Берегитесь Ченов

Ладно, успокойся, озабоченная. Полагаю, часть меня реально чувствует себя извращенкой всякий раз, когда я смотрю на Нейтана. Не могу удержаться, чтобы не раздеть его взглядом, что, признаю, реально непристойно. Но серьезно, как я могу этого не делать? Посмотрите на него, какие острые скулы, широкие плечи, мускулистые руки. А эти грудные мышцы и…

– Ты снова выглядишь возбужденной, – говорит он.

– Я просто хочу уже съесть…

– Меня?

– Иу, фу. Но в принципе не отказалась бы.

Я вдыхаю его запах, когда он наклоняется и скромно чмокает меня в щеку; в ресторанчиках дим-сам в основном проводят время китайские дяди и тети, которые с презрением смотрят на каждую молодую пару, и Нейтан знает, что мне некомфортно проявлять свои чувства перед такой публикой. Я могу как-то сексуально пострелять глазами, да. Но вот целоваться – ни за что.

– Слушай, пока мы не зашли внутрь, мне нужно тебе кое-что сказать.

– О-о. – Взяв меня за руку, Нейтан хмурится, и его голос становится грубее. – Это насчет… того случая?

У меня внутри все сжимается. Я ненавижу себя за то, что взвалила это бремя на его плечи. Прошел почти год с тех пор, как ма устроила мне с А Гуаном свидание вслепую, которое закончилось тем, что я и мои тетушки случайно прикончили его. Акцент на слове «случайно». И все бы ничего, но затем тело А Гуана по ошибке попало на свадьбу в отель Нейтана, где из-за серии казусов, причиной которых стали мои тетушки, оно оказалось у алтаря в качестве одного из шаферов. Только лишь волшебное сочетание сообразительности, напускной бравады и чистой случайности позволило нам всем выйти сухими из воды. По сей день я не могу до конца поверить, как нам повезло, что этим делом занимался кто-то вроде шерифа МакКоннелла. Его некомпетентность сыграла жизненно важную роль в том, чтобы в итоге никому не предъявили никаких обвинений.

Несмотря на то, что дело А Гуана закрыли – списали на несчастный случай, – Нейтан все еще беспокоится, вдруг что-то да всплывет и дело откроют снова, а я ненавижу, когда он беспокоится. Нейтан выяснил правду о смерти А Гуана в рекордно короткие сроки и решил помочь нам. Он никогда не пытался упрекнуть меня в том, что влез во все это из-за меня, но я никогда не позволяю себе забывать о том, какой жертвенный поступок он совершил. Я ненавижу тот факт, что ему приходится нести это бремя из-за того, что сделала я.

– Нет, – быстро выдаю я, и Нейтан немного расслабляется. – Моя мама и тети нашли каких-то свадебных организаторов, которые, по-видимому, еще и наши родственники, и они очень хотят, чтобы мы встретились с ними.

– О. И это все? Ты выглядела такой взволнованной, я подумал, случилось что-то действительно плохое.

– Ну, как бы отчасти что-то плохое и случилось, – вздыхаю я. – Я так долго мечтала о нашей свадьбе и с нетерпением ждала возможности вместе с тобой найти подходящих организаторов. На самом деле я не ожидала, что моя семья вмешается и сделает это за нас. Хотя в случае с моей семьей только такого и стоило ожидать.

– Эй, ты чего, иди ко мне. – Нейтан притягивает меня к себе и крепко обнимает, что, несомненно, привлекает внимание всех окружающих. – Все будет хорошо. Твоя мама и тети просто очень нервничают из-за предстоящей свадьбы.

– Я знаю. – Вздыхаю и кладу голову ему на грудь. У меня в голове начинает формироваться идея, и я похлопываю его по груди. – Вау, твои мышцы становятся все больше! Ты, похоже, усердно тренировался. Какой ты у меня мужественный.

Нейтан ухмыляется.

– Я знаю, что ты просто подлизываешься, но мне нравится. Пожалуйста, продолжай говорить, какой я у тебя мужественный.

– Ну, я тут подумала… Вот мы встретимся с этими организаторами…

– Ага, и?

Я провожу пальцем вниз по его груди.

– И, если они нам не понравятся, ты, как настоящий, уверенный в себе мужчина, скажешь моей семье, что мы наймем кого-нибудь другого.

Нейтан усмехается.

– Чтобы я? Сказал «нет» твоей старшей тете? Ни за что. – Я стукаю его по руке, и он смеется. – Мы сделаем это вместе, – говорит он, целуя меня в макушку.

– Ладно, – вздыхаю я. – Что ж, ты готов встретиться с ними?

– Что, сейчас?

– Да, давай дерзай, настоящий мужчина.

– Нейтан пришел, Нейтан! Нейтан! – кричит ма, вскакивая со стула и безумно размахивая руками, пока мы пробираемся сквозь толпу посетителей ресторана.

Нейтан машет ей в ответ, но она продолжает махать и выкрикивать его имя.

– Почему она никогда не радуется моему приходу так же, как твоему? – ворчу я.

– Потому что я, по ее словам, «идеальный образец мужчины».

Я закатываю глаза. Ну, вообще-то я согласна с ма, но Нейтану необязательно об этом знать. С прошлого года моя семья души в нем не чает, как будто он их долгожданный блудный сын, который наконец вернулся. Я переживала, что такое отношение моей семьи отпугнет его, но Нейтан, наоборот, с искренней радостью отнесся к такому вниманию.

Когда мы подходим к ним, я вижу, что за столом сидят не одно, не два и не три новых лица, а…

– Пять организаторов? – шиплю я.

Нейтан сжимает мою руку.

– Все будет хорошо. Мы поужинаем с ними и посмотрим их портфолио, а затем вежливо, но твердо скажем им «нет».

Я делаю глубокий вдох. Я могу это сделать. Я взрослый, черт возьми, человек. Я могу дать отпор своей семье, особенно если речь идет о моей собственной свадьбе. И, несмотря на все шутки Нейтана, я знаю: если что-то вдруг произойдет, он всегда меня поддержит.

Все улыбаются и машут руками, когда мы с Нейтаном подходим к столу и начинаем обходить всех по кругу, чтобы поздороваться. Приветствуем сначала старшую тетю, затем вторую тетю и так далее. Несмотря на то, что я приехала сюда со старшей тетей и остальными, мне все равно нужно еще раз поприветствовать их. После этого наступает время знакомиться с организаторами. Я не совсем так их себе представляла. За столом сидят пожилая женщина, возрастом примерно как старшая тетя, трое мужчин, в диапазоне от тридцати до пятидесяти пяти лет, и молодая женщина, на вид моя ровесница.

Молодая женщина встает и с широкой дружелюбной улыбкой подходит, чтобы пожать руку мне и Нейтану.

– Мэдди, так приятно наконец-то познакомиться с тобой. Я так много слышала о тебе, жду не дождусь твоей свадьбы.

Ее улыбка такая заразительная, что я, не успев опомниться, уже улыбаюсь ей в ответ. Не хочу выглядеть так, словно уже приняла ее с распростертыми объятиями, поэтому гашу свою широкую улыбку до легкой ухмылки. Но потом женщина протягивает мне свою визитную карточку, и в этот момент я понимаю, что нам с ней суждено стать друзьями. Потому что на ее карточке красуется следующая надпись:

СТАФАНИ ВЭЙТИНГ ТАНУВИДЖАЙЯФотографНе нужно ждать,мы сделаем вашу свадьбу такой, как вам нужно!

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

– Кстати, там нет опечатки. Мое имя действительно пишется через «а», – говорит Стафани.

Я встречаюсь с ней взглядом.

– Очень жизненно, я тебя понимаю.

– Я знала, что ты поймешь, Мэделин, – мрачно произносит она. – Когда твоя мама написала мне твое имя, я подумала: «Что ж, я просто должна познакомиться с ней. Она поймет, каково это – жить с именем, которое „неудачно“ пишется».

– Я понимаю! – смеясь, говорю я. – Правда понимаю, еще как. Боже, бедняжка. Ты наверняка часто слышишь шутки про стафилококк?

– Ага. А если в сочетании с моим китайским именем Вэйтинг? Вообще огонь. «Я жду, когда пройдет моя стафилококковая инфекция». Я слышу такое по меньшей мере пять раз в день.

Мы сидим рядом, но я никак не могу прекратить смеяться.

Старшая тетя прочищает горло, и мы со Стафани замолкаем. Когда все внимание переключается на старшую тетю, она указывает на меня.

– Это Мэдди, невеста, а вот это Нейтан, жених.

Пожилая женщина кивает и улыбается, как очень милая добрая бабушка.

– Вай, такие милые, а. Она родит тебе таких же милых внуков, – говорит она маме. Ма жеманно улыбается, а пожилая женщина продолжает: – Вы должны сразу завести детей, обязательно, не будьте, как эти современные люди в наши дни, которые все ждут чего-то, ждут, а как дожидаются, вместо матки получают сухарик.

– Ама! – начинает ругаться Стафани. Она поворачивается к нам. – Извините. Это моя бабушка, она просто, э-э, она…

Эти чувства неловкости и некоего унижения, которые испытывает Стафани из-за своей семьи, согревают мою душу. Наконец-то есть хоть кто-то, кто действительно понимает, каково это – расти с такой семьей, как моя.

– Не переживай, я все понимаю, – говорю я ей.

– О, вы так правы, – отвечает моя мама бабушке Стафани. – Не знаю, почему современная молодежь тянет с этим, тянет, пока не дождется чуть ли не пожилого возраста!

Нейтан утешительно гладит меня по спине. Я вижу, что он еле сдерживает смех. И рада, что он считает мою ма хотя бы забавной.

– Пожалуйста, поешь, – говорит Стафани, кладя мне на тарелку Хар Гоу.

Я решаю ответить ей взаимностью, поэтому накалываю на вилку Чар Сиу Бао и кладу ей на тарелку. Наши семьи делают то же самое: быстро берут пельмешки и перекладывают их друг другу на тарелки. Это выглядит как некое соревнование, чтобы показать, чья семья более воспитанная. Нейтан уже привык к этому, поэтому с удовольствием присоединяется, угощая старшую тетю самыми большими Сиу Май, а бабушку Стафани – самыми сочными Чунг Фан. При этом все перебивают друг друга, выкрикивая разные фразы вроде «Ох, не обращай на меня внимания, ты ешь, ешь» или «Вай, какой хороший мальчик». Вскоре тарелки у всех наполняются, и соревнование в итоге заканчивается вничью. Зато теперь мы, наконец, можем приступить к еде.

Стафани откусывает маленький кусочек своего бао.

– Итак, вкратце о нашей компании… – Она указывает на свою семью. – Как и у вас, у нас семейный бизнес. Моя ама – свадебный организатор…

– О, вау. – Мне даже не приходится изображать изумление, ведь я и правда удивлена. – Это просто замечательно, танти, – говорю я, используя формальное индонезийское обращение «тетушка». – Организация свадеб – это такое сложное дело, особенно если речь идет о китайско-индонезийских свадьбах.

Бабушка Стафани кивает с явной гордостью в глазах.

– Вы можете называть меня амой.

Называть кого-то другого «бабушкой» кажется предательством по отношению к моей покойной аме. Но в бабушке Стафани есть что-то теплое и родное, поэтому, несмотря на то, что мы только познакомились, мне уже очень хочется называть ее бабушкой.

– Хорошо, ама. – Нейтан улыбается ей своей детской улыбкой. Она улыбается ему в ответ, и в этот момент я понимаю, что мы нашли организатора для нашей свадьбы.

– Ама известна тем, что у нее самый зоркий глаз в нашей индустрии, – говорит Стафани. – Она ни одну деталь никогда не упускает.

– О, это очень важно, – говорит старшая тетя, одобрительно кивая. – Да, в сфере организации свадеб нужно всегда держать ухо востро, потому что и там и тут могут накосячить, надо за всем следить, верно?

Ама кивает и вежливо улыбается.

– В молодости ама увлекалась охотой. Поэтому у нее в прямом смысле острый глаз. Она знает толк в свадебном бизнесе и не упускает ни малейшей детали, так что не волнуйтесь, вы урвали лучшего организатора свадеб, – говорит Стафани.

Я не могу скрыть своего изумления.

– Это так круто.

Ама поджимает губы, как это делают люди, когда пытаются не слишком широко улыбаться, но выглядит это очаровательно.

– А это старший дядя, – говорит Стафани, указывая на мужчину, сидящего рядом с амой. – Он занимается цветами и декором.

– Здравствуйте, ом, – приветствую его я. «Ом» по-индонезийски означает «сэр» или «мистер».

Он отмахивается от меня:

– Нет, нет, зови меня просто дядя Джеймс.

– Пишется Д-Ж-Е-М-С, – шепчет Стафани, и мне едва удается сдержать смешок. – В любом случае старший дядя славится своими букетами из лилий…

– Я тоже славилась такими букетиками! – подхватывает ма. – Пока мой поставщик лилий… – И тут она запинается, поскольку, вероятно, осознает, что собиралась сказать. Пока мой поставщик лилий не отправился на тот свет благодаря моей дочери.

– Пока она не перешла на пионы, – быстро добавляю я. Сердце бешено колотится.

– О, айя, на пионы, да. – Ма слегка улыбается.

– А можем мы посмотреть фотографии цветочных композиций? – спрашивает Нейтан. Я смотрю на него глазами, полными благодарности.

– Да, конечно. – Стафани достает планшет и открывает галерею, прежде чем подвинуть его к нам с Нейтаном. – Вот, пожалуйста.

Букеты и цветочные витрины оформлены очень искусно и гармонично, в них сохраняется идеальный баланс между цветами ярких и нейтральных оттенков.

– Очень красиво, ом… то есть дядя Джемс, – говорю я. – А у вас есть фотографии букетов с гортензиями? Я просто обожаю гортензии.

На секунду дядя Джемс хмурится, а я как-то съеживаюсь, задаваясь вопросом, не слишком ли требовательна. Да не слишком вроде… Ну, это ведь нормально – попросить сделать свадебный букет со своими любимыми цветами.

– Да, конечно, – вмешивается Стафани, забирая планшет обратно и листая фотоальбом. – Эм, наверное, они не здесь, но я пересмотрю наши старые фотографии дома и отправлю их тебе.

– Хорошо, спасибо.

– В любом случае идем дальше. Второй дядя отвечает за прическу и макияж, – говорит Стафани, указывая на мужчину рядом с дядей Джемсом.

– Дядя Генри, – говорит он, взмахнув мне рукой.

– Только с «д» посередине, – шепчет Стафани. Я не думала, что она сможет понравиться мне еще больше, но ей удалось. Где эта девушка была всю мою жизнь? Она открывает другой фотоальбом и возвращает планшет нам с Нейтаном.

Как я и думала, работы дяди Гендри прекрасны и – не побоюсь этого слова – могут смело соперничать с работами моей второй тети. Как будто услышав мои предательские мысли, вторая тетя встает, и подходит к нам, и, пока мы смотрим фотографии, буквально дышит нам в затылок.

– Вай, вот это да, – молвит она, – у тебя очень хорошо получается вот эта объемная коса, ее ведь очень сложно плести.

Дядя Гендри кивает.

– Да, очень сложно, но я всегда практикуюсь на волосах Стафани.

– М-м, да, я тоже всегда тренируюсь на волосах Мэдди, – говорит вторая тетя, все еще заглядывая в галерею. – О, эта фотография! – Она вырывает планшет у меня из рук и начинает пристально разглядывать фото. – Ты сделал эту фотографию?

Пока дядя Гендри пристально смотрит на нее, воцаряется полная тишина.

– Ну, я… – отвечает он осторожно.

– Ух ты! Я постоянно вижу ее на Pinterest! Она очень популярна. Вау, так, оказывается, это ты мастер, сотворивший такую красоту!

На ее лице читается искреннее восхищение. Она смотрит на дядю Гендри так, будто он только что спас из горящего здания ребенка. Мы с Нейтаном смотрим друг на друга. Он открыто ухмыляется мне и играет бровями. И я понимаю, что мы думаем об одном и том же: «Неужели вторая тетя втрескалась в дядю Гендри?»

Дядя Гендри наконец разрывает зрительный контакт.

– Ай, да брось, это же банально просто.

– Я пыталась понять, как сделать такую прическу. И вот, хоть убей, не могла понять технику, вай, как меня это бесило. Я столько раз пробовала делать ее на Мэдди, но все равно выходило некрасиво. Ты должен научить меня плести такую косу!

Бедный дядя Гендри выглядит так, словно вот-вот выпрыгнет в ближайшее окно. Он не пара моей второй тете. Да вообще любой из моих тетушек на самом деле.

– Кхм, – притворно кашляет старшая тетя. – Пожалуйста, не обращайте внимания на мою эр-мэй[2], она забыла, что такое хорошие манеры, когда попросила вас поделиться коммерческой тайной. Гендри, не обращай на нее внимания, ладно?

Губы второй тети сжимаются в злобной ухмылке, и на долю секунды мне становится страшно, что она прямо здесь набросится на старшую тетю. Или резко встанет в какую-нибудь позу тай-чи. Но потом она выдыхает и улыбается дяде Гендри.

– Простите, моя да-цзе[3] права, я переборщила. Конечно, вы не обязаны раскрывать мне свою коммерческую тайну. – С этими словами она возвращается на свое место и делает медленный глоток чая.

В воздухе повисает невыносимое напряжение, поэтому я резко выпаливаю:

– Вторая тетя, я уверена, что второй дядя был бы рад услышать все о фасинаторах с комодскими варанами и о том, как они идеально впишутся в ваши прически.

– А, да, у нас есть традиционные британские шляпы для свадьбы, – говорит вторая тетя.

– Традиционные британские шляпы с комодскими варанами? – шепчет Нейтан.

– Даже не спрашивай, – бормочу я.

– Звучит интересно, – говорит Стафани. – Второй дядя хотел бы взглянуть на них, не так ли, второй дядя?

Второй дядя быстро кивает.

– Да, конечно. Может, я как-нибудь зайду к вам и посмотрю на этих варанов?

Лицо второй тети сияет от счастья. Она вся начинает светиться, как электрическая лампочка.

– Хорошо, можете как-нибудь заглянуть, – отвечает она и улыбается, глядя в свою чашку и явно краснея.

Мы со Стафани обмениваемся взглядами, прежде чем она произносит:

– И последний, но не по важности: третий дядя – наш тамада.

– О, замечательно.

Опять же, мне даже не приходится имитировать восхищение, ведь я искренне удивлена. Тамада на китайско-индонезийских свадьбах – это человек, выполняющий самую сложную работу. По сути, он является голосом свадебного организатора: собирает вместе тысячи гостей и распределяет их в подходящие группы для фотографий, развлекает толпу всякий раз, когда становится скучно, и первым встречает гостей на входе.

Тамада должен быть громкоголосым, представительным, немного наглым, обаятельным и энергичным, и я не знаю, как кому-то удается сочетать в себе все эти качества.

– Вы можете называть меня просто Фрэнсис. Я еще слишком молод, чтобы называться дядей, – говорит он.

– Нет! – громко выпаливает старшая тетя, что мы аж все подпрыгиваем. – Нельзя называть человека старше тебя просто по имени.

Я беспомощно смотрю на третьего дядю Стафани:

– Как насчет ко Фрэнсис? – «Коко» в переводе с индонезийского означает «старший брат».

– Так вполне сойдет. Вы двое должны рассказать мне, как познакомились и все такое. Держу пари, у вас яркая история, услышав которую, я смогу составить лучшую речь на свете.

Ха. Наша история любви, конечно, яркая, только жаль, что это связано не с какими-то милыми моментами, как, например, спасение детенышей выдр, а скорее с тем, что мы вместе погрязли в деле с реальным убийством.

Чем дольше длится наша встреча, тем больше я понимаю, что мне правда очень нравится Стафани и ее семья. Как они могут не понравиться? Они явно такие же чокнутые, как и мы. Как я и ожидала, ее фотографии замечательные: со слегка завышенной экспозицией, прямо как у меня. Все великолепие свадеб она передает при помощи мягких, пастельных тонов.

– Какая у тебя камера? – Я не могу перестать восхищаться ее галереей. Судя по тонам фото, она использует пленочный фотоаппарат. Я всегда хотела попробовать снимать на пленку, но у меня никогда не хватало смелости.

– Такая же, как у тебя, 5D Mark III.

– Правда? Вау. У меня никогда не получались такие пастельные тона на фото. Я сначала подумала, что у тебя 1D.

На мгновение воцаряется тишина, а затем Стафани хихикает:

– Так мило с твоей стороны. Нет, эти фото сделаны не на 1D.

– Что ж, я под впечатлением. Научишь меня потом, как сделать на 5D такую однородную картинку.

– Угу, конечно! – Она берет свиное ребрышко и кладет его мне на тарелку.

Если я не буду в ответ подкладывать ей еду или, скорее, «наносить ответный удар едой» – у нас ведь соревнования, кто лучше воспитан, – ма потом вставит мне по самые не хочу за то, что грубо себя вела.

– Перестань это делать. Ты выставляешь меня в плохом свете. – Я откладываю планшет и кладу ей на тарелку Хар Гоу.

Стафани усмехается.

– Как еще я могу показать всем, что моя ама хорошо меня воспитала? Кроме того, я действительно просто хотела съесть еще чего-нибудь, а если положу еду только себе, ама скажет, что я опозорила семью.

Я смеюсь, потому что все, о чем она говорит, очень мне знакомо, и я понимаю ее как никто.

– Ладно, ты будешь говорить мне, какие блюда хочешь, а я буду говорить тебе, какие хочу я.

– Договорились.

Пока наши семьи болтают друг с другом, мы со Стафани накладываем друг другу на тарелки всевозможные закуски. К концу встречи я понимаю, что, несмотря на прошлые ошибки и недопонимания, в первый раз мама и тети действительно сделали что-то правильно и выбрали идеальных организаторов для моей свадьбы.

3

Пять месяцев спустя

– Господи, четвертая тетя, что у тебя здесь? – ворчу я, таща огромный чемодан.

– Труп. Ха-ха, шучу, – добавляет она, но шутку я не оцениваю. Тетя хватает свою ручную кладь – коричневый чемоданчик, весь покрытый инициалами LV.

– Ай, Мэдди, будь осторожна с ним, пожалуйста. Это Louis Vuitton!

Я бросаю на нее взгляд. Семейный бизнес приносил немалый доход в течение последнего года, и чисто технически они могут позволить себе любую вещь от Louis Vuitton, но я слишком хорошо знаю свою семью. Они точно не стали бы тратить десятки тысяч долларов на настоящие люксовые вещи.

– Это оригинальный Louis Vuitton, четвертая тетя?

Она долго не отвечает.

– Это копия класса люкс, ничем не хуже оригинала! Он обошелся мне в две тысячи долларов, ясно? Ты можешь поехать с ним в Париж, но даже сами французы не поймут, что это подделка.

В Индонезии подделки подразделяются на разные классы качества. Большинство вещей класса люкс привезены из Южной Кореи, изготовлены из натуральной кожи и сшиты настоящими кожевниками. Вещи премиум поставляются в основном из Китая, а эконом производится в Юго-Восточной Азии: Индонезии, Бангалоре, Вьетнаме и так далее. Эконом обойдется вам максимум в несколько долларов, но при этом вы, скорее всего, столкнетесь с кожзамом и кривыми логотипами Prata и Bluberry. Люкс стоит примерно в четыре раза дешевле оригинала. Все равно дорого, но тем не менее уже более доступный ценник, плюс вещи такого класса практически невозможно отличить от оригинальных. У них даже есть сертификаты подлинности.

Ма насмешливо фыркает, глядя на чемоданы четвертой тети.

– Вот почему ты никогда не сможешь разбогатеть, ты тратишь деньги на всякую ерунду типа этого. Старшая сестра учит нас другому, она учит нас экономить деньги.

Ну вот, опять двадцать пять. Я уже готовлюсь к какой-нибудь ехидной реплике от четвертой тети, но она молчит. Вместо этого просто ухмыляется маме и неторопливо уходит искать тележку.

Раздается сигнал автомобиля, и на такси подъезжают старшая и вторая тети. Я здороваюсь с ними, когда они выбираются, затем подхожу к багажнику, чтобы помочь с их багажом, и…

О нет.

Неудивительно, что четвертая тетя не огрызнулась на маму, потому что багажом старшей и второй тети служат такие же чемоданы Louis Vuitton. С тем же успехом они могли просто вонзить моей ма нож в сердце.

– Такие красивые, да? – спрашивает вторая тетя. – Это копии…

– Класса люкс, да, я знаю, – выдаю я, вытаскивая один из чемоданов. – Как так получилось, что у вас всех, кроме мамы, одинаковые чемоданы?

Вторая тетя моргает и замирает. Старшая тетя, вернувшись с тележкой, вдруг рявкает:

– Эй, ты чего там застыла, как статуя? Подойди помоги.

– У Натаси не такие чемоданы, как у нас, – наконец произносит вторая тетя. Вау, никаких язвительных реплик в адрес старшей тети. Вторая тетя, должно быть, действительно волнуется.

Старшая тетя замолкает, затем, тяжело вздохнув, произносит:

– Когда Мими попросила нас купить такие же чемоданы, мы должны были догадаться, что она не скажет об этом Нат. Ай, ай. Нат точно очень расстроится.

Вот черт. С моей стороны было наивно полагать, что спокойствие и мир, наступившие после всей этой чертовщины с А Гуаном, продлятся долго. Все было так хорошо, но теперь, похоже, вернулись старые обиды. Но, даже учитывая тот факт, что ма и четвертая тетя и раньше никогда идеально не ладили, это все же был удар ниже пояса.

Как только я об этом думаю, ма подбегает с другой тележкой.

– Иди клади свой багаж сюда… ох. – Она замирает и молча смотрит на чемоданы. – У вас у всех чемоданы Louis Vuitton? – Она произносит это так тихо, что мне хочется подбежать и крепко обнять ее.

Старшая и вторая тети пристально смотрят на четвертую тетю.

– Ты не сказала Натасе, что мы все купили одинаковые чемоданы?

Четвертая тетя избегает зрительного контакта с нами.

– Разве я не сказала? Должно быть, забыла.

– Как ты могла забыть такую важную вещь? – огрызается ма.

Тут я правда на стороне мамы, но мне все равно приходится приложить немалые усилия, чтобы не закатить глаза. Потому что по моей шкале важности покупка одинаковых чемоданов стоит на… да на нулевом уровне или вообще не входит в шкалу, потому что для меня это абсолютно не важно. Но, может быть, так потому, что я единственный ребенок в семье и не росла, постоянно воюя со своими сестрами.