Ложь в красках правды. Том 1

– И что ты думаешь по этому поводу? – спросил он в заключение друга.

– Трудно сказать, какая вожжа ей под хвост попала. По правде говоря, она мне никогда особо не нравилась. Просто я это не озвучивал, чтобы не злить тебя, так как ты был влюблен в нее, как мальчишка.

Конечно, она красивая, фигуристая, да и ножки у неё, дай бог каждому, но интеллектом природа ее всё же не одарила. Никогда не понимал, что тебя к ней так привязало. Если честно, характер у нее хреновый, слишком самоуверенная, ревнивая и эмансипированная. Из таких хорошие жены не получаются. Может, конечно, она в постели сверхгорячая штучка, а так ничего особенного. И не стоит впадать в панику, что она нашла другого. Флаг ей в руки и билет на ёлку.

– Ты так цинично рассуждаешь, потому что сам никогда не влюблялся, предпочитая секс без чувств, эмоций и обязательств.

– Свят, свят, свят… Избави меня, Господи, от этого наваждения. Ну вот ты влюбился… и что? Что поимел от своей любви? Разочарование, боль и унижение. А я обхожусь без этого и весьма доволен своей жизнью.

– Если бы все мужчины занимали подобную позиции, семьи перестали бы существовать как понятие.

– Не надо усугублять. Я не против семьи и женюсь когда-нибудь, но строить ее буду не на любви, а на уважении, общности интересов и дружбе, именно на этих слагаемых, которые в ваших отношениях заслонила собой так называемая любовь. А она, как известно, имеет одну неприятную особенность – когда-нибудь заканчиваться. Вот она закончилась у Леры, а ты страдаешь. И тебе это нужно?

– Да причем тут нужно или не нужно. Я хочу разобраться, почему она врала мне два последних месяца, когда встретила другого мужчину, и была все это время и его любовницей, и моей.

– Словом, усердно работала на два фронта. Выносливая цыпочка, – с презрением прокомментировал Андрей и подлил в стопки немного рома.

– Не язви. Мне неприятно об этом говорить, но я пытаюсь понять, как не замечал этого. Впрочем, не буду врать: изменения в ней все же замечал, однако не придал им значения. Но что касается постели… Нет, всё было, как обычно.

– Такого не может быть. Ты, ослепленный своими чувствами, просто не заострил на этом своего внимания или не захотел.

– Что ты хочешь этим сказать? Что я сам себя сознательно обманывал? Зачем? Я не из тех, которые цепляются за то, чего у них нет, и адекватно воспринимал Леру, ее чувства ко мне и мои к ней.

– Да не в этом дело. Просто вы из разных весовых категорий. Она на двенадцать лет моложе тебя. Когда вы встретились, Лера была девятнадцатилетней девчонкой, не имевшей ни социального, ни сексуального опыта. И тут на горизонте появляешься ты: рост под сто девяносто, накачанный, мужественный, красивый и богатый. И курочка восхищенно клюнула на такое зернышко. Еще бы! У подружек ухажёры – молокососы, а у нее представительный мужчина за тридцать, с машиной, квартирой и своим доходным бизнесом.

– Ты хочешь сказать, что она польстилась на материальные блага, а не на меня самого?

– Не совсем. Материальные блага и все остальное стали фоном, на котором проросла ее влюбленность в тебя.

– Не любовь, значит, а влюбленность. Так, по-твоему?

– Наверное. Если бы Лера тебя любила по-настоящему, сегодняшней ситуации не было бы априори и от другого никогда бы не забеременела. Насколько я осведомлен, она от тебя не хотела ребенка, пока не закончит университет. Вот сам и делай выводы о ее любви к тебе.

– Если бы мог, тебя не позвал бы. Знаешь, очень неприятно осознавать, что оказался великовозрастным лохом, которого вокруг пальца обвела девчонка.

– Смирись с этим. Не ты первый, не ты последний. Когда у мужчины достаток выше среднего, к тому же он еще и очень привлекателен внешне, на него часто клюют рыбки, как на наживку. Таких случаев тысячи. И ты не исключение.

– Исходя из твоей логики, если Лера променяла меня на другого, значит, он превосходит меня в количестве денег, которые имеет.

– Вот-вот, ты уловил суть произошедшего. И чтобы он не сорвался с крючка, побыстрее забеременела. Типичный подход недалекой девушки, которая не понимает, что подобных мужчин этим не удержишь и жениться не заставишь. Могу поспорить, что так оно и будет: и тебя потеряет, и его не получит. Но это уже проблемы Леры. А ты успокаивайся и постарайся её забыть. Не думаю, что она составляла весь смысл твоей жизни.

– Нет, конечно. Я обдумывал планы, чтобы жениться на ней, но что-то меня в последнюю минуту всегда останавливало, какое-то предчувствие, что семейной идиллии у нас не получится. То ли возраст ее меня смущал и не внушал доверия, то ли неуверенность в своих чувствах и правильности выбора.

– Скажи честно: твоему сердцу очень больно?

– Не знаю. Меня больше беспокоит душа, которую переполняют негодование, злость и досада. Я уязвлен, это точно, а что касается других чувств, то они пока молчат от пережитого шока, выжидая.

– Мне кажется, ты просто привык к Лере и вашим взаимоотношениям после того, как острота первой влюбленности прошла. Тебе было удобно с ней и психологически комфортно, и на почве этого ты внушил себе, что это любовь.

– И что мне теперь делать? Вновь попытаться встретиться с ней и выяснить причины измены и разрыва?

– Зачем тебе это нужно? Пройти очередной этап унижения? Тебе мало сегодняшнего разговора? Имей, друг, гордость и не повышай ей цену в собственных глазах. Она сделала свой выбор. К счастью, он пал не на тебя.

– Почему к счастью?

– Да потому, что тебе было бы значительное больнее, если бы Лера выкинула подобный финт, будучи твоей женой и матерью твоего ребенка. А сейчас ты отделался малыми потерями.

– Наверное, ты прав, хотя признать это мне непросто. Что ж, отныне я вычеркиваю ее из своей жизни. Переболею как-то, помня, что жизнь продолжается. Спасибо, что поддержал в трудную минуту.

– Не стоит благодарности. Я просто по-дружески высказал свою точку зрения и считаю, что ты в состоянии сам выбраться из этой жизненной ямы, в которую она тебя спихнула. Мысль банальная, но я ее все-таки выскажу: Лера не последняя в твоей жизни, будут и другие, среди которых ты еще встретишь свою единственную и настоящую любовь. В отличие от меня, Фомы неверующего.

– Тогда за это и выпьем, – сказал Никита, подняв стопку с «Бакарди».

Андрей не задержался с ответом, выпив до дна свой ром. Закусив оставшимися ломтиками лимона, они, не сговариваясь, поднялись из-за стола и обнялись.

– Мне уже пора баиньки, – сказал Андрей, глянув на свои наручные часы, которые показывали половину второго ночи.

– Может останешься у меня и переночуешь в гостевой комнате?

– Нет. Я привык спать на своей кровати. К тому же мне надо переодеться в костюм, который спокойно висит в моем шкафу. Так что давай прощаться.

Пожав другу руку, Никита открыл дверь и проводил его на площадку. Подождав, пока он скроется в лифте, вернулся в квартиру и допил оставшийся ром. Спиртное наконец ударило в голову, сделав ее безучастной ко всему, что с ним произошло, и, послав всё к черту, он отправился спать.

Ирина Петровна Звягинцева прожила в приволжском городке всю свою жизнь. Старая дева, никогда не выходившая замуж, она состарилась в одиночестве, проверяя ученические тетрадки. Тридцать пять лет педагогического опыта наложили свой отпечаток на ее характер. Несмотря на то, что всю свою сознательную жизнь она проработала в школе, сердце её было закрыто для учащихся.

Не открыла она его и для своей десятилетней племянницы, потерявшей родителей в автокатастрофе. Будучи родной сестрой ее отца, она вынуждена была забрать девочку к себе не по велению родственных чувств, а из чувства долга и боязни осуждения за то, что позволила органам опеки поместить ее в детский дом.

Девчушка, на глазах которой погибли мама и папа, замкнулась в себе и долго была безучастной к жизни, ночами часто просыпаясь с криком от снившихся кошмаров, и сторонилась тети, которую практически не знала за свою столь недолгую жизнь и которая, по большому счету, ничего не делала, чтобы сблизиться с ней.

Воспитывая племянницу в излишней строгости, Ирина Петровна мало дарила ей душевного тепла, которым та была окружена в семье родителей. Да, она заботилась о ней, но эта забота ограничивалась сытым питанием и самым необходимым набором одежды и обуви. Ни откровенных разговоров, ни совместного чтения сказок на ночь, ни общего проведения досуга – таков был уклад их отношений.

Инна большей частью находилась в своей комнате, содержать которую требовалось в абсолютном порядке, и читала детские книги или рисовала, хотя особых способностей к этому у нее не было. Подружек в дом водить не разрешалось и ходить к ним в гости тоже, поэтому ее дружба с девочками ограничивалась исключительно школой, что не способствовало возникновению близости между ними. Поэтому она постоянно жила в своем отделенном от других мире, в котором ей было комфортно

Отчужденность между тетей и племянницей чувствовалась во всем, но, справедливости ради, следует отметить, что Ирина Петровна никогда на нее не кричала, не била, не унижала и морально не издевалась. Просто она была очень требовательной, строгой и душевно холодной и во всем прививала девочке навыки самообслуживания, считая это благом для нее. И Инна росла весьма послушной, следила за порядком в своей комнате, бережно относилась к своим вещам, всегда мыла посуду в кухне и не нарушала привычный для тети образ жизни.

Училась она чуть выше среднего, но особых способностей в учебе не проявляла. Однако была самостоятельной и без помощи тети решала все возникающие в ее жизни небольшие проблемы.

И, так как Инна привыкла полагаться только на себя, ее решение уехать после окончания школы в столицу принадлежало тоже исключительно ей.

Тетя не возражала, молча положила ей на стол деньги, чтобы обустроиться в первое время на новом месте, и попрощалась с ней дома, не проводив даже на поезд. Она знала, что девушка не пропадет и сумеет о себе позаботится, а потому не переживала и с легким сердцем отпустила в свободный полет по жизни.

За пять лет они ни разу не общались по телефону и не виделись. Правда, Инна постоянно поздравляла ее открытками с днем рождения и Новым годом, что позволяло Ирине Петровне знать, что с ней всё в порядке. Она ничего не знала о жизни племянницы, но в этом и не было для нее ни потребности, ни необходимости.

Поэтому столь неожиданным был для нее звонок из полиции и сообщение о том, что Инну убили. Зная ее, Ирина Петровна была уверена, что та не могла связаться с дурной компанией или водить знакомства с преступниками, поэтому была сильно удивлена такой безвременной кончине племянницы. До самой последней минуты, пока не увидела труп, она не верила в ее смерть.

– Вы узнаете в покойной Инну Сергеевну Звягинцеву? – спросил следователь, сверля ее пристальным взглядом.

– Да, это она, – тихо произнесла Ирина Петровна, почувствовав, как что-то сжало сердце стальными тисками.

Впервые за двенадцать лет в ней пробудилась вина перед племянницей, которую она без сожаления отпустила из дома. Если бы она воспротивилась ее решению уехать в Москву, Инна была бы жива. С этой мыслью она вышла из морга и после подписания протокола опознания поехала в полицейский участок для формального допроса и оформления всех документов, которые позволят ей забрать тело племянницы и похоронить рядом с родителями.

За все время Ирина Петровна не проронила слезинки, конкретно отвечала на все вопросы и сухо поблагодарила за помощь.

– Железная леди, – подумал майор, глядя на нее. – Не удивительно, что девушка сбежала из дома, как только представилась малейшая возможность…

Однако его размышления были прерваны вопросом:

– Как продвигается следствие по делу насильственной смерти моей племянницы?

– Оно расследуется параллельно с расследованием убийства ее гражданского мужа.

– Меня не интересует это убийство. Я задала конкретный вопрос и жду такого же ответа.

Старший следователь бросил на женщину недовольный взгляд.

– Проводятся следственные мероприятия, и я не имею права до суда разглашать подробности дела.

– О подробностях я вас не спрашиваю. Меня вполне устроит общий ответ по существу. Если вы не имеете права отвечать и на него, я задам вам вопросы, которые потребуют от вас односложных ответов.

– Моя племянница причастна к убийству своего гражданского мужа?

– Нет.

– Это предположение или доказанный факт?

– Можно сказать, почти доказанный факт. У нас уже есть подозреваемый. Он отрицает соучастие вашей племянницы в убийстве и утверждает, что никогда даже не был знаком с ней. Если впоследствии он свои показания не изменит, она будет вне подозрений.

– Вам удалось выяснить, как она оказалась на берегу того злосчастного озера?

– Нет.

– А кто её удушил?

– Тоже нет.

– Понятно, дело готовится в архив как нераскрытое.

– Не все преступления раскрываются. Мы не боги, поэтому язвительность в данном случае неуместна.

– На этой ноте и закончим. Спасибо, что уделили мне время и внимание. Тело моей племянницы мне выдадут беспрепятственно?

– Да, все документы у вас на руках.

– Тогда прощайте, – с этими словами Ирина Петровна чинно прошествовала к дверям, открыла их и ушла, не оглянувшись.

Инна зря времени не теряла. В течение десяти дней она совершила две обзорных экскурсии по Москве, посетила все достопримечательности столицы, в том числе и Третьяковскую галерею, побывала на Красной площади, прошлась по Тверской и Старому Арбату, даже сходила в циpк нa Цвeтнoм бyльвape. Через две недели получила свой новый паспорт и облегченно вздохнула, преодолев первый рубеж в новой жизни.

Возвращаясь домой, накупила газет с объявлениями и целый вечер просидела, изучая цены на жилую недвижимость и агентства по ее продаже. Запланировав на следующее утро посетить некоторые из них, она задумалась о том, нашли или нет труп Валерии. Узнать об этом не представлялось возможным, поэтому в голове возникла шальная мысль съездить к озеру и посмотреть. Сначала она загорелась ею, а потом отвергла, как опасную: не исключено, что существует вероятность натолкнуться на ее убийцу или полицию.