Паргоронские байки. Том 2

С другой стороны, если она возьмет Ме предельной мощности, то оно будет всего одно. И заранее не узнать, какое. Вдруг выпадет что-нибудь специфическое или не очень нужное? Мазекресс, правда, сказала, что они будут формироваться из ее собственной личности, но мало ли что там из нее сформируется. Достанется какое-нибудь умение создавать острова – и что с ним потом делать?

– А можно взять два? – спросила Лахджа.

– Можно. Тогда они будут очень сильными, но все же ограниченными.

– Тогда я хочу два. Спасибо.

К этому моменту течение принесло Лахджу в самый центр Мазекресс. Она оказалась в чем-то вроде гигантской утробы – алые стены пульсировали, сверху свисали гроздья яиц, пол тоже усеивали яйца и большие капсулы-саркофаги.

К одному из таких шуки Лахджу и подтащили. Она пыталась вырваться и пойти самой, но выбора ей не предоставляли.

С тихим чмоканьем мембрана раздвинулась. Лахджу запихали внутрь, и над ней в последний раз прозвучал голос Мазекресс:

– Кстати, твой господин ведь предупредил тебя, что из проходящих перерождение в моей утробе выживает примерно половина?

– Что?.. – заморгала Лахджа. – Нет!.. Не предупредил!..

– Ему следовало бы. Но теперь неважно, договор заключен. Ложись поудобнее – твоя демонизация займет около года.

– Года?! – завопила Лахджа.

Ее охватила паника – но было уже поздно. Капсула закрылась и отовсюду хлынула черная слизь.

Она сразу полилась в рот и ноздри. Лахдже стало дурно, она пыталась кричать, но делала только хуже. Эта субстанция не была едкой или горячей, но все равно причиняла немыслимые страдания. Ее тело будто подверглось ускоренной энтропии, она одновременно стремительно старела и разлагалась заживо.

Муки были нестерпимые – но еще сильнее терзалась душа. Лахджу разом охватил жуткий страх, бесконечная тоска и невероятная злость. Ее колотило в ознобе и трясло в горячке. Она ненавидела притащившего ее сюда Хальтрекарока, ненавидела делающую это с ней Мазекресс и ненавидела себя за глупость, которая теперь приведет ее к смерти.

Последнее, что она увидела гниющими глазами – как от нее заживо отваливаются куски.

Можно сказать, что в чреве Мазекресс Лахджа умерла. В некотором роде. И все-таки это не было смертью в полном смысле. Ее прежнее тело расточилось, погибло, но из той плоти сформировалось тело новое. А душа претерпевала долгие и сложные метаморфозы.

Лахджа плохо запомнила этот процесс. Она как будто спала и видела странные сны. Была словно под наркозом – но недостаточным наркозом. Когда доза слишком мала, и больной лежит, ничего не может сказать, но при этом чувствует, как его режут.

Она ощущала происходящие изменения, но смутно. Ее тело ломало и коверкало, сознание искажалось. Превращение в демона оказалось долгим и болезненным. Иногда она приходила в себя, билась в стены, рыдала, звала на помощь – но молчание было ответом.

В конце концов она просто стала терпеть, сопротивляясь изменениям личности. В ее душу вливалась Тьма, но Лахджа это понимала и по мере сил боролась. Ей казалось, что она сражается с ужасным чудовищем, пытающимся ее сожрать – и покусать оно ее все же покусало. Оно являлось из окружающей мглы в разных обличьях, иногда носило ее собственное лицо. Чтобы противостоять ему, Лахджа сама стала менять форму, превращаться то в одно, то в другое – однако от нее отрывали все новые куски, и Лахджа болезненно переживала каждую потерю.

Но часть ее прежней сохранилась. И довольно весомая часть. Когда капсула наконец исторгла дрожащий комок, в нем еще оставалось недобитое человеческое начало.

Но только глубоко внутри, на самых задворках души. Тело же… тело стало демоническим на все сто процентов.

После пробуждения Лахджа некоторое время просто лежала неподвижно. Новорожденная демоница пыталась для начала вспомнить свое имя. Даже это получилось далеко не сразу.

Прежняя жизнь вообще подернулась какой-то дымкой. Мутной завесой. Будто вчерашний сон – отдельные эпизоды мелькают перед глазами, но было это не с тобой и не взаправду.

– Лахджа, – наконец произнесла демоница. – Я Лахджа Ка… Лахджа Ка…

Фамилию вспомнить не удалось, и Лахджа махнула на нее рукой. Хватит пока с нее имени.

Теперь бы еще понять, кто она такая, как сюда попала и где вообще находится. Вся нужная информация в голове была, но добраться до нее не получалось.

Для начала Лахджа поднесла к глазам руку. Та была узнаваема и неузнаваема разом. Вроде как и ее… но как будто и чужая.

У нее всегда были такие пальцы? Всегда были такие когти? Лахджа не была уверена.

Она попыталась встать и ощерилась. Остатки крови и слизи присохли к коже и теперь стали трескаться. Почесываясь, Лахджа все-таки сумела перевернуться и поднялась на ноги.

Что ж, у нее две руки и две ноги. Это знакомо.

На руках пять пальцев. Но ногтей нет… вместо них когти. Втягивающиеся, как у кошек. В спокойном состоянии почти незаметны, но если чуть напрячься – вылезают почти на длину фаланги. Забавное новшество… кажется, новшество.

Потом она развернула крылья и вытянула хвост… так, а вот этого у нее раньше не было точно.

Крылья оказались большими. Пока Лахджа лежала комочком, они были свернуты, и в складках осталась жидкая слизь. Теперь она падала вниз комьями, стекала по ногам и ягодицам… так, вот ягодицы точно стали больше. Лахджа была абсолютно уверена.

И грудь тоже увеличилась. Глупо. Если у нее крылья, она должна летать. А значит, большая грудь снизит аэродинамичность.

Ощупав себя со всех сторон, Лахджа выяснила, что фигурой ее не обидели. Она смутно помнила, что у нее и раньше с этим все было хорошо, но теперь все выпуклости стали еще выпуклее, а впуклости – впуклее.

Но все же не до гротеска. Не до гипертрофии. Остались в разумных пределах.

И пениса нет. Фух. Почему-то Лахджу вдруг встревожило, не появился ли он.

Нет, из новых деталей появились только когти, крылья и хвост.

Рогов нет. Странно. Почему-то подсознательно они ожидались. Хотя это хорошо, что их нет – совершенно бесполезные наросты, зря утяжеляющие голову и мешающие спать.

И кожа… расчистив участок на руке, Лахджа увидела, что кожа теперь красивого серебристого оттенка. Будто состоящая из мельчайших чешуек. Очень шелковистая на ощупь, но явно прочнее человеческой.

Выпрямившись во весь рост, Лахджа почувствовала внезапную тошноту. Поддавшись ей, она выблевала ком слизи. А потом еще один.

Очистив внутренности от амниотической жидкости, она сделала первый, неуверенный шаг. Ноги слушались плохо, но слушались.

– Кто я такая? – произнесла в пустоту Лахджа. – Мне кажется, я сейчас вспомню… но я не помню.

– Ты моя дочь, – раздался мелодичный женский голос. – Новорожденная.

– Твоя дочь?.. – подняла голову Лахджа. – А кто ты такая сама?

– Я твоя мать. И мать бесчисленного множества других демонов. Все они – мои любимые дети, и теперь ты – одна из них.

Голос был приятным. Очень величественным, но в то же время нежным. Он словно наполнял каким-то теплом, его хотелось просто слушать, как хорошую музыку.

Мазекресс. В голове Лахджи всплыло слово и, чуть напрягшись, она вспомнила, что это имя. Имя Матери Демонов, некоронованной царицы Паргорона.

– Что мне теперь делать? – задала вопрос в никуда Лахджа. – Куда идти?

Но ответа не было. То ли Мазекресс утратила интерес к новорожденной дочери, то ли желала дать ей разобраться во всем самой.

А Лахджа уже хотела есть. Как только она очистила желудок, ее накрыл зверский, мучительный голод. Она бы просто вцепилась зубами в окружающую со всех сторон плоть, в эту алую пульсирующую массу, но что-то ее упреждало. Лахджа смутно помнила, что этого делать нельзя, что все вокруг – всемогущий демолорд.

Кусать его будет чертовской глупостью.

В ее родильную камеру уже набежали шуки. Крошечные демоны суетились вокруг, вычищая остатки мембраны и слизи, убирая остатки развалившегося саркофага, в котором Лахджа провела… интересно, сколько времени заняло перерождение?

– Где выход?! – хрипло спросила Лахджа, молниеносно схватив одного шука.

Рука дернулась с какой-то невозможной быстротой. Ни один смертный человек так бы не сумел. Но Лахджу это не удивило, она восприняла это как должное.

Но шук не ответил. Они разумные, но не слишком толковые. Крохотный демон просто запищал и укусил Лахджу за палец. Брызнула кровь, и демоница вскрикнула. Крепко сжав ладонь, она заставила шука смолкнуть – и уставилась на раздавленное тельце.

А потом сожрала.

Другие шуки заверещали и разбежались во все стороны. Лахджа посмотрела на свой палец – ранка уже затянулась, словно ее никогда не было.

А из темного тоннеля выступил Безликий. Демон-слуга коснулся плеча Лахджи и указал на один из проходов. Жестами дал понять, что выход там.

– Спасибо, – буркнула Лахджа.

В голове неприятно свербело. Она чувствовала беспокойство из-за того, что съела другого демона. Разумное существо. Вроде и ничего такого, но как-то это… неправильно.

Хотя почему неправильно? Что значит «неправильно»? Она могла его съесть и хотела его съесть. Что тут может быть неправильно?

Возможно, дело в смутных воспоминаниях о человеческой жизни. Прежняя Лахджа бы так не поступила. Но теперь она демон, так что все по-другому, верно?

– Уйди, прежняя Лахджа, – зло пробормотала она себе под нос. – Ты больше не нужна. Ты умерла, а я родилась.

Она довольно быстро вышла из Мазекресс. Матерь Демонов – громадное чудовище, но размером все-таки не с город, а скорее с очень большой дом. Несколько минут блужданий по склизким тоннелям – и под ногами уже земля. Мокрая, хлюпающая, но обычная земля, а не живая плоть.

Туманное Днище – снова всплыло в голове. Все названия там были, Лахджа сохранила прежнюю память. Просто та словно переместилась в туго завязанный мешок и теперь иногда просыпалась через прорехи.

Лахджа обернулась и посмотрела на ту, что назвала себя ее матерью. Какая огромная. Но не слишком заботливая, кажется. Так и не заговорила с Лахджой повторно.

Ладно, она сама справится. Вокруг и без шуков кипела жизнь, сновали бесчисленные демоны. Душебои кормили Мазекресс свежей добычей… Лахджа невольно повела носом, так сладко это пахло. Повсюду стояли чрепокожие, храпоиды и развраги – они охраняли свою королеву. Рабочие демоны чистили ее саму и территорию вокруг.

При взгляде на большинство демонов в голове всплывало название их вида. Вон те синекожие труженики – храки. Орущие уроды с содранной кожей – Жертвенные. Парящие в небе огромные глаза – злобоглазы. А та ключевая участница собачьей свадьбы – самоталер.

Но один из видов остался нераспознанным. Они единственные не занимались ничем полезным – просто потерянно расхаживали вокруг. Иногда вдруг набрасывались на других демонов, пожирали мелких существ, начинали драться или спариваться.

И они, кажется, похожи на саму Лахджу. Тоже крылатые и хвостатые, с кошачьими когтями. Кожа только разных цветов – серебристая, золотистая, бронзовая, медная, серо-стальная, черненое железо…

– Еще один фархеррим, – донеслось до нее недовольное бормотание. – Хватит уже этих тупорылых тварей.

Шуки. Несколько крошечных демонов сидели на пригорочке и таращились на нее, на Лахджу. Они говорили очень тихо, но ее слух очень обострился.

– Я слышу вас, ублюдки, – повернулась к ним Лахджа. – Кто это тут тупорылая тварь?

Шуки в страхе запищали и разбежались по щелям. Лахджа не стала их ловить. Ее больше заботил поиск воды – попить и умыться.

Но что ж, теперь она хотя бы знает название своего вида. Фархеррим. На паргоронском это означает… хм… что-то вроде «гонец», кажется.

Раньше она о таких демонах не слышала.

– Я тоже о таких не слышал, – сказал Бельзедор. – А мне казалось, что я знаю всех демонов Паргорона.

– Мазекресс сделала их всего пару сотен, – ответил Янгфанхофен. – Она пыталась создать новый вид высших демонов.

– И как, получилось?

– Время покажет, – уклончиво сказал Янгфанхофен. – Они пока что слишком молоды, и большую часть Мазекресс держит при себе.

Чистую воду Лахджа нашла минут через десять. Небольшая запруда на ручье и совсем маленький водопад. Пришлось немного углубиться в джунгли, чтобы до него добраться.

Джунгли ее больше не пугали. На секунду она почувствовала прежний человеческий страх перед живущими здесь тварями, но тот сразу прошел. И то сказать – зверодемоны теперь сами ее избегали.

Пока она мылась, память продолжала подбрасывать какие-то осколочки прежней жизни. Всплывали отдельные эпизоды, имена, события. Лахджа вдруг вспомнила, что в детстве у нее был красный велосипед.

Воспоминания возвращались вразнобой, бессистемно. Лахджа все еще не могла назвать имен своих человеческих родителей, зато восстановила всех дедушек и бабушек. Дедушка Антеро и бабушка Астрид, дедушка Ханну и бабушка Вероника…

Вспомнились вкуснейшие пирожки бабушки Вероники. Она любила приговаривать, что это фамильный рецепт, что ее научила мама. Кажется, прабабушка Лахджи была родом из какой-то соседней страны и эмигрировала из-за… войны?.. революции?.. детали появлялись очень обрывочно…

Почему-то перед глазами предстал здоровенный сельский кот, который ужасно восхищал маленькую Лахджу. Он жил у соседей и никогда не давался погладиться.

Вспомнился автобус, на котором Лахджа ездила в школу, когда они жили в… Порвоо?.. да, кажется.

Вспомнилось, как дедушка Антеро учил ее рыбачить. Он это очень любил и не оставлял попыток привить внукам свое хобби.

Это были приятные воспоминания. Стоя под струями относительно чистой воды, Лахджа ненадолго забыла, что находится посреди джунглей, кишащих монстрами. Она давно вымылась, но продолжала плескаться. Хотелось восстановить как можно больше своей прежней жизни.

А потом ее схватили за руку и дернули с такой силой, что кость вышла из сустава.

Лахджа завопила от боли, раскрыла глаза и толкнула напавшего. Тот не удержался на ногах и повалился в воду. Всплеск был сильный – детина оказался здоровенный.

Фархеррим. Такой же, как сама Лахджа – с серебристой шкурой, крыльями и хвостом. Только мужского пола, на полторы головы выше и с плечами игрока в регби.

– Грымм, – произнес он, хмуря густые брови. – Ты чего?

– А ты чего? – растерялась Лахджа.

Рука уже почти не болела и снова нормально двигалась. Вывих прошел сам собой и поразительно быстро.

– Чего ты, чего ты? – повторил фархеррим, распрямляясь во весь рост.

Лахджа посмотрела ему в глаза. Взгляд разумного существа, но не особо осмысленный. В голове вдруг появилось воспоминание о палате для умственно отсталых. Их водили туда… хотя кого их?.. и зачем?..

Возможно, она бы вспомнила более отчетливо. Но тут фархеррим снова на нее прыгнул. Он то ли очень хотел есть, то ли самку, то ли просто драться.

А может быть, что и все сразу одновременно.

– Не трогай меня, я тебе хлебало отгрызу! – пригрозила Лахджа, выпуская когти.

Раньше она бы остереглась связываться с таким амбалом – будь он хоть демон, хоть человек. Попыталась бы убежать. Но страх остался где-то в прошлой жизни. Умер вместе с прежней Лахджой. И сейчас она просто метнулась вперед и бесстрашно вцепилась в фархеррима.

Тот загоготал, решив, что с ним тоже играют. Шарахнул что есть силы кулачищем… но тот врезался в костяной нарост, выросший из груди Лахджи на манер киля.

– О!.. – воскликнула она, инстинктивно удлиняя когти. – Ого!.. Это что-то новенькое!..

– Хочу не больно! – завыл фархеррим, получив когтями в рожу. – Хочу приятно! Хочу есть! И трахаться!

Лахджа начала злиться. Этот урод ей кого-то неприятно напомнил.

Тело послушно отозвалось на эмоции. Резко разрослось во все стороны, выпустило когти на длинных щупальцах, огромную пасть в брюхе… Лахджа не совсем понимала, как это делает, но ей понравилось.

– Кыш! – рявкнула она, вставая на четыре костяные ножищи. – Пошел вон!

Ей вдруг пришло в голову, что перед ней такой же фархеррим. Наверное, он тоже так умеет. Сейчас выдаст что-нибудь эдакое… но он не выдал. Тупой демон продолжал драться просто когтями и кулаками. Вцепился ей в ногу и принялся грызть небольшими, почти человеческими зубами.

Лахджа в ответ его пнула. Отшвырнула на берег легким усилием. И сейчас бы фархерриму как раз и смекнуть, что добыча ему не по зубам, что Лахджа сильнее его… кстати, приятный сюрприз… но он не смекнул. Словно упорный, но безмозглый пес, он снова бросился на нее, выкрикивая оскорбления.

– Мне почему-то кажется, что эти фархерримы получились не особо удачными, – заметил Бельзедор.

– Да, большая часть первое время была немного не в себе, – подтвердил Янгфанхофен. – Сам понимаешь, Тьма – очень суровый инструмент. Большая часть творений получаются… не слишком адекватными. Но мы никогда не знаем точно, останутся ли они такими навсегда или с возрастом поумнеют.

Тогда Лахджа и сама осатанела. Какой раздражающий ублюдок. Что она ему сделала-то вообще?! Инстинктивно меняя свое новое великолепное тело, она отрастила шипастый хобот, схватила фархеррима поперек торса и встряхнула. Ее нижняя часть стала такой огромной и массивной, что противник уже не казался здоровяком.

А потом из ее плеч высунулась пара огромных клешней. Лахджа не успела даже ничего сообразить, как одна отхватила фархерриму ноги, а вторая – голову.

– Ну вот что ты наделала, – донесся до нее издали голос. Там стоял еще один фархеррим, со стального цвета кожей и почему-то рогатый. – Теперь нам за это придется тебя наказать.

У него взгляд был вполне осмысленный, но жесткий, колючий. Лахджа перепугалась, что убила невинного… то есть не совсем невинного, конечно, но просто кого-то не того. Либо какого-нибудь местного юродивого, либо вообще инспектора, который проверял ее таким вот странным методом.

А что, всякое бывает.

И она бросилась бежать. Фархеррим расхохотался, развел руки – и от него отслоилось еще полтора десятка копий! Все они бросились за Лахджой – одни вприпрыжку и ужасающе быстро, другие поднялись в воздух, взмахивая крыльями.

– Погоди, красавица! – кричал вслед Лахдже демон. – Погоди, давай поболтаем!

Но та не слушала. После нечаянного, но настоящего убийства ее охватила настоящая буря эмоций. До этого она уже убила шука, но тот воспринимался скорее как зверек, чем как разумное существо.

А теперь… она словно утратила девственность. Впервые лишила жизни кого-то себе подобного. И хотя демоническое начало говорило Лахдже, что в этом нет ничего плохого, человеческое противно зудело, что это было неправильно, что так нельзя, что теперь ее накажут. Со всех сторон нахлынули отвращение, страх и стыд.

А она-то думала, что страх остался в прошлой жизни.

От всех этих чувств Лахджа схватилась за голову и заорала. Она давно уже не выглядела бесформенным чудовищем – сама не заметила, как снова превратилась в фархеррима. Свое обычное состояние.

Клоны того второго фархеррима преследовали Лахджу еще минут десять. Но инстинктивно меняя форму, она сначала ускорилась еще больше, а потом резко уменьшилась, превратилась в шука и спряталась под корнями.

– …превратим Лахджу в какой-нибудь гадкий комочек!.. – вдруг прозвучало в голове. – Да-да, давайте превратим ее в шука!

Какие мерзкие голоса… откуда бы это? Лахджа не помнила, но невольно зашипела от злости. Писклявым шипением крохотного шука.

Клоны фархеррима шныряли наверху. Искали ее. Но через несколько минут им надоело, они снова слились в одного демона, и тот уселся на поваленный ствол.

– Ладно, – вздохнул он. – Жаль.

Когда он убрался восвояси, Лахджа тоже осторожно выбралась из укрытия. Прислушиваясь и приглядываясь, она двинулась по сумеречному лесу. Понятия не имея, куда именно. Просто в поисках приключений.

И еды.

– О, яблоки! – обрадовалась она, подпрыгивая за алым плодом… очень высоко подпрыгивая. Ноги сами подбросили ее метра на три, а рука вытянулась, удлинилась вдвое.

Правда, яблоко оказалось не яблоком. В руке Лахджи оно тут же развернулось, зашипело и выплеснуло струйку кислоты. Лицо запылало огнем, перед левым глазом все помутилось… но тут же вернулось в норму. Все волшебным образом зажило.

– Сволочь! – выдохнула демоница, швыряя «яблоко» на землю и раздавливая ногой. Ступня послушно огрубела почти до каменной твердости.

Суровая тут флора… фауна. Тоже демон, наверное. Тут все – демоны. Она сама теперь демон.

К счастью, с неплохими способностями, а то бы уже сыграла в ящик.

И Лахджа принялась экспериментировать с новыми возможностями. Ее нынешнее тело оказалось ужасно интересным! Стоило даже не пожелать, а просто подумать в каком-то направлении – и оно мгновенно меняло форму! Лахджа с легкостью превратилась в человека, в кошку, в слона, в бронтозавра… стала увеличиваться еще сильнее, но в какой-то момент застопорилась.

Уменьшиться тоже вышло только до определенного предела. Немного поколебавшись вверх-вниз, от крохотных созданий до гигантских, Лахджа пришла к выводу, что пределы у нее примерно тысячекратные. Может быть, даже в точности тысячекратные – это же что-то вроде волшебства, верно? Тут вполне могут быть круглые числа.

Таким образом, если она сейчас весит… интересно, сколько она сейчас весит? До похищения весила шестьдесят килограммов… с хвостиком. Совсем маленьким. Во дворце Хальтрекарока она слегка похудела от стресса. Но теперь весит явно больше – хвост же прибавился, крылья… да и выше она стала, кажется… хотя мужчины фархерримов еще выше…

Так, минуточку. Похищение?.. Хальтрекарок?.. Лахджа вдруг сообразила, что ненароком вспомнила еще один ключевой кусок своей жизни. Собственно, тот самый, который в итоге привел ее сюда и сделал вот такой.

– Перкеле, – произнесла она. – Так я этого сама добивалась, что ли?..

Ладно. Значит, винить особо некого. То есть похитил ее все равно Хальтрекарок, но стать демоном она выбрала сама.

И ей повезло, можно сказать. Она не умерла в процессе демонизации и не превратилась в бесформенное месиво. Утратила человеческий облик, но осталась привлекательной с человеческой точки зрения.

За это, видимо, надо сказать спасибо Хальтрекароку. Это наверняка он потребовал, чтобы Лахджа не перестала соответствовать его вкусам. Видимо, теперь она соответствует им даже еще сильнее.

И она получила Ме… точно, теперь вспомнила! Два больших Ме, как обещала Мазекресс! И ей с ними очень повезло! Одно – это точно умение превращаться, а второе… хм… интересно, регенерация – это Ме, или просто часть ее новой физиологии? Другие демоны тоже умеют быстро излечиваться, Лахджа уже знала.

Хотя превращаться во всякое они тоже умеют.

Ладно, неважно. Главное, что она это умеет, а с такими тонкостями разберется потом.

Что делать-то теперь? Вернуться к Мазекресс? Может быть, тот демон и не был опасен… хотя глупость. Какой смысл возвращаться к Мазекресс? В демона она Лахджу уже превратила, на контакт больше не выходит. Поблагодарить за хороший результат можно и письмом.

Значит, наверное, имеет смысл вернуться во дворец Хальтрекарока… не то чтобы ей этого хотелось, но это место она хотя бы знает. Там ее ждут.

Хотя ждут ли? Лахджа вдруг вспомнила, что ее демонизация длилась где-то год. А если ее не встретил никто из слуг, Хальтрекарок не оставил на этот счет никаких распоряжений. Вполне возможно, что он давно о ней забыл.