РЕФОРМЫ: за чей счёт банкет?

Для экономики, лишившейся промышленного сектора, практика воплощения идей монетаристской теории была равносильна самоубийству. Но самое поразительное, что эта политика (схема контроля экономики через банки), предложенная когда-то в том числе М. Ходорковским (тогда советником Председателя Совета Министров РСФСР), «работает» против развития производства до сих пор, а правящий класс этого продолжает не видеть. Не вдаваясь в теоретические измышления, обратим внимание на следующее наблюдение: денежная масса растет, как и номинальный ВВП, т.е. в текущих ценах, а в ценах 90 года экономика падала все годы реформ и лишь иногда топталась на месте. В реальном секторе экономики как в 90-х годах, так и сейчас денег стабильно недостает. «Регулирование» денег в промышленном секторе через коммерческие банки у нас приводит к тому, что именно в промышленный сектор деньги и не доходят. Объясняют это с точки зрения монетаристов сдерживанием инфляции и повторяют ошибки 90-х годов. Что такое инфляция? – самое простое – это баланс (вернее дисбаланс в пользу денег) между товарной и денежной массой в государстве. Т.е. как минимум есть два фактора, через которые можно влиять на денежный рынок в стране. Можно ограничить приток денег в реальный сектор экономики (как Правительство и действует, но почему-то денежные вливания в банковский и финансовый сектор его не беспокоят) и можно работать на прирост товарной массы, но не через импорт, а через производство. Одновременно это сыграло бы и на рост покупательной способности населения. Нет, чиновники, по существу, ограничивая производство (через банковский «контроль»), слепо следуют по образцу стран, в которых есть проблема перепроизводства. Это же очевидно. Возможно, для экономики, в которой наметилось перенакопление основного капитала, монетаристские способы регулирования и помогают преодолеть кризис, но для экономики, где произошло сокращение основных средств на 70%, это губительно. Сокращение инвестиций в реальную экономику при попытке поддержания потребления на прежнем уровне (демагогические заявления о якобы росте заработной платы – еще одно свидетельство заблуждения Правительства), напротив, создает предпосылки для ускорения инфляции – растут цены (товары преимущественно импортные) и вынужденно растет средняя номинальная зарплата. При этом товарная масса сокращается, что раскручивает инфляцию.

Виновато ли в этом государство? Да. Лоббируя курс на поддержание банковского сектора, и бросив на произвол судьбы как базовые, так и вторичные отрасли (выделим из них в отдельную статью ВПК и космос), государство несет ответственность за отсутствие благоприятной среды для возрождения экономики. Частный капитал в России не готов делать долгосрочные вложения в станкостроение, возрождение строительной индустрии, нефтехимию, судостроение, авиастроение. Сдвиги небольшие в этом направлении наблюдаем: гордимся сборкой самолета МС-21, а много ли мы из него производим? На государстве лежит обязанность инициировать именно производство. Но оно пока озабочено пополнением бюджета, из которого деньги непрерывным потоком текут в частный сектор и там бесследно теряются. Если денежно-кредитная политика – это кровеносная система экономики, то в российской кровеносной системе много ран, из которых вытекает вся живительная сила этих денежных потоков. В результате в стране число миллиардеров растет при одновременном обнищании населения. Эти факты государство не заботят, оно утешает себя байками о росте средней заработной платы (средней между миллиардером и сантехником) и ищет способы пополнения бюджета и намерено идти на новые попытки приватизации некоторых государственных активов, чаще по их балансовой стоимости (особенно после падения курса рубля) в долларовом исчислении. Это преступление идеологов реформ против самого государства опять же в духе 90-х годов. В целях приватизации разрозненных остатков основных средств рынок как бы становится не нужен. Ведь приватизируется чужое, в смысле государственное (народное). Население при этом не участвует из-за отсутствия денег. Получается «междусобойчик», поэтому фактически объявляется не рыночная стоимость, а почти балансовая (особенно при пересчете в доллары). Здесь взаимодействие государства и бизнеса сводится к перераспределению средств, собранных с миру по нитке (в смысле со всего населения), и передаче их в частные руки. В то же время налоги на недвижимость и движимость с собственного населения должна строиться почему-то по рыночной цене.

На сегодня соотношение доли государства и частного капитала в создании ВВП, если судить по численности занятой рабочей силы, дает соотношение – 25:75. При этом 25 – это то, что удалось возродить или построить опять в военной, космической отраслях, в атомной энергетике, т.е. то, что за последние 10–15 лет выросло, а 75 – это остатки машиностроения, металлургии, но главным образом это – нефть, газ, торговля, финансовые услуги. То, что в экономике называется базовыми отраслями, представлены немного металлургией, химическими удобрениями, нефте-газопереработкой, но в основе своей практически исчезли. В результате приватизации во многих отраслях не стало не только государства, но и частного бизнеса. Например, в станкостроении. Только вдумайтесь: почти все предприятия, от которых государство отказалось, и которые были приватизированы, в короткий срок были ликвидированы. На них сразу распродавалось оборудование на металлолом. О какой эффективности частной собственности после этого может идти речь? Частная собственность в России началась с банкротств и продолжает демонстрировать свою неэффективность по сравнению с государственной. А нам говорят о неэффективности государственного управления. Возможно, да, если иметь ввиду не производство, а армию чиновников, значительно превосходящую их численность в СССР. В общем-то, это понятно: денежные потоки из бюджета надо направлять в «правильные» русла. В реальном секторе такой произвол привёл к отсутствию роста и значительному сокращению рабочих мест. Вот что у нас значит «как можно меньше государства». И, тем не менее, вопрос дальнейшей приватизации всё время на повестке дня. Идеологам «свободного рынка» надо его еще меньше. Как и в случае с инфляцией, выбор падает на худший вариант. Вместо того чтобы наращивать частный капитал в экономике (добиваясь перевеса путём роста имущественного капитала), меняя соотношение в пользу «частного капитала и свободного рынка», и снижать пропорционально долю государства, нам опять предлагают приватизацию, т.е. не через рост пирога, а через перераспределение того, что исторически досталось нынешнему бизнес-поколению. Включается опробованный механизм: отобрать и поделить. Это – по-революционному. При этом частный капитал после приватизации долго в стране не задерживается и, перепродав или обанкротив приватизированный актив, утекает за границу. Доля государства опять становится заметной, хотя ужалась до минимума. И почему образцом для Правительства остаются Соединенные Штаты, где доля государственных расходов в ВВП не уступает доле государственного сектора в России? Почему, например, не Австрия, которая до второй половины 80-х годов прошлого века при значительной доле государства в экономике развивалась темпами, превышающими многие европейские страны? Страна, которая не имеет выхода к морю, но располагает торговыми судами. У нас частному сектору по-прежнему недостает умения и желания увеличить свою долю в произведенном ВВП за счет наращивания производства. Санкции, ограничения в торговле, с которыми столкнулась Россия в последние годы – это шанс, хватило бы ума им воспользоваться возродить недостающее разрушенное производство. Шанс такой же, как для Японии в 70-е годы. Там накануне нефтяного кризиса 1973 г. структурная перестройка уже назревала. Экс-председатель фирмы Кэйданрэн Т. Доко подчеркивал, что нефтяной кризис имел и положительное значение: без него «экономика страны продолжала бы упиваться счастливой мечтой о вечном быстром росте и очнулась лишь тогда, когда было бы слишком поздно». Использует ли шанс наша экономика? Вопреки утверждениям либерального крыла Правительства, этот рост невозможен без конструктивного участия государства. К сожалению, если оставить за скобкой то, что Правительством делается для обороны, для космоса, в целом оно пока играет не очень позитивную роль: всё «регулирование» сводится к наполнению бюджета, издавая множество законов и поправок к ним, ужесточая ответственность, а не поощряя развитие. При этом ответственность за свои порой некомпетентные действия законодательством не предусматриваются. Повышая налоги, штрафы, акцизы, которые косвенно влияют на затраты, на раскручивание инфляции, и в конечном счете в условиях низкой покупательной способности населения и производственного сектора, тормозят развитие бизнеса. Ведь крупное производство – это долговременные капиталовложения, но только крупное производство может стимулировать мелкий и средний частный бизнес в производственной сфере. В интересах государства развивать частный сектор путём низких процентов на кредиты, путём прямого выхода производителей на финансовые ресурсы, а не через посредников, и в интересах мелкого и среднего бизнеса иметь в лице государства партнера там, где нужны крупные капиталовложения на длительный срок, чтобы быть ему партнером в текущих расходах. Однако государство не проявляет интереса к возрождению утраченных позиций в промышленном секторе. И хоть там нет конкурентов, частный бизнес тоже туда не идёт, т.к. предпочитает ускоренную оборачиваемость инвестиций. Отсутствие структуры, заинтересованной в долговременных промышленных капиталовложениях, реально сдерживает рост частного бизнеса в крупном производстве. Речь не идет, конечно, о сырьевом или банковском секторе, их государство, напротив, опекает. Иностранные инвестиции, на которые особенно надеется и рассчитывает нынешнее Правительство, на это не способны, т.к. предшествующие 30 лет убедительно показали их полную в этом незаинтересованность. Либо государство наше не сумело надлежащим образом обусловить (с выгодой для государства) его приток: например, цены на приватизируемый объект, который попал в поле зрения иностранного инвестора, должен (раз уж выходит на мировой рынок) соответствовать мировому уровню, либо не захотело. Для иллюстрации безалаберности в этом деле в 90-е годы за примерами далеко ходить не надо: одним из первых был приватизирован у нас насосный завод им. Калинина вместе с двумя его филиалами всего за 9 млн. рублей. Если основными совладельцами завода стали рабочие – это одно, если Siemens (или другой иностранный заинтересовавшийся инвестор) – совсем другое, и должны быть другие цены. И гараж Ленинградского обкома КПСС был приватизирован за 9199,6 тыс. рублей. Вести речь о балансовой стоимости при таком соотношении значимости объектов и цен просто некорректно. Практика приватизации по цене металлолома должна быть осуждена и забыта. Нам могут возразить, что отсталое производство никто не купит по мировой цене. Во-первых, отметим, что не везде оно было отсталым, во – вторых, даже отсталое производство – это производство, а не металлолом. Китайцы копировали наши станки, не считая их отсталыми. И цены должны быть сопоставимы с аналогом производства страны – «инвестора» с поправочным коэффициентом. Но, похоже, те, кто проводил приватизацию, с такими понятиями были совершенно не знакомы, либо в этом и состояла их задача. Практика показала: задёшево покупали, чтобы обанкротить. Если стоимость металлолома после сдачи станков в утиль перекрывает первоначальные вложения, никто не будет утруждать себя (тем более, если нет никакого опыта) организацией производственного процесса. Цена, грамотно рассчитанная с учетом морального и физического износа должна быть привлекательной для инвестиций с последующей отдачей вложенных средств через технологическое обновление и рост производства, а не через свертывание производства и поставок продукции из-за границы. Только в том случае нелепо будет тратить деньги на приобретение актива, если вложенные средства не скоро окупятся через перепродажу в металлолом и последующие поставки продукции на освободившийся рынок. Бесплатное распределение акций предприятий среди работников было бы альтернативной формой приватизации экономически более выгодной для государства: предприятия продолжали бы работать и хозяйственные связи сохранились бы. Уповать на иностранные копеечные инвестиции, прибыль от вложения которых выводится за границу, а не реинвестируется в российскую экономику, значит рассчитывать максимум на стагнацию экономики, но не на развитие. Ведь опыт прошлых лет это показал. Приток и отток иностранного капитала дал понять, что рассчитывать на стабильность развития, опираясь только на иностранные инвестиции, даже если они российского происхождения, нельзя. Индия только тогда и начала развиваться, когда освободилась от колониальной зависимости. Россия наоборот поставила себя в зависимое положение от «партнёров» и их «консультантов», от доллара, от нефти, и вся постсоветская история превратилась в историю перетекания из кризиса в кризис. Представляется, что для преодоления кризиса государство должно усилить не контролирующие и репрессивные рычаги (они разработаны уже в достаточной, если не в чрезмерной, степени), а стимулирующие. Контролирующие механизмы нужны, особенно в части, касающейся использования бюджетных средств и цен на потребительском рынке. Не будем забывать, что во Франции цены контролировались до 1986 г., а у нас наоборот, начали рыночные реформы со свободного роста цен и падения курса рубля. Практика показала, что крах экономики СССР и самого государства начался с разрушительной кредитно-денежной политики Павлова и продолжался все 90-е и нулевые годы.

Какие могут быть стимулирующие и регулирующие меры? Попробуем их обозначить.

Бизнес, преследуя экономическую выгоду, всегда будет стараться ущемить интересы наемной рабочей силы путем невыплаты, сокращения или задержки выплаты зарплаты. Чем дешевле бизнесу обходится рабочая сила, тем ему лучше. Мы имеем немало примеров, когда рабочая сила находилась в рабском положении. При значительной доле своего безработного населения иммигранты создают дополнительное давление на снижение среднего заработка. Только этим привлекательна иностранная нелегальная иммиграция. Одновременно крупный бизнес всегда будет вытеснять конкурента в лице мелкого или среднего предпринимателя, если он не является аффилированным членом крупной компании, чтобы занять монопольное положение. В нормальном государстве роль арбитра выполняет законодательная власть. Если в государстве законодательство работает как дышло, то регулирующая роль не исполняется. В стране царит анархия, в которой чиновник начинает играть ключевую роль. Если в законодательстве масса пробелов, если один закон противоречит другому, то это повод усомниться в компетентности законодательной власти.

Понятно, что когда товар производится или завозится по импорту, необходимо его кому-то продать. Но если население не будет работать, зарплату не будет получать, а вместо неё – мизерное пособие по безработице и такие же пенсии, – некому будет покупать. Это – путь к краху экономики: низкая покупательная способность – это отсутствие стимулов для роста производства. Это – прописная истина, но она игнорируется. Проиллюстрируем на маленьком примере:

В Москве заметно меняется структура бизнеса в пользу крупных торговых компаний, чаще с иностранным капиталом. Еще 10 лет назад в городе было множество мелких киосков и прочих торговых прилавков вблизи каждого дома. Теперь – торгово-развлекательные центры и комплексы с импортными товарами. Чисто стало, красиво, но целой армии мелких предпринимателей стало некуда деваться. И об этом власть города заранее должна была задуматься и для всех предпринимателей найти новую торговую площадку. Мэр утверждает, что есть масса свободных торговых мест, но умалчивает (не знает или делает вид, что не знает) сколько запрашивают за метр площади владельцы или распорядители этих площадок. Все крупные торговые центры забиты товарами западных конкурентов из-за отсутствия российского производства. Беда в том, что покупателей мало. Вот к чему привела ликвидация мелких сетей.

Н. А.Гайнутдинов, председатель комитета правительства Москвы по реформированию городского хозяйства, приводит такие сравнительные данные по распределению экономически активного населения в экономике Москвы (%):

( Статья из сборника «Глобальный город: теория и реальность / Под ред. Н. А. Слуки – М.: ООО «Аванглион», 2007.)

Статистика заканчивается 2006 годом, но тенденция очевидна: в промышленности число занятых сократилось почти вдвое, а выросло в каких-то «других отраслях». Трудно представить, чтобы рабочие из промышленности перешли в какие-то «другие отрасли» или вдруг стали поварами. Достаточно пройтись по рынкам, точкам общественного питания, чтобы понять, что рабочие с завода им. Лихачева, АЗЛК, цементного, приборостроительного или станкостроительного сюда торговать картошкой или готовить окрошку не пришли. За этими сухими цифрами не видно, куда они могли деться. Так же теперь и мелкие предприниматели остались у разбитого корыта. О людях кто-то должен был подумать. Но, очевидно, некому. Ведь позаботиться о ком-то – значит, проявить принцип справедливости, а это теперь не в чести. Приватизация высвободившейся от «балласта» строительной площадки для офисов, как и приватизация власти, по словам всё того же М.Ходорковского, «не является средством достижения справедливости». В этом мы продолжаем убеждаться. Между тем среди развитых стран доля социальных расходов в России почти самая низкая. По здравоохранению в 2013 г. – 7% против 17% в США, 12% в Молдавии и Франции, 11% в Швейцарии и Германии, на Кубе, в Словении, Великобритании, Испании, Италии и пр. – 9%. (https://gtmarket.ru/ratings/expenditure-on-health/info). При этом в России продолжают сокращать больничные койки, закрывают в сельских районах больницы и медпункты. Аналогичная «оптимизация» происходит и в других социальных сферах. Почему в России вся регуляция рынка сводится к закрытию и сокращению? Другой пример того, как рынок должен был всё отрегулировать и не отрегулировал в пользу роста производства на примере такой отрасли, как переработка нефтяного сырья – в таблице ниже: парк автомобилей в России вырос почти в 4,4 раза, следовательно, должен также подскочить спрос на бензин и, соответственно, производство. А что происходит на самом деле?

Бензина становится всё меньше. Где регулирующая роль рынка или государства? Значит, всё это лишь пустые разговоры, и практика это показала!? Приведенные выше данные являются официальными!

Занятость рынок тоже регулирует в сторону сокращения. Здесь – объективно: ведь сокращаются мощности, новые не строятся. Если государство по конституции «социальное», а относительное обнищание населения (относительно роста цен, тарифов, темпов инфляции и доходов верхних слоев общества) имеет тенденцию к росту, то это тоже значит, что государство лишь на словах проявляет заботу о населении, прикрывая эту мнимую заботу удобной статистикой. Как плохие ученики в школе, чтобы не портили показатели, получают оценки, не снижающие средний балл, так и рабочие ликвидированных заводов, предприниматели, закрывшие свое дело, а также завтрашние «пенсионеры», не доработавшие до пенсии год или два попадают в «другие отрасли», чтобы не омрачать «успехи реформ». Правительство Японии, например, регулирует фармрынок, сохраняя баланс интересов на рынке фарминдустрии, обеспечивает приемлемые для населения цены и одновременно стимулирует развитие отрасли: каждые два года снижает (!) цены на лекарства, тем самым сокращая прибыль компаний. В свою очередь это побуждает компании искать новые рынки, чтобы зарабатывать на обороте, а не на росте цен. Одновременно это стимулирует источники снижения затрат (Сидзи Хонда, вице-президент по корпоративной стратегии фирмы «Такэда»). Такие жесткие ценовые меры повышают конкурентоспособность. У нас, наоборот, государство предпочитает устанавливать минимальные цены (чтоб не ниже…, если натуральное, то самое дорогое…), но при этом понижает экспортные таможенные пошлины на сырьё в пользу его иностранных потребителей. А на обороте, если и зарабатывают, то только на теневой стороне: примером может быть распространение малых нефтеперерабатывающих производств, которые обслуживают эту сферу. Непонятно, правда, какого качества там нефтепродукты, статистики нет и по количеству переработанной нефти. Не прослеживается и связь между крупными нефтегазовыми компаниями и этими малыми НПЗ. Однако нельзя исключать, что эти мини – НПЗ (если они – не фантом) и есть аффилированные малые предприятия при нефтяных гигантах (ведь откуда-то нефть к ним поступает), а результат их деятельности Росстат не учитывает. Хуже в других отраслях, где разрушено полностью производство. Там нет стимулирующего звена подобно нефтегазовым гигантам. Его надо создавать. Им могли бы стать предприятия со смешанным капиталом – государственным и частным. Убежден, что всякое крупное производство будет стимулировать мелкое и среднее производство комплектующих и других смежных производств. Инициатором здесь может выступить только государство (бизнес демонстрирует своё нежелание). Важен только контроль качества, особенно в жизнеобеспечивающих отраслях.

Если ресурсы в земле и добытые действительно являются народным достоянием (современная Конституция, правда, это не утверждает), было бы справедливым денежный эквивалент их стоимости направлять в первую очередь в фонд социального обеспечения. Это в нашем случае сделать трудно, потому что энергоресурсы обеспечивают львиную долю доходов в бюджет государства, но хотя бы пускать в дело, а не в частное владение, тем более иностранному «инвестору». Однако и здесь можно вспомнить мнение советника предсовмина РСФСР, приведенное выше, которому неукоснительно следует Правительство и сегодня. В переводе на русский: забудьте о социальной справедливости.