Болото лунною дорожкой
ман'ит к избушке с бабкой Ёжкой.
А в чаще лешему не спится,
пугает топотом девицу.
Ночей июльских час не долог.
Покрова тьмы редеет полог
и звёзды, тая в синеве,
росою выпали в траве.
Вот за посёлком у реки
уже горланят петухи,
торопят криками рассвет.
А кавалера нет как нет.
Но ждёт она, что обормот
на встречу всё таки придёт.
И филин, словно призрак ночи,
над ситуацией хохочет.
Его подобное кино
ночами веселит давно.
Меняются лишь персонажи
при том же мрачном антураже.
КУЛЬТУРНАЯ СТОЛИЦА
Пока в Эрмитаже бродил меж картин ,
Был Питер закрыт на ковид карантин.
В гостинице месяц вышагивал мили,
И вот наконец на свободу пустили.
Я улицей сонной спешил на вокзал,
Мой поезд под утро на юг уезжал.
Аптеку прошел, где фонарь, между прочим,
Светил, невзирая на белые ночи.
Вдруг голос услышал похожий на хрип,
Из арки подъезда потрепанный тип
Рукою мне машет и мчится навстречу,
И с гнусной ухмылкой сипит: «Добрый вечер!»
Естественно – вечер недобрым стал в вмиг,
Я нервно кивнул, пряча ужаса крик.
«Ты видно приезжий?» – оскалился гопник.
Пузырь мочевой намекнул мне, что лопнет!
Хочу убежать, но не чувствую ног,
А гопник орет: «Видно есть еще Бог!
Вокруг никого, ни людей, ни скотины,
Попрятались гады, боясь карантина.
А я вот откинулся третьего дня,
И не с кем бухнуть. Бог послал мне тебя!»
Проблеять в ответ попытался я вроде,
Что вовсе не пью и что поезд отходит.
Но гопник ответил: «Не парься, братан!»
И сунул мне в руку граненный стакан.
Сам выпил и, скорчив ужасную рожу,
Так глянул, что быстренько выпил я тоже.
Он меры не знал и не ведал предел,
