Шикоба оторвал взгляд от этого пронзительного воплощения прошлого и так зачарованно посмотрел на Эниру, что ей стало не по себе. Она поспешила отвернуться.
На второй створке изображались трое загадочно застывающих в пространстве марлогронта. Они свысока взирали на собравшихся перед ними самых разных существ. Там были фархары, лайты, грагели, капты, животные, люди и многие другие неизвестные создания, которых Эни никогда не видела прежде. На плече каждого марлогронта стояло по маленькому иллиру. Они безмятежно улыбались, всем телом источая яркий свет. На мгновение Энира задумалась, способна ли она так же излучать благодать, не ограничиваясь лишь ладонями? От этих мыслей ее отвлек Шикоба.
– Ты жэлаешъ войти? – негромко спросил он, смотря на нее сверху.
– Да, – не подумав, ответила лира и тут же пожалела.
– Тогда пошлы, – радостно ответил гир. – Прыкоснысь своей магыей до двэри.
Бесконечные три секунды Эни сомневалась. Она даже неистинный иллир! Имеет ли она вообще право заходить в Сандрилон, не говоря о том, чтобы тащить за собой Темных? С другой стороны, какой вред это может принести? Город мертв. Что плохого может произойти? Фархары уже здесь. Вряд ли их что-то остановит. И если лира откажется открывать двери, что ожидает ее тогда? Очевидно же, что Шикоба, рожденный после трагедии смерти иллиров, жаждет увидеть то, чего его лишили предки.
Засветившейся голубым светом ладонью Эни прикоснулась к каменному марлогронту, с болью и тоской подумав о Тайхаре. Тяжелые двери с грохотом начали открываться, поднимая пыль и стряхивая с себя песок. Когда каменные створки замерли, лира подняла взгляд на Шикобу, не решаясь первой переступать порог.
Гир обернулся и что-то сказал на фархарском собравшимся за их спинами Темным.
– Идем, – нетерпеливо обратился он к Светлой, шагнув внутрь.
Энира послушалась, заметив, что фархары не двинулись следом. Такой красоты она еще никогда не видела. Коридор с невероятно высокими потолками был полностью из какого-то удивительного материала, похожего на стекло и светившегося голубым светом изнутри. С открытым ртом Эни разглядывала дворец иллиров, слепо топая за Шикобой. Могло показаться, что он просто праздно брел по тонким прозрачным полам, любуясь окружающим великолепием. Однако гир, кажется, придерживался какого-то определенного маршрута. Периодически он заглядывал в очередной необычный зал, сверкающий мягкими воздушными бутылочными цветами, но не заходил, проходя мимо. Это не смущало Эниру. Она была слишком поглощена созерцанием.
Дворец, словно разноцветная хрустальная шкатулка, поражал воображение. Эни ни на чем не могла сосредоточиться, растворившись в этом стекле, расплывшемся и застывшем в самые немыслимые фигуры и формы. Ее рассеянность длилась ровно до того момента, пока они с гиром не оказались перед стеной воды, вытекающей из золотой арки.
– Что это? – изумилась Энира.
– Должно быть, это та самая двэрь, – с трепетом рассматривая водную штору, ответил Шикоба. – Я видэл ее в кристаллэ памяти.
– И куда она ведет?
– К источныку жизни. Я обэщал тэбе показать, как будэт выглядить Эва, послэ ее очищения. Но Сандрилон сэйчас спит. Нэт ны птиц, ны животных. Оны ушли слэдом за последным сахжар. Сандрилон нужно пробудыть. И ты можэшь это сдэлать, Эныра. Ты способна вэрнуть жизнь этому городу. Прызвать обитателэй Сандрилона обратно.
– Но зачем? – искренне недоумевала лира. – Иллиров больше нет. Никто не вернется и не будет жить в этом дворце.
Шикоба шумно вздохнул и присел на корточки, чтобы Энире не нужно было запрокидывать голову.
– Хорошо. Я тэбе расскажу, – озабоченно произнес он. – Я говорил тэбе, что хочу спасти Эву. Но одных моих сыл нэ достаточно. Мнэ нэ прыятно это прызнавать, но мнэ нужна помощь. Пустыня, что пожирает Матэрик, набрала слышком много силы. Она ужэ живет своей жизнъю. Марлогронты, когда покыдали этот мир, сдэлали всё, чтобы защитить сахжар. Сандрилон – главное пристаныщэ иллиров. Крэпость, способная устраныть любую угрозу извнэ. Всэ матэрики Эвы связаны мэжду собой. Я нэ уверэн, но надэюсь, что если пробудыть Сандрилон, то он поможэт мнэ унычтожить пустыню.
Энира застыла, внимательно рассматривая гира и пытаясь прочесть его чувства. Первое, что она с уверенностью могла сказать, Темный не лгал. Второе, он сильно сомневался. И третье, гир фархаров боялся. Чего именно – непонятно, но страх в его душе присутствовал (если у него, конечно, была душа). И вроде цель Шикобы благородна, и способ достижения ее вполне логичен, вот только Эни никак не могла поверить в это бескорыстное благодетельство. Хотя, возможно, она до сих пор находилась под сильным влиянием предрассудков, что слышала с детства. Но, с другой стороны, почему ей нужно от них так уж безоглядно отступать? Что Шикоба сделал такого, чтобы Эни ему безоговорочно верила? Украл? Сомнительный аргумент.
– А если я откажусь? – неуверенно спросила лира, на полуслове уже пожалев и испугавшись.
Однако гир ее удивил. Он тяжело вздохнул и как-то обеспокоенно нахмурился (во всяком случае, у людей такое выражение лица обычно означало беспокойство).
– Я нэ могу тэбя заставить, Эныра, – вновь мягко обхватил он подбородок девушки. – Это лышь возможный способ облэгчить мою задачу, чтобы спасти Эву. Если ты откажэшься, мы просто покинэм Сандрилон.
Эни перевела взгляд на водную гладь, борясь с острым желанием посмотреть на этот источник жизни. Внутренний голос кричал ей, что нужно уходить.
– Но ты должна понымать, – вмешался во внутреннюю борьбу Эниры Шикоба. – Да, во имя спасэния Эвы мнэ придется убить. Но нэ всэх. Я спасу дэтэй людэй, пока очищаю Матэрик. И со временэм людской род восстановится. Если жэ мнэ нэ удастся убрать пустыню, погыбнут всэ. Я очэнъ надеюсь, что ты мнэ поможэшь, Эныра.
Кардаш! Он был так убедителен! Эни не ощущала ни лжи, ни корысти. Вдруг у нее проскользнула мысль, что, если Шикоба считает себя марлогронтом, а ее своей сахжар, возможно, когда придет время, ей удастся уговорить его вообще никого не убивать?
– Хорошо, – наконец изрекла лира. – Как пройти сквозь арку?
– Попробуй магыей раздвынуть воду, – неуверенно предложил гир.
Прежде чем последовать его совету, Энира дотронулась рукой до подвижной стены. Однако никакого движения воды не почувствовала. Она будто бы коснулась ледяной тверди, даже слегка обжегшись. Решив больше не мудрствовать, лира обратилась к своей магии, вытолкнув ее к ладоням. Вот теперь, стоило поднести мерцающую голубым светом руку к арке, как вода сразу начала следовать за ней.
Энира настолько привыкла к мысли, что кроме исцеления никакого воздействия больше не способна оказать, что подчинение воды восхищало ее. Теперь стало понятно, почему маги так фанатично развивают свою магию. Видеть, как природа поддается твоей Силе – непередаваемое ощущение.
Руками разведя стену воды, словно шторы, Эни пропустила вперед Шикобу, после чего юркнула следом. Они оказались в огромном зале-балконе. Полностью прозрачное помещение зависло над долиной Сандрилона. Было очень страшно и одновременно неописуемо восхитительно смотреть на синие горы вдалеке, защищавшие ободок густого леса, срывающегося в бесконечное поле сочной травы, перешептывающейся с ветром.
Сначала Энире показалось, что они парят в воздухе, но пережив первый шок, она разглядела стеклянные стены в форме пятиугольника и более мутные столбы в их углах. Приглядевшись еще внимательней, лира заметила сотни крошечных символов, испещрявших абсолютно все поверхности. В центре зала, где уже стоял Шикоба, возвышался широкий круглый постамент, такой же прозрачный, как и само помещение. Перебарывая в себе страх высоты, Эни подошла к фарху.
– Вот он – источнык жизни, – взволнованно произнес Темный.
Это оказался никакой не постамент, а что-то наподобие колодца, обрывающегося в долину города иллиров.
– Какой же это источник? – удивилась лира. – Это же обыкновенная… дыра. Тут даже дна нет.
Шикоба гулко рассмеялся. Его смех отражался от стеклянных стен, вызывая мороз по коже Светлой. Будто почувствовав ее дискомфорт, он замолк.
– Этот дворэц и источнык построили Спящые. Он подчиняется магии сахжар, – с улыбкой разъяснил гир. – Он наполнытся жызнъю, как толъко ты его пробудышь.
Эни осторожно заглянула внутрь бездонного колодца, посмотрев на такую далекую землю, словно летевшая в небе птица. Жутко. Тело пробила дрожь, так что Светлая обхватила себя руками.
– Полагаю, пробуждать его так же, как и всё остальное? – уточнила она, переводя взгляд на задумчивого Темного.
– Попробуй, – погладив гладкий бортик колодца, отрешенно проговорил он, разглядывая плавающую под стеклом вязь символов. – Провэрять нас всё равно нэкому.
Собравшись с духом, Энира вновь заставила благодать заструиться по своим рукам. Она ожидала, что колодец отреагирует примерно так же, как и предыдущие иллирийские предметы. Однако стоило ей коснуться холодного источника, как ее ладони намертво приклеились к стеклу, которое быстро стало нагреваться. Плавающие символы вдруг вспыхнули голубым светом, распространяя его по всем иероглифам, застывшим на стенах, полу и потолке. Через минуту зал ярко горел ледяной синью. В колодце завертелась спираль дыма, приобретая всё больше и больше плотности. Мгновение, и дым полыхнул ярким золотом, ослепив Эниру. Она непроизвольно зажмурилась, испытывая страх и непонимание. Стоило векам сомкнуться, как перед внутренним взором очень отчетливо возникло лицо однорукого Мелия. В его глазах застыл ужас, так что Эни не на шутку испугалась. На секунду она открыла глаза, но, когда вновь закрыла, иллир исчез из ее разума.
Зал огласил торжествующий смех. Следом пришла волна чужого ликования. Распахнув веки, Энира увидела, чему так радовался Шикоба. Из колодца медленно выплывал огромный, сверкающий острыми гранями и белым светом, кристалл.
Ощущение непоправимой ошибки прострелило всё существо лиры. Она не знала, что это за кристалл, но по той радости, исходившей от Шикобы, догадывалась – для людей это очень плохо. Черные глаза жадно смотрели на фонтанирующий белым светом драгоценный камень, зависший напротив его лица. Под волной наваливающихся на нее валунов отчаянья, стыда и неотвратимости, Эни не сразу распознала магию, излучаемую кристаллом. Чужая Сила веяла родством. Тем самым, при соприкосновении с которым она испытывает высшую степень счастья.
«Марлогронты! Это их магия!», – вдруг пронеслась мысль в голове Эниры, потрясшая ее до глубины души. – «Неужели это часть Скипетра?..».
В этот момент Шикоба схватил кристалл. Как только камень оказался в руке Темного, свет его погас. В тот же миг сила, державшая ладони лиры, пропала.
– Хм, – очень по-человечески хмыкнул гир, разглядывая мутный кристалл. А затем, осмотрев стеклянный зал, продолжающий всё также ярко светиться морозной голубизной, удивленно повторил: – Хм.
– Ты обманул меня!.. – не веря, выдохнула Эни.
Шикоба удивленно на нее посмотрел.
– Нэт. Я нэ обманывал тэбя, Эныра. Ты пробудыла источнык. Посмотры! Даже в кристалле памяти я нэ видел такого эффэкта! Твоя магыя сыльнэй, чэм магия самого сыльного из ушедших сахжар. Зал Жизни ныкогда так нэ реагировал на магыю иллыров.
– Ты не сказал, что пришел сюда за частью Скипетра. Ты использовал меня, чтобы войти в Сандрилон и забрать его… – Энира была в таком ужасе от содеянного, что ее голос был невероятно тих, произнося обличающие речи.
Прежде чем ответить, фарх подошел ближе и сел на корточки.
– Ты так счытаешъ? – словно филин, склонил он голову набок. – Ты заблуждаешъся, моя сахжар. Я нэ знал точно, здэсь ли камэнь Силы Скипэтра Власти. Я лышь догадывался. Здэсь мы нэ из-за нэго, а чтобы спасти Эву. Камэнь Силы – это всего лышь прыятный бонус в этом путэшествии.
И вновь Энира не чувствовала лжи, пропуская его слова через свою филморфатскую сущность. То ли Шикоба как-то мог обходить эту ее способность (невозможно! Никто не может подделывать свои эмоции, это слишком спонтанная, неконтролируемая реакция организма!), то ли он действительно верил в то, что говорил. Эни никак не могла понять, но глубинное инстинктивное желание было подпрыгнуть к Темному, выхватить из его лапы кристалл и унестись отсюда подальше, запечатав фарха в этом зале. Пару секунд она действительно планировала так поступить. Однако здравый смысл вовремя одернул ее. Куда она побежит? Материк ей всё равно не покинуть. Фархи рано или поздно найдут Светлую и заставят вызволить своего гира. А что будет после такого инцидента, Эни даже боялась представить.
Как только лира отказалась от шальной мысли, уголок губ гира едва заметно дернулся. Но она успела уловить это движение. Сердце на мгновение замерло.
«Он знает, о чем я думаю?», – леденея от ужаса, сама у себя спросила Эни.
– Ты жэлаешь посмотрэть, как в Сандрилон вернутся животные и птыцы? – как ни в чем не бывало любезно поинтересовался Шикоба, засовывая кристалл в бездонный карман своих шальвар. – Мы можэм оставатъся здэсь столъко, сколъко ты пожэлаешъ.
Первая мысль, возникшая в голове Эниры, – чем раньше они покинут Сандрилон, тем быстрее воссоединится Скипетр, и тогда фархам останется найти последний элемент рукояти, что находился у Юхана. Если они смогли добыть части, спрятанные под толщей вод у лайтов и в потерянном городе, им ничего не стоит добраться до ее друга.
Только Эни хотела ответить положительно на поставленный вопрос, как фархар опередил:
– Оны вэрнутся быстро. Ужэ сэгодня. Твоя Сила столь вэлика, что она как огромный животворящый маяк, – даже с неким налетом гордости пробасил он. – И мы сразу сможэм отправиться к твоему брату.
И тут до Эниры дошло, что Шикоба ни разу не дал ей права выбора. Вопросы, которые он задавал, дабы она изъявила свои желания и волю, были лишь видимостью. Гир, будто бы играл с марионеткой, дергая лиру за ниточки, направляя ее в нужную для себя сторону правильными и логичными словами. Он не собирается долго оставаться в Сандрилоне. И даже если Эни попросит его об этом, Шикоба сделает так, чтобы она передумала с полным ощущением того, что это ее собственное решение.
В душе вспыхнула злость. Вряд ли лире удастся сейчас что-то сделать. Пока. Иллиры ведь могли влиять на Темных своей иллирийской сущностью. Отчасти они за это и поплатились. Что там Шикоба сказал? Она сильней самого сильного сахжар? Что ж, тогда необходимо попытаться отыскать в себе эту способность.
– Нет, – глуша злобу и специально думая лишь о Селире, печально улыбнулась Энира, решив пока играть по правилам гира. – Я хотела бы увидеть брата поскорей.
– Ты увэрена? – участливо поинтересовался он, но не дав ей ответить, добавил: – Впрочэм, мы приплывем сюда еще нэ одын раз.
– Конечно, – пряча горький яд злости, растянула лира губы в еще более милую улыбку.
Когда они покидали дворец, Энира больше не шла с открытым ртом, глазея по сторонам. Всё ее внимание сконцентрировалось на блестящих шароварах гира, там, где гладкую ткань оттягивала тяжесть камня Силы. Всю обратную дорогу Шикоба рассказывал о помещениях, которые они проходили. О них он узнал от старейшин Темных и из кристалла памяти. Гир казался увлеченным. Энира всем своим филморфатским существом ощущала волны воодушевления, вдохновения и безудержной радости. Но она уже не доверяла сама себе. Возможно, фархи иначе переживали и воспринимали чувства, и Эни их просто-напросто не понимала.
Когда они вышли под яркий прицел Илара, где на хрустальной площадке ждали Темные, лира обомлела. В небе кружили сотни самых разных разноцветных птиц.
Шикоба расхохотался.
– Я жэ говорыл, – самодовольно протянул он. – Я знал, что птыцы вэрнутся пэрвыми. Однако нэ думал, что так быстро. Твоя Сыла созидания под стать моей Сыле марлогронта. Должно быть, животные вэрнутся уже завтра. Точно нэ хочешь остаться посмотрэть?
– Нет, – вновь растянулась лира в вежливой улыбке.
– Что ж, тогда отправляемся домой.
Глава 4
Письмо предателяВосточный султанат
Эссор
Мейсор
3043 г.
Дорога домой оказалась непростой, но быстрой. Дамаск потратил шесть дней, чтобы достичь Ладжита, а там, добравшись до единственного на юге Материка воздушного порта, где, на его невероятное везение, как раз находился аэрокорабль, потратил еще один день, чтобы вернуться в Эссор. Ардальский капитан плавающего по небу судна был поражен, узнав, что перед ним главный маг Триады. Плачевное состояние Дамаска, непрошедшее почти за седмицу, пока он трясся на тщедушной кобылке до Ладжита, вызвало массу вопросов. Капитан по имени савит Карнас был поражен услышанной от султана Эссора истории о нападении фархаров на Хасар. Столица Кемиза разрушена. Не выжил никто. На развороченных страшной Силой Тайхара улицах не было трупов. Их стерла с лица земли чудовищная магия правителя этого султаната. Лишь искореженные тела сотни фархов черным ковром бугрились вокруг стен дарсанского дворца. Только это были цветочки в сравнении с тем, что Темные смогли забрать иллира.
Перепуганный Карнас едва сдержался, чтобы не рвануть сразу на остров магов. Ардальский савит настаивал на путешествии Дамаска вместе с ним к Правителям. Однако он в резкой форме отказался. Ему необходимо было как можно быстрее оказаться в своем султанате. Белый довольно прозрачно намекнул, что если Карнас решит сделать по-своему, то ответная реакция очень сильно не понравится капитану. Он и так передал все известные ему сведения, даже записав их на кристалл Эрорра. Если же у Правителей возникнут дополнительные вопросы, то они могли связаться с ним в астрале. Дамаск закрепил на себе метку вызова и вывел ее на второй кристалл, который передал Карнасу. Метка вызова – довольно тяжелая ноша, выпивающая много Сил. Так что Белый предупредил ардальского мага, что будет держать ее две седмицы, после чего развеет. Так что, если Правители желают спросить и услышать ответы из первых уст, пусть не медлят.
Высадив султана в поле, вблизи прибрежного Мейсора, воздушный пузырь тут же поднялся в небо и стремительно скрылся черной точкой в пушистом пупке толстопузого белого облака. Через час Дамаск оказался в своем замке. Слуги перепуганными бисеринами носились перед своим исполосованным жуткими ранами господином, принося то еду, то одежду, то мази и микстуры по приказу лекарей. Никто из Триады пока не побеспокоил своего брата, так как все в тот момент находились на стройке в разрушенной Темными столице.
Дамаск устал. У него всё болело, начиная от тела и заканчивая магическим Источником. Сильнейшие лекарские настойки помогали неважно, а липкие маслянистые мази, из-за которых он вонял проспиртованным разнотравьем, больше злили, чем оказывали какое-то лечебное действие. Белый молча терпел, понимая необходимость данных манипуляций.
Всё плохо. Всё было очень и очень плохо. Дамаск не понимал, что теперь будет. Энира у фархаров. Он не смог ничем ей помочь. Несмотря на всю свою возросшую до невероятных высот магическую мощь, что так усердно выбивал из него Берхан, Белый ничего не смог противопоставить черноглазому фархару. Это была его вина. И он прекрасно понимал реакцию правителя Кемиза. Сама же реакция до сих пор вызывала в Дамаске священный трепет. Не могут люди обладать такой Силой! Просто не могут! Теперь Белый иначе смотрел на слова Ганса, узнанные от странного старца-предсказателя. Третий Сын способен уничтожить Эву. Там, в хасарском заливе, он необычайно ясно осознал, что, если с Энирой что-то случится, Берхан спалит этот мир. Уничтожит всех и вся, кто, по его мнению, виновен в ее смерти. А виновны будут все.
– Кардаш… – сквозь зубы тихо просвистел Дамаск, откидываясь на спинку мягкого кресла и прикрывая глаза.
Он не знал, как бороться со столь могущественной силой. Единственное, что могло помочь – Скипетр Власти. Да вот только где его взять? Тайхар способен убить фархаров, Дамаск теперь это точно знал. Успей он вовремя, Энира вряд ли оказалась бы у Темных. Даже черноглазый, скорее всего, не остановил бы его. Но кто сможет убить самого Тайхара, если возникнет такая необходимость? А со слов младшего колдуна Триады, она вполне может возникнуть.
Через несколько часов в довольно невзрачный кабинет Дамаска ворвались Бирм и Ганс, нарушая мрачный поток его мыслей. Их челюсти синхронно отпали, когда они увидели удручающее состояние султана, будто его лицо полировали наждачкой.
– Оркус Пресветлый! Что с тобой, Дамаск!? – очень громко выразил общую мысль темнокожий визирь.
Раздраженно вздохнув, Белый неохотно подтянулся в кресле, садясь ровно. Не произнося ни слова, он приглашающе указал на стулья перед своим массивным столом, мол, устраивайтесь поудобнее, разговор будет длинным.
Продолжая изумленно рассматривать правителя Эссора, голубоглазый и зеленоглазый маги не глядя плюхнулись на мягкие сиденья. Когда они устроились, Дамаск начал рассказывать всё, что произошло после того, как Шах и Ганс покинули Кемиз. По мере повествования, лица друзей становились бледнее и испуганней. Когда же он дошел в своем рассказе до места, где Берхан чуть не заставил хасарский залив провалиться в Бездну к Кардашу; как Белый сбегал из этого эпицентра демонского пекла и что увидел, когда сбежал, – маги Триады и вовсе стали цвета белоснежной простыни.
– Он убил несколько сотен Темных? – едва слышно спросил Бирм, забыв, как дышать.
– Да. Думаю, около тысячи, – практически равнодушно ответил Дамаск (он уже успел смириться с этим шокирующим фактом). – Очень много было Темных, Бирм. Очень. Ты представить себе не можешь, какой мощью они пытались пробить защиту Дарсана. Тысяча фархов. Тысяча! И защита стояла… Я даже представить не могу, чем Берхан их всех убил. У меня не хватает фантазии, чтобы это себе вообразить. Там были такие Силы…
Султан замолчал, вспоминая пресс фархарской магии, что становилась осязаемой. Она разливалась в воздухе, прилипала к коже, давила на Источник. От такой Силы все волосы на теле дыбом становились. И Белый до сих пор не мог поверить, что кто-то смог остановить эту убийственную стихию.
– Как ты выжил? После колдовства черноглазого фарха? – нарушил гнетущую тишину Бирм, с трудом выбрав вопрос из тысячи, что бились в его голове.
Тяжело вздохнув, Дамаск как-то безразлично взметнул брови.
– Я бы и не выжил, если б Берхану не понадобились мои воспоминания, – озвучил Белый то, до чего скрупулезно доходил сам первые дни после всего этого бедлама, тоже плохо понимая, почему остался жив. – Ему нужно было увидеть, что произошло с Энирой, куда она пропала. Райна посмотреть он не мог. Насколько я помню, у него была разорвана грудина как раз в том месте, куда Берхан пробивает кулаком, чтоб связаться с током жизни в организме и перейти к воспоминаниям. Для этого я подходил больше, хоть и был полуживой. Не уверен, но мне кажется, он влил в меня квихельское зелье, после чего и влез в мою голову.
Со стороны Ганса Дамаск уловил движение, посмотрев на бледного, казавшегося сейчас собственной тенью мужчину, яркие зеленые глаза которого словно выцвели от обуревавших его чувств.
– «Энира у фархаров?», – выписали руки мага волнующий вопрос.
– Да, Ганс. Она у них, – острая вина в который раз прошила грудь Белого.
– «Как ты мог это допустить? Ты обязан был ее защитить!».
– Да плевать на нее! Главное, Дамаск выжил и вернулся, – возмутился Бирм, «прочитав» гневные слова друга в танцующих пасах его рук.
Лицо Ганса исказилось от злости, а сам он едва не подпрыгнул на стуле, повернувшись всем корпусом к визирю. Столь негативные эмоции были не присущи их младшему брату, так что Дамаск с удивлением за ним наблюдал.
– «Ты совсем ничего не понимаешь, Бирм?», – так быстро закрутились пальцы зеленоглазого в яростном вихре языка жестов, что султану с трудом удавалось улавливать, что до них пытаются донести. – «Энира – иллир. Единственный. И ее забрали Темные. Они искали ее. Пришли по следу Дамаска из Фаджара. За ней. Зачем она им? Как ты думаешь, почему они столько лет просто точечно сжигали города людей, не предпринимая каких-либо более радикальных мер? Думаешь, у них бы не хватило сил спалить Материк? Дамаск, ты видел их в Хасаре. Смогли бы они в два счета выжечь всё на Материке?».
– У меня нет в этом ни единого сомнения, – уверенно подтвердил султан, вновь испытав колкий мороз, неприятно лизнувший позвоночник, от воспоминания уровня магии в дарсанском дворце.
– «Теперь понимаешь, Бирм? Их что-то останавливало. Это что-то была Энира. Значит, они не могли себе позволить убить последнего иллира. Фархары искали ее. Вопрос, зачем? Вероятно, из-за ее магии».
– Но она же не обладает магией? – под темной кожей визиря разлилась нездоровая бледность от осознания слов немого мага.
Верхняя губа Ганса зло дернулась, словно ему едва удалось справиться с желанием оскалиться. Его глаза метали гром и молнии, сверкая холодными изумрудами, так что Бирм удивленно застыл. Резко повернув голову, Ганс воззрился на Дамаска. В его взгляде было столько праведного гнева, что правитель Эссора опешил.