Под колпаком у сороки.

Мне она какое-то время служила кухонькой, детям – для игры в магазин или, что маме больше нравилось, в ресторан.

Напротив него стояла самодельная столешница на ногах – пнях. Мама повар накладывала кашу или разливала суп. Подавала в окошко. Малышня принимала тарелки и усаживалась под сосной.

В первый же заезд фанерный домик попал в статью «под снос». Когда вскрыли его, на нас вывалились сокровища дефицитных девяностых. А также сильно заплесневелые книги. Классиков мы прежде чем жечь, читали у костра. Крупные ненужные вещи вывозили на свалку. Нашёлся и полезный инвентарь: лопаты, лом, молоток…Решили каморку подчинить и оставить как временное убежище.

У неё еще имелось таинственное подполье. Временами от туда кто-то выползал, выпрыгивал или того жутче выбегал.

Первая встреча с обитателем подпола произошла сразу после приобретения участка. Муж менял полусгнившие столбики кухоньки, когда из-под неё выползла полуметровая гадюка. На спине резко красовался серебристо-чёрный зигзаг. Зрачки имели прямоугольную форму. Она подняла высоко голову и угрожала язычком. Гадюка чувствовала себя хозяйкой. У Олега в руках была лопата. Увидев в опасности супруга, я закричала так сильно, что прибежал сосед. Сергей Николаевич застал только кончик хвоста. «Вам надо было ее обезглавить», – развел руками дачник. Змея уползла под корень дикой яблоньки. И как оказалось навсегда.

Она нам уступила. Быть может потому, что супруг пожалел её, не убил. С тех пор по участку ползали только ужи и ящерицы. Не считая, чужестранок – черепах.

Подполье облюбовывали лягушки. Антошка их ловил и купался с ними в надувном бассейне. Истории о бородавках его не пугали.

Ящерицы ползали по его рукам. Антон бережно усаживал их на веточки в террариуме, устроенном в тачке. Папе это мешало в строительстве. Он терпел, но иногда не сдерживался. Особенно, когда вместе с лягушками из канавы он вылавливал сына. Позже тачка служила аквариумом. Он ходил с ней на рыбалку. Ловил карасей Антошка ловко. Иногда в тачке они размещались как сельдь в бочке. Я тайком варила из них уху и жарила рыбу до вкусных сухариков. Так меня научил папа.

Понаблюдав за карасиками, сынуля увозил их в тачке обратно к водоему и сливал их, помахивая им ручкой.

В середине следующего лета под рыбхозным домиком завёлся зверь неопределённой породы. Трусливый чёрный пес, с прижатыми от страха ушами выбежал к нам на утреннюю трапезу. Бесцеремонно слизал капли каши с импровизированной скатерти, отправил обрезки сыра туда же, и, как пылесосом шумно всасывая запах случайно скинутых детьми со стола съестных кусочков под столом, стал выгрызать их из травы. Перекусив, с ворчанием убрался в подпол.

Вылазки учащались. Бывало Дружище выходил из своего убежища повозиться с детьми. Мы могли лучше его разглядеть. Типичная всепородная: невысокая, в меру мохнатая, с печальным взглядом. Янтарный цвет глаз удачно гармонировал с чёрной шубкой.

Годовалая дочка Настенка радостно вскрикивала: « Ав-ба, аб-ба, аб-ба-ма!»

На выходные папа привез нам деда Толю. Анатолий Степанович не любит , когда его называют дедушкой. «Дед, я просто дед», – именовал он себя.

Увидев круговерть с собакой, мужчины озадаченно переглянулись.

Папа взял на руки Настюшку, и спросил у неё:

– Ну и кого вы тут приручаете?

– Абама! – кратко ответила доча.

Дед хмыкнул, почесал за ушком кабеля, и заговорил с ним:

– Ну что, Абамчик, скоро московскую прописку получишь?!

На что наш домостроитель укоризненно покачал головой:

– Даже не думай…

Супруг ни то чтобы не любил собак, напротив, он относился к ним очень великодушно. С удовольствием читал детям повести о доблестном Алом Ю. Коваля, об Арктуре, слепом гончим псе Ю. Казакова, «Кусаку» Л. Андреева. Слушая в машине аудио книгу«Лето я провела хорошо» С. Иванова, плакал вместе с детьми.

В реальности же супруг имел опыт проживания с собакой.

Альфа

К подстанции скорой помощи, где я работала в студенческие годы, приблудилась взрослая бездомная псина. Она родила на её территории щенков. Сильно после этого разболелась. Благо, неотложные фельдшера сумел ее вылечить: прокололи курс антибиотиков, выкормили. Но оставлять собаку дольше не полагалось уставом лечебного заведения.

Мои родители после тяжелых и длительных переговоров разрешили приютить несчастную.

Среднего роста, чёрная спина, рыжеватое брюхо, ушки как у овчарки и как будто подведенные тушью глаза. Назвали Альфой. Первая в нашем «Семейном приюте». Правда, Олег тогда об этом ничего не знал и знать не мог. А узнал бы, неизвестно было бы у него семь Я. Через пару лет он познакомился со мной, нашим домом и моей собакой.

Я с усердием занималась ее воспитанием. Она имела дурной характер. Видимо, бродяжничество испортило ей нрав.

Перед супругом предстала она не в выгодном свете. Набрасывалась на дворников и нищих, которые в прошлой жизни, наверняка, составляли ей конкуренцию у мусорных баков.

Однажды, я выводила Альфу из подъезда на прогулку. Она заприметила подвыпившего, небрежно одетого гражданина, сорвалась с поводка и стремглав рванула к бедолаге. Схватила его за перчатку, чтобы оставить от неё лишь клочья. Могла наша Первая вытащить батон колбасы , торчащий из сумки прохожего. Позорище для хозяев!

Выходя на прогулку, ей непременно надо было громко лаять.

Олег посмотрев на весь этот срам, мудро рассудил и поставил диагноз: очеловечивание питомца.

Поясню. Наше общение с собакой напоминало разговор товарищей.

Многословие, любезный тон, юмор, похлопывание по плечу, даже руко–лапопожатия. Ругали мы его несерьезно, как бы сочувствуя: «Ну, уж потерпи ты нас людей неразумных».

На Своих Альфа смотрела «обожательно». Детей не пугала, гостей в дом принимала с большой радостью. Вставала во весь собачий рост и лизала в нос. Встречая на улице школьников, она ласкалась к ним, и девочки, обычно, замечая красоту миндалевидных подведенных карих глаз, отвечали ей тем же.

На бабушкиной даче Альфа как кошка ловила мышей и кротов. Снимала на лету с крючка рыбу, пойманную дедушкой Сашей. Любила лес как свою стихию.

Ушла из жизни она не известно точно на каком году жизни от заболевания. Жалели её все, и Олег – не меньше!

Я не возражаю мужу, знаю будет так как я молчу

Прошло с той поры три года. В семье появилась в свой срок любимица Буся. От собак отвыкли. Перспектива иметь в квартире не поддающегося дрессировки кабеля не очень то радовала главу семьи. Прогнать пса из его подпольного убежища не представлялось нам возможным. И даже казалось подлостью. Решили его не баловать ни лаской, ни лакомствами. Но разве же такое возможно с кучей детей. Его непрерывно гладили и носили на участок всякие вкусности.

Я стала потихонечку учить Абама командам: «жди», чтобы он не хватал еду с налёта, «лежать», «сидеть», «дай лапу».

Пёс усваивал уроки.

Папа, приезжая на выходные, удивлялся, что он еще не ушёл. Дело в том, что и раньше к нам на участок заходили собаки. Но их не прельщала оседлая жизнь. Они были потомственные бродяги. Наевшись, удалялись и, наверное, возвращались в табор, таких же кочевников как они сами.

Наш президент с чёрной как смоль шерстью в стаю не стремился. Он не уродился для дикого коллектива необходимыми чертами характера. Абама панически боялся быть кем то замеченным. Поэтому прятался в потемках, маскируясь в своём цвете.

При этом из него струился мощный поток человеколюбия. Он был очень отзывчив на детское внимание к себе и отлично вписывался в детскую ораву. Осмелев, дворняга как ребенок скакала, догоняла, отнимала, горланила. Причём, пасть служила Абамчику рукой, так как лапы, естественно, неудобны для рукопожатия. Он нежно обхватывал запястья ребят и кружил с ними в карусели детских забав.

В последние дни августа мое сердце сдавила жгучая печаль. Даже яркие оранжевые шапочки подосиновиков, вылупившихся в траве под самым окном, порхание берёзовых листиков над головой и их плавное укладывание на моховые подушечки возле торфяных канав, живописные контрасты небесного свода, слегка желтеющей зелени деревьев, приобретающей от этого слегка салатовый оттенок, пестрый травяной покров – все это не могло радовать, в преддверии отъезда в город. Ситуация напоминала сюжет из рассказа про Кусаку. Муж не давал согласия посадить пса в машину и отвезти в Москву.

Накануне перед приездом отца вымыли потенциального питомца шампунем, который специально, привезла бабушка Люся, чтобы помочь подготовить дворнягу ко встречи с большим городом. Она состояла с нами в сговоре. Варвара принесла спрей от блох и мы обработали им Красавчика. Он и без того за месяц на регулярном питании заметно похорошел, а после такой банной процедуры шерсть стала лосниться. Мордаха выглядела как у бархатной игрушки.

Дети паковали вещи в свои крохотные рюкзачки и не чувствовали накала страстей. Одевали сохранившийся от Альфы ошейник на Абама, когда папа вроде бы как невзначай заметил :

– И что-то вы делаете, а?

– Олег, мы не можем оставить его! – произнесла я плаксиво, но очень уверенно.

– Я же предупреждал не приручать зверя! Мы и так не справляемся со всем нашим хозяйством. Кто будет гулять с ним?! – парировал муж на повышенных тонах.

Дети притихли, стали прислушиваться к разговору взрослых. На их лицах исчезли довольные выражения. У меня заслезились глаза и я напомнила папе книголюбу известную фразу А. Д -С. Экзюпери. Дворняга как сидела, так на хвосте и подползла к озадаченному Спасителю. Приоткрытой пастью обхватила кисть руки и посмотрела на мужа так своими янтарями, что папа невольно запел: «Эти глаза напротив…» Мы с облегчением вздохнули. Стало ясно – папу покорили.

– Ты у меня такой единственный! – расцеловывала я мужа.

– Не подлизывайся, лучше скажи, что постелить волосатому сынуле, ведь будет дуть внизу то?

Постелили старое стеганное ватное одеяло, загрузили скарб, завели машину, пригласили зверя в открытую дверь и…

Не судьба

Собака стала метаться, умоляющи вскидывать голову и ставить то одну, то другую лапу на подножку минивена. Олег вылез из машины и приподнял незадачливого пассажира за задние лапы. Гортанный визг пронзил дачное товарищество от ворот до самой водокачки, и отозвался, казалось, эхом в ней. Пес неловко вывернулся из рук водителя, лохмато вздыбив шерсть на холке и боках, и юркнул в темноту подполья. Теперь мы окружили сарайку и штурмовали её как цитадель. Народ пытался выманить трусишку ласковыми словами, лакомыми кусочками, просовывая палочки в подпол. Начало смеркаться.

– Ура, наш президент выбрал свободу! – весело шутя, заключил папа, – Садитесь все в машину, уезжаем.

Оставили пачку Геркулеса для Дружищи соседям и страдальчески всё им объяснив, так, что они не сразу поняли, забрались в салон.

Авто ехало рыдая, всхлипывая, дуя в носовые платки. Раскачиваясь от тяжёлых вздохов и перемещений по салону, в поисках сухих тряпочек для промокания глаз и носов. Кто-то утирался футболками или рукавами кофточек.

– Понимаете,– успокаивал папа, – в городе своя собачья конституция. Провинциалу бы это не понравилось. Жить по новым правилам для него было бы мучением.

Я поддакивала супругу.

– Он пропад-е-е-т без нас, будет скуча-а-ать, в разлуке погибнет… – стонали дети.

– Животному лучше прожить короткую, но счастливую, вольную жизнь, – пафосно заявил глава семьи.

Дети в исступлении стали засыпать. Я немного успокоилась, и в моей голове созрел план спасения животного от одиночества.

Испытание разлукой. И это счастье!

Как вышли из машины, проснувшаяся Настенька залепетала: «Аба ма, Абам».

– Абамчик дом сторожить остался. Скоро опять увидимся с ним, – сглатывая слезы, информировала я дочку.

– На следующих выходных надо к родителям съездить. День рождение все-таки! – напомнил Олег, посмотрев исподлобья.

Я закусила губу. Ведь праздничная дата совсем была мною позабыта.

– Может, одним днем погостим у деда с бабушкой. А в воскресенье на дачу съездим. – уговаривала я.

– Тяжело так. Вернемся поздно, а детям на утро в школу, – возразил супруг.

В середине недели я созвонилась с дачными кормилицами Абама. Они рассказали, как наш Дружище вылезал из своего укрытия, когда они оставляли миску с кашей на мясном бульоне и всякой требухой. Наевшись, удалялся под сараюгу. «Но сегодня каша в миске осталось не тронута. В подполье тихо.» Никто не выходил к заботливым опекунам.

События развивались не по плану. Мы взмолились с детьми.

Наши бабушка с дедушкой отговорили нас ехать к ним. Боялись заразить, так как немного приболели.

Папа нашел себе на выходные дела по строительству дачи. Предложил не ездить с ним из-за ночных заморозков.

– Ты хорошо утеплил дом, мы быстро согреем комнату,– возразила я.

Супруг согласился.

Накануне сбегали в зоомагазин и купили там хрустящий сухой корм. Надеялись им приманить собаку в машину.

Приехали почти ночью в пятницу. Сразу же сунули нос под кухоньку. Никакого движения или шебаршения.

Утром, как только рассвело, я ступила на покрытую инеем траву и прислушалась. Втянула терпкий аромат любимой Пушкинской поры: амбру отцветающих флоксов и георгинов, густой запах прелой картофельной ботвы, доносящейся с соседского участка и свежий покалывающий – первого заморозка. И все они – в ауре хвойного духа. Похрустела, по мягкому лиственно-моховому ковру, выдавливая сапогами торфяную влагу, к домику.

Присела и заглянула под него. Пахнуло сыростью и плесенью. Под кухонькой ни одной живой души.

Собака не появлялась. К вечеру нам показалось, что заплакали небеса. Безперестоновочный монотонный дождь заполнил всё пространство вокруг и внутри нас. Не прекращался он и всю ночь. К утру земля набухла от воды, а местами совсем скрылась под нею. Я предложила детям одеть дождевики и попускать кораблики из хвоинок, коры и листьев. Никто не захотел. Тогда мы разложив на полу альбомы стали рисовать. У меня невольно вышла под рукой собачья мордаха. Полиночка, увидев мой набросок, захотела его раскрасить. Черным карандашом размашистыми штрихами дочка быстро изобразила шерсть. Напоследок им же обозначила точечкой зрачки и обвела ярким оранжевым карандашом. Протянула мне и попросила:

– Напиши, пожалуйста: «Пропала собака».

– И номер телефона напиши, – добавил Тимошка. – У магазина на дороге, я видел, фотографии животных. Папа сказал, их потеряли. Там всегда цифры внизу, куда звонить.

Олег на втором этаже закашлялся и напомнил о погоде:

– Буквы не заплачут?

– Так мы не на забор повестим, а под козырек!

Я сделала все как сказали дети. Вырвала листик из альбома. Прихватив ножницы и скотч, вышла на улицу. Чудесным образом дождь прекратился. Меня догнал муж и вручил прозрачный файлик, на ходу вытащив документы из него.

Я обернулась принять ценную вещь и не поняла по какому поводу, муж игриво произнес:

– Ну, и где же ты, Бродяга, пропадал?!

Я повернула голову и увидела приближающегося, почти ползком, с прижатыми ушами и опущенным хвостом четвероногого друга.

Потеряв дар речи, из моей груди вырвалось ликование:

– А-а-а-х!!!

Слава Богу!!!

Тут же пёс вскочил на задние лапы, а передние поставил мне на плечи. От восторга я подняла шерстяного детину за подмышки и прокрутила его так, что собачьи пятки повисли над землей.

Олег громко свистнул сидящем в доме.

Он всегда так делал, когда работая на стропилах у него заканчивались шурупы или гвозд, а дети, позабыв о своей обязанности ему их подавать, играли в комнате.

Сразу же распахнулась дверь дома. Высунулись личики: удивленные сначала, мгновенно сделались восторженными.

Как горох высыпали ребятишки на улицу. Кто в чем был, не надевая сапог, в одних футболочках. Буся тоже вышла и, подрагивая лапка , засеменила к столу. Уселась повыше и стала наблюдать за происходящим, широко позёвывая, как будто улыбаясь.

Дружище от радости стал запрыгивать на детей, лизать руки, щеки и валить их в лужи. Веселый гогот разливался по округе и стряхивал крупные капли с деревьев, а солнце расцвечивало их радужными красками.

Вторую половину воскресенья мы репетировали посадку Абама в машину. Раскладывали хрустящие собачьи вкусняшки в салоне и заставляли до них самостоятельно добираться питомцу. Стало получаться даже с заведённым мотором.

Вечер был изумительный: ярко-оранжевый тёплый закат – без единого облачка! Семья светилась от счастья.

Смолик или Смайлик

Расцеловали соседских бабушек, поблагодарив за очень щедрые обеды для бездомного. И приняв обратно с очень настойчивыми уговорами упаковку овсяных хлопьев, со словами «вам ещё пригодится», все уселись в минивен и в непривычном для нас составе тронулись в путь. Бусю разместили в переноске. Как оказалось, в ней киске было ездить комфортнее и спокойнее: не возникало шальных мыслей залезть под педаль. И никто не станет шипеть за эту выходку.

На этот раз машина содрогалась от веселья и немного напоминала шапито.

Папа, не откладывая на потом, заговорил об имени шерстяного подопечного.

– С такой кличкой у нас будут одни неприятности. Начнём воспитывать Абама: не обругать, не похвалить прилюдно. Пёс чёрный как смоль. Назовем Смолом.

– О, мистер Смол, – обрадовалась я. – И к тому же он резвится и боится всего как маленький.

Доехали без эксцессов. Наступил момент высадки. У самого подъезда распахнули двери. Но Смол выходить не торопился. Он упёрся лапами в пол, и при попытке вытянуть его за ошейник, высвободился из него. Пришлось обхватить его бока и буквально вывинчивать из машины. Он цеплялся за кресла когтями, снова и снова выкручивал голову из ошейника. Со стороны наши действия напоминали растягивание пружины, которая нас самих то отбрасывала, то сжимала и втягивала в салон.

Отстранили малышей, и вдвоем с Олегом вытянули паникера. Но на четыре ноги он так и не встал. Наскоро, побросав всю кладь, стали вносить пострадавшего в заранее открытую Антошкой подъездную дверь. Отрывисто визжа, Смол протестовал. В лифт в такой позе мы не поместились. Поставив мистера на ноги, вертикально удерживали в лифте. В квартиру он вбежал сам, но у зеркала в коридоре ощетинился и стал долбиться оскаленной пастью в отражение.

Отвели невежу в комнату. Погладили, успокаивающе заговорили с ним. Дали покушать. Показали место для сна у нашего разобранного дивана.

Ночь прошла спокойно. Гулять Смола утром торжественно повели на поводке. К такому он не привык. Его мотало из стороны в сторону. Пёс резко стартовал после внезапной остановки у деревьев и неудержимо тянул к детворе, идущей в школу.

Он как будто со всеми пытался перезнакомиться. Школьники, вопреки угрозам родителей, протягивали руки, и он облизывал их, улыбаясь во всю собачью пасть. Я для приличия тянула на себя лямку и подзывала:

– Смолик, Смолик, ко мне!

– Смайлик, его зовут Смайлик, – воскликнула первоклассница с большими белыми бантами в косичках.

Не плохо, ему это «имя к лицу».

Для детворы он так и остаётся по сей день веселым Смайликом.

Город. Неделя первая

Смол стал постепенно привыкать к городской жизни. В квартире он часто пытался заглянуть в большое окно гостиной, всю площадь которого заполняли листья-весла фикуса. Ночью, благодаря фонарям стадиона, расположенного во дворе нашего дома, с другими комнатными цветами они отбрасывали красивую каллиграфическую тень на противоположную стену. Смайлик, забравшись на диван просовывал влажный нос сквозь растения и иногда опрокидывал тропического гиганта. Земля и лейка сваливались на светлую обивку. Однажды на Спину Тимошки упал колючий молочай. Чувствительная кожа сына покраснела и стали заметны ссадинки. Слезы прыснули из его глаз, лицо исказилось от боли. Цирковая арена мигом превратилась в медпункт. Дети дружно, не дожидаясь маминых назначений, подносили ватные палочки, зеленку, мазь.

– Перекись водорода, ой, на донце! Звоним бабушке, она ещё не успела далеко от дома уйти, – скомандовала доктор Юля.

– Не надо пугать Людмилу Николаевну, – строго посоветовал папа, – сам сбегаю!

И я посмотрела на мужа с благодарностью.

Через пять минут пузырёк с антисептиком стоял на столе.

Параллельно Настенька волокла уборочный инвентарь. Олег, зажмурившись, выносил совками вату и землю в мусорное ведро.

В этой суете не сразу заметили, как Смол затеял игру с черепахами в кёрлинг. Он прищипывал зубами костяные рубашки и, мотнув головой, раскрывал пасть так, что они вылетали и тут же приземлялись со стуком на пол, продолжая скользить по нему. Обиженные ЧерриПаша достаточно быстро удирали от азартного игрока и прятались, втыкаясь передом в бабушкины тапочки. И ползли так, пугая пса.

– Все, идем гулять!

На привези водить зверя не получалось. Поэтому, создавали видимость заботы о ближнем: нацепили намордник. Но во дворе Смола быстро все зауважали за солидную внешность и добрый нрав. Жалели и просили снять этот «подстаканник». Особенно, после того как он им поймался на отогнутые прутья подвальной кошачьей лазейки, намереваясь выцедить обед, явно не для него приготовленный. Не сразу я нашла исчезнувшего из вида любимца.

– Ну, что же вы не следите за своей собакой! – объявила выговор пенсионерка. – Мы с мужем на свою скромную пенсию кормим бездомных кошечек. Их в нашем дворе около сорока. А ваш кабель всё съедает.

Я стала оправдываться, одновременно освобождая беднягу. Рассказала, как Смол появился у нас. Объяснила, почему он без поводка. И что намордник служит ещё для защиты кошек.

– Это хорошо, что вы его подобрали. Знаете, можно на словах учить детей любить животных. А можно просто взять с улицы дворнягу и это будет уроком на всю жизнь. – поглаживая Смола, мягко проговаривала каждое слово женщина. – Я сама работала долгое время кинологом. Когда состарилась моя собственная собака, решила больше не заводить четвероногих друзей. У самой разболелись ноги: артроз суставов плохо лечится. Но все-таки не удержалась, привела в дом немолодого пса. Каждый день приходилось подниматься и спускаться по ступенькам для выгула питомца: у мужа давление – помочь сложно. И вы, понимаете, стало ногам легче. Вес сбросила. Повлияла вынужденная ежедневная гимнастика!

Собеседница провела пальцами от носа к темечку собаки:

– У вашего кабеля есть шишка мудрости. Дрессируйте, не ленитесь!

– Хорошо, спасибо, за совет! До свидания!

Вернулись к обрадованным ребятишкам. Смайлик сел как сторожевой пес на углу детской площадки. Его никто не гнал. По сей день родительской общественностью разрешено занимать ему смотровую позицию рядом с малышами.

Неожиданные весточки из прошлого

Наступило бабье лето. Днём на солнце стала опять согреваться земля. Ребятишки вылетали из школы не застегнутыми, распустив края курточек как крылья.

Мы взяли Смола встречать старшеньких с занятий. Сразу домой не пошли. Заглянули в соседний двор. Он славился своим пустырем, что в мегаполисе редкость. Когда-то через него протекала речка. Сейчас она в трубе, но низина сохранилась. Строить дома нельзя. Для нас это – парковая зона.

На траве расположилась компания неопрятно одетых подвыпивших людей. Смайлик рванул к ним. Я за ним – спасать несчастных. Какого же было наше удивление, когда пёс, повалив собутыльников, стал вылизывать их.

Повторялись такие эпизоды снова и снова. У подъезда на скамейке замечал пьяненьких и вскидывал передние лапы им на плечи. Возле магазинов принимал очистки, подаваемые ему«товарищами».

Очевидно, такое поведение как звоночки из прошлого, являли нам картины детства Смола.

Сторожка в садовом товариществе. Мужичок, согревается спиртным и закусывает соленой рыбкой. Угощает объедками приблудившегося щенка, высовывающего голову из-под крыльца, теребит свалявшуюся шерсть. Летом охранник съехал, а подросший кобель осиротел.

Видимо, не сразу покинул он место своего обитания. Возможно его подкармливали дачники и с ним играли дети. Как-то, на автобусной остановке у нашего поселка незнакомый мужчина подозвал Смола кличкой «Шмель». Я спросила, откуда он знает эту собаку. На что получила ответ: «В начале прошлого лета он бегал по их товариществу, приставал к детям. Затем неожиданно исчез».

Ностальгия со временем у Смайлика угасла. Он перестал навязывать свою ласку людям, напоминавшим ему о щенячьей радости.

Испытания продолжаются. Или почему мама больше не ест конфет

Осенью на выходные дни папа брал Смола на дачу. Нас мог оставить в Москве в тепличных условиях, но волосатого сынулю увозил, чтобы город отдохнул от него. Первые минуты на воле пес зайцем носился по кругу, огибая стволы деревьев как лыжник объезжает флажки в слаломе. Олег обычно подыгрывал ему: бегал, приседая и хлопая себя по коленям. На следующий день Смайлик не отходил от машины. Всем своими видом показывая хозяину, что пора возвращаться домой.