Книга Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - читать онлайн бесплатно, автор Сборник. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Римская империя. Рассказы о повседневной жизни
Римская империя. Рассказы о повседневной жизни
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Но полководцем избрали Суллу. Марий решил не уступать. Он воспользовался тем, что снова простой народ заволновался против сената, что всадники не хотели упускать из своих рук провинции и злобились на аристократа Суллу. Он вступил в соглашение с недовольными. Страшные бури разыгрались на форуме. Противные партии дрались дубинами во время народных собраний. Было убито несколько нобилей. Народная партия одолела. Среди прочих решений народ постановил, что не Сулла, но Марий будет командовать в Понтийской войне.

5

Войско, назначенное в поход, стояло лагерем близ городка Нолы. Солдаты давно уже с нетерпением ждали похода. Но почему-то поход откладывали. Прибыл из Рима сам консул – Корнелий Сулла. Но он был мрачен и чем-то озабочен. Сначала он часто ходил по лагерю, заговаривал с солдатами, объяснял им, какую богатую добычу они могут обрести в этой войне, видимо, готовился к походу. Но вдруг все приготовления прервались, и Сулла перестал выходить из своей палатки. Дошли слухи, что в Риме идет жестокая борьба партий.

Однажды раздались звуки труб, сзывающие солдат на сходку. Солдаты тесным кольцом столпились в круг. Ждали полководца.

Сулла вышел из своей палатки. Он был еще бледнее, чем всегда, голова у него была опущена, а губы улыбались насмешливой улыбкой. Вставь в середину круга, он поднял руку. Все стихло.

– Солдаты! – сказал полководец грустным тоном. – Волею римского народа я больше не начальник вам. Сенат и римский народ поручают Марию вести войну с Митридатом. Присланы военные трибуны Мария, которым поручено лишить меня командования вами!

Солдаты в недоумении переглядывались. Они не верили. Каждый думал: что же будет теперь? Марий не возьмет их с собой в Азию. Не он их набирал. Он им ничего не обещал. У него есть свои легионы, их-то он и поведет, а сулланцев, наверное, пошлет по домам.

Между тем полководец продолжал говорить, и голос его становился все грустнее. Он говорил, что ничем не заслужил такой обиды от римского народа, что его ненавидит Марий, но ненавидит несправедливо. Солдаты угрюмо переминались с ноги на ногу. Они чувствовали, что добыча, на которую они так надеялись, уходит из их рук. Не они, а марианцы вернутся домой, отягощенные золотом. Не они пойдут перед колесницей триумфатора. От изумления они стали переходить к ярости. Кто-то крикнул: «Веди нас в Рим! Мы сами пойдем на форум и там мечом предпишем законы». Другие подхватили. «В Рим! В Рим!» – ревела вся толпа, потрясая мечами.

Сулла загадочно улыбнулся. «Солдаты! Вы требуете невозможного», – сказал он и, властным жестом руки раздвинув ряды солдат, пошел к своей палатке. Он шел с поникшей головой, но светло-голубые глаза его горели загадочным блеском. Солдат охватило исступление. Они не слушали военных трибунов, тщетно взывавших к порядку. Беспорядочной толпой, как дикие звери, у которых вырвали добычу, бросились они к палатке вождя, звали его, кричали, что не дадут никому оскорблять его. Сулла к ним так и не вышел. Но в руки их попались посланники Мария – два военных трибуна. С воплями и криками кинулись на них солдаты и, несмотря на все усилия офицеров спасти их, тут же в нескольких шагах от палатки Суллы побили их камнями.

Весь день стояло страшное возбуждение. Солдаты собирались группами, толковали, обсуждали. Они выбрали нескольких уполномоченных, которые и передали Сулле, что никогда солдаты не признают начальником Мария. Сулла выслушал, но ничего не ответил. На следующие дни возбуждение все усиливалось. Солдаты требовали, чтобы Сулла их вел на Рим. Сулла, наконец, дал приказ тронуться в путь: он сказал, что подойдет поближе к Риму, чтобы вступить в переговоры с марианцами. Но солдаты понимали, что у него на душе. С веселыми песнями и криками о мести двинулись они в путь. Все офицеры, кроме одного квестора, покинули их, напугавшись похода на родной город. Солдаты выбрали им заместителей из своей среды и шли в полном порядке, под звуки труб, с высоко поднятыми знаменами, как привыкли вступать в бой.

На пути они встретили посольство. Два претора, окруженные ликторами, явились от имени сената к Сулле с воспрещением продолжать шествие на Рим. Солдат охватило бешенство. Они кинулись на магистратов, сорвали с них тоги с красной каймой, изломали фасцы и с позором выгнали. Сулла продолжал путь. Вблизи Рима он остановился. Некоторое время помедлил, но скоро увидал, что на солдат он может вполне положиться. Он рассказал друзьям, что видел во сне богиню Беллону, которая вручила ему молнии; он метал молнии в своих врагов, и они падали один за другим. Солдатам дан был приказ готовиться к бою.

Поздно вечером, с поднятыми знаменами, под звуки боевых труб, вступило войско в столицу. Городские ворота были заняты без боя. Но, когда вступили в тесные улицы, началась жестокая резня. Со всех крыш в солдат летели черепицы и камни. Жители чем попало загораживали улицы и бились за каждый шаг. Сулла с зажженным факелом скакал на коне перед солдатами, крича, чтобы зажигали дома. Солдаты, взобравшись на крышу ближайших домов, кидали горящие стрелы вокруг, и вскоре кругом уже бушевало моря огня. Женщины, дети, старики с воплями и криками бежали по улицам, бросив свои горящие дома. Солдаты кидали в них копья, пускали стрелы. Между тем у Эсквилинского холма бился с врагами Марий, окруженный родственниками, друзьями и несколькими когортами солдат. Это уже не было уличное восстание или мятеж. С обеих сторон виднелись знамена с римскими орлами, звучали сигналы военных труб. Правильным строем бились солдаты и Мария и Суллы. Два римских войска стояли друг против друга, защищая своих вождей.

Видя, что солдаты отступают, Сулла вырывает знамя у знаменосца и кидается вперед. Солдаты его собираются с духом и снова наступают. Тем временем Сулла посылает приказ запасному отряду идти в обход марианцев. Марианцы отступают. Возле храма Теллуры Марий последний раз пытается сопротивляться. Он приказывает сзывать рабов, обещая свободу каждому примкнувшему к нему рабу. Но войска его редеют. Наконец, видя, что все погибло, он бросается в бегство.

На рассвете на площади, заваленной трупами, облитой кровью, под охраной сулланских легионов собрались граждане на народное собрание. Они с трепетом выслушивали речи Суллы и покорно постановляли все, что приказывал победитель. За голову Мария назначена была большая денежная сумма.

6

В приморском городке Минтурнах царила тревога. Каждый день приходили новые вести из Рима, и сердца горожан, привыкших к покойной жизни, наполнялись ужасом при слухах о братоубийственной войне. Но особенно пугали всех отряды конных воинов, которые то и дело появлялись у морского берега. Они что-то искали: заглядывали в рыбацкие хижины, расспрашивали встречных о том, какие прохожие проходили через город. А потом пускали коней в галоп и скрывались. Пошел слух, что это ищут Мария. Говорили, что он бежал из Рима на корабле, но корабль прибило бурей к берегу, и он теперь бродит где-то в лесах и болотах.

У колодца под тенью платана собралась небольшая толпа. Горожанин, только что вернувшийся из деревни, рассказывал соседям последние вести. Сейчас же вокруг стали собираться новые слушатели: остановились женщины, с амфорами на плечах шедшие за водой, подбежали черные от загара, полуголые мальчишки, лавочники бросили от любопытства свои прилавки и тоже втерлись в толпу.

– Я сбился с дороги, – говорил рассказчик, – и среди леса и дикого кустарника встретил пастухов. Они клялись, что видели своими глазами Мария. Он был голоден и просил у них поесть. Но они поскорее прогнали его от себя, боясь солдат Суллы.

В толпе вздыхали. Многие вслух жалели Мария, вспоминая Югуртинскую войну, победы под кимврами и тевтонами.

Старый нищий, весь оборванный и измазанный илом и болотной тиной, с почерневшим лицом и окровавленными ногами, подошел к толпе, послушал и заковылял прочь по камням улицы.

– Гай Марий! – вдруг закричала одна женщина.

Старик остановился.

– Да, я Гай Марий! Без меня все вы были бы рабами тевтонов и кимвров. А теперь… – Голос его задрожал.

Женщина взяла его за руку и, под удивленными взглядами толпы, повела его. Он молча ковылял за ней, припадая на стертую ногу, на которой запеклась кровь. Женщина подвела его к небольшому дому, у ворот которого прыгал и визжал молодой осел, ввела во двор и поплотнее затворила дверь.

– Я узнала тебя! – говорила она, усаживая старика и наливая воды в сосуд. – Я тебя давно когда-то видела. Ты был консулом и судил меня… я судилась с моим мужем, который бросил меня. Ты обоим нам велел заплатить штраф. Но пусть никто не скажет, что я за четыре асса штрафа предала Гая Мария. Отдохни у меня.

Она позвала мальчика-раба, велела ему омыть и перевязать ноги Марию, а сама ставила на стол разные кушанья и, пока Марий жадно ел, не переставая говорила то о себе, то о нем, о Марии. Говорила, что сулланцы уже искали его по берегу моря и что едва ли удастся скрыться от них.

– Нет, женщина! Ты ошиблась, – мрачно сказал Mарий, отодвигая опустошенное блюдо. – Боги не для того предсказали Марию семь консульств, чтобы дать сулланцам теперь же погубить его. Я не грек и не знатный нобиль, поэтому я верю в богов. Слушай: когда я еще мальчишкой жил в деревне, я нашел на скале орлиное гнездо. В нем было семь орлят. Ты понимаешь? Обычно ведь орлица не несет больше трех яиц. Из них только два она высидит. А из птенцов только один выживает и делается орлом. А там было семь орлят! Я принес гнездо отцу. Тот позвал старого прорицателя, и вещий старик предрек мне, что я семь раз буду консулом. Я был консулом уже шесть раз. Теперь я не умру, пока еще раз не возьму в руки власть. Боги мне благоприятствуют. Когда я входил в твой дом, навстречу выбежал осленок. Он взглянул на меня и радостно заревел и запрыгал. А потом побежал пить воду к колодцу. Это боги послали мне знамение, чтобы я не падал духом!


Портрет пожилой римлянки


Кто-то постучал в дверь. Хозяйка вышла и через минуту вбежала назад и испуганно шепнула Марию, что пришли члены городского совета. Два пожилых гражданина вошли в дверь.

– Ты Гай Марий? – спросил один из них.

Марий только взглянул мрачно и промолчал.

– Что заставило тебя прийти в наш город? Ведь ты вне закона. Из Рима уже нам было предписано консулами убить тебя или отослать в Рим, если ты зайдешь к нам. Скорее уходи, или нам придется исполнить приказ.

Марий взглянул в окно. Там виднелись городские ворота, а за ними – каменистая дорога. Ноги его болели и были тяжелы, как камень. Нечего было и думать о дальнейшем бегстве. Нет, он не пойдет!

– Гай Марий не умрет, пока не увидит седьмой раз консульского кресла, – упрямо сказал он и лег на ложе. Представители города помялись и вышли.

– Запри, Фанния, дверь. Я хочу спать, – сказал Марий.

Сон его был тяжел и мутен. То он видел себя умирающим в африканской пустыне, то ему казалось, будто он едет на колеснице, а Сулла преграждает ему путь…

Но вот он проснулся. Луна играла лучами на каменном полу. За дверью кричала хозяйка и слышны были чьи-то тяжелые шаги. Раздался удар в дверь. «Марий, берегись!» – дико крикнула хозяйка, и послышалось, как отпирают дверь.

Могильный холод прошел по его костям. Ужас смерти охватил его всего. Он все понял: это городские власти решили убить его и прислали за его жизнью… Конец всему!..

И вдруг кровь прилила к его голове; ужас сменился досадой, хотелось смеяться горьким смехом: кто входил в дверь, чтобы покончить с Гаем Марий? Варвар, должно быть галл, с длинными волосами, козлиной бородой и, по галльскому обычаю, в длинных кожаных штанах, которые всегда придают галлам такой нелепый вид! Очевидно, никто из римских граждан не смеет поднять руку на героя, вот и прислали этого глупого, козлинобородого варвара. Так от него-то умрет Гай Марий? Нет, это вздор! Это вышло бы слишком нелепо!

Но варвар направлялся к нему с мечом.

Марий дико захохотал и крикнул, засверкав глазами:

– Варвар! И ты осмелишься убить Гая Мария?

Варвар так и присел на месте. Взглянул Марию в лицо. И вдруг кинул меч и с воплем бросился бежать.

Марий в изнеможении сел на постель. Его охватила слабость, через минуту он уже спал как мертвый.

Он проснулся поздно. Сон освежил его. Он с трудом понимал, было ли во сне или в действительности то, что он пережил ночью. К нему явилось несколько минутурнских горожан. Они были любезны с ним, но заклинали именем богов уйти и не навлекать на их городок гнева Суллы. Он не протестовал. Надев предложенную ему новую одежду, взяв горсть золотых монет и закусив на дорогу, он тронулся в путь. Горожане проводили его до границы городских владений. Простясь с ними у какого-то храма, он побрел один, стараясь идти к югу. После сна он чувствовал себя бодро. Фляга с вином и большая сума с хлебом и сушеными плодами давали уверенность, что сегодня и завтра он голодать не будет. Иногда он останавливался и отдыхал.

Когда солнце уже приближалось к закату, до ушей его донесся конский топот. Он оглянулся: в соседней горке была как будто пещера. Он бросился туда и прикрыл отверстие древесными ветвями. А топот приближался. Показались вдали всадники. Да, конечно, они его ищут: они остановились, шарят копьями в кустах. Ему стало страшно. Он взглянул в другую сторону. Там о берег бешено плескались волны. Старый рыбак привязывал лодку, боясь, чтобы буря не унесла ее. Мария вдруг осенила мысль. Он бросился бежать к морю. Схватил рыбака за руку.

– Я Гай Марий. Ты должен меня спасти!

Рыбак с ужасом глядел на него. Сзади скакали всадники.

– Дай лодку!

– Но ты видишь, какая буря?

– Лучше буря, чем Сулла! – Марий прыгнул в лодку, перерезал мечом канат, и волны понесли его от берега. Марий поднял парус. Лодку так и рвануло и понесло в открытое море. Соленая пена окатывала его.

– Лучше буря, чем Сулла! – твердил Марий.

7

Как только Сулла ушел из Рима на войну с Митридатом, марианцы снова заволновались. Выбранный консулом после конца консульства Суллы Цинна сразу показал себя врагом Суллы. Другой консул – из сулланцев – выгнал его из города. Цинна отправился по недавно усмиренным городам союзников, сзывая их на борьбу. Враги сенатского правления собирались вокруг него. Цинна разыскал Мария. Марий вместе с сыном плавал на корабле по Средиземному морю, ища пристанища по берегам Африки.

Скоро сенат получил страшную весть. Марий и Цинна идут на Рим. Рим был беззащитен. Отправили послов к Цинне добиться обещания, что по крайней мере кровопролития не будет. Послы принесли неутешительные вести. Цинна отказался принести клятву и только уклончиво заметил, что умышленно никого не предаст казни. Зато – говорили послы – Марий за все время переговоров молчал с таким страшным видом, что судьба Рима делалась ясной: много прольется крови, если Марий вступит в Рим.

Город сдался без боя. Сейчас же начался грабеж. Убит был консул Октавий, и голова его была выставлена на форуме на рострах[2]. В следующие дни рядом с ней появлялись новые головы сенаторов. Семья Суллы еле спаслась бегством. Иные сенаторы, не видя спасения, вскрыли себе жилы. Бывшие рабы, освобожденные Марием, открыто убивали на улице сулланцев. Имущество их было конфисковано. Однажды на улице Марий встретил одного сенатора и не поклонился ему. Тотчас же несколько солдат, сочтя это за знак, тут же на улице убили сенатора. Наступил день консульских выборов. Выбраны были Цинна и Марий.

Итак, желание Мария исполнилось. Он был седьмой раз консулом. Но он не знал покоя. Страшные мысли мучили его. Здесь, в Риме, он насытил свою жажду мести. Но там за морем Сулла командует армией. Что будет дальше, когда Сулла победит Митридата? Все ужасы изгнания, скитания по болотам и морям вставали в памяти старика. А что если опять придется искать спасения в бегстве? Одна мысль об этом приводила его в ужас. Вместе с тем гордость его никак не могла примириться с мыслью, что не он победит Митридата.

Вырвать бы из рук Суллы команду, победить царя самому и вновь вернуться триумфатором в Рим, чтобы не было ни одного вождя, могущего помериться славой с ним, Гаем Марием! А вместе с тем разум шептал ему: «Придет Сулла во главе победной армии, и ты не сможешь даже понадеяться на жителей Рима, которые только из страха покоряются тебе». Мысли эти ни днем ни ночью не оставляли его. Длинные, мучительные, бессонные ночи измучили его. Если ему удавалось заснуть, он видел во сне жертвы своей мести, и вид мертвецов снова пробуждал его. Вся жизнь казалась ему сплошной неудачей. Тот, кто семь раз был избран консулом, слезно жаловался среди друзей, что жизнь обманула его. Оставалось одно утешение – в вине. Каждую ночь он ставил рядом со своим ложем сосуд вина и, когда начиналась бессонница, тянул понемногу вино, пока тяжелый дурман не заволакивал его голову. Но и сквозь туман винных паров порой мелькали то призраки убитых, то живые враги. Однажды, простудившись слегка, он почувствовал боль в груди и слег в постель. С каждым днем ему становилось хуже. Жар и озноб трепали его. В бреду он громко кричал, размахивал руками и бился на постели. По отдельным словам, долетавшим до окружающих его, видно было, что он грезит войной и командует армией против Митридата. Через семь дней он умер.

II. «Счастливый»

1

Сулла возлежал в своей палатке и с наслаждением вкушал вечерний покой после долгого дня, полного забот и волнений. С раннего утра он объезжал сегодня стены осажденных Афин, указывал солдатам, где ставить осадные машины, сам пробовал действие машин, измерял глазами высоту стен и башен. Порой он подъезжал так близко, что слышал, как со стен насмехались над ним и как ругали его и его жену. Иногда мимо него летели камни и стрелы. Один из его спутников был ранен. Но он невозмутимо продолжал свое. Он твердо решил, что на этих днях он во что бы то ни стало возьмет наконец Афины приступом. Долгая осада уже надоела ему, тем более что он знал, как ненавидят афиняне своего тирана Аристиона – друга Митридата. Знал он, что в Афинах голод: жители едят сорную траву и подошвы своих сандалий, между тем как у тирана всяких припасов изобилие; каждую ночь он задает пиры, устраивает попойки, пляски, игры, пока к утру не падает от вина без чувств. Обо всем этом он был осведомлен от лазутчиков, и это давало ему уверенность, что славный, древний город, где когда-то расцветала свобода, а ныне зверствует распутный тиран, скоро будет в его руках.

Сулла велел откинуть завесу своей палатки, так как вид розоваго заката, играющего на беломраморных храмах и портиках Акрополя, ласкал его глаза. В воздухе чувствовалась вечерняя прохлада. Ложе Суллы было мягко и удобно, прекрасно было холодное, искристое вино в дорогой золотой чаше, которую Сулла временами подносил к губам, между тем как стройный и гибкий мальчик, прекрасный, как Ганимед, читал ему вслух греческие стихи с большого книжного свитка. По суставам Суллы разливалась сладкая истома. Кто-то подошел к палатке. Сулла по шагам узнал своего писца и неохотно повернул голову в его сторону. – «Полководец, – доложил секретарь с поклоном, – тебе необходимо выслушать двух людей по важным делам».


Сулла


Сулла лениво кивнул. Явился военный трибун, которому он поручил ставить осадные машины.

– Великий, богами любимый полководец! Не хватает лесу для машин. Зажигательные стрелы врагов сожгли уже несколько наших сооружений.

Сулла нетерпеливо оглянулся вокруг и молча указал рукой в сторону, на зеленеющую вдали рощу.

– Но, полководец! Ведь это же сады Академии. Мы знаем все твою любовь к греческой мудрости. Оттого мы не рискнули рубить деревья, под которыми учили Платон и Аристотель, любимые твои писатели.

Сулла только пожал плечом и отвернулся. Военный трибун все понял и с поклоном удалился.

Подошел вестник и, кланяясь, вручил Сулле письмо.

– А, это от Кафида, которого я отправил привезти сокровища Дельфийского храма. Интересно знать, сколько сокровищ он принял.

Сулла передал письмо секретарю и велел читать. После обычных приветствий Кафид писал, что пока не имел возможности исполнить поручение: амфиктионы протестуют, напоминают о Тите Фламинине и Эмилии Павле, которые, сражаясь с македонянами, никогда не грабили храмов. Кроме того, писал он, видно, сам бог гневается на попытку увезти сокровища: из святилища ночью слышался звук кифары. Сулла засмеялся.

– Напиши сейчас же ответ Кафиду, – сказал он секретарю, – и передай в письме мое удивление, как это Кафид не понимает, что на кифаре играет не тот, кто сердит, а тот, кто весел. Значит, бог мне охотно разрешает брать то, что необходимо для пользы римского народа. Когда напишешь, дай мне подписать.

Сулла снова откинулся на своем ложе и велел мальчику читать. Но скоро опять его потревожили: какой-то солдат из отряда, посланного рубить деревья для машин, просил доступа к вождю. Он принес толстый, пыльный книжный свиток.

– Славный, блаженный полководец! Меня прислал военный трибун передать тебе эту книгу, которую мы нашли в Академии. Я не знаю, что это. Но трибун говорит, что тебе это будет приятно.

Сулла взял книжный свиток, медленно развернул и долго внимательно смотрел. Вдруг глаза его блеснули радостью. Сняв с пальца одно из золотых колец с синим камнем, он протянул его солдату:

– Возьми, – сказал он, – за то, что ты принес мне. Клянусь своей счастливой судьбой, клянусь Беллоной, матерью богов, это труды Аристотеля! Это то, что я тщетно хотел приобрести в Риме вот уж много лет! Это тот самый Аристотель, на которого ссылаются все писатели, но которого никто в Риме не читал!

Всю ночь до рассвета Сулла с упоением читал Аристотеля. Читал о «государстве Афинском», о том, как шаг за шагом развивалась свобода в старых Афинах. Издали доносились звуки топора. Эго рубили сады Академии.

На следующий день доложили Сулле о прибытии послов от Аристиона для переговоров. Сулла велел ввести их. Вошло несколько царедворцев в златотканых одеждах. Подняв руки, начали они по очереди говорить гордым тоном, исполненным достоинства. Они говорили о Тесее, о времени Персидских войн, о былых победах Афин, о мудрецах и художниках, прославивших город. Голоса их патетически дрожали и звенели, длинные риторические фигуры, как узоры вышивки, обвивали их речь, но их смущало то, что лицо Суллы ничего не выражало. Он смотрел не то на них, не то куда-то в пространство. Это мешало им подыскивать нужные слова, они запинались и, наконец, замолкли. Сулла молчал, точно не заметил, что они кончили. Потом, будто спохватившись, что ведь надо же что-нибудь ответить, он сказал: «Идите, друзья мои, домой и не забудьте захватить с собой свои речи. Римский народ прислал меня в Афины не учиться, а смирить бунтовщиков».

Вскоре к Сулле явился лазутчик. Он был в городе и слышал, как там старики бранили тирана за то, что он оставляет без защиты то место, где легче всего взобраться на стену. Сулла в тот же вечер отправился сам осмотреть это место и тотчас же дал сигнал к атаке. В полночь войска уже были на стенах. Военные крики, рев рогов и труб разбудили спящих афинян. Как загнанные звери, метались они, падая под ударами солдат. К утру улицы залиты были кровью. По всем домам шел грабеж. Солдаты врывались в храмы и тащили оттуда великолепные статуи: они обрывали с них золотые покровы, ломали слоновую кость с их рук и лиц, бросая мрамор и бронзу с пренебрежением. Афинские старцы лежали ниц перед Суллой, умоляя о пощаде. Они указывали ему, что все равно город уже взят, никто не сопротивляется; кому нужна излишняя жестокость? Сулла ничего не отвечал и только поглядывал на солдат, как бы говоря: они для того и служат, чтобы в случае победы иметь возможность обогатиться.

2

Сулла торопился окончить войну: вести из Рима не давали ему покоя; он решил разгромить марианцев вконец. Победив Митридата, он спешно заключил с ним мир и тронулся в обратный путь. Сын Мария, Цинна и другие марианцы готовились к бою. Между тем многие сенаторы, услышав, что Сулла уже высадился в Италии, тайно покинули Рим и примкнули к нему. При Сулле образовался как бы свой сенат. Началась война, жестокая, беспощадная. Вырезали населения целых городов, без пощады избивали пленников. Обе стороны одинаково зверствовали. Против Суллы выступил новый консул Сципион – бездарный потомок великого полководца. Сулла вступил с ним в переговоры. Пока полководцы переговаривались между собой, солдаты Сципиона вступали в беседы с солдатами Суллы. Сулланцы угощали их вином, хвастались своей удачей, своим веселым и привольным житьем, богатой добычей, полученной в Азии и Греции, и бесконечной щедростью своего полководца. Войско Сципиона с восхищением и завистью глядело на их разгульную, сытую и пьяную жизнь и кончило тем, что предало своего полководца и целиком перешло на сторону Суллы.