Любовь по-немецки – 2. Особые отношения
Попасть в школу можно только нажав на кнопку вызова на домофоне. Девушка с лучезарной улыбкой открывает мне дверь, и я в который раз дивлюсь ее терпению спускаться со второго этажа, когда кто-то приходит в офис. Конечно, эта миссия выпадает не ей одной, и я не знаю, по какому принципу сотрудники школы между собой решают, кому на этот раз идти вниз встречать гостей, услышав мелодичную трель Klingel (входного звонка).
Почему в школу нет свободного входа, мне тоже не совсем ясно. Тихий Ильцен совсем не создает впечатление города, где в здание могут ворваться преступники или террористы, но кто знает… Я не сильно задумываюсь над этим вопросом, принимая заведенный порядок как данность.
Увидев меня, Марек корчит недовольную мину и сообщает, что фрау Катце все равно нет на месте, поэтому подписать разрешение на выплату некому.
– А когда она будет? – робко спрашиваю я.
– Понятия не имею, – пожимает плечами Марек и злорадно добавляет, – может быть ее вообще сегодня не будет.
Ну что же, решаю я. До следующего поезда еще полтора часа, идти мне все равно некуда, почему бы не подождать здесь. Я усаживаюсь в коридоре, ставлю рядом с собой рюкзак, раскладываю на коленях учебники. Всем своим видом я показываю, что я здесь надолго и не собираюсь уходить, пока не появится фрау Катце и я не получу свои деньги за билет. Марек время от времени бросает на меня взгляды в полуоткрытую дверь, чтобы проверить не ушла ли я. Увидев, что нет, быстро опускает глаза назад к своим бухгалтерским бумагам. Ну и пусть думает, что угодно. Я всего лишь хочу получить положенную мне компенсацию за проезд, а это, простите, его работа.
На стенах в коридоре развешаны фотографии выпускников школы: несколько групп, лица все сплошь смуглые, темные восточные глаза, черные вьющиеся волосы. Волосы девушек спрятаны под хиджабами. Такая же фотография нашей группы когда-нибудь тоже украсит эти стены, только диссонансом среди всей этой картины будет моя светлая кожа и рыжие волосы. Как странно, что в нашей школе так мало представителей из Восточной Европы, только я и Артур. Ну еще Сашка, но его можно не считать, так как он почти не ходит на занятия.
На столике, предназначенном для заполнения бумаг, разложены многочисленные брошюры по адаптации в Германии, повествующие о возможностях обучения здесь и ориентирующие в поисках работы. Отдельно плакаты и визитки с номерами, куда можно позвонить в случае домашнего насилия. Все буклеты имеют параллельный перевод на арабский и французский и английский языки, и я понимаю, что они предназначены для женщин и девушек из Сирии, Туниса, Ирака, Ирана. Про то, что в ситуации домашнего насилия здесь может оказаться женщина из России, жена немецкого бюргера, видимо, немецкое государство даже подумать не может.
Пока я ожидаю, на этаже появляются несколько человек восточной внешности. Меня даже зависть берет, как быстро и хорошо они говорят по-немецки. Я давно обратила внимание, что почти все мигранты из стран Востока и Азии (за исключением пока моих одноклассников), очень хорошо говорят по-немецки. Интересно, через сколько лет я смогу хоть немного приблизиться к этому уровню? Мне так хочется, чтобы моя речь была свободной, уверенной, чтобы все нужные слова быстро приходили мне на ум. Но, несмотря на мои старания и то, что я живу под одной крышей с носителем языка, я осознаю, что мой устный немецкий еще слишком далек от того уровня, на который я рассчитывала. Возможно, я слишком много требую от себя. Очевидно, что иностранцы, которые говорят так бегло, хоть и с сильным акцентом, провели в Германии уже несколько лет. А я, в общей сложности, всего 4 месяца. И мой муж не слишком занимается моей образовательной деятельностью. Он никогда не поправляет моих ошибок, не объясняет мне новых слов, если только это не сводится к сексу или названиям половых органов у мужчины и женщины. В эту лексику он посвятил меня с первых дней.
Как выяснилось, вновь прибывшие тоже пришли встретиться с фрау Катце, а, значит, она скоро будет здесь. Так что напрасно Марек пытался избавиться от меня.
Она действительно вскоре появляется: полненькая очень приятная женщина с добрым лицом, всегда приветливая и радушная. Как первая в очереди, я сразу отдаю ей накопившиеся билеты, и она лично относит их в комнату, где сидит Марек и еще несколько молодых людей. Это не преподаватели, а тоже студенты, в том числе из местных немецких школ, которые подрабатывают в школе фрау Катце в качестве волонтеров, занимаясь различными организационными вопросами и прочей деятельностью, точный смысл и назначение которых мне неизвестны. Я расписываюсь в желтом бланке расходной квитанции и получаю в руки мои 22 евро 50 центов.
Теперь можно идти на площадь, купить себе горячего капучино в бумажном стаканчике и вкусную булочку. Чем прекрасна Германия, помимо своей архитектуры, пейзажей, фахверковых домов и жизненного уклада? Конечно, своими хлебом и выпечкой. На каждом углу заманчиво разложенные на прилавках Bäckerei и испускающие невероятный аромат свежевыпеченные булочные изделия, столь разнообразные, что разбегаются глаза. Я читала, что в Германии существует более 1200 сортов мелкой выпечки, среди которых самые известные булочки (Brötchen), круассаны (Croissants) и брецели (Brezeln). Йенс ни разу не предоставил мне возможности попробовать их на вкус. Конечно, он приносил булочки и яблочный пирог (Appfelkuchen) из супермаркета, куда каждый день как на работу ходил за покупками. Но это были уже запечатанные в упаковку изделия длительного хранения или же хлеб и булочки, произведенные промышленным способом, уже давно лишившиеся своего аромата и свежести.
В предвкушении будущего наслаждения и в приподнятом настроении я бодро направляюсь в сторону центра. Мне нравится Ильцен с его неспешным ритмом жизни, с его спокойной, даже расслабленной атмосферой. Людей мало, никто не торопится, все, как и я, идут прогулочным шагом, наслаждаясь теплым сентябрьским деньком. Кто-то останавливается у витрин, рассматривая выставленные товары, кто-то сидит на лавочке, беседуя с приятелем, кто-то просто идет по своим делам. Иногда по улице проезжает одинокий автомобиль или мелькнет парочка велосипедистов. Лица в основном европейские, но много и беженцев. В основном на улицах молодежь. Ильцен – студенческий городок. Как я уже говорила, он является районным центром для окружающих его деревень и более мелких городков (Kreis Uelzen). Сюда приезжают школьники и студенты из окрестностей, чтобы ходить в старшую школу, или в училище, или в языковую школу, как я. Производства здесь нет никакого, только магазинчики, бутики, супермаркеты, частные и государственные офисы, банки, аптеки и юридические конторы. И все же Ильцен более живой, чем Бад Бодентайх. Там вообще в этот час улицы безлюдны, а тишина порой давит на уши и на психику.
А еще Ильцен знаменит своим вокзалом, построенным архитектором Хундертвассером, и своими необычными камнями. Большие валуны, почти в человеческий рост, украшенные необычными рисунками странных животных и диковинных рыб, разбросаны по всему городу. Всего в городе 21 такой камень. Это называется «Каменная тропа Ильцена», хотя никакой четко прослеживаемой тропы не существует, это лишь образное выражение. Вы просто встречаете эти разноцветные валуны то там, то тут повсюду в городе. Из интернета я узнала, что фантастические и мистические рисунки на камнях созданы немецко-шведской художницей Дагмар Глемме, причем относительно недавно. Первый камень был установлен в 2008 году. Выглядит все это очень необычно и бесспорно красиво, придавая Ильцену своеобразную изюминку и выделяя его среди других типичных маленьких немецких городков.
Дойдя до угла Veerßer Straße, я присаживаюсь на лавочку напротив ювелирного магазина, где Йенс утягивал мое обручальное кольцо и делал на нем гравировку перед нашей с ним свадьбой. Здесь же на противоположной стороне улицы находится супермаркет «Rossman», куда я потом собираюсь зайти, а прямо перед ним один из валунов «Камень космического коня»: синий сказочный конь, вздыбившись, поднялся во весь рост, а у его ног вьется диковинная птица. Достаю сигарету, включаю мобильник, который мы должны ausschalten (выключать) на время занятий, и бегло просматриваю WhatsApp на предмет сообщений.
Несколько сообщений от Йенса, которые я пропустила, мгновенно портят мне настроение.
13.30- Я вернулся из супермаркета. Купил молоко, кофе, виноград, чипсы и суп.
13.55 —Обед ждет тебя.
14.15- Приехала Мануэла, одна. Сказала, что видела тебя на вокзале, но ты не села в поезд.
14.16- Где ты?
Далее начинается форменная истерика.
14.18- Она говорит, что утром ты не пошла в сторону школы. Ты пропустила занятия.
14.19- Ты с кем-то встречаешься в Ильцене. Ты мне лжешь!
14.20- Ты бессовестная лживая женщина. У тебя есть любовник в Ильцене.
Я медленно закипаю. У меня уже нет никакого аппетита и никакого желания покупать себе кофе и вкусняшки.
Я вступаю в письменную перепалку с моим безумным муженьком.
– Я решила просто прогуляться по Ильцену после школы. Хорошая погода.
– Ты лжешь, я звонил в школу и мне сказали, что тебя там не было!
Это он лжет, черт возьми! Я была в школе и у меня десяток свидетелей. И что за бред несет эта Мануэла, которая якобы видела, что я не пошла утром «в сторону школы»? Если я не пошла с ней и ее парнем, а убежала вперед, она решила, что я пропустила занятия и отправилась в другое место?
– Я повторяю, что я была в школе. Можешь звонить, кому угодно, я расписалась в своем присутствии в школьном журнале.
– Немедленно езжай домой!
– Я приеду, когда посчитаю нужным. Я буду распоряжаться моим временем так, как я хочу.
Я выключаю телефон, чтобы больше не читать той ахинеи, которую он продолжает мне строчить. Меня и так всю трясет. День испорчен.
Через полчаса следующий поезд на Бад Бодентайх, но теперь от злости я готова пропустить и его и приехать домой еще позже, назло Йенсу. Я не собираюсь подчиняться его приказам, я не рабыня, я свободная женщина, и он не имеет права ограничивать меня в моих передвижениях!
И все же побродив по улицам, которые меня больше не радуют, я сажусь на поезд в 15.30, мне просто больше не интересно находиться здесь, а терпеть еще 2 часа, чтобы насолить Йенсу, такое себе удовольствие.
Открыв квартиру своим ключом, я прохожу в гостиную и молча швыряю перед мужем на стол полученные в школе деньги, все, до последнего цента, и иду в спальню. Йенс бежит за мной, красный от гнева, захлебываясь собственной речью. Я указываю ему на дверь, чтобы он вышел. Он продолжает нести свой ревнивый бред.
– Weg, вег (прочь) -резко повторяю я —и уже по-русски, – придурок, пошел ты на…
Для закрепления своих слов я вскакиваю с кровати и закрываю дверь перед его носом. К сожалению, она не запирается на ключ.
Он открывает снова и продолжает. Но теперь у меня есть заветное слово, прочитанное мной на буклетах:
– Gewalt, гевальт (насилие) – кричу я в бешенстве, – Ихь руфе полицай! (Я позвоню в полицию!)
Он еще что-то пытается сказать, но я снова закрываю перед ним дверь.
Еще в течение получаса я слышу, как он меряет шагами квартиру с трубкой домашнего телефона в руках и кому-то жалуется на мое ужасное поведение. Наверное, мамочке. А может быть еще Мануэле и Берте. Но не Карстену, его нет. Поэтому мне все равно.
Глава 7. Мои прекрасные армянские друзья
Почему ты исчезла тогда в мае? – спрашивает меня однажды Артур. На этот вопрос у меня нет однозначного ответа. Если уж все объяснять, то нужно «плясать» с самого начала, объясняя почему я вообще вышла замуж за Йенса.
Поэтому я отделываюсь общими фразами:
– Это целая история, – отвечаю я.– Мой муж не совсем адекватный человек. Мне пришлось убегать от него.
И тут же понимаю: если я говорю, что мне пришлось бежать, то возникает другой вопрос: зачем я вернулась. К счастью, заметив мое нежелание углубляться в эту тему, Артур переводит разговор в другое русло.
Как и говорил Артур, вскоре в школе к нам присоединяется его жена Люси. Но мои опасения, что теперь нашей с ним дружбе придет конец, были напрасны. Люси оказалась очаровательной веселой хохотушкой, совершенно не ревнующей своего мужа к особям женского пола. Она полностью уверена в своем супруге и в самой себе настолько, что исключает по-видимому всякую возможность того, что кто-то может встать между ними и разрушить их 20-летний союз, который прошел за эти годы испытания и разлуками, и переездами в другие страны. Наоборот, теперь моя дружба с Артуром обогатилась присутствием Люси, которая вносит определенный колорит и настроение в наше каждодневное общение. Гостеприимная радушная хозяйка Люси не раз будет приглашать меня к ним с Артуром в гости, и там я ближе познакомлюсь с историей их семьи. Выходцы из Армении, они уже давно покинули свою историческую родину. Много лет жили в Греции в каком-то богом забытом месте, где, как жаловалась мне Люси, вспоминая те времена, не было даже магазинов, а продукты подвозило раз в месяц торговое судно. Жителями острова были лишь старики, основным занятием которых являлось скотоводство.
Только спустя нескольких месяцев в процессе общения, я постепенно открою Артуру, а затем и Люси, страница за страницей, мою историю взаимоотношений и жизни с Йенсом, и даже, со временем, доверю самое сокровенное: расскажу о моей любви к Карстену.
Больше всего я ценю в моих друзьях, что они не дают оценки моим поступкам, а просто в любой момент готовы выслушать меня и протянуть руку помощи. Не удержавшись, я признаюсь им, что написала книгу по следам событий трехмесячной давности, и мне приятно видеть, что это производит на них впечатление. Конечно, я знаю, что они не будут читать эту книгу: мои друзья далеки от того, чтобы интересоваться литературой вообще, и даже то, что этот роман написал знакомый им человек, не сподвигнет их тратить вечера на чтение свыше 300 страниц текста. Им гораздо проще узнать все непосредственно из общения со мной.
А еще я давно смирилась с тем, что интерес к моему роману резко падает, когда кто-то из знакомых узнает, что за возможность прочитать книгу целиком надо заплатить деньги. Почему-то ни у кого не вызывает сомнений, что труд человека, рисующего картины, вяжущего носки или вышивающего бисером должен быть вознагражден, но всех удивляет, зачем нужно платить автору, написавшему книгу и потратившему на это месяцы труда, корректировок и творческих терзаний. Моя книга уже давно не принадлежит мне, я отдала право ее реализации сайтам, которые занимаются этим профессионально и имею ничтожно мало с каждого проданного экземпляра. Но даже в этом случае, мои знакомые умудряются просить меня «по-дружески» дать им почитать бесплатно, даже не понимая, что этим обесценивают мою работу и обижают меня.
Впрочем, для Люси и Артура, как я уже сказала, это не вопрос денег. Для них более интересно и важно, что происходит со мной сейчас, нежели в прошлом, описанном в книге.
В союзе Люси и Артура главное положение занимает, конечно, Люси. Она бойкая, энергичная, а медлительный, даже несколько флегматичный, Артур, привык ее во всем слушаться. Для меня их семья- это идеальное партнерство, основанное на взаимоуважении и многолетней привязанности, сменившей пылкую страсть.
Дочери Лана и Ирэна, две веселые хохотушки, все в мать, совершенно свободно говорят по-немецки. Дети всегда осваивают язык быстрее родителей. Новые нейронные связи в их мозгу образуются быстро, а речевой аппарат легко приспосабливается к иной артикуляции. Кроме того, армянские дети с ранних лет билингвы, они привыкли к тому, что учат сразу два языка: армянский и русский. Освоить третий не составляет труда, особенно в языковой среде среди сверстников.
Ирэне уже 18-ть и она недавно нашла себе жениха, тоже армянина. И ее уже, конечно, интересуют всякие любовные перипетии, поэтому она живо интересуется моим рассказом о Карстене. Но рекомендовать книгу ей я не могу: все-таки там слишком много постельных сцен.
Семья Артура очень гордится своим армянским происхождением, историей своих предков. Мне показывают исторические фильмы про Армению, и фильм про знаменитых выходцев из Армении, сыгравших значительную роль в мировой истории, культуре и политике. Так, я с удивлением узнаю, что у Министра иностранных дел России Сергея Лаврова есть армянские корни.
К сожалению, задержаться у друзей получается не часто из-за контроля Йенса. Я пока не признаюсь ему, что у меня есть школьные русскоговорящие друзья в Бад Бевензене. Ни к чему ему это знать. Дом Люси и Артура- это мое тайное убежище, которое может мне пригодиться в случае бегства, и я не собираюсь выдавать мужу мои явки и пароли. Задержки у друзей я «прикрываю» визитами в офис за проездными деньгами. Именно в эти дни я потом еду с Артуром и Люси на машине к ним домой, ведь до следующего поезда в Ильцен еще остается больше часа свободного времени.
Глава 8. Мужчина без прошлого и зарисовки быта немецкого бюргера
В эту осень я влюбилась в Германию. Я стала чувствовать ее. Мои языковые навыки тоже продвинулись далеко вперед, и я получаю теперь огромное удовлетворение от того, что я начинаю понимать звучащую вокруг меня речь. Сам язык уже давно не кажется мне грубым. Я прониклась его особой мелодией и жадно впитываю любые новые слова и звуки. Каждый вечер я с особой тщательностью выписываю в мой ежедневник, который я превратила в учебную тетрадь, немецкие слова, а чаще- целые выражения. Я слушаю сказки на немецком, потому что они наиболее легки для понимания. А после того, как Йенсу наконец надоест вставать по утрам вместе со мной, чтобы следить за моими сборами в школу, я найду себе приятное и полезное развлечение. Теперь пока я буду наносить макияж и пить утренний кофе, я возьму за привычку смотреть в гостиной новости по местному телевидению. Это передача типа российского «Доброго утра», ежедневно по утрам выходящая в эфир и разогревающая народ позитивными новостями и полезными советами перед началом рабочего/учебного дня. Здесь освещается все подряд: от новинок моды и хроники светских событий до рецептов выпечки пирога, гороскопа и прогноза погоды на сегодня. Я не понимаю большую часть из просмотренного, но мне нравится слушать немецкую речь, и я считаю, что это полезно для усвоения языка. Рекомендации смотреть телевидение и слушать новости нам давали и в школе, да и сестра Вероника, исходя из собственного опыта, тоже советовала мне смотреть регулярно развлекательные шоу и программы.
Как и любой немецкий гражданин, Йенс обязан платить за телевидение, независимо от того, смотрит он его или нет, и вообще имеется ли собственно в доме телевизор. Налог на телевидение входит в число обязательных в Германии. Поэтому глупо не использовать то, за что и так заплачено, тем более с пользой для себя.
В доме Йенса нет книг, совсем. Одну единственную, какой-то роман-вестерн, я нашла в прикроватной тумбочке Йенса вместе с каучуковым коричневым дилдо. Для меня, выросшей в семье, где стены всех комнат от пола до потолка, словно в библиотеке, уставлены книгами и где ни дня не проводят без чтения, это необычно.
Много раз я хотела найти в доме хоть какие-то фотографии, но здесь их тоже нет, как будто у Йенса совсем нет прошлого. Ему 60, и мне с трудом верится, что не осталось никаких следов от его прежней жизни. Однажды я напрямую решаю спросить его об этом. Он извлекает откуда- то из шкафа старый потертый фотоальбом. Но большинство фотографий в нем отсутствует, видны только следы клея на месте вырванных снимков. Куда он их подевал? Он прячет их от меня специально? Ответов на эти вопросы я не получу никогда. Среди тех фотографий, которым повезло остаться, несколько нечетких пожелтевших снимков какой-то заснеженной дороги перед незнакомым домом, на дороге сидит собака. Собака еще на нескольких кадрах. Две или три фотографии маленького Йенса, в том числе такая знакомая для меня, рожденной и воспитанной в СССР, фотография ребенка, позирующего с игрушечным телефоном и трубкой, поднесенной к уху.
– Сколько тебе тут лет?
– 5 или 6, – сияет Йенс, – смотри какой я тут кучерявый.
Действительно, здесь он прямо-таки маленький арийский ангелочек: светлые глаза и белокурые густые кудряшки. Сейчас в его стрижке «полубокс» с собранным пирамидкой маленьким чубчиком как у пупса трудно угадать былую роскошь кучерявой шевелюры. Фотография абсолютно такого же формата, какие я видела во множестве у себя на Родине. Практически в любом альбоме советской семьи можно встретить фотографию сына или дочери с игрушечным телефоном. Точно такая же стоит и на полочке в квартире у Жени. Такое совпадение в жанре съемки, выбираемой фотографами тех лет в двух абсолютно разных странах, тоже поражает меня. Конечно, я считаю уместным промолчать про фотографию Жени, имя которого словно красная тряпка для моего супруга. Ведь он прекрасно понимает, от кого исходит реальная опасность вернуть меня обратно и к кому я убегала не так давно.
– Но почему так мало фотографий? – спрашиваю я. Ведь после детских фото наступает провал, как будто все остальное время стерто ластиком и его не существовало вовсе: ни юности, ни полицейских фотографий времен службы, ни фотографий родителей… Правда, я видела в компютере и на стенах детских комнат много фото Леа и детей, но это уже совсем другая цифровая эпоха. А что же было между детством Йенса и двухтысячными?
Йенс отмахивается: остальные фотографии потерялись при переезде. Приходится сделать вид, что я поверила.
До определенного времени я не задумывалась о том, почему Йенс живет в такой большой квартире. Когда я только приехала в Германию, я понятия не имела, в каких квартирных условиях живут другие немцы, поэтому воспринимала увиденное как норму. Квартира Йенса располагается на втором этаже двухэтажного здания, обычной панельной коробки, какие можно встретить и в России на каждом шагу. Подобные панельные дома есть в Бад Бадентайхе только в двух местах: на нашей улице и за железнодорожным переездом, где живет мама Йенса. Они совершенно не похожи на типичные немецкие домики и коттеджи из красного и коричневого кирпича с черепичными крышами и выбиваются из общего ансамбля своими скучными непритязательными фасадами. Такие дома ожидаемо было бы встретить в Восточной Германии, где после Второй мировой войны на протяжении нескольких десятилетий дислоцировался контингент советских войск и где насаждался стандартный для всех советских республик архитектурный стиль, известный всем под названием «хрущевки». Правда, в отличие от типовых советских пятиэтажек, бадбодентайхские панельные дома имеют лишь 2 этажа, в них находятся 4 квартиры по 2 на каждом этаже. Несмотря на то, что наш дом небольшой, его жильцы умудряются никогда не сталкиваться со мной ни во дворе, ни на лестничной площадке. Еще прошлой осенью до свадьбы Йенс познакомил меня с проживающими в квартире напротив русскими- супружеской парой с 2-мя детьми, но с тех пор я больше никогда не встречалась с ними.
Снизу под нами живет перманентно беременная молодая немка, у которой четверо малышей. Сейчас она снова ходит с большим пузом. Йенс как-то сказал мне, округлив глаза, что все ее дети от разных мужчин. По-видимому, забеременев в очередной раз, она осталась на время без всякого мужчины, потому что я не слышу никакого мужского присутствия на этаже подо мной, только ее окрики, да смех или плач детей вперемежку с топотом маленьких ножек, с которых начинается каждое утро и заканчивается каждый вечер. Впрочем, остаться матерью-одиночкой со множеством детей в Германии- это не такое уж большое несчастье. Скорее, наоборот, учитывая размер детского пособия Kindergeld на каждого ребенка и те льготы, и социальные выплаты, которые причитаются самой матери. Вполне возможно, что для этой блондинистой толстой неряшливой немки рождение потомства является своеобразным бизнесом и способом вести достаточно безбедное существование.
Интерьер квартиры Йенса тоже напоминает обычную «совковую» квартиру со всей этой старой мебелью, кухонными шкафчиками из ДСП, гарнитуром в гостиной, точь-в- точь похожим на тот чехословацкий, который с боем и очередями в профкоме «выбили» мои родители, когда 80-х получали свою квартиру от завода. Я нахожусь совершенно определенно на территории, которая до падения берлинской стены, относилась к ФРГ, капиталистической половине разделенной Германии, но тем не менее, какие- то элементы, близкие к советскому быту эпохи 80-х, в квартире Йенса для меня очевидны. Не потому ли, что Бад Бодентайх находится на самой границе, рассекавшей прежде два германских мира, западный и восточный?
Яркие цветастые коврики из AliExpress, и такие же дешевые фотообои на дверях в гостиной, всякие безделушки, вазочки, подсвечники из цветного стекла, купленные в магазинах «Все за 1 евро», только дополняют дешевый и совсем не «западный» облик квартиры Йенса. И все же у него целых 11 комнат, если посчитать сюда прихожую, ванную, туалет, отдельный благоустроенный балкон и 2 Kelle (кладовые).