Фандом 2.0
– Привет, – говорю я.
– Привет, – с улыбкой отвечает Ви.
Она явно толком не причесалась, выходя из дома, да и душ тоже не принимала и всё же выглядит на редкость жизнерадостно. Давненько я её такой не видела. Хочется обнять Ви покрепче, но я всё ещё боюсь, что она меня оттолкнёт.
– Прости меня, – виновато качаю я головой. – Мне надо было давно рассказать тебе о контракте. Просто ты так беспокоилась о Нейте, думала только о нём. – Я опускаю глаза, рассматривая пол в кафе, вдруг явственно представив себе Нейта на больничной кровати. – Мы все думали о нём.
– Да. И ты меня прости. Ты бы никогда не написала третью книгу без меня, я знаю. Просто… ужасно разозлилась.
– Да уж, – криво усмехаюсь я. – Твоей ярости позавидовал бы Халк.
Виола забавно рычит, изображая Халка, и я прыскаю со смеху. Сегодня ничто в ней не напоминает кошмарную Кэрри, скорее она похожа на сердитого попугая. Тянет спросить о предательстве, но не хочется будить зверя.
– Что такого важного ты хотела нам рассказать? – спрашиваю я, как только мы устраиваемся с чашками кофе за угловым столиком.
Виола сидит напротив, выпрямив спину, и сосредоточенно хмурится. Ей очень хочется мне что-то сказать, однако она сдерживается, молча помешивая капучино деревянной палочкой. Густая молочная шапка окрашивается коричневыми полосками – крошки корицы превращаются в тонкие дорожки.
– Давай дождёмся Кейти.
– Ой, не будь занудой! Ты же знаешь, как я ненавижу сюрпризы.
– Дождёмся Кейти.
Меня медленно, но верно переполняет раздражение. Пока Кейти нас знать не знала, Ви никогда не заставляла меня изнывать от любопытства. Будто подслушав мои мысли, у двери появляется Кейти и тут же направляется к нашему столику, сияя широкой улыбкой.
– Какого Дональда Дака ты вытворяешь, Ви? – интересуется Кейти, плюхнувшись на стул рядом со мной. – Девять утра! Как будто вернулись школьные годы.
– И тебе, Кейти: «С добрым утром!» – говорит Виола, придвигая подруге чашку с латте.
– Спасибо, – благодарно выдыхает Кейти.
Она сбрасывает кардиган, и я замечаю тёмные полукружия пота у неё под мышками. Кейти явно торопилась, бежала по Лондону в такую рань. В одном мы с ней всегда были похожи: мы любим Виолу.
– Теперь расскажешь? – спрашиваю я.
– Да, что за важное дело? – поддакивает Кейти. – Мы же потом всё равно пойдём к Нейту, да?
Виола кивает.
– Только сначала мне надо вам кое-что сказать. Очень и очень важное.
Она резко втягивает воздух, открывает рот и вдруг застывает как каменная, не издав ни звука.
– Ви? Ты что? Примёрзла? – спрашиваю я, щёлкая пальцами у неё перед носом.
Кейти отхлёбывает латте.
– Эй, сокровище ты наше, очнись. Драматическая актриса у нас Элис, не занимай её место.
Кейти подмигивает мне, и я тихонько хихикаю.
Виола встряхивает головой.
– Ладно. Сейчас. Но вы должны пообещать, что не подумаете, будто я чокнулась. Поклянитесь, что дослушаете до конца.
– Слушай, мы и так уже на грани, – взрываюсь я.
«Что такого важного скрывает Ви? Собирается бередить старые раны?»
Я чувствую себя как тот парень из фильма «Сияние», когда он смотрел на двери лифта… которые открылись, а за ними – потоки крови.
Виола снова глубоко вздыхает.
– Вот уже больше года, как мы вышли из комы…
От слова «кома» у меня в голове сразу взвывает тревожная сирена.
– Нет, не надо об этом, – резко прерываю я Виолу.
– Такое уж у нас негласное правило, – кивает Кейти. – Не нарушай правил, Ви, не то мы с Элис бросим тебя одну-одинёшеньку и найдём себе новую лучшую подругу.
Губы Кейти улыбаются, однако в глазах плещется паника.
– А почему мы об этом не говорим? – умоляюще спрашивает Виола.
Кофе у меня во рту вдруг становится нестерпимо горьким, проглотить его почти невозможно.
– Потому что очень боимся даже воспоминаний, – отвечаю я. – Мы отключились на неделю безо всяких на то причин. – Следующие слова выговорить физически больно, и я почти шепчу: – А если это повторится?
Кейти обнимает чашку с кофе ладонями, будто стараясь её утешить.
– А Нейт так и не проснулся, и это просто кошмар.
Виола склоняется над столом, нетерпеливо вглядываясь по очереди в наши с Кейти лица.
– Но и это не всё, правда? Да, нам страшно, мы боимся повторений, но боимся не только комы, потому что… потому что… – Она упирается взглядом в густую молочную пенку, будто ожидая, что верное слово появится, написанное там шоколадными линиями. – Потому что на самом деле мы вовсе не были в коме.
Кейти хватает Ви за руку, словно пытается заставить её замолчать, неловко задевает своё латте, и по столу растекается светло-шоколадная жидкость.
– Перестань, Виола, хватит, – не замечая беспорядка, чеканит Кейти.
«Вот именно. Не хватало ещё слушать всякий бред. Да я с ума сойду!»
Однако Виола не умолкает:
– Скажите, вам снится что-то странное? Случаются непонятные видения? И не всякие обычные глупости, не отголоски привычных дел. Бывают у вас приступы по-настоящему ненормальных видений? Вы когда-нибудь вспоминаете что-нибудь о… том месте?
Последние два слова Ви произносит свистящим шёпотом.
«О нет. Нет, нет и нет. И думать не стану о “Комик-Коне”. И о жутковатых воспоминаниях, которые то и дело вгрызаются в мои сны».
– Это реакция на травматическое событие, – размеренно сообщает Кейти, наконец заметив лужу на столе. Она хватает салфетки и накрывает ими растёкшийся кофе. – Психолог мне всё объяснил. Странные сны и непонятные воспоминания – это нормально. После комы трудно поверить, что опасности не подстерегают нас на каждом шагу. Человек вдруг осознаёт, что смертен, – произносит Кейти, продолжая вытирать салфетками совершенно сухой стол. Она явно слово в слово повторяет то, что целый год втолковывал ей психолог. – Мы были на «Комик-Коне», видели кучу всего, связанного с «Танцем повешенных», встретились с Расселом Джонсом и Джулией Старлинг. Конечно, наши головы были под завязку забиты сюжетом этой книги.
Виола хлопает ладонями по столу.
– Значит, тебе тоже снится «Танец повешенных»?
Кейти больше не вытирает стол, но и глаз не поднимает.
– Всё время.
Виола поворачивается ко мне:
– Элис, а что снится тебе?
«Не могу… не буду слушать».
– Элис? – не отстаёт Ви.
– Да, – хрипло выдавливаю я. – У меня тоже бывают странные сны. Кейти права: это реакция на травму или что-то вроде того.
– Нет, – решительно отвечает Виола. – Мы были там. В «Танце повешенных».
Кейти смеётся – будто звенит беспокойная птичья трель.
– Вот ты упёрлась, Ви! Не нуди!
Собрав все силы, я старательно изображаю уверенность и говорю:
– «Танец повешенных» – всего лишь книга. Этот мир не существует.
Виола подаётся вперёд.
– Прошлой ночью мне приснилась пожилая женщина. Я видела её во сне и раньше, но не знала, кто она. Может, где-то глубоко в подсознании знала, но отказывалась помнить, как вы. Это Бабба. Бабба из «Танца повешенных». Она освободила мою память. Понимаете, все эти непонятные картинки и воспоминания вдруг обрели смысл. В прошлом году мы лежали в коме, а на самом деле находились в «Танце повешенных», целую неделю, и пытались разыграть сюжет книги правильно, довести его до конца, чтобы вернуться домой.
Мы долго молчим. У меня такое ощущение, что всё тело разом отказалось мне повиноваться. Голова отключилась. Я поднимаю глаза на Кейти, но у неё вид не лучше – она тоже перепугана донельзя.
Мои руки вдруг сами собой открывают сумочку и шарят там в поисках губной помады. Что может быть неожиданнее и глупее в такой ситуации? Нащупав пудреницу, мою любимую, со стрекозой на крышке, я достаю её и медленно пудрюсь. К тому времени, как процедура завершена, я – снова я, и моё лицо больше не кажется чужим. Бросив пудреницу обратно в сумку, я с усилием делаю глоток.
– Господи, Ви! – наконец произношу я. – Сколько же кофе ты выпила, поджидая нас?
Кейти сдавленно хихикает.
– А может, дело не в кофе? Что там подсыпали в сахарницу?
Виола откидывается на спинку кресла, в её глазах набухают слёзы.
– Я права, и вы это отлично знаете. Просто боитесь показаться чокнутыми или думать о том, с каким трудом нам удалось выбраться в наш мир. А я всё помню. Абсолютно всё. Кейти, ты подружилась с Торном. Сначала мы думали, он запал на тебя, потому что ты похожа на Руфь, а потом оказалось, что вместе с Руфью погиб и его нерождённый ребёнок, девочка, и Торн решил, что ты на неё похожа. Ты спасла меня от смерти, была очень храброй. – По лицу Кейти струятся слёзы. – А ты, Элис, переспала с Уиллоу и едва не испортила весь канон. Вот почему я сказала, что ты меня предала. Только вчера я ещё не помнила, что именно ты сделала.
«И это предательство? Из-за этого она вчера так разъярилась?»
У меня звенит в ушах, а к горлу подкатывает тошнота. Если бы у нас было «слово безопасности», я бы сейчас вопила его во всё горло. Однако я просто смеюсь, негромко язвительно сообщая:
– Уж постельные игры с Уиллоу я бы точно не забыла.
Виола продолжает, не обращая на меня внимания:
– Я так на тебя разозлилась, даже подумала, что ты переметнулась на тёмную сторону. Но в самом конце, когда Уиллоу струсил и не произнёс самые важные слова, их сказала ты. И это было неподражаемо… ты сыграла бесподобно.
Кейти не отрывает от меня взгляда.
– А что стало с тобой?
– Я заняла место Розы, – отвечает Виола. – Можно сказать, превратилась в неё. Только вместо Уиллоу я влюбилась в Эша, совсем не принца на белом коне.
– Тебя повесили, – прикрыв рот ладонью, шепчет Кейти. – Я всё видела. Вместе с другими дефами я стояла в огромной клетке, а ты была на эшафоте с верёвкой на шее. Потом палач опустил рычаг, и… – Она порывисто хватает Виолу за руку. – Я смотрела, как тебя вздёрнули и ты умерла.
Виола смеётся от облегчения тем странным смехом, какой вырывается у плачущих, и тогда их слёзы брызжут во все стороны.
– Да! Всё правильно. Я должна была поставить в сюжете точку, чтобы перенести всех нас обратно, домой.
Кейти тоже начинает плакать. На нас уже оглядываются – странные девицы, то плачут, то смеются, ещё и кофе пролили. И вдруг вместо ужаса меня охватывает гнев. Виола не просто заговорила о запретном, а Кейти её поддержала! Они не просто потревожили едва зажившую рану, а нанесли новую, очень глубокую.
Трепеща от ярости, я хлопаю ладонями по столу.
– Всё! Хватит! Что вы тут устроили? Какое-то безумие!
Кейти вытирает слёзы.
– Не знаю, Элис. Иногда мне снится Торн. И всё кажется таким настоящим. Мы были все вместе в странной оранжевой комнате, и…
– Да, а мне иногда снится Уиллоу, – выпаливаю я. – И что? Это ничего не значит!
– Ты отрицаешь очевидное, – сердито отвечает Виола.
«Ну вот, заразилась моей яростью».
– Мы одновременно потеряли сознание безо всяких на то причин, пролежали в коме равное количество дней, часов и минут, и никто не знает, почему вообще мы очнулись. Вся эта история безумна сама по себе, и я предлагаю всего-то сделать ещё один шаг вперёд, – заканчивает Виола.
– Это не просто шаг. Это, чёрт его подери, великий лунный прыжок какой-то, – саркастически отвечаю я.
Кейти очень внимательно смотрит на свои ладони.
– Послушай, Ви. А как же Нейт? Почему он не проснулся?
Виола на мгновение застывает, забыв о споре. Помолчав, она произносит:
– Помните шрам у Нейта на животе?
Мы в унисон киваем.
– Это след от пули.
«Ну уж нет. Это слишком».
Я опять чувствую себя на месте того мальчишки из «Сияния», только на этот раз двери лифта распахнулись, а на меня катится лавина крови. Опрокинув полупустые стаканчики с кофе, я вскакиваю на ноги, изо всех сил стараясь не завопить.
– Я больше не могу слушать этот бред!
Гнев застилает мне глаза, и я пробираюсь к двери, натыкаясь на столы, стулья и посетителей кафе.
– Элис, подожди! – кричит мне вслед Виола.
Я выскакиваю за дверь. Прохладный воздух приятно остужает щёки. Жаль, что я нацепила каблуки, не то понеслась бы сейчас прочь во весь дух, лишь бы не слышать этих слов: «Мир “Танца повешенных” существует».
– Элис, постой. – Виола догнала меня. – Я рассказала вам всё не просто так. Бабба говорит, что третью книгу писать ни в коем случае нельзя! – Она хватает меня за руку и поворачивает к себе. – Фандом в нашем мире создал их, оживил силой коллективного сознания. Мы не зря написали утопию. «Песнь повешенных» изменила мир, который создала Салли Кинг. Мы освободили дефов. Если появится ещё одна книга, жуткая антиутопия, как требует Тимоти, страшно подумать, что будет с теми несчастными. Разве ты сама не понимаешь?
Я ошарашенно хлопаю глазами.
– Так вот из-за чего весь сыр-бор? Убеждаешь нас, что мы съехали с катушек, а всё ради того, чтобы не писать третью книгу?
– Чёрт, Элис! Я говорю правду! И это действительно важно. Там живут настоящие люди, к тому же ты совсем позабыла одну очень важную деталь.
– Что ещё?
– Мы с тобой придумали нового персонажа, помнишь?
Слова Виолы будто пощёчины.
«Не могу… не хочу этого слышать!»
Втянув воздух, я сглатываю подступивший к горлу ком и шепчу:
– Нейт.
Виола смотрит на меня огромными карими глазами. Такими же, как у Нейта.
– Пожалуйста, Элис, помоги мне.
Не в силах справиться с охватившим меня ужасом, не желая до конца поверить, а может, страшась захлебнуться в потоках крови, я отворачиваюсь и ухожу.
Глава 5
– Виола —Откуда-то сзади слышится голос Кейти:
– Пусть уходит.
Я молча провожаю Элис взглядом, а потом спрашиваю:
– Но ты-то мне веришь?
– Не знаю, Ви. Такое… нарочно не придумаешь.
Я резко оборачиваюсь к Кейти:
– Но ты же видела меня на эшафоте, сама видела, как меня повесили.
– Да, знаю, и даже вспоминается кое-что об Элис, как она запрыгнула на сцену и прокричала…
– «Я люблю тебя, Виола», – заканчиваю я за Кейти.
Она внимательно смотрит на меня, буквально пожирает глазами.
– Расскажу-ка я обо всём Кэрол, посмотрим, что она на это ответит.
– Кто такая Кэрол?
– Психолог.
– Она предложит тебе дать нам свой номер телефона.
– Возможно, это не худший выход.
Не сговариваясь, мы идём к больнице.
– На меня ничего такого не нашло, Кейти, честное слово. Мы действительно там были. Ты, я, Элис и Нейт. Все вместе… В «Танце повешенных». Пожалуйста, скажи, что веришь мне.
– Я не знаю, чему верить.
Дальше мы идём молча.
Каждый раз, открывая дверь в палату Нейта, я представляла себе, что сейчас увижу пустую кровать, туго обтянутый белой простынёй матрас, умолкшие вентиляторы и капельницы. А рядом с покинутыми приборами будет стоять Нейт. Высокий, глаза сияют, на лице улыбка. Ничего подобного, конечно, не происходило. Наверно, я сама мучила себя глупыми ожиданиями, но, когда я видела восковую кожу и безжизненное лицо брата, меня каждый раз захлёстывало разочарование.
Однако сегодня, впервые за весь год, я ничуть не разочарована. Я в ярости. Потому что теперь я знаю, почему Нейт не проснулся вместе с нами. Он погиб, умер, когда мы были заперты в мире «Танца повешенных». Конечно, научного объяснения этому факту я ни за что дать не смогу, да и мой «обезьяний мозг», если верить президенту Стоунбеку, этому зарвавшемуся мерзавцу, просто взорвётся от натуги. Но я чувствую, что с ним случилось. Когда Нейт умер в мире «Танца повешенных», его сердце остановилось и в реальном мире. Врачи вернули его к жизни, но не до конца.
Я усаживаюсь на край кровати Нейта, дрожа всем телом от сдерживаемых мыслей. Если в параллельной вселенной Нейт на самом деле жив и здоров, то как та, другая, жизнь отражается на теле мальчика, неподвижно лежащего передо мной? Связан ли этот Нейт как-нибудь с тем Нейтом, которого придумали мы с Элис? Я рассматриваю лицо брата, пытаясь представить, что сейчас творится у него в голове. Снятся ли ему разрушенные города, прекрасные лица или он витает в пустоте?
Подстроившись, я дышу в унисон с хрипом аппарата искусственной вентиляции лёгких – так мы с Нейтом будто связаны. Он выглядит старше, чем когда его ранили, хотя его мышцы уже почти год не работают. Мальчишеское лицо заострилось, резче выступили скулы. Когда всё случилось, Нейту было четырнадцать лет, а на вид ему давали не больше двенадцати. Помню его пятнадцатый день рождения, который наступил два месяца спустя после нашего пробуждения. В тот день я испекла шоколадный торт, как делала много лет каждый год в этот день, и подержала его у лица Нейта, у самого его носа. А вдруг он почувствует аромат? Потом мы с родителями, с Элис и Кейти спели «С днём рождения!», и в наших голосах звенели слёзы. Кто знает, может, Нейт нас слышал.
Скоро ему исполнится шестнадцать лет, и ничего удивительного, что мой младший братик превращается в юношу и всё меньше походит на ребёнка. Жаль, что он никак не проснётся и не увидит себя в зеркале. Ведь ему всегда хотелось выглядеть взрослее. В школе злые одноклассники дразнили Нейта «малявкой» и «вечным младенцем». Я касаюсь ладонью его щеки: «Пушок на лице стал жёстче, пора бы малышу и побриться. Спрошу медсестру, может, она разрешит мне пройтись бритвой по щекам брата».
Я надеялась, что, увидев сегодня Нейта, сразу пойму, как влияет на него параллельная вселенная. Однако ничего подобного. Разочарование и злость сплетаются в тяжёлое чувство, от которого немеет всё тело.
– Виола, ты как? Ничего? – спрашивает Кейти, положив руку мне на плечо и вырывая меня из совсем не радужных мыслей.
«Одной мне не справиться. Надо, чтобы Кейти тоже всё вспомнила».
Проверив, что медсестры за дверью нет, я откидываю одеяло Нейта и задираю его пижамную рубашку.
– Что ты делаешь? – изумляется Кейти.
– А самой догадаться – никак?
Красный след на коже потускнел до бледного шрама – на коже осталась неровность, слегка приподнятая и сморщенная.
– Это могло появиться от чего угодно, – пожимает плечами Кейти.
– Это след от пули. – Я опускаю пижаму и закутываю брата в одеяло. – Он умер в «Танце повешенных», потому и не проснулся здесь.
Кейти хмурится.
– Я много всякой всячины помню, но вот как умер Нейт – не помню.
– Тебя там не было, вот и не помнишь.
– Потому ты и написала о нём в «Песни повешенных»? – спрашивает Кейти. – Хотела дать ему жизнь в другой вселенной?
– Может быть… Хотя в то время я об этом ничего не знала.
Кейти убирает руку с моего плеча, и я вздрагиваю от неожиданно подступившего холода. Стараясь спастись от одиночества, я глажу руку Нейта.
– В том мире ему хотели отрубить руки, – говорю я, касаясь его пальцев, – только за то, что он не надел перчатки, нарушил правила.
– Ви, тебе и впрямь пора с кем-нибудь об этом поговорить. Обратиться к специалисту. Твои воспоминания кажутся такими реальными, но это невозможно.
Не удостоив измышления Кейти ответом, я поднимаю руку Нейта с кровати и показываю на его запястье.
– Вот здесь ему связали руки. Я помню, как он был перепуган, когда стоял там на коленях, вытянув руки вперёд.
Я будто снова вижу блестящее лезвие, и от этой картины сердце у меня на мгновение замирает. Я короткими движениями касаюсь запястья Нейта, будто вычерчивая невидимую линию, по которой пришёлся бы удар сабли, не появись так вовремя Элис. Медленно перевернув руку брата, я вглядываюсь в его бледную кожу, такую гладкую и тонкую, что из-под неё просвечивают вены, будто едва заметные реки на географической карте.
И тогда я вижу это.
В нескольких дюймах над запястьем. Маленькую тёмную отметину, похожую на родинку. Но в центре кожа по-прежнему белая, а значит, это что-то вроде крошечной татуировки, чёрное кольцо.
Я помню этот знак.
«Где же я его видела?»
Зажмурившись, я продираюсь сквозь воспоминания с огромной скоростью.
«Где я видела этот знак?»
– Виола? Ты что? – спрашивает Кейти.
– Этой отметины раньше не было.
– Ты уверена? – Она склоняется поближе, чтобы рассмотреть руку Нейта.
– Ни малейших сомнений.
– Может, родинка?
Я провожу по точке пальцем. Кожа совершенно гладкая.
– Нет, точка синеватая, как будто оставлена чернилами, да и серединки нет.
– И правда. Странно. А что, если это сделали медсёстры?
Я трясу головой.
– Зачем? С какой стати?
Она пожимает плечами.
– Я видела такой знак. Никак не вспомню где. – Опустив голову, едва не уткнувшись носом в руку Нейта, я разглядываю идеальный кружок. Края у него неровные, тёмная линия истончается, а потом снова становится шире. Рисунок слишком маленький. Ничего не разглядеть. Я недовольно выпрямляюсь. – А ты что думаешь?
– Капля чернил, – отвечает Кейти. – Медсестра, наверное, брызнула ручкой, когда заполняла ежедневный журнал.
Однако в голосе Кейти не слышно полной уверенности.
– Нет, правда, посмотри. Это же какой-то рисунок.
– Не хочу. – Голос у Кейти испуганный, но не злой.
– Кейти, ну не трусь. Пожалуйста, помоги мне.
Она несколько раз моргает, морщится, мне на мгновение кажется, что сейчас подруга развернётся и уйдёт, но, видимо, что-то в моих словах заставляет её решиться. Кейти заправляет волосы за уши и решительно склоняется над рукой Нейта.
– Да, какой-то рисунок. Что бы это могло быть? Венок?
– Нет. Вот здесь, смотри, линия совсем тонкая, а дальше опять толстый штрих, – показываю я. Рядом с крошечной отметиной на руке Нейта кончик моего пальца кажется раздутым шаром. – Не разглядеть… вот если бы через лупу.
– Ладно, Шерлок, у меня в кармане завалялось увеличительное стекло, рядом с неизменной трубкой.
Я хватаю телефон. Это очень неплохая модель, я потратила на неё почти половину аванса за книгу. Ещё обещала себе, что буду записывать с его помощью умные мысли. Но, честно говоря, мне просто хотелось завести себе нормальный мобильник. Я навожу на отметину объектив встроенного фотоаппарата, увеличиваю рисунок до предела, пока линии не начинают размываться. Щёлк!
– Гениально, – комментирует Кейти.
Она садится на кровать Нейта рядом со мной, и я чувствую, насколько сильно дрожат её колени рядом с моими.
Увеличенный снимок занимает весь экран. Это крыса, свернувшаяся клубочком крыса.
Кейти склоняет голову набок.
– Что это? Спящая мышь?
– Она не спит, – качаю я головой.
– Выглядит очень мирно и расслабленно.
– Она пожирает свой хвост. – Я показываю на открытый рот грызуна, в котором исчезло больше половины длинного хвоста.
– Фу, гадость, – кривится Кейти.
– Ну как, похоже это на чернильные брызги?
Побледневшая Кейти качает головой. Наверняка она сбита с толку или даже испугана – и это моя вина. Но я не лгала, мне действительно нужна сейчас её помощь.
– Откуда взялся этот рисунок на руке Нейта? – задаёт вопрос Кейти. – Неужели кто-то прокрался в палату и сделал пациенту татуировку, а ни врачи, ни медсёстры ничего не заметили? Невероятно.
Я пристально смотрю в её зелёные, как свежеочищенный горох, глаза.
– Что, если этот кто-то был не из нашего мира?
Кейти бледнеет ещё сильнее. Не знала, что кровь может настолько отхлынуть от лица – её веснушки, обычно довольно светлые, мгновенно выступают на щеках тёмными пятнышками.
– Что ты хочешь сказать?
Я стараюсь говорить медленно, чтобы у подруги было достаточно времени осознать каждое слово. Но слова слетают с губ одно за другим почти без перерыва:
– Что, если это случилось с другим Нейтом, с тем, который находится в параллельной вселенной, а оттуда татуировка перешла на тело нашего Нейта?
– Как это?
Радость крошечными пузырьками бежит по моим жилам, и я тихо смеюсь.
– Они связаны, Кейти. Понимаешь?
– Кто связан?
– Этот и тот, другой, которого придумали мы с Элис. Наш персонаж из «Песни повешенных». Они связаны.
Кейти закрывает лицо ладонями.
– Виола, это не смешно. Я год ходила к психологу… целый год.
Я осторожно отнимаю её руки от глаз, будто в надежде помочь ей яснее увидеть происходящее.
– Если Нейт действительно в той, другой, вселенной, то, может быть, я смогу вернуть его домой. И наш Нейт здесь проснётся.
Домой я добираюсь поздно, почти к ужину, ужасно усталая от волнений и недосыпа. В прихожую долетает аромат жареного цыплёнка, и мой желудок в ответ недовольно урчит. На уютной кухне, среди сияющих, нержавеющих дверей и чёрно-белых квадратиков плитки, выложенных по стене в шахматном порядке, я вздыхаю с облегчением, пусть всего на мгновение.
Мама отрывается от сковороды, смотрит на меня и подавленным голосом обращается ко мне:
– Я приготовила твоё любимое, зайка. Жареную курицу под острым соусом с гарниром.
Сегодня пятница. Сложные, «воскресные» блюда мама готовит в неурочный день, только чтобы собрать всю семью за столом и обсудить нечто важное: проваленный экзамен, наши с Нейтом ссоры и так далее. Мы с братом часто шутили: «Мама считает, что соусом можно склеить любые разбитые планы». Сегодня мама в джинсах и свитере, а не в рабочем костюме, а под глазами у неё, будто нарисованные, тёмные круги.