Чужой гость

© Елена Полубоярцева, 2023

ISBN 978-5-0059-9990-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чужой гость

(моим вдохновительницам, Вильдан Атасевер и Стане Катич, с их очаровательными улыбками и волшебными глазами, сотня благодарностей и тысяча воздушных поцелуев! Моему вдохновителю, Алану Рикману (1946—2016), единственному настоящему Филиппу Стоддарду из всех возможных, я Вас помню!)

1

Утро в маленькой гостинице началось привычно: капризная старушка миссис Эбигаэль из своей комнаты на втором этаже громогласно требовала сию же минуту принести вторую чашку кофе. И ещё свежую булочку и немного сливового варенья. И ещё грозилась уехать немедленно, как и каждый день.

– Полина, милая, поторопитесь, не вечно же мне ждать! – слышалось сверху, пока Полина Николлс спешно собирала осколки разбитой чашки. Что и говорить, чашка выскользнула из рук, едва только повсюду раздался зычный голос постоялицы.

– Минуту, мэм! – в голове в это время пронеслось «Две ложечки сахара в кофе, как Вы любите!», – Уже готово!

Приятные ароматы ласково щекотали нос, и Полина впервые за полтора часа с минуты пробуждения почувствовала голод. На часах была половина шестого и, казалось, миссис Эбигаэль с каждым днём завтракает всё раньше. Впрочем, может быть, усталой хозяйке гостиницы это только казалось. Итак…

На небольшом деревянном подносе тесно уместилась требуемая чашка кофе, тарелка с булочками и вазочка ароматного тягучего варенья, и, сопровождаемый Полиной, поднос поднялся по лестнице в комнату номер «4».

Это была, пожалуй, самая большая и самая уютная комната в доме из тех, которые в лучшие дни занимали постояльцы. Бывшая спальня Полины. Теперь она живёт в комнате поменьше… Войдя в эту светлую, наполненную воздухом спальню, Полина застыла на пороге, любовно оглядываясь вокруг. По правую сторону от двери шкаф с книжными полками; книги поддерживают милые статуэтки, около этого объемного шкафа пуфик темно- бардового цвета и круглый столик-тумб для книг и мелочей. Дальше широкое окно, сейчас задрапированное плотной тканью (миссис Эбигаэль о ставила лишь тонкий луч света, ей по душе полумрак), и около него за столом, накрытым к завтраку, сидит сама Дороти, миссис Эбигаэль, внушительного роста, но сухопарая. На столе в мелкой пепельнице тлеющая сигарета.

Полина застыла на пороге с подносом в руках.

– Ну, что же Вы, миссис Николлс, живее! – старая женщина взглянула на женщину моложе. – Я плачу за расторопность!

Полина, немного помедлив, приблизилась к даме, опустила поднос на стол, поставила посуду перед Дороти Эбигаэль. Когда та пригубила напиток, решила, что больше уж молчать нельзя.

– Ваши письма вернулись! Оба, вчера! Видно, адресат…

– Не желает меня знать? – усмехнулась миссис Эбигаэль с горечью. —Что ж, верно подмечено! Отправь телеграмму, – сухо добавила, сделав второй глоток.

Полина кивнула. Напрасные попытки!

Уже у самой двери она услышала:

– Возьми за труды, – пятьдесят фунтов. – Дела у тебя не очень-то хороши, правда?

2

Да, дела были уже плохи. Месяцы затишья, пара постояльцев на несколько дней, занявших одну комнату и быстро уехавших домой. Потом снова пустые комнаты, счета в почтовом ящике, нет денег на новые лампы… Одна старуха Эбигаэль ещё занимала спальню, платила щедро, но ей некуда было идти и положения её было так же незавидно, как и положение Полины.

На столе перед ней ещё стояла чашка с давно остывшим чаем, а Полина так и сидела, просто глядя перед собой. На столе рядом пятьдесят фунтов, которыми нужно воспользоваться как можно позже и практичнее. Воспользоваться, когда уже не будет другого выхода.

Она встала и огляделась. Маленькая кухня в зелёных тонах с деревянными ящичками для посуды и утвари, раковина, у двери большой ящик для овощей. Стол, за которым она сидела, и четыре стула вокруг, очень скромно и даже уныло. Женщина бросила взгляд на белесый потолок, прогладила рукой скатерть.

Дом Полины не всегда был гостиницей. В этой просто обставленной кухне ещё недавно она накрывала ужины для дочерей и мужа. Стол накрывался на четверых, и всегда было очень весело и шумно. Вечера с их мягкой мглой и светом жёлтого фонаря за окном, игриво заглядывавшего внутрь, становились уютнее и теплее за бесконечными разговорами и негромким смехом. Дэвид, муж Полины, обычно шутил, резал жаркое, после разливал чай и дразнил всех закрытой коробкой с печеньем или конфетами. Две дочери, старшая Митчелл, копия отца и младшая, Бекки, очень похожая на мать, так пристально и невинно смотрели на родителей, что в конце концов вся коробка доставалась им, и к ночи у маленькой Ребекки болел живот…

Они больше не собираются за одним столом…

Их не четверо больше…

Полина овдовела, а девочки лишились отца два года назад. Она до сих пор носила траур не только в одежде, но и во всём. Редко улыбалась, без необходимости больше не говорила, но стала скупа на слёзы, хотя и в самом начале почти не плакала по мужу, погрузившись в прошлое счастье. Ещё больше полюбила дочерей и странно привязалась к дому, появился страх его утратить.

Тогда она открыла его всем. Приезжие, люди, нуждающиеся в ночлеге и отдыхе, которые могли отблагодарить её добрым словом, шуршащей купюрой или горстью монет, потекли к ней рекой, получали горячий ужин, молоко и отправлялись дальше, часто возвращаясь вновь. Николлс была гостеприимна, любезна с каждым, её многие любили за кроткий, милый нрав.

3

Так было довольно долго, но со временем оживший было вновь особняк стал медленно погружаться в прежние уныние и скорбь. О неотвратимом течении времени напоминали лишь счета в конце каждого месяца, оплатить сумму в которых стало для владелицы гостиницы сложной задачей. Пустующие комнаты для постояльцев Полина снова стала держать под замком, покрыв белыми чехлами всю мебель. Это хотя бы позволяло экономить на электричестве и, пожалуй, избавляло от лишних иллюзий. Полине это ещё и помогло вернуться к тревожному настоящему.

Когда дела гостиницы ещё шли хорошо, и она приносила доход, давала стабильность или её ощущение, миссис Николлс была так воодушевлена и даже спокойна, что позволили себе не преподавать больше любимый французский. Теперь эта тогдашняя безмятежность казалась почти преступлением, и женщине очень хотелось повернуть время вспять. Она дала в «Дэйли» объявление, но никому не был нужен учитель, прачка или домашняя прислуга. Тогда надежда растаяла вовсе.

Опять вернулся прежний страх потерять не крышу над головой, но всё, что ещё осталось у них собственного, не принадлежащего больше никому…

Она ещё оцепенело стояла посреди комнаты. Ей была свойственна нерешительность в поступках, она долго принимала решения и некоторые из них теперь ставили её на край пропасти. Было время отчаянных попыток спастись, но выхода она не находила.

Полина вышла из кухни, бесшумно затворив дверь, поднялась на второй этаж. Прямо по коридору, чуть дальше комнаты Эбигаэль, по левую сторону была спальня девочек. Дочки жили теперь вдвоём; Митчелл боялась оставаться одна.

Её кровать у стены, рядом с письменным столом и этажеркой. Девочка завернулась в одеяло, как в кокон, отвернулась к стене лицом, слышно лёгкое дыхание. Полина печально улыбнулась, прошла к Ребекке. Младшая дочь спала беспорядочно: одеяло свисало с кровати, уже легло волнами на ковёр. Рядом оказалась давно выпущенная из маленьких рук куколка, без которой дочка отказывалась засыпать. Бекки спала на животе, сладко посапывая. Косы разметались, по щеке, безнаказанный, уверенно прыгал солнечный зайчик. Мать присела на край кровати, подняла с пола куклу, пригладила её встрепанные волосы, расправила складки на штопанном платье, уложила её рядом с дочкой. Любимица сразу оказалась в объятиях хозяйки, и Полина вздохнула, поцеловав дочь в рыжую макушку, поднялась на ноги.

За это время Митчелл ни разу не пошевелилась, дыхание было такое же спокойное и ровное. Полина подошла к её кровати, опустилась на стул, стоящий рядом.

– Дорогая… Митчелл… – позвала приглушённым голосом.

Мама Митчелл знала: девочка только притворяется сейчас спящей. Митчелл часто по ночам не может заснуть совсем, читает до самого позднего часа, потом удобно устраивается на постели, закрывает глаза и просто ждёт наступления утра. Ночи же, когда она засыпает под колыбельные, очень страшны: девочке снится один и тот же кошмар, во сне она плачет, зовёт отца, и поминутно просит прощения.

Дэвид погиб в автокатастрофе два года назад. Он и Митчелл возвращались тогда из Эдинбурга. Дочь чудом выжила той ночью. Её кошмар, всегда повторяющийся, воспоминание об аварии. И Полина с ужасом понимала, что Митчелл умоляет о прощении, потому что осталась жива.

4

– Дорогая… Митчелл…

Девочка зашевелилась, высвобождаясь из одеяла.

– Мама, – прошептала тихо и улыбнулась, наконец, избавившись от пут.

Ей сейчас было шестнадцать лет, она многое уже понимала и, нет сомнений, много пережила. Она села, кротко всматриваясь в зелёные глаза матери, и той даже показалось, что дочь и впрямь ещё не совсем проснулась. Тёмно- каштановые волосы были взъерошены, серые глаза словно затуманены сном, как дымкой, лицо бледное и нежное.

– Как ты, моя маленькая? – Полина спрашивала это всегда, сознавая, впрочем, что дочь может и слукавить. Ради неё. Коснулась щеки Митчелл, мягких волос.

– Хорошо… лучше, – дочь глядела, как никогда невинно. – Поспать не получилось!

– Не переживай, – Полина поцеловала дочь в лоб тем поцелуем, который всегда хочется дарить в горестные моменты. И привкус у него был солёный.

– Ты давно на ногах, мама?

– Ну, ты же знаешь, миссис Эбигаэль завтракает рано! – словно оправдываясь, смущённо прошептала Полина.

– Она капризная… – скривилась Митчелл.

– Да, пожалуй, Митч! – весело перебила Полина.

– Почему ты её слушаешь, она же издевается? – дочь смотрела матери прямо в глаза.

– Теперь мы от неё зависим, и гостиница тоже, – просто и тихо ответила хозяйка угасающей гостиницы, обнимая девочку.

– Но мы ведь сможем что-нибудь придумать, тогда она уедет, и больше не будет нам нужна? —пробормотала Митчелл в объятиях матери.

– Конечно, сможем! – негромко подтвердила Полина Николлс.

5

Она сможет, она обещала.

Неожиданно, ещё держа в объятиях дочь, она вспомнила очень важную, но забытую истину. Кто она и откуда.

Её семья – известные в Лондоне галеристы. Родители её пару десятков лет владели несколькими знаменитыми выставочными залами. Вращались в богемных кругах. Полина и её старший брат буквально выросли среди великолепных произведений искусства. Семейным делом давно управлял Макс, но у Николлс и по сей день оставалось несколько полотен. Приданое.

Наверное, за эти картины можно выручить неплохие деньги. Это прощание с прошлым, которое поможет пошатнувшемуся настоящему. Это воспоминание, приятное, и вдруг ставшее полезным в час отчаяния и безнадежности. Только было страшно отпустить его.

Ещё немного всё шло по старой колее. Работа, усталость, страх… С раннего утра и до позднего вечера работа и непомерная усталость, нарастающее беспокойство и борьба с самой собой…

Наконец, Полина решилась.

Утром через неделю после ещё свежего в памяти разговора, Полина, дождавшись, когда Эбигаэль поднимется к себе в комнату после чая, набрала на телефонном аппарате знакомый номер. Сначала в трубке продолжительное время были слышны лишь тревожные гудки. Затем, когда Полина уже нервно мерила шагами пространство около телефонного столика, трубку сняли и послышался голос:

– Дом семьи Дэшен, слушаю…

Экономка.

– Миссис Патрик, это Полина! Мне нужен Макс, очень важно!

– Мисс Полина, – экономка знает Полину с детства, – сейчас, детка!

Послышалась какая – то возня, кажется, трубку положили на стол и спешно ушли. Полина опустилась на стул, цепко сжав одной рукой трубку, а другой – колено. Снова принялась ждать.

Прошло, может быть, минут пять. Трубку опять взяли. Кто-то прочистил горло.

– Слушаю, – это был брат.

– Макс, – у неё даже голос дрогнул от радости и облегчения. Ей показалось, что в этот момент она улыбалась.

– Слушаю, – вежливо с прохладой повторил Макс.

– Мне нужна твоя помощь, Макс! – негромко сказала сестра.

– Помощь?! – Полина представила, как сейчас брат удивлённо приподнял брови.

– Деловое предложение, – Макс теперь настоящий бизнесмен и вряд ли поймёт что-нибудь, кроме пары выгодных условий, – Я прошу тебя о встрече, тогда и поговорим!

– Хорошо, – голос брата прозвучал сухо, с прежней прохладцей. – Завтра в моей галерее, в два часа у меня найдётся десять минут.

6

Она уже долгое время не видела брата и, надо сказать, не стала бы искать с ним встречи, не будь ситуация такой серьезной. Ей нужна помощь, это правда, она ничего не смыслит в нынешних ценах на картины, и растеряла все связи с людьми, которые могли бы направить её. Помочь может Макс, если только захочет. Сможет ли она соблазнить его выгодой; он делец.

Дольше обычного Полина Николлс сидела перед зеркалом, придирчиво всматриваясь в собственное лицо. Зелёные глаза в отражении смотрели разочарованно, на лице читалось откровенное недовольство собой. Из зеркала взирала на Полину совсем не та женщина, какой она была не так давно.

Уже не юная девчонка, она была красива. Полина очень плавно вошла в новую свою пору цветения, и теперь сложно было отвести от неё взгляд. Огромные глаза она прятала за ресницами, ясность мысли – в наивности взгляда. Узкое к подбородку лицо было бледно последние дни, но даже это не мешало сохранить аристократичный вид. Холодноватые манеры выдавали в ней независимость и достоинство, с которыми она готова была расстаться. Все же необходимость встречи с братом «по деловому поводу» Полина расценила, как нарушение собственных правил игры.

Она подколола волосы и поднялась с места, чтобы оглядеть себя в полный рост. Плохо представляя, как должна выглядеть женщина, собирающаяся предпринять попытку делового разговора, она надела простое светло-серое платье. Дождливая погода дополнила наряд черным плащом, небольшой шляпкой и широки зонтов в тон плаща. Вздохнув, она вышла из своей комнаты, преодолела лестницу и вышла в серость улицы.

7

Замерев на пороге своего дома, Полина поежилась от холода и раскрыла зонт. Едва слышно цокая каблуками, спустилась на подъездную дорожку перед домом. Вздохнула еще раз и неспешно направилась к кованым воротам, зонт дрожал в её руке под порывами северного ветра.

Первое, что Полина почувствовала, когда дотронулась до железной калитки, были ледяные капли дождя. Вздрогнув от пронзившего её холода, Николлс отворила затвор и оказалась на булыжной мокрой от дождя мостовой. Стыки кладки уже наполнились мутноватой водой; женщина направилась вверх по улице.

В самое неподходящее время к ней всегда приходили неподходящие и странные идеи. И теперь, когда до волнующей и не слишком желанной встречи с братом оставался целый час, она решила не спускаться в метро, не садиться в броский красный автобус, но отправиться на прогулку по покатым тротуарам. Насладиться хотя бы несколькими минутами наедине с городом.

Ветер раздувал полы её плаща, холодя ноги. Ботинки скользили на гладких камнях, лицо обдувал пронизывающий ветер, но Полине было удивительно хорошо. Шла уверенно, пересекала, оставляя позади улицу за улицей. Как в музыку Николлс вслушивалась то в дальний, то звучащий поблизости шум воды, стекающей по крышам и карнизам, сквозь неплотную пелену дождя всматривалась в серо-лиловые тучи, висящие низко над головами редких прохожих.

Но странно; за рекой небо по-прежнему было девственно-чистым, лишь очередной внезапный порыв ветра скрыл его за тяжелыми тучами, которые расползлись по глади неба, как порвавшаяся грубая материя. Постепенно в тучах копился дождь, они словно провисали над землей и Темзой, наливаясь тёмным цветом. Угрожающе заворчал первый в году гром. По замутненной поверхности полноводной реки расходились кругами обрушивавшиеся в воду ливневые струи. Вода пенилась и будто бурлила, Полина видела это, проходя по Вестминстерскому мосту.

Отвлекшись от водяных брызг из-под колес машины, Полина посмотрела перед собой. Над Биг-Беном, шпиль которого словно прорвал небесный серый и плотный занавес, можно было различить крошечный клочок яркого голубого неба. И дождь кончился внезапно, как и начался. Ещё через минуту сквозь лёгкие уже серые облака, как будто надорванные невидимой рукой, прорезались лучи солнца. Оно было тёплым, под его светом золотились листья на деревьях, а на воде отблески казались растворёнными в ней драгоценностями.

Полина даже почувствовала себя спокойнее, закрывая зонт, и улыбнулась, не отрывая взгляд от башни. Потом взглянула на часы. Удивительно, но времени было достаточно, чтобы никуда не спешить. Сойдя с моста, женщина первым делом спешно перешла через дорогу, стараясь не намочить ботинок и не попасть под автомобиль. Ещё несколько улиц исторической части Лондона до самой галереи она миновала с сожалением, памятуя снова о предстоящем, возможно тяжелом разговоре.

Ещё через двадцать минут Николлс оказалась у порога «Дэшен-Арт», неловко помедлила, вглядываясь внутрь через стеклянные двери. И, собравшись с духом, поднялась на крыльцо. На часах было без пяти два.

8

Полина не была здесь много лет, с самого рождения Митчелл. В тот год родители окончательно передали управление семейным делом Максвеллу, и Полина, хоть и имевшая ещё какое-то влияние, ушла в сторону, занявшись домом.

В галерее почти ничего не изменилось. Женщина оказалась все в том же светлом довольно большом холле, служившем некоей приёмной и входным залом одновременно, из которого посетитель мог попасть прямо в зал экспозиции. В нем было много воздуха и высокий потолок с прозрачным куполом, словно уходящим в небо. Всюду сновали рабочие в комбинезонах, переносившие подставки, полотна и бюсты в главный зал. Николлс недавно видело афишу; скоро открытие новой выставки.

У самого входа в главный зал, двери в который поминутно распахивались, впуская и выпуская служащих, молодая женщина в строгом костюме давала последние указания, и Полина различила её последние слова «Через несколько часов». Затем она прошла за мраморную стойку и занялась просмотром каких-то бумаг. Приемная в очередной раз опустела.

Полина Николлс ещё раз взглянула на часы, будто они отмеряли минуты до самого решающего события. Через весь просторный холл Николлс прошла прямо к этой стойке и, поздоровавшись с молодой служащей, спросила:

– Могу ли я видеть Максвелла Дэшена?

– Боюсь, он сегодня никого не принимает! – молодая особа не подняла глаз от бумаг.

– Он сам назначил мне встречу сегодня… -несколько растерялась Полина.

– Приходите позднее, – словно заучив, ответила особа.

– Это на несколько минут, Максвелл приглашал меня…

Отвлекшись от своих дел с видом, будто из-за назойливой посетительницы сейчас рушится весь её график, девушка мельком взглянула на Полину.

– Ваше имя?

– Полина Николлс, -сказав это, сестра Макса подумала, не упомянуть ли о своём родстве с хозяином галереи, – Николлс…

– Ожидайте, – сухо перебила служащая. Она демонстративно убрала бумаги подальше, разложила все прочие предметы, и прошла к еле приметной лестнице на второй этаж. Потом звук её шагов стих наверху.

Несколько минут томительного ожидания и неизвестности, и тот же звук шагов вернулся вместе с их обладательницей. Она ничего не сказала, пока снова не заняла место за стойкой.

– Миссис Николлс, второй этаж налево, мистер Дэшен ожидает, – уже более дружелюбно пригласила молодая женщина. Полина уловила сам смену её тона.

– Спасибо! – просто, в том же духе ответила посетительница и направилась в указанном направлении.

Знакомая длинная лестница уходила, казалось в самую глубь здания и в самый верх. Собравшись с силами, которые чуть было её не оставили и запасшись решительностью, очень некстати так не свойственной Полине, эту самую лестницу она преодолевала, как самый последний рубеж.

Наверху мягкий ковер заглушал любые передвижения. Тоже знакомый, узкий и оттого уютный, будто бравший в объятия, коридор внушил женщине надежду на хороший исход её предприятия. Перед тем, как войти в кабинет к брату, она ещё раз подумала, что пришла ни с чем-то постыдным или преступным, но с выгодным предложением. Ей тут же вспомнилось, как годы тому назад брат сам настаивал на том, что сейчас она готова отдать.

На стук в дверь он отреагировал сразу, она вошла. Так странно, но она по-прежнему считала этот кабинет отцовским, и поэтому, увидев за письменным столом его сына, сидящего в удобном кресле, несколько секунд пребывала в растерянности. Пока Макс не заговорил:

– Здравствуй, Полина! – негромко поздоровался он.

– Здравствуй, – она, наконец, пришла в себя.

– Проходи, пожалуйста! Садись! – он поднялся на ноги. —Хочешь чаю?

Кажется, сегодня они играют в правила приличия. И первым начал игру Максвелл. Оставалось лишь принять её. Чтобы разрядить обстановку и окончательно вернуться в реальность, сестра сказала примирительно:

– Ты что ей сказал? Она вначале даже выгнать меня хотела, а уж потом…

Дэшен пожал плечами:

– Сказал, что ты некая важная персона, – он с улыбкой присел на край стола. – Пройдешь ты наконец?

– Да, да, – Полина подошла к нему, села в предложенное кресло.

– Как поживаешь, сестричка? —игра продолжается, подметила Николлс.

– Неплохо, – она качнула головой, не желая углубляться в подробности.

– Так что за помощь тебе нужна? – Макс сцепил руки в замок. И верно, пора переходить к делу, про себя усмехнулась Полина, ведь время для него деньги.

Она кашлянула, досадуя, что не отрепетировала их разговор.

– Строго говоря, не помощь, – голос её прозвучал деловито и неожиданно. – Консультация…

– И?… – заинтересовавшись, он даже поднялся со стола, прошел к креслу, облокотился на него и весь превратился в слух.

– Я хочу продать свою часть картин…

Реакция брата была даже ожидаема. Максвелл мгновенно напрягся, предчувствуя возможную выгоду. Он отвернулся от сестры, заложил руки за спину.

– Я мог бы выкупить их у тебя, – после приличной в таких случаях паузы сказал Макс.

– Правда? – невинно пролепетала Полина, укоряя себя в самой настоящей хитрости, ведь только это и было ей нужно, хотя она не сказала об этом брату напрямую. Ждала, когда он сам придет к этой мысли. Надеялась, и вот.

– Правда? – повторила женщина, ведь хозяин галереи молчал.

– Да, конечно, он порывисто обернулся, Полина даже вздрогнула. Улыбнулся как-то натянуто, в глазах его плясал алчный огонь. Предстояла выгодная ему и его делу сделка.

Хозяин галереи сел в свое кресло.

– Какую же цену ты назначишь? – он подошел к сути, и Полина насторожилась.

Он подождал, думая, что она на что-то решается. Не услышав ответа, спросил ещё раз:

– Какую цену ты назначишь?

В его голосе Полина расслышала явственное нетерпение.

– Эти полотна и тогда стоили немало… – начала она.

– Сейчас другая ситуация, дорогая, – вкрадчиво проговорил хозяин галереи, не желающий потерять лакомый кусок. – Экономика… сейчас не выгодно вкладывать деньги в подобные вещи… Никто не предложит тебе больше меня! Я готов дать две сотни за каждую, это неплохо, уверяю тебя…

Полина понимала: он хочет откровенно ограбить её. Она не знала реальной стоимости принадлежащих ей полотен, но они по-прежнему были в цене. Это она понимала абсолютно точно.

– Ты знаешь, они стоят гораздо больше, – сухо ответила она. —Даже если пойдут с молотка!

Она поднялась.

– Значит, мы солгали друг другу, сестренка! – опять улыбнулся делец. —Ты солгала, что дела в гостинице идут хорошо, а я – что хотел бы помочь!

Она быстро прошла к двери.

– Когда будешь нуждаться, согласишься и на эту цену! – за спиной услышала женщина, уже выходя за порог.

Но она знала: нужно искать другой путь.

9

Другой путь? Полине сложно было даже представить его. Она погибла теперь? Наверное, да, уже погибла или гибель близка, как никогда?

Нужно искать другой путь.

Она вернулась домой скоро. Не было сил и желания пускаться в новый путь по Лондону, она устала, была измотана. Страх вернулся и преумножился, а терзающая её мысль о крахе теперь очень прочно поселилась в сознании, соседствуя, однако, с вопросом «Что делать?».

Она думала, не проявила ли неуместную горделивость, отказавшись от предложения брата. Ответа не было и на это, Полина не думала, что, представься ещё такая возможность, поступила бы иначе. Эти полотна стоят лучших денег, но теперь их уже никто не предложит. Значит, Максвелл прав.