я вешаю тебе лапшу на уши, – напустился на неё Гилкрист, прежде чем она успела возразить ему. – Я не шучу. Сегодня ночью в моём квартале погиб человек, сгорел почти до тла. При этом даже книги, находившиеся от него на расстоянии ладони, совершенно не пострадали. На них, конечно, осела копоть, да и запах горелой плоти, наверное, никогда из них не выветрится, но факт остаётся фактом: пламя не тронуло ни страницы.
– Библиомантика, – ответила Мерси. – Ты ведь это хочешь сказать.
– Если там и пользовались библиомантикой, то такой, о какой я никогда не слышал. Как всё это произошло, для меня загадка. Птолеми, конечно, жалко… но в остальном всё это – настоящее чудо, чёрт побери.
– Почему ты пришёл с этим ко мне?
– Ты – единственная из моих знакомых, кто занимается чем-то вроде расследований.
– Я выслеживаю книги, а не убийц.
– Может, ты могла бы хотя бы осмотреть его дом?
– Почему я? – повторила Мерси. – Вы все знакомы с Птолеми десятки лет. Если бы у него имелись враги, вы бы наверняка знали о них больше, чем я. Чёрт побери, Птолеми был бессовестным скупердяем, весьма вероятно, что его не любила куча народу.
«И прежде всего мадам Ксу, – тоскливо подумала она, – похоже на её почерк».
– Когда-то ты влезла в его лавку, Мерси. Он рассказывал мне. Ты знаешь, где он держал свои секретные бумаги. Ты уже когда-то что-то разнюхивала в его доме, и я хочу попросить тебя сделать это ещё раз. Возможно, тебе удастся напасть на след того, кто сотворил с ним это.
– Но это было два года назад.
Гилкрист устало улыбнулся; Мерси показалось, что разговор с ней истощил его силы, и это печалило её.
– Ты обнаружила его тайник и рылась в его бумагах. Там наверняка упоминались какие-то имена – да бог его знает, что там было. Ты переманила у него заказчиков и не смей утверждать, что это не так.
– Только одного. – Она скрестила на груди руки. – Даже если и так. Благодаря только тем деньгам, которые платил ему этот единственный заказчик, Птолеми мог бы спасти Валентина, если бы не был таким подлым…
– Ты что, правда ничего не знаешь?
Она уставилась на него, наморщив лоб:
– Что?
– Когда ты в последний раз была в Сесил-корте?
– На следующий день после смерти Валентина.
– Как ты полагаешь, что стало с вашей лавкой?
Она понятия не имела.
– Ты наверняка сейчас поведаешь мне это.
– Лавку никто не трогал. Она заперта, внутри полно пыли, но она только и ждёт, чтобы кое-кто вернулся домой и снова вдохнул в неё жизнь.
Мерси дёрнулась вперёд, больно стукнувшись локтями о поверхность письменного стола.
– Это невозможно. Валентин задолжал графу за аренду дома. Сразу после его смерти они должны были…
– Птолеми оплатил все долги Валентина, – спокойно перебил её Гилкрист. – До последней гинеи. Он выкупил у графа долговые расписки и продолжал аккуратно платить арендную плату за вашу лавку до сегодняшнего дня.
– Ты шутишь!
– Нет, Мерси. И это ещё не всё. После того как ты исчезла, Птолеми оплачивал все лекарства Валентина, которые назначал ему врач. Любое снадобье, которое могло хоть как-то помочь ему.
Мерси ощутила во рту горечь.
– Однако в конечном итоге всё это оказалось напрасным, – продолжал Гилкрист. – Снадобья не спасли его.
Взгляд старика скользнул по клетке с оригами, и он добавил:
– Всё это ты давно уже знала бы, если бы не сбежала.
Упрёк больно ранил Мерси, но она была к этому готова. Не проходило и дня, чтобы она не упрекала себя в том же самом. Двадцать месяцев она жила на свете с нечистой совестью, бралась за самые невероятные заказы, выполняя которые рисковала жизнью не раз и не два. Ей удавалось заглушить печаль, но только не угрызения совести.
После смерти Валентина она переступала порог его дома лишь однажды. Она тогда попросила Гилкриста раздать книги Валентина другим торговцам из Сесил-корта, и он скрепя сердце согласился. Она хотела только одного – убежать от прошлого, от своих ошибок и упущений, и она никогда не забудет взгляд, которым он её провожал.
– Я этого не знала, – глухо ответила она.
– Конечно не знала. Тебя слишком занимала жалость к себе. – Каждое слово казалось ей пощёчиной, и, конечно, Гилкрист прекрасно понимал это. – А теперь, Мерси, можешь выставить меня за дверь, если тебе от этого станет легче. Или же ты наконец лицом к лицу встретишься с прошлым и признаешь, что ошибалась. Несомненно, Птолеми был не самым приятным человеком, но тем разбойником, которого ты хочешь из него сделать, он тоже не являлся. Он пытался спасти Валентина. Он сохранил вашу лавку от долговых приставов графа. И он признался мне, ради кого сделал всё это.
Она плотно сжала губы, ощущая, как все её возражения тают на языке словно леденцы.
– А теперь он мёртв, – заключил Гилкрист, – а кое-кому из присутствующих, чёрт возьми, неплохо бы наконец хоть что-то исправить.
Глава тринадцатая
Туман сгущался, окрашиваясь в желтоватый оттенок серы, пока Мерси шагала за Гилкристом по узким улочкам к Сесил-корту.
Всего пару месяцев назад в Лондоне за одну неделю от лёгочных болезней умерло полторы тысячи человек: жители города задыхались от едкого дыма, поднимавшегося из труб многочисленных новых текстильных фабрик и мануфактур, располагавшихся на задворках. Туман, в котором Лондонский мост выглядел донельзя романтично и вдохновлял многочисленных уличных мазил на лубочные картинки, в действительности представлял собой не что иное, как удушливое ядовитое облако, в котором ежедневно задыхались люди.
Переулок Сесил-корт располагался на краю Сохо, всего в нескольких километрах севернее Трафальгарской площади. Он располагался строго с запада на восток, фасады, выходившие на него, были узкими и кое-где опасно нависали над мостовой. Практически в каждом доме в Сесил-корте находилась книжная лавка, всего же на улице их было почти двадцать. Единственное исключение составлял паб «Ветчина» в самой середине переулка, где по вечерам цедили свой эль не только книготорговцы, но и сброд из бедняцких кварталов восточнее Сент-Мартинс-лейн и высокомерные слуги из особняков на площади Лестер-сквер.
Некоторые дома в Сесил-корте могли похвастаться стеклянными эркерами, в которых книготорговцы художественно драпировали книги; другим приходилось довольствоваться небольшими витринами. Как и во всём Лондоне, в Сесил-корте пахло грязным дождём, гнилыми овощами, конскими яблоками от кебов и кошачьими экскрементами. Над крышами домов гигантским колпаком висел туман, не позволявший запахам рассредоточиться и удерживавший их между домами. Только когда Мерси проходила мимо открытой двери какой-нибудь книжной лавки, восхитительный книжный дух на несколько секунд вытеснял уличную вонь.
Названия всех лавочек в Сесил-корте были взяты из литературных произведений. Здесь имелся «Остров Просперо», позаимствованный из Шекспира, и «Маргит», названный по не дошедшей до наших дней поэме Гомера. Следующий магазинчик назывался «Пещера Аристотеля», дальше шёл «Храм Сераписа», наречённый в честь «филиала» знаменитой Александрийской библиотеки. Был тут и «Гаргантюа и Пантагрюэль», получивший своё название потому, что в произведении Рабле упоминается знаменитая библиотека аббатства Св. Виктора, содержавшая самые невероятные произведения. Однако честь носить самое странное имя по праву выпала лавочке, над входом в которую красовались светящиеся цифры «2440». В названии обыгрывался никоим образом не номер дома – лавочка находилась в доме номер 24, – а роман «Год 2440», написанный в XVIII веке, в котором библиотекари занимались тем, что жгли ненужные книги, чтобы сохранить для потомков лишь истинную литературу. Неудивительно, что Мерси с детства терпеть не могла заносчивого хозяина этого магазина.
Шесть дней в неделю все магазины квартала открывались в восемь утра и работали до десяти вечера. Днём лавки зачастую пустовали: свои главные барыши книготорговцы получали после захода солнца. Всего несколько десятков лет назад красивые издания могли позволить себе исключительно богачи, поэтому раньше многие книги выпускались в виде дорогих многотомных изданий крошечными тиражами; однако теперь большинство книг стоило не более половины гинеи, и продажа их практически не приносила прибыли. Книготорговцы с Сесил-корта зарабатывали себе на хлеб прежде всего на сделках с антикварными изданиями, за которыми в Лондон съезжались коллекционеры и библиоманы со всей Англии.
Появление Мерси в сопровождении Гилкриста в Сесил-корте сопровождалось нежным перезвоном дверных колокольчиков: завидев их, книготорговцы спешили наружу, чтобы поприветствовать девушку. Многие сердечно обнимали Мерси, словно блудную дочь, целовали её в лоб и щёки – одним словом, вели себя так, будто она наконец-то вернулась домой после долгих странствий. Мерси была не в восторге от всей этой суматохи, хотя и замечала, что большинство жителей Сесил-корта относятся к ней с искренней теплотой. Тем не менее она бы предпочла появиться здесь инкогнито. Гилкрист неприкрыто наблюдал за ней и веселился, замечая, что девушка прямо-таки ошарашена таким количеством неожиданной симпатии.